Вещи, которыми занимаются во тьме ночной, за закрытыми дверями, поддавшись эмоциям, выглядят совершенно иначе утром, у всех на виду, когда ты мыслишь ясно. (с) Пенелопа Дуглас «Испорченный», Эрика Фэйн.
Она просыпается с рассветом. Это не было похоже на приятное пробуждение, когда сознание медленно возвращается к реальности после приятной дымки сна. Нет. Её пробуждение больше похоже на то, как будто на неё вылили ведро ледяной воды. Она встаёт резко, задыхаясь. Перед её глазами всё ещё не престаёт мелькать образ огромных клыков и крови. А также огромный зверь, кому и принадлежали эти клыки. «Волк, – рассуждает Санса, – Но слишком большой, чтобы быть обычным». Но она перестаёт думать о своём сне, когда понимает, что лежит в постели своей комнаты, а не на полу, залитом лужей крови, возле тела старой Нэн. Девушка практически поверила, что всё случившееся – лишь сон, и стоит ей повернуть голову, то она увидит Арью, что мирно дремала рядом. Но, повернувшись, Санса видит не Арью, а Робба, что спал, сидя на стуле и прислонившись к стене. Его голова склонилась вперёд, почти лёжа на груди, руки были скрещены, а ноги – вытянуты. Взгляд Сансы упал на охотничий нож Робба, который был пристегнут к его бедру. От мысли о том, что вчерашнее – не сон, желудок Сансы сжался, во рту появился вкус желчи. Санса всегда понимала, что её комната не столь огромна, но та никогда не казалась ей до такой степени маленькой и удушающей, как сейчас. Она давила на неё, заставляя Сансу задыхаться от беспомощности. Слишком жарко, слишком тесно, слишком душно. И с каждым вдохом эти чувство только усиливалось. Ей нужно больше холода, пространства и свежего воздуха. С этой мыслью Санса вылезла из своей кровати. Ей хотелось поскорее покинуть комнату, и потому она не задумывалась о том, чтобы взять что-то помимо обуви, тихо выскочив из комнаты. Девушка ступала осторожно, чтобы стонущими под её ногами половицами не разбудить никого из семьи. Ей нужно немного времени для себя, чтобы побыть в тишине и собраться с мыслями до того момента, как начнут задавать вопросы. Как и всегда, Санса выскакивает на задний двор, где в этот раз не было ни единой души. Серые тучи, что сгустились в небе, и прохладный воздух, который появляется только после дождя, быстро успокаивают её бешено стучащее сердце. Холодный ветер цепляется за её ночную рубашку, напоминая девушке о практически новом платье, в котором она была вчера. Её левая рука играет с мягкой тканью, перекатывая между пальцев. Одна из неосознанных привычек, что она совершала, когда думала о чём-то, что не приходилось ей по вкусу. «Жаль, – размышляет Санса. Она с лёгкостью может вспомнить каждый узор и рисунок, вышитый на нём её же рукой. Девушка думает о платье и о том, что больше никогда его не наденет, потому что то было выпачкано в крови невинной женщины, жестоко убитой в собственном доме, – Мама, скорее всего, его спалила, – также добавляет про себя Санса, зная, что Кейтилин Старк никогда не позволит своему ребёнку делать то, что может заставить его страдать, – Разве я не эгоистка? Думать только о платье, когда… когда…». Продолжить Санса не смогла; её дыхание в мгновение стало мелким и поверхностным, а живот скрутило в узел. Она успела сделать пару шагов от тропинки в сторону небольшого куста, что рос под домом, когда её внутренности решили вывернуться наизнанку и полезть наружу. Когда девушка закончила опорожнять свой желудок, то её горло горело, а на глаза накатывались слёзы, словно морские волны в шторм, солёные, где каждая волна сильнее предыдущей. Они будут продолжать поступать, пока барьер не сломается, и слёзы наконец не польются. Но они не шли, только оставаясь гореть на ресницах и не смея ломать хрупкий барьер. Санса не смела двигаться, сгорбившись над кустом, закрыв глаза и пытаясь вдохнуть. Её волосы падали водопадом, закрывая от всего мира. И когда в очередной раз ветер неприятно колыхнул её волосы, она раскрыла глаза. Красный – это всё, что видит перед собой Санса. Но это не кровь, как ей сперва кажется. Но всё же это – красный, красный – как кровь, что бежит под её кожей тысячей рек с красной водой, протекающей по ним. Красный – как раскалённый металл; красный – как закат солнца; красный – как листья дерева. Красный, красный, красный. «Волосы старой Нэн были белыми, – вспоминает Санса, трогая свои волосы, – Но потом они стали красными. От крови. От страданий. От боли. Она кричала о помощи, но никто не пришёл. И теперь пол её дома тоже красный. Её волосы красные. Её одеяло и простынь красные. Но внутри неё нет красного. Нет больше, – её рука цепляется за прядь, что слиплась, и она осознаёт, что красный также и на ней, – Но даже искупай я свою голову в этой красной реке, никто и не заметит». И в этот раз слёзы Сансы льются рекой, но не стекая по щекам, они падают вниз на траву, словно капли дождя, но их слишком мало, чтобы стать похожими на него. Со слезами появляется желание искупаться. Хочется смыть с себя всё. Стать чистой. Как до вчерашнего дня. И она отдаёт себе отчёт в том, что для того, чтобы искупаться, ей нужно пойти в лес. В место, куда она не ходит. Не одна, по крайне мере. Но ей хочется тишины и одиночества. Ей хочется мира. И потому ей не хочется будить Робба или кого-то ещё, кто мог отправиться с ней. «Но разве лес может быть так страшен по сравнению с тем, что ты видела? Ты – Старк. В тебе течёт старинная кровь, что текла в твои предках и окрашивала землю до твоего рождения. Здесь всё подчиняется тебе и твоему желанию. Здесь нет места страху». И Санса принимает решение, пока храбрость бьётся у неё у груди, под кожей, где-то рядом с сердцем, растекаясь с красными реками, называющимися кровь. Она идёт по знакомой тропинке, вытоптанной кем-то, кто жил до неё, до её отца и его братьев, до её дедушки и ещё до сотен людей в прошлом. Тысячи людей, что носили фамилию Старк, с красными сетками под кожей, дикими волосами и со страстным желанием. Кто-то, кто не боится. Кто-то, кто шёл по тропинке в глубь леса и возвращался обратно. И тогда она перестаёт бояться. Ноги ведут её вглубь, через деревья, через камни и корни. Она не боится, когда где-то вблизи сердито гремят тучи. Санса направляется по знакомому ей пути к озеру, а не к горячему источнику, где температура воды высока круглый год. Нет, ей хочется прохлады. Ей нужна прохлада. Чтобы смыть с себя всё. Усталость, страх, злость. Воспоминания. «Мама всегда говорила, что во мне больше Талли, чем Старк, – скидывая обувь, припоминает Санса, – Странно, я – Старк, но во мне больше рыбы и воды, чем волка и снега, – думает она, заходя по щиколотку в воду, всё ещё тёплую после ночного дождя, – Но разве кто-то может винить меня в этом? – Ступая в озеро, размышляет Санса, она не останавливается, когда подол её ночной рубашки становится мокрым, – В воде тихо и спокойно. Я могла бы всю жизнь прожить в ней». Вода перед её глазами чиста и прозрачна настолько, что она может видеть свои ноги, даже зайдя по пояс в неё. Она не останавливается, пока вода не коснется её ключиц. Тогда девушка полностью погружается в озеро, отталкивается ото дна и плывёт дальше, иногда выныривая из воды, чтобы сделать глоток воздуха, после погружаясь обратно. Когда ей надоело плавать, Санса набрала побольше воздуха в лёгкие и опустилась как можно глубже в озеро, где осталась до того момента, как её лёгкие начали гореть и потребовали воздуха, или как её вытолкнет вода на поверхность. Или же она просто ныряла с открытыми глазами и наблюдала за волосами, живущими своей жизнью. Но насколько бы ей не хотелось остаться в воде навечно, она знала, что если дома кто-то проснётся и поймёт, что её нет, то начнётся паника. А ей не хотелось расстраивать свою семью. «И всё же, – стоя возле берега по пояс в воде и смотря на озеро, думает Санса, – Я не хочу уходить». – У Робба случилась бы истерика, увидь он, что тебя нет в кровати, – голос сзади пугает Сансу. Она падает в воду, когда пытается резко развернуться. Вода неприятно хлещет по её лицу, попадая в нос и рот. – Арья, – выдыхает Санса, когда стирает воду с лица и наконец может нормально разглядеть свою сестру, сидящую на стволе упавшего дерева. Она полностью одета, и к её поясу пристёгнута Игла, небольшой меч, что подарил ей Джон. Но то, как держится Арья, немного удивляет Сансу. Обманчивая лёгкость и небрежность, скрывающая под собой нервозность и напряжённость. «И страх, - добавляет про себя Санса. Её сестра непохожа на обычных девушек. Её не интересовало замужество и материнство. Арья хочет быть свободной, без каких-либо ограничений и запретов, – Если бы такое было возможно, – с грустью проносится в голове Сансы. Её сестра никогда не получит то, чего так отчаянно желает, и не сможет открыто путешествовать, познавать новые вещи. Не в мире мужчин, где женщинам не место, – Они уничтожат её. Будут бить, рвать и кромсать, пока кровь не окрасит всё её существо, пока Арья больше не будет Арьей. Девушкой с диким духом и чувством авантюризма, – глядя на свою сестру, думает Санса, – Бедная, бедная Арья. Ты всё ещё не понимаешь, что ждёт тебя впереди. Ты всегда смеёшься с над моими фантазиями о любви, но разве ты не такая же, как и я? Душа, застрявшая в мечтах?». – Ты ушла и никому не сказала, – Арья придаёт своему тону иллюзию несерьёзности, с небольшой обвинительной ноткой. – Ария, – повторяет Санса, поднимаясь из воды и медленно следуя в сторону младшей сестры. – Я… Я думала, что… – больше не скрывая напряжения, пытается что-то произнести младшая девушка. Она кусает губу, сжимая ладони в кулаки, – Когда отец принёс тебя… Ты не двигалась. Ты не двигалась, Санса, и что я должна была подумать? И кровь. Много крови! Я никогда не видала её столько. Я думала… Я думала, что ты умерла, Санса! – В конце голос сорвался на истерический крик. И, впервые за долгое время, Санса видит в Арье то, чего не видела уже давно. Она видит не храбрую девушку, что с волчьей свирепостью кидалась на своих обидчиков, а потерянное дитя, ребёнка, хорошо спрятанного под слоями храбрости и силы. Девушка, которая когда-то приходила к ней в комнату со слезами на глазах, потому что ей снились кошмары, просясь поспать вместе с ней. Кто-то, кто боится потерять свою сестру. «Прости меня, Арья, – говорит про себя Санса, сжав сестру в объятиях, – Мне так жаль, что тебе пришлось прийти из-за меня. И хотя мы сделаны из той же плоти и крови, но такие разные, – пусть Санса и не чувствует слёз на мокрой одежде, она знает, что Арья плачет, – Прости меня, прости меня, прости».***
На удивление Сансы, никто не спрашивал её: «Почему?», «Как?», и «Что случилось?». Её отец ушёл, как только проснулся. Его плечи были устало сгорблены, а глаза странно поглядывали на неё. Ей хотелось кричать, чтобы он перестал так на неё смотреть. Но девушка быстро убежала с кухни в свою комнату, когда больше не могла выносить взгляда серых глаз. «У Джона тоже серые глаза», – подсказывает ей кто-то внутри неё. Её мать уходит немного позже – после проверки всех детей. А так как Санса наконец проснулась, то Кейтилин могла собственными глазами убедиться, что с её дочерью всё в порядке. Она осматривала Сансу, спрашивала, болит ли что у неё, нежно гладила по лицу. В её глазах стояли невыплаканные слёзы. И только после того, как она удостоверилась, что кроме шишки и пары синяков Сансе больше ничего не угрожает, она также покинула дом. Из-за начавшегося во время возвращения домой Сансы и Арьи дождя, все, кроме их родителей, остались дома. Робб и Арья, которая, в отличие от её брата, действительно не спала всю ночь, именно из-за чего ей удалось проследить за Сансой, когда та встала с кровати, отправились спать. Бран сидел в библиотеке, перечитывая любимые книги. А Рикон, слишком восприимчивый к любой перемене в доме или к любым переменам общего настроения, не покидал её сторону после пробуждения. И только по этой причине Санса решила сесть в комнате возле камина вместе с Риконом, где она могла почитать ему сказки или рассказать его любимую историю. Джон Сноу также принял решение сесть возле неё со своими серыми глазами, завязанными в пучок волосами, в любимой рубашке, что была расстёгнута, и черными бриджами. «Конечно же, конечно же, ему нужно было сесть вместе с ними. По-другому и быть не могло», – думает Санса. Но даже так она успешно игнорировала Джона ровно до того момента, пока Рикон не уснул. После чего у неё не осталось причин продолжать вслух, уткнувшись в книгу, которую она знала наизусть, только для того, чтобы избежать его взгляда, просверливающего в ней дыру. Ей хотелось спросить его, зачем он смотрит на неё? Что ему от неё надо? «Иногда мне так и хочется вырвать твои глаза, чтобы ты больше не мог впиваться ими в меня, – хочет сказать Джону Санса, – Иногда мне кажется, что ты смотришь на меня так, словно я – твоя последняя надежда на жизнь, но это не так, не правда ли, Джон? – добавила бы она следом, – Поэтому, прекрати. Прекрати на меня смотреть. Слышишь! – Хочется ей кричать, – Иначе я никогда не перестану тебя любить». – Санса, – он называет её имя. И Санса не может не поднять на него свой взор. И снова она тонет в его глазах, что светились под слабым огнём масляной лампы. – Что? – Не слишком ли грубо? Но она не может забрать свои слова обратно. «Интересно, могут ли серые глаза читать мысли?» – Гаррольд Хардинг недавно заходил в гости и говорил с твоим отцом, – от любого упоминания Гарри у Сансы быстро портилось настроение. Ей не хотелось говорить о нём, особенно с Джоном. – Правда? – Кисло спросила Старк, – И чего он хотел? – Взгляд Джона – это серая всепоглощающая воронка, в которой она тонет. «Не смотри на меня, Джон Сноу. Не смотри, если не любишь. Если не хочешь. Не смотри». Словно зная, о чём она думает, он отворачивается от неё. Его голова уставилась в стену, а глаза закрывались. И теперь он проводит языком по своей нижней губе, пухлой и бледно-розовой. По губе, что хочется укусить в наказание. И её глаза следят за тем путём, которым двигается его язык. Иногда ей кажется, что он делает это нарочно, зная, что она видит. – Тебе он нравится? – Вопрос удивляет Сансу, уже забывшую, о чём они только что говорили. И тогда Джон в очередной раз смотрит на неё: в неярком свете кажется, что его глаза насмешливо блестят, насмехаясь над ней. Они так и кричат ей: «Посмотри на меня! Посмотри! Посмотри, в кого ты влюблена, кого ты так отчаянно желаешь. Но и в того, кто не хочет тебя. Ты смешна. Смешна и несчастна. Глупая, глупая Санса. Маленькая дурочка, которая все ещё верит в сказки и голубоглазых принцев. Посмотри. Посмотри же. И утони же в собственной глупости». – Кто? – Её губы раскрываются и говорят сами за себя. «Нет. Нет. Разве ты не видишь? Или ты знаешь, что я люблю тебя, и пытаешься так наказать меня? Терзать своими глазами, пить мою кровь, скручивать мои кости, пока от меня ничего не останется? Что же ты хочешь, Джон?». – Гаррольд Хардинг, – его имя ощущается кислым и прогнившим насквозь фруктом на губах Джона, – Разве не тебе всегда хотелось светловолосого и голубоглазого принца, как в сказках? «А разве тебя заботит, кого я хочу, Джон? Я – не Арья, – резко отвечает ему про себя Санса, напоминая, что у них никогда не было близких отношений. Не тогда, когда ей хотелось его, а ему её – нет, – Если ты хочешь быть похожим на Робба, хорошего, милого Робба, желающего защитить свою сестрёнку, то ты мне не брат, Джон. Не забывай, Джон. Ты не мой брат, не моя кровь. Разве тебя должно заботить то, чего я хочу? Раз ты не хочешь быть тем, кого я хочу? Ох, Джон, Джон, Джон». – Мне было десять или одиннадцать, Джон. Все девочки в этом возрасте хотят выйти за принца, – с упрёком ответила Санса. Потому что именно в этом возрасте она громко выкрикивала, когда рядом был её брат и, соответственно, Джон, за кого бы она хотела выйти замуж. Она часто лепетала что-то о светловолосых и голубоглазых принцах или рыцарях, – И вряд ли у Гарри есть королевские корни. – Арья никогда не говорила, что хочет выйти за принца, – в свою защиту произнёс Джон. – Это – Арья, – закатывает глаза и пожимает плечами Санса. Не слишком удачное сравнение. Они с Арьей никогда не были похожи. Но, опять же, Джона редко, когда можно было заметить в компании девушек, – Она никогда не хотела замуж. Мало кто походит на неё. Так что не следует нас сравнивать. – Так, значит, ты бы не согласилась? – Спрашивает Джон. Он кажется удивлённым, но в его голосе этого не чувствуется. – На что? – На помолвку, – словно это было очевидно, отрезает Джон. – Нет. «К тому же, мать никогда не обвенчает меня с человеком, что обрюхатил двух девушек», – добавляет у себя в голове Санса. Она вспоминает милую и нежную девушку по имени Сисси, которую быстро охомутал Хардинг, а после того, как стало известно, что девушка беременна, утверждал, что ребёнок не от него. Что она, помимо него, ещё с кем-то хвост свой крутит. Сисси мигом увезли из деревни, где она больше не появлялась. А потом была Шафран, дочь купца, также очарованная Гаррольдом, которая не смогла устоять и легла с ним в постель. Девушка долго уговаривала Хардинга жениться на ней, но тот только поднял её на смех, и она уехала. Хотя до Сансы, как и до других, быстро дошли слухи, что девушка была беременна. После её отказа, Джон начал странно разглядывать её. Со смесью удивления и непонимания. Словно только что разгаданная им загадка открыла ему новую, ещё более запутанную загадку, где он не знает, за что браться, чтобы приступить к её решению. – Значит, у тебя есть кто-то другой на примете? – Рассеяно задаёт вопрос Джон, – Роббу было бы интересно узнать. «Конечно, Роббу, – сарказничает Санса, – Всё сводится к Роббу». – Нет, – лжёт девушка. Она делает это с лёгкостью. Но эта лёгкость появлялась только тогда, когда она лгала Джону, только Джону. Ничто не выдаёт её ложь: ни глаза, ни губы, ни тело. Идеальная ложь, идеальный ответ. – Ясно, – задумчиво молвит он. И снова отвёл взгляд в другую сторону, а не на неё, когда та впивается в него глазами. «И что всё это значит, Джон?», – кричат её синеокие глаза. Её кровь нагревается, практически горит под кожей. Ей хочется вскочить, возможно, закричать, не будь здесь её семьи, и не спав на её коленях Рикон. Она бы встряхнула его, ударила по лицу, чтобы он посмотрел на неё. Посмотрел! Действительно посмотрел! Увидел бы Сансу, а не девочку, которую он считает своей сестрой. Она – не его сестра, она – не Арья, что безоговорочно видит в нём брата. Она – Санса. Санса! Чёрт бы его побрал. Но она сидит, не сдвинувшись ни на дюйм. Она сидит, когда её сердце стучит в отчаянье, а душа пылает гордостью её предков, как забывшихся, так и тех, кого ещё помнят. Она не расплачется, она не будет умолять его посмотреть на неё. «Я – Старк. Я – волк и снег, – думалось Сансе, – Я – Талли. Я – рыба и вода, – также добавляет, – Моя гордость – это закалённый клинок, который невозможно сломать. Даже тебе, Джон, он не по силам. Запомни это и никогда не забывай, Джон».***
Её отец возвращается в дом не один. С ним ещё несколько мужчин, каждого из которых она знает. Все они старше или одного возраста с её отцом, но все они так же являются его ближайшими знакомыми и друзьями. Родрик Кассель и его племянник Джори Кассель, семейство Амбров, состоящее из Мирси и Хозера Амбера и их общего племянника Джона Амбра, также братья Гловеры: Галбарт и Робетт и, конечно же, не стоит забывать о Хоуленде Риде. На их лицах застыла маска, смешивающая в себе гнев и усталость. И их прогоняют на второй этаж по комнатам. Даже Джону, самому старшему из них, не разрешено присутствовать на данном совете. Робб, Арья и Рикон спят. Бран находился в библиотеке, поглощённый книгой. А Джон был слишком благороден, чтобы подслушивать, потому Санса одна, тихо прокрадываясь в тени, подслушивает разговор взрослых. – Никаких следов, а если что и было, то проклятый дождь всё смыл! – Со злостью начал Родрик Кассель. После его слов Санса слышит шум: скрип и шуршание, звук шагов, – Словно собака забралась в дом и искромсала бедную старушку, – добавляет Родрик после некоторого молчания. Санса слышит, как он с громким грохотом ставит свою кружку на стол. – Собака? – Язвительно спрашивает Робетт Гловер, – Я скорее поверю, что это был медведь, а не собака. Слишком большая челюсть для собаки или волка. – А порезы? Вы видели эти порезы? Словно кто-то охотничьим ножом её резал, а не когтями, – сказал Галбарт Гловер. Его кружка опускается с тихим ударом, а голос звучит слишком уставшим, словно за один день он прожил сотню лет. – А ты что скажешь, Хоуленд? – Вопрошает её отец. Тишина повисла над ними. И хоть Санса не могла их видеть, она от чего-то знала, что все повернулись и впились взглядом в Рида. – Разве мы все не думаем об одном и том же? – Тихо говорит Рид, – Всем нам хорошо известно, кто мог это сделать, – продолжил в нависшей тишине Хоуленд. От его заявления кровь Сансы холоднела и пылала одновременно. «Они знают, что за чудовище сотворило такое со старой Нэн?», – удивлялась девушка. – Двадцать лет назад, когда наши дети, братья и родители были убиты, все мы знали, кто или, лучше сказать, что их убило. Тварь, ростом с большого медведя, челюстью, что может проглотить человека, или разодрать его на кусочки. С когтями, что острее любого меча, – он говорил так тихо, что Сансе приходилось прислушиваться к его словам, – Двадцать лет назад он обещал вернуться, чтобы отомстить нашим семьям, и сегодня этот день настал. Оборотень в коже человека возвратится, чтобы истребить нас всех. А убийство старой Нэн было только предупреждением, – закончил Рид. Санса могла ощутить напряжение, которое веяло из комнаты, распространяясь по всему дому. «Волк, но не волк. Слишком большой, чтобы быть обычным волком, – закрывая глаза и вспоминая свой сон и волка, рассуждала Санса, – Оборотень. Волк в человеческой шкуре, пожирающий людей. Дьявольское отродье. Порождение тьмы». – Значит, Янос Слинт вернулся в деревню, не так ли? – Напряжённо спрашивает Джон Амбер, – Тварь, что убила моего сына, – в этот раз он произносит фразу со злостью. – А что, если он вернулся не один? Он так долго тянул, чтобы показаться. Если обратил кого ещё? – Задаёт вопрос Джори Кассель, – Когда Янос укусил моего отца, или, как это произошло с дочерью Мирса, нам пришлось их убить, чтобы они не стали похожими на такую же тварь, как Янос, – промолвил Джори, – Что, если он укусил кого-то ещё? Кого-то из мужчин? Кого-то из женщин? Или детей? Думаю, мне не нужно напоминать, что стало с Мирри Пуль? Девочке и двух лет от роду не было, когда Слинт ворвался в их дом…. – Хватит! – Кричит Хозер Амбер. Он резко встаёт из-за стола, за которым сидел, и его стул с визгом двинулся по деревянному полу, – Все мы знаем, что тогда случилось. Каждый из нас потерял хоть одного члена семьи. И всё это из-за Слинта. Но не стоит забывать, что случилось, когда люди узнали, что он – оборотень. Вся его семья была казнена без суда. Четверо детей и его жена. Никто даже не разбирался в том, оборотни они или нет. Их просто порубили на кусочки. А Янос Слинт сбежал. И я больше не хочу вспоминать о том, что случилось двадцать лет назад. Теперь единственное, что меня интересует, так это только то, как бы его поймать, чтобы больше никто не пострадал. Или же не превратился в такую же тварь, как Янос. – Я согласен с Хозером, – поддакивает Мирс, – Нужно что-то делать, и как можно быстрее, пока не началось полнолуние. Пока он в человеческом образе, его будет легче убить, – добавляет он. – Но сложнее найти. Хотя, если это – Янос, а не кто-то ещё, то, возможно, охота на него не будет такой уж и сложной, – в этот раз говорит её отец, – Мы должны постараться поймать это чудовище до того, как взойдёт полная луна. Дальше Санса не слушает. Она тихо поднимается наверх, где запирается в своей комнате, стараясь осмыслить только что услышанное. Она не хочет представлять, как огромное чудовище поедает старую Нэн, но она не могла согнать этот образ, сколько бы не пыталась. «Чудовище, – Санса не могла избавиться от навязчивого чувства, которое она не могла определить, когда думала об оборотне, – Оно убило старую Нэн. И теперь оно придёт за всеми нами, – Слёзы страха начали появляться в её глазах, – Я не хочу умирать».