Velvet Erotica

4 августа 1996 года.        Пасмурный августовский день. Обычное явление для последнего летнего месяца в Лондоне. Такая погода располагает лишь ко сну, уединению, а лучше кружке горячего чая. В Англии всегда так. Драко любил такую погоду, ему нравилось смотреть, как землю покрывает невесомое влажное покрывало, а слух ласкают звучные удары капель о поверхность.        За год до поступления в Хогвартс, он встретил свой десятый день рождения в саду Малфой-мэнора. Воспоминание рисовало картину того дня: белокурый мальчик сидел на скамейке, наблюдая, как небо застилает темно-синяя туча. Первые раскаты грома сопровождал порывистый холодный ветер, а спустя мгновение начался ливень. Одежда стала намокать, но мальчик остался неподвижен. Он смотрел в небо и тихо радовался погоде. Прошло немало лет, а тот самый мальчик, сидел на том же месте, только вместо восторга в глазах страх с долей сожаления.        Спустя час своих размышлений Драко ушёл из сада.        Поднявшись на второй этаж, он по привычке направился в самое спокойное место его родного дома — малую библиотеку.        Каждый шаг становился увереннее, в отличие от беспорядка мыслей в голове, которые подкидывали Драко всё больше сомнения и страха. Воображение грязными пятнами рисовало ему все те жуткие моменты, которые Драко был вынужден наблюдать в мэноре последний год. Новые последователи Волдеморта прибывали если не ежедневно, то точно еженедельно. Их лица искажали гримасы презрения и сумасшедшей злобы. Некоторые мужчины демонстративно притаскивали с собой измученных жертв, которых в последствии ожидала их последняя пытка, а затем и смерть от непростительного. Но если мужчин Драко расценивал как загордившихся кретинов, то женщины действительно пугали его. Каждая из них самозабвенно смотрела в лицо их нового господина, давая клятву в покорной верности, и ни одна из них не лукавила. Самые же жестокие измывались над предателями крови, пытали беспомощных безоружных волшебников, проливая на мраморный пол чистейшую кровь, иногда заливаясь истерическим смехом, чем напоминали Драко его чокнутую тётку Беллатрису, последняя же не была в восторге от тех самых дам, что настолько поражали Волдеморта своей покорностью и кровожадностью. Антонин Долохов даже как-то бросил колкую фразочку в её адрес, мол, ревность её до добра не доведёт. Он был прав. Волдеморт следил за реакцией Беллатрисы, всегда молча смотрел на нее, побледневшую от ревности, до того самого момента, когда обезумевшая Белла накинулась на некую миссис Трейс. Повалившись на пол, они шипя и посылая проклятия друг в друга дрались, позабыв о всех рамках магического и немагического приличия, словно дикие кошки размахивали когтистыми лапами и хватали друг друга за волосы. Миссис Трейс клялась убить Лестрейндж, и Драко верил её словам. На пол брызнули капли крови, а миссис Трейс, прикрыв руками лицо, прекратила сопротивляться. Она взвыла, да так, что Волдеморт мгновенно оказался рядом с ней, попутно посылая в Беллатрису Круциатус. Подхватив на руки миссис Трейс, он покинул зал под гробовое молчание всех присутствующих и тихие всхлипы Беллатрисы. Драко брезгливо изогнул губы, смотря на тётку, которая сидела на коленях, схватившись окровавленными руками за голову.       Ненормальная!        Устроившись на широком подоконнике, Драко оперся лбом о холодное окно. Из-за вереницы нескончаемых серых облаков невозможно было определить время наугад, оно будто бы застыло где-то в районе пяти вечера. Он посмотрел на стрелки настенных часов: одиннадцать утра. День только начинался, но хотелось просто лечь спать и проснуться завтра или послезавтра. А ещё лучше через много лет, когда всё забудется.       Было бы всё так просто, так просто изменить.       Сегодня Люциус гордился своим сыном, на чью долю выпала такая честь — принять метку Тёмного Лорда. Малфой-старший расхаживал по мэнору с бокалом вина, улыбаясь. Драко увидел отца после завтрака, лицо того будто светилось изнутри. Конечно, ведь появление нового упивающегося, к тому же из древнего уважаемого рода в рядах этого существа, сулило всем победу зла над добром.       Мерлин, спаси наши души и несчастного шрамоголового!       Треск камина, который всегда успокаивал и приводил ворох мыслей в порядок, раздражал. Впервые Драко раздражал и любимый дождь, который отстукивал марш его падения. Падения в бездну зла, порока и смерти. Понимание безысходности ситуации заставляло мурашками покрываться каждый сантиметр его бледной кожи. Уже неделю в мэноре действовало негласное правило, которое все очень хорошо усвоили: чтобы ни случилось, необходимо молчать. Вот только Драко твердо знал: молчать он сможет не долго, боль будет умолять, просить, приказывать своего выхода наружу.       Принятие Метки, по обычаю, сопровождалось пыткой — выдержишь и будешь достоин принять её. А выдержит ли он? Его пытали трижды: впервые это заняло около минуты, но уже тогда из груди вырывался умоляющий вопль. Во второй раз ничего не изменилось, ровно как и в третий. Люциус каждый вечер повторял одну и ту же фразу: «Научись терпеть боль!». Да только как этому можно научиться, когда по каждому чёртову нерву проходит разряд тока, а по венам течёт бурлящая плавящая острая боль.       Для Малфоя-младшего это было лишь началом войны, которая день за днём уносила жизни. Она не щадила никого: ни детей, ни женщин, ни невинных, ни виноватых, ни добрых, ни злых, но почему она не забрала ЕГО? Почему это существо, которое не просто поселилось в их поместье, а считалось, самым что ни на есть, настоящим божеством, до сих пор живо? Почему его кроваво-красные глаза не закрылись вечным сном? Зачем эта война коснулась его семьи и не дала им выбора?       Много людей должны были сегодня появиться в мэноре. Каждый считал своим долгом выразить лицемерные поздравления с крайне счастливым видом. Этот факт раздражал только Драко и Нарциссу. Миссис Малфой точно подметила этот факт одной фразой — это лицемерное чествование судеб невинных. За что получила хлёсткую пощёчину от Люциуса.       — Глупая! Глупая женщина, — кричал он. — Как ты смеешь? — Люциус ударил её снова, в этот раз сильнее. Нарцисса упала перед ним на колени. — Напомню тебе, мы коснулись самого дна, но великий Тёмный Лорд дал нам шанс! Шанс, Нарцисса, и я не позволю тебе всё испортить!        Тихую церемонию устроить не удалось. Напросилась в гости добрая половина Министерства Магии, даже та, которая смогла избежать Азкабана за причастность к Пожирателям Смерти. Если говорить честно, Драко до последнего наотрез отказывался принять Метку. Но это было бы бесчестно по отношению к его семье, ставшей для Волдеморта самой приближённой. Едва ли Люциус хотел, чтобы его сын прожил спокойную жизнь, он знает о такой вещи как чувство долга. Тем более, когда этот самый долг — плата за промахи Люциуса.       Шли последние минуты подготовки, становилось все сложнее контролировать эмоции. Страха в этот день было столько, что казалось, будто его можно было потрогать. И если бы действительно Драко взял его в руку, то почувствовал вязкую холодную массу, которая обжигает кожу и никак не отмывается до конца. Масса, которая оставляет следы на всём, к чему только можно прикоснуться, которая разъедает поверхность, если долго на ней находится. Если некоторые брали её только в руки, то Нарцисса, наверное, тонула в ней. Её слёзы в этот день это, наверное, самое настоящее бессилие. Она плакала потому, что не представляла жизнь своего единственного сына такой. Ей всегда хотелось, чтобы он вырос счастливым, в заботе и любви, и уж точно не знал о Волдеморте.       Оставаться здесь ещё хотя бы на минуту Драко не мог, потому вернулся обратно в маленькое помещение библиотеки второго этажа. Блейз Забини был рядом, невербально помогал, веселил, поддерживал. Они никогда не были друзьями, скорее, это была более крепкая связь. Драко уважал его, прислушивался к советам, даже тем, в которых порой не нуждался. Чтобы хоть как-то разрядить накалённую страхом обстановку, Забини принёс бутылку коллекционного коньяка из запасов матери. Украл, протащил мимо неё, не смотря на то, что как только мать заметит пропажу, будет непременно наказан.       Опустившись в кресло, он заговорил:       — Выпей, дружище. Кто знает, может, пронесёт, и ты не замараешь руку. — Это не укладывалось в голове Забини: его друг станет Пожирателем. Это казалось совершенно невозможным и до безобразия неправильным.       — Почему сейчас? Отец предупреждал меня, что я понадоблюсь Лорду, но я собирался хотя бы окончить школу. — Драко ухватился ладонями за голову. — Ненавижу его!       — Я видел Крэбба здесь, — отпив немного горячительной жидкости с приятным дубовым ароматом и поморщившись, Блейз протянул другу бутылку. — Он тоже получит Метку?       — Да, — Драко сделал большой глоток, — сразу после меня.       — Обо мне говорили? — Блейз надеялся, что его эта учесть обойдёт стороной, так как его семья не была так приближена к Волдеморту.       — Нет.       Стук в дверь заставил юношей закончить беседу. Блейз трансфигурировал бутылку в свиток пергамента. В комнату вошла Беллатриса, её руки были измазаны кровью. Она осмотрела помещение, а потом сделала шаг назад, снова оказавшись в коридоре.       — Тебя ждут, племянник. — В её голосе было столько восторга, что будь это праздник, Драко наконец бы смог расслабиться.       — Дождись меня здесь. — Хлопнув друга по плечу, он вышел следом за тёткой навстречу своему будущему.

***

       Главный зал встретил холодом и шумом голосов гостей. За большим столом сидели самые приближенные и заслужившие доверие Тёмного Лорда, а во главе и сам Тот-Чьё-Имя-Нельзя-Называть. Его бледно-зеленоватая кожа поблёскивала от света старинных хрустальных люстр. Блюдо с угощением и бокал вина были поданы лишь ему. Всем своим видом он демонстрировал своё превосходство над присутствующими, которые боялись разгневать его, потому вели себя как можно сдержаннее. Из всех выделялась одна строгая фигура — Северус Снейп. Декан факультета Слизерин стоял, облокотившись о мраморную колонну в конце зала, и наблюдал за собравшимися. Выражение его лица пугало своим отсутствием каких-либо эмоций. Но заметив появление Драко, он резко развернулся и двинулся в сторону своего места за столом. Его примеру последовали все присутствующие.       Страшно!       До безумия страшно было смотреть на всех людей, особенно на тех, чьи лица украшали улыбки; на стены родного поместья; на всю абсурдность ситуации. Светские беседы мужчин и восклицания дам — вот она аристократия, чья суть свелась к богатству и смерти. Несколько юных волшебников сейчас сделают шаг в новую жизнь, о которой им будет запрещено публично разглашать до совершеннолетия, невзирая на то, что с этого самого дня станут убийцами.       Драко бывал на одном посвящении, некого Димитрия Орлова, родственника Антонина Долохова. Бедный Димитрий во время пытки захлёбывался кровью, раздирал кожу шеи, корчась в муках на ледяном полу. Беллатриса для зрелищности добавляла к Круциатусу свои проклятия, сопровождая всё шоу противным скрипящим смехом. Его вопли оглушали, а глаза искрились мольбой о помощи. Он проклинал Мерлина за свою участь, плевался в тех, кто пытал его, в особенности в лицо Долохова. А потом потерял сознание, его худощавое тело обмякло в руках Гойла-старшего. Димитрия долго не приводили в чувства, тогда Лорд сказал, что только сильнейший достоин его благословения, а если мальчишка умрёт, то это его судьба и дух его будет навечно проклят. Кто знает, чей дух проклянут сегодня, может и самого Драко.       Руки стали влажными от пота, а сердце все быстрее отстукивало ритм неизвестной симфонии. Бежать. Вот чего сейчас хотелось, и не только ему, Малфой видел глаза, прибывших из Шармбатона Самаэля и Генри, они с самого утра ждали начала «представления» в этом зале. Их руки тряслись, а взгляд цеплялся за полы мантии Волдеморта. Только старый товарищ Винсент Крэбб сейчас был точной копией своего сумасшедшего отца-убийцы. Он не боялся, ждал и верил, что получение Метки поднимет его на пьедестал величайших. Глупый самоуверенный идиот. Больше всего хотелось, чтобы не трогали Алису Дэвис, белокурой девочке на днях исполнилось четырнадцать лет, хоть она и показала себя, как хорошая ведьма, которой удались несколько тёмных заклинаний, что проходят на последнем курсе обучения Дурмстранга, но разве это показатель? Каркаров точно гордился своей ученицей, но желал ли он ей той участи, которую когда-то прошёл сам, а затем отказался, предав своего хозяина.       Волдеморт собирался победить с армией детей. Что ж хорошая шутка, мы все достаточно посмеялись.       Алиса держалась спокойно до того момента, как Волдеморт встал со своего места, и, напоминающим шипение змеи голосом, пригласил новобранцев подойти ближе.       — Приветствую вас, юнцы. Все вы знаете, по какой причине собрались здесь, я желаю вам оказаться в наших рядах. — Он указал на девочку. — Ты! Как тебя зовут?       — Алиса, — её голос дрожал, — Алиса Дэвис.       — Ты юна, но я наслышан о твоих способностях, даже одним своим видом напоминаешь мне одну, — его губы растянулись в улыбке, — особу. Будешь первой!       — Нет! — Драко сам не понял, что произошло. В одно мгновение он преодолел несколько шагов вперед, закрыл собой Алису и выразил протест. — Мой Лорд, позвольте мне!       — Малфой. Весь в своего отца — хочешь всюду быть первым. — Волдеморт посмотрел в сторону Люциуса. — Твой сын!       — Мой Лорд, — Люциус наклонил голову в знак уважения. — Драко, он.       — Довольно разговоров! Драко, выйди в центр зала, а ты, — он обратился к Долохову, — забери его палочку.       — Круцио!       Знакомое чувство сковало всё тело, каждый миллиметр поразила чудовищная сила проклятия, перекрывающая приток кислорода к лёгким. Ногти впились в ладони, тут же разрывая тонкую кожу. Первые капли крови окропили черный каменный пол. Хотелось закричать, но слова отца набатом отдавались на затворках сознания. Терпение на самом исходе, будто нить, что вот-вот порвётся. Взгляд жадно цеплялся за расплывающиеся лица присутствующих: они спокойно наблюдали за действиями. Ублюдки.       Ненавижу вас всех!       Драко чувствовал, как магическая энергия покидает его тело, вся боль ядовитый эпицентр в его мозге. Противный привкус металла во рту, раздражающий звон в ушах и плач. Плач той самой Алисы, на чьё место встал слизеринец. Она смотрела на него с благодарностью. За что она его благодарила? Неужели за то, что вызвался вместо неё? Глупая, глупая девочка! Ты станешь следующей. Странный звук у левого уха противной жужжащей пчелой впивался в перепонку, заставляя резко тряхнуть головой. Страдания достигли своего предела, когда Беллатриса и Долохов одновременно пустили в Драко свои проклятия. Позвоночник с хрустом выгнулся, а по подбородку скатилась капля солоноватой крови. Чистейшая кровь наследника Малфоев. Вот оно какое проклятие рода. Драко опёрся руками о пол, стискивая зубы. Сколько прошло времени, минута, две, а может час? Глаза ослепляют поочерёдно красные и синие вспышки. Когда же это закончится? Тело судорожно противится, каждая клетка пытается отторгнуть ядовитую смесь пытки. За спиной кто-то ехидно смеётся, а некоторые и вовсе продолжают трапезу, звеня вилками и ножами по фарфоровой глади тарелок. Звон салютующих бокалов и тост «За новое поколение!». Кончики пальцев становятся предельно горячими, а потом время будто замирает. Больше не слышно голосов, противного царапанья ногтей о пол, даже плач Алисы стих.       — Довольно, Драко! — Волдеморт оказался рядом. — Закатай рукав!       Холодная ладонь обхватила запястье, а кончик волшебной палочки уткнулся в кожу. В ту же секунду время обратилось вспять. Болевой раствор растёкся по венам, а сердце разогнало свой сбитый ритм. Шквал аплодисментов, из-за которых могут лопнуть ушные перепонки, становился громче.       Великий Мерлин, дай мне сил!       Чёрная краска проступила под кожей, смешиваясь с кровью, сменяясь из размазанного пятна извивающейся змеёй, делающей петлю, обводя проявляющийся череп. Змея, на долю секунды, исчезла в черепе, и, стремительно, выползла из него, превратившись в обездвиженную фигуру. Всё это время Драко Малфой истошно кричал, пытаясь вырвать свою руку из крепкой хватки, своего теперь уже, повелителя.       — Трус! — Единственное слово Волдеморта у самого уха.       — Простите меня… мой Лорд. — Обхватив себя за левое плечо, Драко, хромая, направился к своему месту за столом, где его ожидали недовольный отец и до смерти испуганная мать.        Тот день навсегда отпечатался в сознании, затмевая любое из воспоминаний слизеринца. Хорошее и плохое смешалось в одно полупрозрачное пятно, на фоне которого сияли черные радужки глаз Блейза Забини, в чьей руке была полупустая бутылка коньяка.