Каменное сердце ещё бьётся

Голова с непривычно короткими волосами хитро выглядывала из-за утреннего выпуска Amestris daily, а с нижней стороны вальяжно раскинулись на столе ноги в грубых армейских ботинках.  — Уйди, — с болью в голосе взмолился Рой Мустанг, стабильно не высыпающийся после заступления на новую должность. — Это не твой кабинет.  — Я тут на правах родственника, — заартачился нежданный гость. — Этот стол видал элементы моего генетического кода столько раз, что я могу с ним брататься! Если ты понимаешь, о чём я, Огненный полковник.  — Я уже не полковник, — напомнил Рой.  — Да ты по жизни полковник, как астральное состояние. Молодой фюрер закатил глаза. Стоило Центральному штабу распрощаться с Эдвардом Элриком ввиду потери последним алхимических способностей, как на замену ему пришёл новый испытатель мустанговских нервов. Энви. Энви алхимию не знал, в армии предварительно не служил и внутренний устав выполнять категорически отказывался, но с огромным удовольствием носил тёмно-синюю форму, утверждая, что она ему к лицу (как и всё подлецу). Его появление в Централе произошло ещё до повышения Мустанга. Пожалев непутёвого гомункула одиножды, он успел сотню раз изменить своё мнение. В катакомбах под столицей, в Назначенный день, у Роя не поднялась рука выжечь из него жизни. Поначалу распинания Зависти о том, с каким удовольствием он убил Маэса Хьюза, злили и вводили в недоумение одновременно: Мустанг-то знал, что товарищ живее всех живых, прячется на окраине Ризенбурга и с завидным постоянством строчит зашифрованные письма с дифирамбами своей семье. А вот Энви, по всей видимости, не знал, и то наслаждение, которое он смаковал при детальном описании смерти генерал-майора, доводило до белого каления. Да, он точно его не убивал, но судя по пламенным речам, был на такое способен, и уже за это его хотелось обратить в пепел. Но вместе с очередной искрой у него невольно вырвалось:  — Он не умер, мерзкий ты лицемер! И вот тогда мимику Энви надо было фиксировать на плёнку.  — Эт-эт в смысле — не умер?  — О чём ты говоришь тогда? — пропищала Мэй Чан. За тем началось самое интересное. Глаза Энви нервно забегали, руки затряслись, и он стал похож на очень увеличенную и хуманизированную версию той ящерицы, в которую превращался при дефиците душ. Информация настолько выбила его из колеи, что от былой провокативности не осталось и следа, а язвительные нападки сменились оправданиями. Заикаясь, он начал объяснять, что на самом деле выгораживал Ласт, которая Хьюза и убила — во всяком случае, он думал, что убила — дабы не подставлять сестру перед «тем, с кем она спит», истерично добавив в конце: «Ты бы её в лучшем случае бросил, в худшем случае спалил. А ты разве не видел, как она смотрит на тебя, пиротехнический ты идиот?! На вас, людишек, плевать я хотел, но сестру делать несчастной своими же руками — даже для меня слишком!» Ситуация тянула на премию «самый насыщенный неловкостями день»: Энви узнал, что Хьюз на самом деле жив; Мустанг узнал, что Энви на самом деле кинулся защищать Ласт ценой собственной жизни; Лиза Хоукай узнала, что Рой на самом деле спал с гомункулом; а все вокруг узнали, что ему на самом деле далеко не всё равно. Потом все узнали, что также не всё равно Энви, включая самого Энви, а Шрам узнал, что его принципы монаха растворяются не только из-за убийств государственных алхимиков, но и из-за незнакомого доселе желания поддержать раненую в самое сердце женщину. В тот момент Мустанг думал, что Ласт для него потеряна. Возможно, навсегда. Она не проснулась после эксперимента, хоть базовые витальные функции и сохранились. Почему-то полковнику было невероятно тяжело сообщить об этом её брату. Реакция Энви, демонстрирующая во всех красках, что ему не плевать, заставила всех сорваться с места и кинуться разнимать его с Роем, маневрируя между позеленевшими кулаками и летящими во все стороны искрами. Помощь пришла с совершенно нежданной стороны — от Цельнометаллического. Когда Энви выдохся, осел на пол и грустно уставился на полковника почти что обречёнными глазами, Эдвард подхватил его под руку и увёл в дальний коридор разговаривать. Зависть шмыгал носом, ворчал: «Не пойду я никуда с тобой, фасолина», но при этом всё же шёл. Жестом Элрик показал друзьям, чтобы шли дальше без него. Мол, разберётся. Когда всё закончилось и победа была одержана тяжёлой ценой, Энви пришёл к Мустангу в госпиталь. «Рассказывай, как всё было, слепошарый, — Рой не видел его, но голос гомункула звучал донельзя мрачно. — Какого чёрта ты, ублюдок смертный, сестру мне угрохал». Полковник не знал, что Зависти наговорил Эдвард, но по ходу их диалога в огненную голову начали закрадываться сомнения: быть может, во всех гомункулах теплится что-то человеческое? Сомнение это, правда, здорово покачнулось, когда Энви, непривычно для себя запинаясь, признался, из-под чьей лёгкой руки вылетел первый выстрел в Ишваре. Не испытывай определённых сложностей со зрением, Мустанг бы уже, не задумываясь, метнул бы в гомункула столб пламени. Самые горькие воспоминания его жизни, самая чёрная глава его истории, самая глубокая душевная рана — и вот, оказывается, из-за кого! Не из-за обезумевших ишваритов. Не из-за бунта против Аместриса на почве банальной самоидентификации. Не Ишвар начал войну. Первыми выстрелили синие кители. Вот только в дальнейшей ретроспективе, слепота оказалась играющей на руку, вместо расправы породившей ещё один разговор. Пусть напряжённый и через сцеплённые зубы, но всё же лучший, чем поспешные решения с горячей — в самом буквальном смысле — руки. В здравой плоскости, они оба сплясали под дудку одного и того же человека; ну, или не-человека. Вот только Энви выполнял прямой приказ, а Рой — через посредника, Брэдли. Но так или иначе, произрастало всё из зловещих планов Отца, на которого Энви теперь плевался дальше, чем видел, называл старым дураком и сетовал, что в Назначенный день он кинул всех своих оставшихся детей. Выслушивая нарекания гомункула на вселенскую несправедливость, а также тезисы в стиле «я для него всё, а он что?!», Мустанг вспоминал вспыльчивого подростка Эдварда Элрика, а также медленно приходил к выводу, что как ни крути, а все они в той или иной мере повелись на провокацию, и сам он мало чем отличается от сидящего напротив. Энви выстрелил один раз, Рой сжёг целые районы и сотни людей. Оба хороши. И то, что произошло до Назначенного дня, стоит там и оставить — в конце-концов, это событие изменило всех, и в их силах с этого момента стараться вместе на благо новому обществу. Под конец разговора полковник сказал спасибо своей слепоте за охлаждение ненависти.  — Отца у меня больше нет, братьев нет, сестры нет. Идти некуда. Хоть бери и в Центральный штаб устраивайся, — разочарованно резюмировал Энви. Никто не ожидал, что он так и поступит, но как только к Ласт вернулось сознание, а к Мустангу — зрение, на пороге кабинета полковника возникла знакомая физиономия, только теперь с короткими волосами.  — Новая жизнь — новый я! — Энви эффектно взмахнул рукой. — Принимай, шеф. А станешь мне напоминать про мои слабости на больничной койке — разнесу тебе весь блок. Я, в отличие от сестрички, свои резервы никаким трансмутациям не продавал! Мустанг оценил плюсы и минусы и решил, что способности Энви к изменению физической формы прекрасно помогут при восстановлении Ишвара, где, по иронии, опальный гомункул в своё время приличную кашу заварил. Тот не сильно горел заниматься миротворчеством, но в целом понимал, что иного от сотрудничества с Централом ожидать и не стоило. Рой также решил, что роль Зависти в Ишварском конфликте лучше перед коллегами не раскрывать: они-то могут и не поверить перезагрузке. И это стало своеобразным рычагом влияния. Энви был строптивым, но не тупым, потому ворчал, вертел носом, но в командировки всё-таки ездил. Правда, потом в самоволку возвращался, чем нарывался на хорошие порции люлей от теперь-уже-фюрера. Тем не менее, коллектив относился к нему куда теплее начальника. Для него приносили выпечку, угощали кофе, а в свою первую Центральскую зиму Энви даже обзавёлся вязаным шарфом, от которого сначала активно пытался откреститься, а потом специально стал уходить с работы позже всех, чтобы никто не заметил, что он его таки носит. Однозначную причину такой массовой приязни Мустанг установить не мог. То ли дело было в том, что вакантное место сына полка освободилось, а здешние уже привыкли по-опекунски относиться ко всяким трудным подросткам, то ли в парадоксальном умении Энви прыгать из раздражителя в очаровашку быстрее, чем кто-то успеет всерьёз рассердиться. Но это не распространялось на Огненного алхимика. Он успевал ещё быстрее. С Энви было сложно. Мустанг даже не сомневался, что тогда, в катакомбах, помимо всего прочего Эдвард дал гомункулу установку: «В случае моего ухода обязанность доставать полковника переходит к тебе!» А того дважды просить и не требовалось. Рой бы не удивился, если бы обнаружил таблицу достижений самого эксцентричного работника штаба, описывающую в красках уровни раздражения начальства. Вот и сейчас. Зачем он только согласился его принять на службу?!  — Ты должен быть в Ишваре, — напомнил Мустанг. — Почему сбежал на этот раз?  — Там отвратительно кормят и совершенно нет симпатичных девушек, — фыркнул Энви.  — Ты ж бесполый! — удивился Рой, на автомате ретранслируя любимую фразу Ласт.  — Если тебе это сказала та блондинка из отдела кадров, то она просто бесится, потому что я ей отказал, — гомункул принялся раскачиваться на кресле с нарастающей амплитудой. Мустанг щелчком пальцев поджёг его газету, и Энви с визгом подскочил.  — Что творишь?! — заорал он, швырнул на пол газету и принялся старательно по ней топтаться в попытке потушить огонь.  — Следующей будет твоя шевелюра, — показательно спокойно произнёс Мустанг, поигрывая пальцами в пиротехнической перчатке.  — Какой ты противный, — скривил губы Энви. — Сам-то на предыдущем посту только и делал, что прокрастинировал, мне Ческа всё про тебя рассказала! Библиотекарша питала особые чувства к новенькому, что заставляло весь штаб регулярно лупить фейспалмы. Энви не сказать, чтобы сильно на этом спекулировал, но иногда позволял себе воспользоваться её феноменальной памятью для выуживания выгодных для себя подробностей.  — Вы посмотрите, ещё и возмущается! Скажи спасибо своим трансформациям, что легко отделался физической работой! — Рой указал пальцем в сторону непочатой горы важных бумаг. — Только они тебя от отчётов и спасают!  — Ой, спасибо! Может, тебе ещё и туфельки блестящие поцеловать? Или не только их? — Энви довольно гоготнул, наблюдая, как фюрер медленно покрывается красными пятнами. — Да ладно тебе, Огненный, выдохни. Ты не в моём вкусе. Чёрт с тобой. Через две недели увидимся! Манерной походкой от бедра гомункул двинулся к двери, но развернулся на пороге:  — Будешь на моей сестре, привет передавай.  — Ах ты ж мерзкий зелёный микроб! В коридор вылетел столб пламени, а из него выпорхнул, как воробей, совершенно не задетый Энви.  — Не попал, полковник Мазила! Звонкий смех прокатился по Центральному штабу, перемешавшись с потоком ругательств фюрера.  — Кто там шумит с самого утра? — оторвался от изучения документов на повестке дня Хьюз.  — Мустанг снова Энви жарит, — без задней мысли выдал Бреда. На стол полетели брызги кофе со стороны фонтана в лице Хавока.  — Хайманс, ну какого?! Нестройный хор мужского хохота наполнил комнату отдыха. Проходящая мимо Лиза Хоукай покрутила пальцем у виска и грустно заключила про себя, что документы, скорее всего, снова придётся перепечатывать — есть все шансы обнаружить угольки вместо недельной сводки.