Каменное сердце ещё бьётся

Все гомункулы были либо изначально самодостаточными, либо под покровительством другого самодостаточного гомункула. Слосс никогда не задумывался о том, к кому принадлежит, хотя если бы захотел, сразу бы рассмотрел тандемы: Глаттони и Ласт, он и Прайд. Вряд ли он смог бы превратиться в самостоятельную единицу, даже ели бы превозмог свою лень. Его создавали по принципу «сила есть — ума не надо». Наличие какого-либо интеллекта ему бы только мешало. Отец и Прайд не давали ему высыпаться, но он уважал их, не смотря ни на что. Слосс никогда не анализировал, откуда это взялось — то ли по неспособности, то ли по нежеланию. Тем не менее, если бы они хоть иногда давали ему передышку, возможно, всё сложилось бы иначе. Светловолосая женщина отдала приказ о ненападении. Решение, которого не понял никто в тот момент. Ожесточённая борьба минутой назад, и вдруг «никому не подходить». Слосс смотрел на неё, пытаясь понять, что ему делать дальше. Бьют — защищайся, врага — уничтожай, а враг всегда бьёт, на то он и враг. Однако женщина не била. Он помнил её в огромной северной крепости и то, как яростно она пыталась с ним разделаться. Вот только итог сражения Слоссу очень понравился: что бы ни преследовала женщина, он здорово выспался. Плевать на холод. Его оставили в покое впервые за многие годы. Она медленно подошла к нему, держась достойно, и тем не менее, заметно храбрясь. Слосс наклонил голову, не понимая, как себя вести дальше. Женщина протянула руку и дотронулась до его предплечья — осторожно, словно к горячему чайнику.  — Оливия, — представилась она. Слосс оторопело моргнул. — Тебе не надоело с нами драться?  — Надое-е-ело, — лениво протянул Слосс.  — Сестра, ты что делаешь? — воскликнул стоящий сзади усатый мужчина. — Что на тебя нашло?! Оливия резко выкинула назад вторую руку, жестом заставляя его замолчать.  — Спать перед воротами Бриггса было лучше?  — Спать, — эхом повторил Слосс, и глаза начали закрываться.  — Они тебя используют. Не дают отдыхать. Говорят, что мы враги, а мы же просто защищаемся, понимаешь? — Оливия аккуратно погладила Слосса по руке. — Ты не обязан этого делать. И ты заслуживаешь свой сон. Вероятно, ты так устал за столько лет. Голос подействовал на гомункула убаюкивающе. Мышцы расслабились, снижая боевую готовность.  — Он нам нужен, — в полоборота произнесла Оливия, пользуясь замешательством Слосса. — Против Драхмы. Я не знаю, чем всё закончится, но если мы выстоим, он будет полезнее живым. Слосс услышал последующую фразу: «Рядом со мной ты сможешь спать столько, сколько захочешь», и понял, что уже не так-то и думает о Прайде. Когда всё закончилось, они действительно выстояли. Оливия не была дипломатом, её резкость всегда отталкивала союзников, но трофей, принесённый с войны, удивлял и восхищал одновременно. Лучшая боевая машина Бриггса. Идеальное оружие: психологическое и атакующее одновременно. Облачённый в экзоскелет на основе огнестрельной автоброни, непробиваемый, несокрушимый, Слосс наводил ужас на войска Драхмы и приносил колоссальный урон каждый раз, как выходил за ворота. Оливия дорожила своими людьми, но никогда с ними не няньчилась, и потому её линия касательно Слосса удивляла всех. Возможно, потому, что человеком она его не воспринимала. Он действительно много спал, пробуждаясь только на короткие промежутки военных стычек, и испытывал за это максимальный предел благодарности, доступный своему уровню эмоционального и интеллектуального развития. Выступали они всегда вместе, и Слосс атаковал ожесточённо, защищая свой залог спокойного сна и, одним богам известно, что ещё. Враги утверждали, что видели в его замутнённых глазах преданность.  — Чем примитивнее существо, тем проще на него влиять. Надавить на базовые потребности — самое лёгкое, что можно придумать, — утверждала Оливия, отрицая любые возможности привязанности. Тем не менее, будила Слосса всегда самостоятельно. Можно было бы списать это на страх остальных, или на его выборочное подчинение, но приближённые стали часто описывать изменение тона генерал-лейтенанта, ранее ей не присущее. Самые бесстрашные, вроде Баконира или Майлса, позволяли себе утверждать, что Оливия любит своё совершенное оружие. Правда, утверждали они это вполовину тише, чем обычно.