Занятия литературой

Не то чтобы Азирафаэль считал себя уродливым, но он никогда бы не подумал, что достаточно привлекателен для того, чтобы его захотели поцеловать. Вечер в компании Кроули был просто великолепным, и для репетитора не было большего счастья, чем быть на свидании (в качестве извинений, добавлял он про себя) с любимым человеком. У них наконец всё наладилось, и того, что случилось в машине, он не ожидал от слова совсем. Абсолютная растерянность и шок сменились удушающим смущением, когда Азирафаэль поднялся в квартиру. Первым делом ему пришлось умывать горящее лицо холодной водой, пока он широко распахнутыми глазами смотрел на своё отражение и пытался принять мысль о том, что мужчина его мечты хотел его поцеловать. От своих слов преподаватель отказываться не собирался. Совсем недавно они поссорились и пока ещё были друг другу никем, разве что друзьями... До этого момента. У Азирафаэля были отношения, но он никогда не спешил, проверяя партнёров на искренность чувств, поэтому ничуть не удивлялся, когда скоро оставался один. Разве что хрустальные тени смаргивал с ресниц. Спутать это было невозможно. Кроули вдруг замер, напрягся, и даже сквозь чёрные очки репетитор чувствовал его обжигающе тяжёлый взгляд, и в следующее мгновение он резко подался вперёд, приоткрыв губы, оказался неожиданно близко... Ложась в тот вечер в постель и будучи всё ещё не в силах отойти от этого всего и свободно выдохнуть, Азирафаэль подумал, что он или облажался по-крупному, или проявил чудеса буквально ангельской выдержки, оставаясь верным своим принципам. Снились ему растрёпанные его же рукой медно-рыжие вихры. Азирафаэль был даже рад, что его пары сегодня начинались с самого утра. По крайней мере, он мог как-то отвлечься от событий вчерашнего вечера, погрузившись в лекции и занимаясь студентами. Неторопливо собравшись, он в таком же смутном напряжении отправился в академию. На улице заметно потеплело; репетитор бросил взгляд на припаркованные у тротуара машины, а в следующую секунду вспыхнул до кончиков ушей. Почти сердито встряхнув головой, сбрасывая с себя остатки наваждения, Азирафаэль зашагал дальше. Сквозь его светлые кудри пробивались лучи теплеющего солнца, очерчивая мягкую мужскую фигуру. Вокруг него словно образовался небесный ореол, а невесомый нимб заставлял Азирафаэля щуриться от солнца. Всего этого он не замечал, погружённый в свои мысли, и шёл дальше. Через несколько минут после начала первой пары, когда все студенты постепенно затихли, уткнувшись в учебники, телефон Азирафаэля завибрировал. В воцарившейся тишине аудитории это было очень громко. Смутившись, преподаватель торопливо потянулся за ним, уже догадываясь, кому вздумалось написать ему в восемь утра. Незаметно от растерявшегося Зефирки студенты переглядывались, обмениваясь смешками и любопытными взглядами. Сомневаясь пару мгновений, Азирафаэль открыл сообщение. “Во сколько заканчиваешь сегодня?” У него были все права возмущаться на такую неслыханную наглость, если бы пара не шла полным ходом. Головы учеников всё чаще поворачивались к столу, но Азирафаэль этого не замечал: сердце гулко колотилось где-то в горле, стоило ему вспомнить то, что было вчера. Впрочем, он и не забывал. Как такое может вылететь из головы? “В час”, — ответил Азирафаэль. Сообщение мгновенно прочитали, и он взволнованно прикусил губу. — “А что?” Телефон замолчал, и репетитор шумно вздохнул. От раздражения, неопределённости, радости, сладкого предвкушения, любопытства — внутри него закипал ураган, и мужчина не мог с этим справиться. Он жаждал встречи, хотя и понятия не имел, как будет объяснять свою реакцию на несостоявшийся поцелуй. Будет ли Кроули вообще об этом спрашивать? Самонадеянно ли для Азирафаэля думать, что будет вторая попытка? Он с тихим стоном потёр виски и, убрав телефон в портфель, решительно повернулся к аудитории, нервно поправив клетчатую бабочку. Обо всём этом он может подумать позже. К тому же, репетитору даже не пришлось долго ждать. Удивить его в принципе было тяжеловато, он многое успел повидать, но отцу его лучшего ученика всё-таки удалось. Когда большие часы перед главным входом в академию показывали 13:20, Азирафаэль вышел из чуточку душного здания в залитый солнцем внутренний двор. Его лицо тут же огладил ласковый ветерок, и репетитор ангельски широко улыбнулся, от чего на щеках выступили ямочки. Погода была просто прекрасная, и это поднимало настроение, что само собой заглушало его нарастающую тревогу. Преподаватель весь рабочий день прокручивал в голове неожиданное сообщение от Кроули, и мог только догадываться, что его ждёт, когда он приедет к Янгам. Сегодня, по злому совпадению судьбы, у них с Адамом должно быть занятие. Вздохнув, Азирафаэль покрепче перехватил портфель с тяжёлыми книгами (они дошли до книг о войне) и, солнечно улыбаясь знакомым студентам, бросил взгляд на тротуар. И невольно застыл на месте, округлив немного испуганные глаза; любопытные студенты мигом повернулись в ту же сторону. У бордюра стояла слишком хорошо знакомая сконфуженному преподавателю раритетная Бентли, чёрная гладкость которой почти вызывающе блестела на солнце. Конечно, её хозяин был здесь же. Оперевшись на любимый автомобиль, Кроули скрестил руки на груди, без выражения озираясь по сторонам. В тот же момент, когда его заметил вспыхнувший от смущения Азирафаэль, его словно что-то подтолкнуло обернуться, и он увидел замершего репетитора. На его лице мгновенно расплылась дьявольская ухмылка, и он приветливо помахал рукой, не обращая внимания на притихших от удивления студентов. Стараясь не обращать внимания на громкий шёпот позади, Азирафаэль набрался смелости и двинулся к машине. Внутри всё снова лихо перевернулось, как если бы его бедное сердце захотело острых ощущений и отправилось на американские горки. Кроули был здесь, предлагая (требуя) подвезти до дома Янгов, и привычно широко ему усмехался. Это был е г о Кроули, и произошедшее вчера, кажется, ничего не изменило в их отношениях. От одной этой мысли репетитору стало так спокойно, что он выдохнул с облегчением, ускоряя шаг; приятная уличная свежесть овевала лицо, и ему казалось, что за спиной распахнутся сейчас крылья, как парус на ветру. — Наконец-то, ангел, — совершенно не смущаясь, довольно громко воскликнул Кроули. Его ухмылка стала ещё шире, обнажая острые клыки. — Я уж думал, тебя похитили. — Привет, Кроули, — весело отозвался Азирафаэль. Змий молча, не терпя возражений, взял у него тяжёлый портфель и довольно аккуратно закинул его на заднее сиденье. Преподаватель решил не спорить, только проворно залез в машину, зная, что возражать хозяину автомобиля просто бесполезно. Сам Кроули буквально сиял от счастья; он круто обошёл машину, по пути показав знак мира застывшим в шоке студентам, и плюхнулся за руль. Через пару секунд Бентли с грозно-радостным урчанием отскочила от тротуара, как йо-йо, и стремительно разогналась на залитом солнцем асфальте. Благодаря всё ещё живым и слишком ярким воспоминаниям вчерашнего вечера Азирафаэль всю дорогу краснел и бледнел, уже привычно цепляясь за дверную ручку, чтобы не вылететь из кресла. Вдруг Кроули опять приспичит выехать на встречную полосу? Прощупывая почву между ними, репетитор обронил пару саркастичных комментариев насчёт слишком быстрой езды, кидая на водителя напряжённые взгляды искоса. Он искренне верил в то, что Змий их не замечал. В ответ на его бурчание Кроули или фыркал, или отвечал в таком же тоне, но черты его лица всё время освещались непонятным весельем, поэтому и Азирафаэль расслабился. Насколько это вообще было возможно на такой скорости. Кажется, между ними всё действительно оставалось в порядке. Репетитор нервно кусал губы, глядя прямо в стекло перед собой, за которым на высокой скорости размывалась пятном улица. Означало ли это, что Кроули захочет поцелуя снова? Спросить прямо Азирафаэль просто не мог, но такое тёплое и греющее его “ангел” никуда не пропало. От этого ему казалось, что сладкоголосые херувимы действительно поют где-то в пропитанном солнцем воздухе. Как только преподаватель вошёл в квартиру вслед за хозяином, Адам встретил его радостным возгласом и крепкими объятиями. Запаниковавший было Азирафаэль бросил встревоженный взгляд на Янга-старшего, но тот только утешающе, удивительно ласково улыбнулся, удаляясь в спальню и оставляя сына репетитору. Из-за этой самой улыбки волнующих тонких губ Адаму пришлось какое-то время тормошить Азирафаэля, чтобы тот скорее пришёл в себя. Неприятная неопределённость и даже страх всё это потерять, что давили на мужчину ещё с вечера, рассыпались прахом, и на их место пришло светлое томление. Оно вспыхивало в груди каждый раз, когда в поле зрения преподавателя появлялся Кроули, уже переодевшийся в домашнее, но так и не снявший своих очков. Азирафаэль многое бы отдал, чтобы видеть его прекрасные золотисто-карие глаза всё время. Время пролетело незаметно. На самом деле, большую часть занятия репетитор и мальчик болтали о всякой ерунде, и Азирафаэль учил его вязать новый узор. Адам пыхтел от напряжения, пытаясь привить самому себе усидчивость, и вытягивал кончик языка, справляясь с накидами; в такие моменты он как никогда напоминал преподавателю своего отца. Стрелка часов сползла почти к пяти, когда они услышали вдруг звонок в дверь. Азирафаэль невольно переглянулся с учеником, но тот только пожал плечами. — Может, к папе по работе, — предположил он, снова переключая своё внимание на будущую кривоватую прихватку вырвиглазных цветов. Однако минутой позже выяснилось, что приходили вовсе не причудливые покупатели антиквариата. Дверь в комнату Адама приоткрылась, и они оба, застигнутые врасплох, резко вскинули головы, хлопая ресницами. На лице Кроули горела почти нежная ухмылка. — Ну что, клуб благородных девиц, проголодались? И повыше поднял руку с шуршащим пакетом. — Роллы! — восторженно воскликнул Адам, подрываясь с места и оставляя незаконченное вязание на кровати. Мальчик тут же исчез в коридоре, а Азирафаэль жарко залился краской, стараясь не смотреть в сторону хозяина дома, и сделал вид, что совсем не голоден. В животе неприятно тянуло. — Азирафаэль, — странно спокойным голосом окликнул его Кроули. Репетитор, взволнованно прикусив губу и молясь, чтобы живот не забурчал на всю квартиру, аккуратно поправил вязание Адама, чтобы небрежно оставленные петли не распустились. Его сердце забилось быстрее. — Нет, спасибо, я не бу... — Шагом марш на кухню, — со стальной твёрдостью приказал Кроули и отправился следом за сыном. Азирафаэль почти расстроенно надул губы, уронив пряжу на пухлые колени. Он так старался сопротивляться, не навязываясь лишний раз — показаться назойливым и наглым было для преподавателя хуже смерти. Ударить в грязь перед возлюбленным, что может быть ужаснее? Но времени на раздумья и своеволие Янги ему совершенно не оставляли. Репетитора буквально насильно заставляли чувствовать себя свободно и раскованно. Конечно, Азирафаэль был не против. С него словно снимали слой шелухи, как с луковицы, раз за разом, и даже после неловкого окончания их вчерашнего ужина он чувствовал себя комфортно с Кроули. Поэтому, тяжело вздохнув, он послушно отправился на кухню. Адам с довольным выражением лица уселся за столом, ловко расставляя на нём коробки с роллами. Кроули молча кивнул репетитору подбородком на стол, и тот, смущённо помявшись, всё же сел рядом. — Это невежливо с моей стороны, — попытался возразить он. — И ты заплатил вчера за ужин... В ответ Кроули потянулся и снял с себя чёрные солнцезащитные очки. Золотистый змеиный взгляд хищно обжёг самое сердце замеревшего Азирафаэля. Он даже приоткрыл рот от удивления, и волна эмоций захлестнула его так, что мужчина на несколько мгновений утратил дар речи. По словам Адама, его отец снимал очки только в присутствии своего сына. Сейчас он спокойно смотрел прямо в ошарашенные светлые глаза преподавателя, и Азирафаэлю очень хотелось на время удалиться — хотя бы для того, чтобы восстановить дыхание. Любовь снова заставила мир вокруг закружиться в танце, как сухие листья на сильном ветру. Густо покраснев, он снова опустил взгляд, впиваясь глазами в столешницу. Репетитор буквально чувствовал, как сильно внутри раздаётся глухой стук сердца. Он не заметил, как Адам удивлённо-счастливо приподнял брови, глядя на отца, и как тот смущённо отвёл свой взор от мальчика, открывая соевый соус. Янги понимали друг друга без слов. — И всё же, — выдавил Азирафаэль, стараясь, чтобы его голос не дрожал, и чуть поджал губы, чтобы они не расплылись в улыбке, — это некрасиво с моей стороны. И не скрыл счастливого смеха, когда отец и сын одновременно закатили глаза с совершенно идентичным стоном. Небесное тепло переполняло его, и репетитор был в шаге от того, чтобы интенсивно засветиться, как ангельский нимб. Безумная радость освещала всё вокруг, заставляя всех троих втайне желать, чтобы отныне так было всегда. — Ты умеешь есть палочками? — спросил преподавателя Адам, протягивая ему деревянный прибор. Азирафаэль, очаровательно зарумянившись от радости, улыбнулся и кивнул: — Конечно. Если честно, роллы — моё любимое блюдо, второе после блинчиков. Адам мог буквально слышать шорох, с которым промолчавший Кроули записывал это у себя в голове. Тягучее напряжение спало, словно его никогда и не было. Все трое помнили, что случилось после их предыдущей совместной трапезы, и боялись, что что-то может снова пойти не так, но всё обошлось. Время летело незаметно, пока они говорили, обсуждая всё подряд: одноклассников Адама, “дьявольски тупых” (цитируя) покупателей антиквариата, суровое начальство Азирафаэля в академии. Адам и репетитор пытались как можно тщательнее скрыть хохот, прыская в кулак, пока злой как чёрт Кроули воевал с палочками для еды. В итоге он разозлился окончательно и сердито запихал ролл в рот пальцами. Правда, теперь его сверкающие яростью змеиные глаза не пугали никого, а вызывали только широкую улыбку. Адам довольно быстро расправился со своей порцией и снова удалился к себе в комнату, заканчивать свою первую в жизни прихватку. На этот раз в его блестящей идеями каштановой голове действительно не было хитроумных адских планов, достойных, разве что, какого-нибудь Антихриста. Он просто ушёл к себе в комнату и особо не задумывался над тем, что взрослые (его взрослые) остались наедине. Азирафаэль, полностью расслабившись, сыто вздохнул, аккуратно утирая губы салфеткой, и благодарно улыбнулся: — Лучшие роллы в моей жизни. Спасибо, Кроули. Их недопоцелуй, конечно, не шёл из головы у обоих. Один очень тихо желал, чтобы второй повторил попытку, а этот самый второй в этом желании сомневался. Сколько проблем на Земле решились бы, если бы люди обладали телепатией! Желание сблизиться было не единственным, о чём думал Кроули. Большее удовольствие он получал не от еды, а от вида уплетающего роллы Азирафаэля. Он буквально светился от радости, лучась уютом, и Змий готов был прямо сейчас предложить ему остаться у них навсегда, лишь бы каждый день ощущать это небесное прикосновение внутри. Репетитор быстро облизывался, ловко орудуя деревянными палочками, с которыми сам Кроули так и не справился, и его пухлые щёчки очаровательно надувались, когда Азирафаэль выбирал слишком большой ролл. Умиление смешивалось с возбуждением, оставляя Змия лишь тихо вздыхать и буквально пожирать преподавателя глазами. Вероятно, он слишком рано снял очки. Намерения его были более, чем серьёзны, поэтому он вдохнул побольше воздуха и решился. — Азирафаэль, — сказал он, и репетитор тут же перевёл на него искренний взгляд облачных глаз. — Я могу рассказать, если тебе всё ещё... Интересно. Кроули не знал, почему для преподавателя это было так важно. Но раз уж он налажал тогда в их ссоре и с грёбаным не-поцелуем, то хотя бы здесь должен был сделать всё правильно. Змий уже понял, что влюбился без памяти, по-настоящему, до мучительной дрожи, и доверие было именно тем, что он должен был принять. Азирафаэль улыбнулся ему — кротко и ангельски, выбивая все оставшиеся сомнения. — Конечно, — тихо ответил он. И тут же спохватился: — Но тебе не нужно, если не хочешь, дорогой. Я понимаю. Всё, что хотел в тот момент Кроули — сползти на пол со стула, крепко обнять репетитора и уткнуться лицом в его пышные бёдра, чувствуя, как ласковая рука гладит по волосам и плечам. Вместо всего этого он приказал себе собраться, неосознанно ковыряясь палочкой в густом васаби. И рассказал действительно всё. То, как он был счастлив, когда стал отцом, то, как его сердце разбилось на миллион осколков, то, как он переживал за Адама, сменил ради него работу, хоть денег им всё равно хватало. Сгорая от смущения и в который раз наступая на горло своей гордости, признался, что ревновал сына, и снова попросил прощения. На мягкое прекрасное лицо добрейшего ангела Кроули смотреть не мог, поэтому уронил голову на руки, не в силах больше поддерживать маску равнодушия и небрежности. И всё его существо замерло, затаило дыхание, и кровь на мгновение перестала бежать по жилам. Всё потому, что рука Азирафаэля плавно опустилась на его потяжелевшую голову, и гладкие пальцы осторожно зарылись в его рыжие волосы. Преподаватель действительно стал поглаживать его по голове, чуть массируя кожу, и почти с благоговейным трепетом перебирал огненные пряди. От этих действий по спине Кроули пробежались крупные мурашки, его невольно передёрнуло от острого наслаждения; за всеми этими переживаниями Змий даже не заметил, насколько соскучился по прикосновениям. Он зажмурился, чувствуя, как пересохло во рту, и стиснул зубы, чтобы не застонать. Удовольствие было как физическим, от чего он нервно свёл колени, так и душевным, и в груди всё пульсировало, заставляя сердце умирать с каждым новым прикосновением. Это ощущалось, как настоящее чудо, и возымело поразительный эффект. — Ты отлично справился, — прошептал Азирафаэль, боясь портить момент. Его голос вызвал у Кроули новую волну мурашек во всём теле. — И ты просто замечательный отец. Адам очень тебя любит. Кроули невольно поднял голову, глядя в сияющие нежностью глаза репетитора. Тот, в свою очередь, затаил дыхание, видя искренние золотистые глаза, которые неумолимо завораживали его, как демонические чары. “И я тебя” невысказанным повисло в воздухе.