♾️♾️♾️
Огромный чёрный замок Рэв уже с давних на то времен стоит на самом возвышенном холме Чоновых земель, окружённый со всех сторон маги-лесом, а за своей спиной вдобавок с Восточной стороны ещё и крутыми скалами величественной стоящей горы. Сам замок расположен у самой окраины леса, и своими двойными каменными стенами, заключая всё поселение государства под своё крыло, образует толстое кольцо. Улицы города арабской экспозицией сливаются воедино и образуют собой спутанные проулки, на выборочных стенах домов и ограждений, в которые влиты древние прочные зеркала, ежедневно ловящие собой солнечный свет и отражающие его по углам вдоль выбранной собой дороги. Такова подпитка энергии у жителей Королевства Чон: "Дети Солнца" и "Ремесленики Огненных Стихий" не могут существовать без своего истинного небесного покровителя и всегда нуждаются в ослепительном свете звезды. И сам Рэв, величественный и мрачный с виду, с острыми выступами к небу и старой, разваливающейся временами задней частью оружейной, хаотично изнутри и редкостно снаружи сливается с тонкой коркой полированного металла. Попадая в него, свет солнца, проникающий в замок сквозь многочисленные открытые окна, разрушает всю устрашающую мощь построения и озаряет любое помещение своей жизненной энергетикой. Жизнь Восточного Королевства всегда активно кипела и беспрерывно бурлила лавинными реакциями. От малого до старого, в силу своей способности и желании творить обычный люд и подчинённые ежедневно выполняли большой список дел, как в радость собственной жизни, так и в угодье королю, требующего к себе лишь уважения и послушания. Чон Хосок, тот самый король, восседал на троне уже более двух лет, и по мнению придирчивого населения, правлением своим ничуть не уступал старому, при всём всеобщем уважении, пердуну-отцу, чьи и в давней юности шутки, которыми он любил разбрасываться налево и направо в независимости от ситуации, вызывали у дворян лёгкое смятение и глупую улыбку. Хосок — старший сын старого правителя света, обласканный в утробе королевы самим солнцем и благословенный духами огня, получил в путь дальний при рождении военного хранителя, Намджуна: многозначное божество, способное по собственной воле и желании подчинённого короля приобретать облик дракона, искусно владеющего своим внутренним очагом, поистине сродни лишь теплом самого солнца и мудрыми решениями, власть над которыми смеет иметь только прямой наследник. Когда-то Хосок без колебаний принял свою судьбу и обязанности, свалившиеся на плечи. А его хранитель с самого детства был и остаётся его опорой и почвой для всеобщего развития, верный друг и помощник, его личное спокойствие и уверенность в ещё одном дне правления, которое пусть и даётся с трудом, но продвигается довольно неплохо. И всё шло своим чередом: дела, проблемы, их решения, ужин с родителями и разбавляющий уныние смех младшего брата, но неожиданно в один из таких обычных, насыщенных государственными делами день, ближе к полудню, в тронный зал ворвался королевский маг и своим взбудораженным видом не на шутку встревожил сердце короля. «Время пришло!» — заявил он своим чересчур вопящим голосом и ввёл в недоумение всех присутствующих деловых дворян. Хосок взмахом руки потребовал всех оставить их и тревожно приложил к губам кулак, опираясь на свои колени, облачённые в отцовские рабочие шаровары, так как совсем недавно он помогал служащим укрепить ворота заднего двора, снесенные собственным хранителем. Чтоб уж этому хвосту Намджунову неповадно было! Ким Сокджин, их выдающийся знаток как чёрной, так и белой магии, хозяин огромной государственной библиотеки и чудесный в краях Королевства Чон единственный лекарь никогда ещё так не был встревожен, как тогда. Его не одну сотню лет красивое, как сам бог, лицо и большие блестящие молодостью глаза смотрели на короля с каким-то страхом и колебанием. — Время чего пришло?.. — задал вопрос Намджун, сидящий на пару ступень ниже своего подопечного повелителя, и в который раз осмотрел мага с головы до пят. Его монотонный голос звучал слишком громко в многократном эхе голых стен, обвешанными одними лишь зеркалами, а браслеты-кандалы на запястьях неуместно бренчали во время движения. — Скажи мне, что это не принесёт мне много забот! — моляще воскликнул Хосок и скривился в лице, на что его хранитель просто закатил глаза. — Чон, Сын Солнца, вы король. Будьте благоразумны, бед не избежать. — Да-да, — махнул на него кистью повелитель, с отлыниванием отводя глаза. Сокджин авантажно сдернул мешающую чёлку одним движением руки, и в противовес этому небрежно откинул длинные косые рукава своей тёмной мантии. — Северные владения скоро сменят своего владельца, мой король! — Ты уверен? — нахмурился Хосок. — Разве было что-то известно о юном наследнике после случая в солнечной степи? Была утверждена его смерть и окончательное заключение мира между нашими отцами. — Мира? — Сокджин саркастически выгнул бровь и кинул вопросительный взгляд на вздохнувшего хранителя. — Джун-и, я надеюсь, ты оповестил его во все грешные делишки нашего былого правителя? Почему он такой заторможенный? — Я бы попросил! — обиженно вспыхнул Хосок, так, что с конца его волос цвета пламени вырвались слабые искорки огня. — Мне ещё многое предстоит узнать, мы не успели добраться до исторических летописей. И вообще! Что за "Джун-и" в обращении к моему высокопоставленному хранителю?! Вздор, а не уважение! — Да что ты! — Джин тоже в ответ возмущённо запыхтел, состроив самое оскорблённое выражение лица. — Если вы не помните, мой юный король, то это я несколько веков подряд таскал за пазухой то яйцо, из которого он вылупился в минуту вашего рождения! Я фактически его мать! И Чон хотел было что-то вставить и возмутиться, но Намджун, редко ощущающий себя не в своей тарелке, рьяно покрасневший, перебил обоих робким хрипом. — Давайте решим проблему с Севером, господа. О неважном поговорим за ужином. — Эта проблема так просто не решится! — громко заявил Сокджин, и складки между его бровей напряжённо усилились при взгляде на короля. — Да, после смерти первого сына король Джухён подписал с вашим отцом мирный договор, как было объявлено народу, но это был не менее чем добровольный отказ от собственной земли в нашу пользу. У него не было выбора, так как молодая сила, готовая занять его место, неожиданно скончалась, и защищать свои величественные территории он был не в силах. Совсем недавно стало известно, что они много лет скрывали от нас весть о рождении своего второго наследника. Уже скоро, в ночь следующего лунного исчезновения, ему исполнится сто один год, тогда-то он вступит на престол и, вероятно, предъявит вам свои позиции насчёт случившегося когда-то. Хосок, очень внимательно слушающий мага, задумчиво потёр щетинистый подбородок и поднял на него взгляд. — Почему говоришь так, будто это неизбежная катастрофа? — Потому что он Хунаби. Намджун вдруг, разинув рот, опустил руки, и раздражающий бряк его цепей о каменный пол, разросшийся по всему залу, резанул по нервам Джина, от чего он невольно скорчился. У Хосока на лице читался шок, нежели обычное удивление. Он даже не заметил, как вскочил с места и ринулся к магу, останавливаясь от него лишь в паре метров. — Хунаби? — переспросил он аккуратно и вязко сглотнул, получив утвердительный кивок. — С очень скверным характером.♾️♾️♾️
В государственной библиотеке, большой и просторной, круглосуточно засеянной солнечным светом, книжные стеллажи, расставленные гусеничкой, образуют небольшие лабиринтики, а фонари с огненными светлячками, правильно, пустуют. В храме знаний чисто, светло и тихо. Слышны лишь редкие шуршания пергамента и скрёб пера в молодых руках Джиновых учеников: совсем юных, горящих желанием всё узнать, в красивых, белых хлопчатых рубашках и воздушных платьицах, полных энергии и желанием. При виде самого короля в широких дверях своего класса юнцы и девушки резко встали со своих мест и, как позволяли письменные столы, низко поклонились, доверительно сомкнув очи. В том числе и Чон Чонгук, которого с рождения небеса окрестили младшим братом нынешнего короля и для которого никогда и практически нигде не было исключения. Однако нервная возбуждённость и беспокойство в глазах брата, бегло пролетевших по каждому силуэту, не остались ему незамеченными. «Что-то случилось?» — одними губами спросил он у Намджуна, проходящего мимо следом за своим подчинённым, но получил лишь ямочки на щеках и приветственный поклон. Юноша остался стоять в неведении и тревоге на сердце. — Хунаби принято считать самыми редкими и властительными существами, — слишком громко для такого места произнёс Сокджин и так же резко завернул куда-то в сторону, от чего король едва ли не влетел в стеллаж с рукописями. — Женщина, рожающая хунаби, умирает во время родов, оплачивая будущую жизнь своему ребёнку, которому волею судьбы даруется такая могущественная сила. Никто заранее не может сказать, каким он вырастет и что в нём воспитается в первую очередь, поэтому всеми принято остерегаться его внимания и желаний. — Но мы, вероятно, будем в самом эпицентре его мыслей. — Намджун качнул головой и совершенно случайно, задев локтем деревянную лестницу у входа, обронил её, и уже она, летящая на пол вдоль заполненных высоких стеллажей, утащила с собой пару десятков старых книг. Хранитель не успел даже оправдаться за тот грохот, что уже успел устроить, как экстримом получил твёрдым переплётом по макушке и, укрывшись руками в спасении, жалобно скорчил рожицу в сторону мага. — От тебя всё столько же хлопот, что и от гигантского тролля! — Сокджин вновь взмахнул книгой, но лишь пригрозил этим. Намджун возмутился: — Да я в четверть раза крупнее любого тролля! — И благо мозгов у тебя также больше! — Ведёте себя слишком громко, — властно вмешался Хосок и наконец-то оторвался от книги, которую ему ранее вручил Джин. — Тут говорится, что Хунаби испокон веков задабривали душами и кровью. — Разве метод поклонения им не зависит от черт характера самого Хунаби? Намджун задумчиво потёр место удара и поймал на себе взгляд мага, что, подперев свой аристократический подбородок рукой, выискивал в нём что-то, что внезапно смутило хранителя и сбило с толку. — Там неверно написано! —непоколебимо выдал маг, когда удовлетворил себя смущёнными ямочками Намджуна. Хосок выразительно выгнул свою левую бровь и захлопнул страницы древней книги. — Ох, помягче, король! — Всмысле неверно написано, старикан ты склерозный?! — Вообще-то вы в курсе, что мне от пяти тысяч лет. — Да-к на кой корень астизмы ты мне дал эту книгу, если в ней нет ничего полезного?! — Ну, во-первых, наш дорогой король, — поднял Сокджин вверх свой скривившийся годами указательный палец, — прошу не выражаться в моём доме, это всё-таки не просто библиотека — храм! Во-вторых, в этой книге есть всё самое важное для изучения природы Хунаби, а также в ней есть пару очень занимательных историй. — Ну, а в-третьих, Ким Сокджин, — Хосок, несмотря на увесистую ношу в руке, начал вертеть ею перед носом и прямо-таки сгорать в нетерпении, что показывали его искрящие корни волос. — Солнце не стоит на месте, королевские дела не ждут! — С тех лет, когда был записан этот документ, многое поменялось. Лета бегут, а обычаи и восприимчивость духов меняется. Сокджин отобрал у повелителя измученную книгу и заботливо протёр её запыленные участки краем косого рукава, следом возвращая её на место в низшей полке своего стола. — Значит, сейчас есть другой вариант? — прокашлялся Намджун в невинной попытке влиться в разговор. — Ох, он далеко не иной, — отстранённо взмахнул руками Джин. — Ты верно заметил, что способ вызвать у этого существа прощение выбирается по его собственному предпочтению. Хосок нервно цыкнул, прикрыв глаза, и пару раз мотнул головой в стороны, чтобы успокоиться. Затем поднял на мага с хранителем устрашающий взгляд и процедил сквозь зубы: — Если вы сейчас же не расставите мне всё по полочкам, я вас скормлю леприконам в подземелье! И это намного хуже кипящего масла! Намджун примирительно взмахнул пошарпанными ладонями у груди, побрязгав цепями, и мило улыбнулся. А Джин лишь закатил глаза и сложил руки на груди крестом. — Сын короля Джухёна является лесным Хунаби. Именно поэтому его так волнует возвращение всех принадлежащих им земель. — И чего хочет этот лесной Хунаби? — Самое дорогое и милое вашему сердцу существо, — вкрадчиво произнёс маг и улыбнулся заговорчески мило, что на секунду у короля задрожали поджилки. — Но у меня нет никого такого.. — Ошибаетесь, мой король. Намджун только поднял палец вверх, желая возразить, как это сделал маг. Невзрачно разведя руки в стороны, он кивком головы указал в главный зал и резко хлопнул в ладони, по-прежнему не стирая с лица улыбки. — Чон Чонгук-и, мой король. Самое милое создание в нашем королевстве - это ваш горячо любимый младший брат. Чонгуку никогда никакого труда не составляло кому-то понравиться. Миловидная внешность и нежные нотки голоса сражали наповал любого, хотелось того мальчику или нет. Матушка всегда имела привычку называть его своим ангелочком и, будучи девятнадцатилетним крепким юношей, ему оставалось только стыдливо опускать глаза в пол и глупо улыбаться её очередному желанию засюсюкать его при всём честном народе. Любили молодого принца все без исключения. Не только за внешнюю красоту, но и воспитание, о котором король и королева тщательно позаботились. Ребёнок рос в окружении своих сверстников и часто проводил время за пределами дворца, свободно изучая окружающий его мир и людей, что с почтением склоняли перед ним головы, жутко смущая и без того такого робкого мальчика. Хосок же в нём души не чаял, опекал и любил как никто другой. Они вместе учились, помогали городским рабочим и творили глупости, невзирая на более десяток лет разницы и официальный статус старшего Чона. И даже когда он встал на престол, Чонгук не перестал быть для него любимым младшим братиком, малышом с пухлыми щеками, часто окрашиваемыми в персиковый, и милым смешным фырком. — Ещё чего! — завопил король и начал подготовительно махать кулаками перед лицом невозмутимого мага. Намджун поглотил свой непозволительный смешок, но выглядел "разъярённый" король всё равно довольно забавно. Даже с серьёзными намерениями устроить старому колдуну профилактическую очистку несуществующих морщин. — Это просто судьба, — не прекращал улыбаться Сокджин, но во благо сохранности лица всё же выставил ладони в примирительном жесте. — Судьба? Судьба?! — ещё громче завизжал король Чон. Намджун обернулся на взволнованный шёпот учеников, встрявших на звуки криков в дверях помещения, и хотел было всё разладить каким-нибудь ванильным обещанием, но возмущенный визг Хосока не услышал бы только трижды глухой. — Хочешь сказать, что во имя мира между мирами, я должен отдать Чонгука на растерзание злобному существу?! — Брат? — У Чонгука из рук выпала книга в унисон тому, с каким ужасом в глазах его друзья резко замолкли, услышав это. Намджун опустил на лицо обе ладони и поднял взор к небу (Эти двое даже не поняли, что давно не одни). — Никто не говорил, что он злобное существо! — Сокджин поднял палец вверх и в миг стал серьёзным. — Это лесное божество боготворит всё самое милое и великолепное на этом свете. А отнять у вас именно это станет для него неизгладимым достижением, которым вы оплатите ему долг за былое. — В нашем королевстве нет никого более милее моего Гук-и?! — продолжил истерить король, и даже пальцами рук загребся в горящие огнём волосы. — Откуда мне знать, что он захочет сделать с ним? Он ведь определённо хочет войны, раз просто не может забрать свои земли мирным путём! Если бы Сокджин носил очки, он бы обязательно подправил их между делом и только потом заумно помотал головой. — Неблагоразумно с вашей стороны отправлять на так называемую вами погибель кого-то из невинных жителей. Чонгук всеми признанный, самый очаровательный ребёнок во всём городе. Он сын королевских кровей, и если не он, то кто должен позаботиться о благополучии своего дома? — Это глупая предъява! — Хосок гневно ткнул ему в лицо пальцем, а затем авантажно развернулся и встал как вкопанный, когда поймал на себе с десяток испуганных глаз, в тот же миг дрогнувших в извинениях к полу, и шокированное лицо Чонгука. — Тем более, — продолжил Джин, игнорируя нарастающую в воздухе панику, — могущественнее Хунаби ещё никого не нашлось, поэтому идти на него с войной будет подобно попытке самоубийства. Ученики в том же ужасе вновь подняли на короля глаза, а потом и на подавленного новостью Чонгука. Юноша чуть нервно наклонил голову и истерично переспросил: — Хунаби? О, об этом божестве слышали все. Каждый, хоть раз, да ловил слухом легенды старых ремесленников и тронутых умом военных служителей. Истории о Хунаби жуткие, пропитанные страхом и мраком, и поныне вызывают у молодого поколения мурашки и небывалый животный страх. И каково теперь принцу, которому волею судьбы придётся стать для этого кровожадного божества данью, неизвестно точно. Но юноши и девы, переглянувшись с сожалением, подумали о том, что жизнь их любит, и Чонгук действительно удивительный принц, которого они заслужили, потому что он, игнорируя мелкую дрожь и наступившие слёзы, твёрдо кивнул в глаза ошарашенному королю и сделал попытку улыбнуться. — Это мой долг, верно? Намджун, не опуская взора с потолка, набитого нитями паутины, устало вздохнул и подумал, что ему ещё долго придётся успокаивать ребяческую истерику своего подопечного.♾️♾️♾️
Открыв поздней ночью двери своих покоев, первое, что Чонгук заметил, это россыпь бриллиантов на полу и хрустальный иней поверх штор над кроватью и больших каменных фигур своих родителей. Блеск и природный голубой свет, который волшебно освещал всё тёмное по задумке своего хозяина помещение. Это, казалось бы, привычное для глаз зрелище неожиданно вызвало у принца нервный смешок. Это было не то обычное радостное, умилённое хихиканье, а действительно нервный истеричный смешок, который не смог ускользнуть от ловких эльфийских ушек. Поэтому в тот же миг из под большой королевской кровати вылез небольшой серый комочек и вопросительно склонил голову. — Что-то случилось, мой маленький принц? — Кое-что, — сипло выдавил Чон и, медленно пройдя к кровати, бессильно завалился на неё звёздочкой. Глаза, предательски наполненные слезами, юноша закрыл и вновь истерично улыбнулся. — Чимин-щи? Ты можешь рассказать мне про Хунаби? До того просто обеспокоенно глядящий на него хранитель неожиданно подскочил на ноги и, сложив кулачки у груди, очень испуганно захлопал кристальными глазками. Половина красивых украшений комнаты опали на пол, разбиваясь вдребезги также, как и прекрасное настроение эльфика. Чонгук от такого притих и приоткрыл один глаз, в наблюдении за тем, как быстро начала приливать кровь к обычно бледным ушам его хранителя. — Его Великолепие, — дрожью в голосе произнёс хранитель и прикусил нижнюю губу, явно сдерживая свои слёзы. При виде такой картины у Чонгука от своей печали и следа не осталось. Он привстал на локтях и встревоженно изучил эльфа взглядом. Чимин никогда прежде не показывал ему своих слёз, несмотря на то, что всегда казался ему печальным и очень скрытным существом. Но при одном только упоминании об этом страшном божестве он вдруг начал трястись, сжавшись, и хлопать густыми ресницами, размывая блеск со своих серебряных глаз. — Чимин-щи, — аккуратно позвал Чонгук и удивился ещё больше, когда хранитель испуганно дёрнулся и интригующе присел к нему на самый краешек кровати. — Хунаби самые могущественные создания, о которых нам известно, — тонкий, по природе своей тихий голосок Чимина пробудил в принце детское любопытство, по зову которого он сел наконец-таки прямо и заинтересованно навострил уши. — Это редкие божества, восходящие на этот свет не просто так. Они являются причиной тех событий, что будут ожидать нас с их рождением. Войны или рассвет цивилизаций, мир и счастье в каждом дне или горькие слёзы. Наши жизни будут зависеть от их желаний, и не важно, насколько хорошим был кто-то из нас, это ничего не меняет. — Значит то, что нам рассказывали старики в городе, правда? — Не совсем, мой принц. Хунаби не всегда злые и кровожадные, это дело случая и воспитания семьи, в которой им удалось родиться. Чонгук склонился ближе к хранителю и аккуратно, будто боясь быть кем-то замеченным, задал свой главный вопрос: — А что в них такого могущественного? Чимин вдруг застыл, кажется, даже затаил дыхание, а затем отмер и с придыханием произнёс такое же тихое: «Смерть». — За ними ходит Смерть, — повторил он чуть громче и свободнее выдохнул, переключив всё своё внимание с мыслей на удивление в шоколадных глазах подопечного. — Их хранителями является Смерть. Она одна и та же на многие тысячелетия, и сильнее её никого ещё нету. — А как же жизнь? — взволнованно пролепетал Чонгук и по-детски причмокнул губами. — Если есть Смерть, то и жизнь должна быть, верно? Чимин мягко улыбнулся ему, от чего в щелках его глаз скопилось больше кристаллов. — Жизнь — это благословение Смерти. Она не имеет образа и не существует полноценно, а лишь является ленточкой в руках Смерти, обрезать которую как и когда решает только Смерть. Они не равны, ведь в конечном счёте вы умираете, а не перерождаетесь. Чонгук после очень долго молчал, пялясь в шерстяной ковёр в центре комнаты, что Чимин терпеливо выдержал, и даже не особо удивился внезапному истеричному смеху юного принца. — Нынешний Хунаби — будущий король Северных земель. — Тогда он будет не королём, а владыкой, мой принц. — Меня отправляют к нему в форме искупления за все прегрешения, что он нам предъявил. Тогда-то Чимин прикрыл рот ладонью и действительно заплакал. Его чуть поалевшие щёчки заблестели под ровными дорожками кристальных слёз, а острые кончики ушей шугано согнулись. Почему-то при взгляде на такого своего хранителя Чонгук легко улыбнулся сквозь собственные густые слёзы и протянул ему согнутый мизинец. — Ты ведь не бросишь меня одного? — спросил он почти неслышно на одном дыхании. — Мы пройдём, — громко всхлипнул эльф и задрожал, протягивая свой мизинец, — пройдём всё вместе. До самого конца, мой принц. И эта потрясающе нежная и доверчивая улыбка Чонгука с выступающими передними зубками, а затем милый беззаботный смех — то единственное, что могло тогда заставить эльфа позабыть о своей боли, так внезапно пробудившейся, и гурьбе позабытых когда-то воспоминаний.♾️♾️♾️
— Запрещаю! Поданные старого короля начали кланяться в страхе и пятиться назад. Хосок, продолжая стоять у кровати приболевшего отца, устало потёр переносицу, опустив голову, и вздохнул. — Запрещаю! — повторил старик ещё громче и слишком резко для своего положения дёрнул головой в сторону Намджуна. — И ты позволяешь ему принимать такие необдуманные решения?! Хранитель спокойно поднял бровь в непонимании и промолчал, ведь более чем возрастной глупости Его Величеством ничего не управляло. Зато вот Сокджин, сопровождавший короля, больше стоять молча не смел. — Решение вашего сына, Ваша Величавость, было трезво взвешено и обдумано, — произнёс он уверенным и ровным тоном, сложив строго руки внизу живота. — Ни вам ли знать насколько тесны отношения ваших сыновей? Хосок потратил двое суток на собственные терзания, а сейчас выглядит ничуть не лучше самого Чонгука. Это пророческое решение и, не дай нам, Богиня Сифа, разозлить юного Хунаби, ведь ложь, такие как он, чувствуют за версту, а лжецов никто не любит. Прошу заметить, даже вы! Изречения мага, как всегда, звучали убедительно и твёрдо. Поспорить с ним никто не решился и, ощущая кожей колдовскую власть над мнением старого короля, Намджун улыбнулся собственным ногам. — Ох, — тяжело выдохнул старик, обращая свой погасший взор сначала на старшего сына, затем на тихую последние несколько дней супругу, сидевшую в тот момент на балконе и глядящую вдаль. — Душа моя, — просипел он ей и дождался, когда элегантная женская фигура покорно встанет и подойдёт к его покоям, — каково тебе решение нашего старшего ребёнка? Согласна ли ты? Хосок виновато съежился за поникшей спиной своей матери, рядом с которой стоял, и не смел поднять с пола взгляда, ожидая честности в её словах или хоть капельки материнской поддержки. Королева Лиян - высокая, смуглявая госпожа с огненными волосами, собранными в величественный пучок являлась живым воплощением солнечного поцелуя. Богиня в человеческом обличие, почитаемая не только в своём королевстве, но и в чужих владениях. Её непоколебимое спокойствие наперебой с ребячливой мягкостью и милосердием всегда были частью той причины, по которой Рэв продолжал многие столетия быть уважаемым государством. Она — сила старого короля, его любимая супруга и тот самый хранитель, данный ему при рождении — солнечная нимфа, гнева которой многие боялись не меньше, чем рождённых в свет Хунаби. Несмотря на печаль и душевные муки, навечно молодая королева умело сохраняла свой стан и нашла тогда в себе силы горделиво выпятить грудь, идеально подчеркнутую королевскими красными одеяниями. — Я никогда не смела сомневаться в великом властвовании нашего старшего сына, Чихон, — голос её, звучавший непривычно мягко и расслабленно, пустил по каждому приятную волну теплоты, под восторгом от которой глаза непроизвольно заполнялись слезами. Хосок и вовсе их зажмурил, боясь поддаться порыву юности и ранимости, когда-то где-то глубоко, казалось, застывших магмой. — Мы воспитали тебе достойного наследника и я очень горжусь нашим новым королём. В необходимости она повернула голову к сыну, бросив требовательный взгляд своих чёрных глаз к его ногам и в тот же миг получила то, что хотела: Хосок заставил себя поднять голову и усмирить эмоции, как и подобает его статусу. Как и подобает хвалебным словам матери. — Я не имею ни малейшего желания противиться его решению. От внезапного холода в её некогда мягком голосе все, ужаснувшись, подняли к ней глаза. Намджуновы руки нервно дёрнулись, от чего цепи на его запястьях противно брякнули. Хосок, сражённый таким равнодушием матери к любимому младшему сыну, воспламенился на секунду, но смог вовремя взять себя в руки. Лишь старик мрачно сомкнул свои очи, обдумывая услышанное, и Сокджин, словно именно этого и ожидавший, отвёл свой сочувственный взгляд в сторону. Королева выглядела потерянной. Однако стали в её речи было не занимать. — Я имела время поговорить с Чонгуком наедине, и наш ангелочек убедительно сообщил мне о своём согласии на сделку с Хунаби, предложенную Сокджином. Как бы сильно моё сердце не обливалось кровью от неизвестности, моё юное дитя уже приняло свою судьбу. Прошу тебя, Чихон, — вновь мягко произнесла она, обращаясь к мужу, — позволь детям самим разобраться с проблемами этой жизни. — Да ты с ума сошла, — хрипло произнёс старик, пронзая свою королеву колеблющимся взглядом. — Готова отправить собственное дитя на погибель? Подумай ещё раз, несчастная! Сокджин сымел наглости перебить разговор своих повелителей и многозначно поднял кверху указательный палец, зачем то закрыв при этом глаза. — Возможно я повторюсь, но пока что никакой агрессии со стороны Хунаби не было! — А то, что он на полном серьёзе объявил нам войну в случае нашего отказа на сделку? — вполголоса возмутился ему Хосок. — Это, по-твоему не агрессия? Маг взглянул на него одним глазом, но его готового уверенно ответить, прервал старый король. — Джухён и вправду не тот, кто будет взращивать гнев в своём чаде. Ты прав, Джин. Он мягкосердечен и дружелюбен, так что максимум что могло испортить его сына, это избалованность родительской любовью. — Однако Чонгук-и далеко не избалованный, хотя любим вами обоими, — подметил Джун, прогремев цепями сдвинутых ног. Королева легко кивнула на его слова, улыбнувшись уголками губ, и элегантно взмахнула кистью в сторону мага, за спиной которого двери покоев неожиданно отворились и в проёме появилась лохматая макушку её младшего сына. Под множество чужих и родных взглядов, явно сонный и встревоженный Чонгук шустро проскользнул внутрь, плотно закрыв за собой дверь, и устремив глаза под ноги, начал мешкаться. — Сын! Под окрепше грозным тоном своего отца, он стушевался, резко поднял голову, но почти сразу же устремил свой взгляд на мать и дождался, когда она еле заметно поманит его к себе. — Он же ребёнок! — воскликнул Хосок возмущённо, стоило только Чонгуку прильнуть в материнские объятия и взглянуть на неё через её плечо заплаканными опухшими глазами. Юный король был в крайней степени возмущения от собственного же выбора, решения, которое ему так долго пришлось обдумывать и принимать. При виде горящих кончиков его взъерошенных волос старик Чихон отчего-то вдруг расплылся в доброй улыбке и протянул чуть дрожащую руку к младшему сыну. При виде которой, Чонгук моляще взглянул на мага и легко выдохнул напряжение, в котором также помогло мамино ласковое слово на ушко. Благо, капризы своего маленького принца Сокджин прекрасно знал. Важно взмахнув своими косыми рукавами в стороны, он преклонился перед всеми подданными, находящимися здесь всё это время, и приказным тоном попросил всех покинуть королевские покои - семье необходимо было обсудить всё лично. Не повиноваться никто не смел. Когда двери за последним прислужником с грохотом закрылись, маг, проследивший за этим, повернулся к принцу и низко поклонился, выражая ему полное его покровительство над ним. Следующая секунда для королевы прошла в кадре. Только что стоявший подле неё сын в одно мгновение оказался в постели отца, сомкнутый в объятии большой тяжелой руки родителя. Старик добро посмеялся над его слезами, что в считанные секунды промочили его постельную рубаху и худое старческое плечо. — Мне так страшно, отец! — Чонгук сопел и прерывался в слезах, крепко обнимал отца за плечи и содрогался в страхе. Королева глядела на него, с сожалением сжав губы, Хосок устало потирал переносицу, после вовсе упал макушкой на плечо молчаливого и стойкого Намджуна. Сокджин же, казалось до этого, всегда сдержанный и твёрдый, отвёл взгляд к балкону, дабы сдержать непрошенные слёзы.♾️♾️♾️
Погода за последнюю неделю значительно ухудшилась. Не только на территории Королевства Чон, но и других приближённых государств. Терпению Хунаби подходил конец, несмотря на то, что на раздумья королю он дал ровно две недели, уже к концу первой его юношеская несдержанность начала прорываться в природу неожиданными бурями снежных комьев и холодных ледников на озёрах. Чонгука пугали эти картины. Стоя у распахнутого окна своих покоев, он не раз впадал в истерику, пытаясь найти в голове выход из сложившийся ситуации. Чимин юлой вертелся подле него, упрашивал быть спокойнее и смелее, ведь деваться было некуда. Решение уже было принято, и к концу ужасно мёрзлой второй недели практически всё государство провожало обречённого принца за ворота кольца Рэв. Старый король нашёл в себе силы проделать длинный тяжкий путь до балкона своих покоев и в последний раз помахать горячо любимому сыну дряхлой рукою. Пока его супруга, стоя рядом с ним, проливала слёзы, которых никому не позволено было видеть. В том числе и Чонгуку, провожать которого настолько долго не было в её великих силах. Всё это за них делали Хосок со своим хранителем и благодарным ему народом. Слёзы их были искренни и чисты, хоть никто и не знал, что ждало юного принца в том далёком зимнем лесу, в окружении бестелесных душ и нрава неизвестного им толком нового Хунаби. Но всё же страх за собственную жизнь, близких и родных был куда сильнее, чем переживания за королевскую жизнь. Как ни крути это действительно являлось долгом молодого Чона, призвание длинною в жизнь, которая с момента его первого шага за крепость стала неопределенной. — Постарайся выслать нам весточку, — единственное, о чём попросил Хосок, напоследок крепко сжимая драгоценного братца в объятиях. Намджун нелепо потрепал серебристые волосы хнычущего Чимина, за что получил по своей грубой руке, а затем и благодарную улыбку на прощание. Прежде чем огромные мрачные ворота закрылись, Чонгук вымученно улыбнулся вдаль дворца, завидев родительский балкон и буквально ощутил то, как крошится его сердце, когда лёгкий силуэт матушки резко отвернулся и скрылся за спиной сутулого отца. Последние слова матери тем утром глубоко ранили его ещё детское сердце, привыкшее к любви и доброте окружающих. Матушка же предупредила его о возможных поворотах в его выборе, об ужасах, что могут с ним произойти, и честно призналась, она не знает, вернётся ли он к ним когда-нибудь вовсе. Частично он понимал её отречение от него, и пусть этот толчок собственной матери был болезненным, не оправдать ожиданий народа, как сын великого правителя он не мог. Хосок незаметно для него окинул его по больному гордым взглядом и не двинулся с места даже после грохота ворот перед самым своим носом. — Пора, Чонгук - мой принц, — тихо произнёс хранитель и медленно растворился в воздухе под нерешительный короткий шаг Чонгука прочь от родительского дома. Северные земли находились в максимальной близости от Рэв, в отличии от остальных приближенных королевств. Пеший путь Чонгука состоял прямиком через широчайший маги-лес, когда-то пестрящий густыми зелёными накидками и цветущими волшебными травами, служащие лесным обитателям средством пропитания, обучения врожденным талантам и защитой. С некоторых пор, являющийся единственной, которая последним шансом сохраняло в их небольших поселениях жизнь. Легкий мороз и непривычный их глазам и душам снег слишком суровы для восприятия их мягких тел. Сердце Чонгука, за последнее время всё чаще сотрясающиеся от муки предчувствия, снова болезненно сжалось, когда на середине пути к нему навстречу вышли две продрогшие, укутанные в плотные листья высокие нимфы. Божественно прекрасные, тонкие, словно стебель ржаного колоса, они уверенно стремились к нему и подойдя наконец, молча склонили головы, согнув перед ним одно колено. Их нефритовые локоны, едва ли касающиеся снежной тропы в полный рост, небрежно разлеглись в снегу и, Чон уверен, мёрзли, ведь как ему известно, являлись такими же живыми, как и любые другие существа. — Мы возлагаем на вас все надежды, Ваша Милость, — произнесла одна из них еле слышно, дрожащим от холода голосом, выражая каждый свой вздох густым паром. Чонгук вздрогнул, поняв это, сжал губы и протянул несчастным созданиям руки, предлагая помощь. Нимфы подняли головы и, трогательно хлопнув длинными ресницами, приняли его горячие королевские кисти в свои тонкие пальцы. От тепла, в миг разлившегося по их телу, согревающего их сердца, на лицах возникли яркие улыбки, которые заразительно проскользнули такому же разбитому происходящем Чонгуку. — Как повезло нам быть вашими подданными, юный принц. Вы так добры к нам, и мы уверены, вам очень тяжело давался этот выбор. — Но мы хотим предупредить вас, — продолжила за свою сестру вторая дева. Чонгук очень внимательно слушал и внимал, продолжая крепко держать их греющиеся об него ладони. Мягкий голос нимфы внушал спокойствие в его сердце, но фраза такая ожидаемая им весь путь, страшно кольнула. — Так как часть маги-леса по старому королевскому праву принадлежит молодому Владыке, мы не глубоко знакомы с его характером.. — С Хунаби? — неожиданно громко раздалось со стороны. И если привыкший к таким выходкам своего хранителя Чонгук совсем не испугался, нимфы заметно вздрогнули, но мгновенно расслабились и заулыбались, обращаясь уже к эльфу. — Вы правы, Хранитель. Хунаби — наш молодой владыка, очень капризное и опечаленное божество. Как нам кажется, Ваша Милость прекрасно скрасил бы его одиночество. У Чонгука по телу пробежали толпы колючих мурашек. Почему-то совсем не хотелось верить милым созданиям, по простому противоречию собственного воспитания. Он осознавал лишь тот путь, по которому стремился к своей смерти ради благополучия своего королевства. И искренние пожелания нимф действовали на него как соль на открытую рану. Он не уверен, что даже спокойная жизнь подле такого холодного божества станет для него чем-то более духовно мучительным, чем сам тот свет. За своими размышлениями он не заметил, как быстро Чимин разговорил лесных дев и уже успел с ними распрощаться, очень долго и активно продолжая кланяться им вслед. — Не верю им, — грозно сложив руки на груди, заключил эльфик. Чонгука прорвало на смех, ибо только ему было известно, настолько мягко двуличным и наглым может быть его хранитель. Однако самого Чимина истеричный смех сквозь слёзы его подопечного совсем не порадовал. Приобняв содрогающегося ребёнка поперёк талии погрустневший эльф виновато согнул кончики ушей и мысленно пообещал себе быть сильным и самым заботливым защитником всеми призванного принца. Во чтобы то ни стало.♾️♾️♾️
Разбитый и продрогший Чонгук, первоначально одетый лишь в тонкую накидку и военные сапоги Хосока, греющий себя всю дорогу лишь теплом собственной магической силы, к концу долгого дня остановился напротив высоких крон чудаковатых деревьев. Толстых и кривых, своеобразно скрученных и покрытых инеем, они страшными гигантами разрастались ровной линией первого ряда этого тёмного заснеженного леса. Возможно Чонгуку казалось, но они еле слышно постанывали от холода и, вероятно, боли. Ведь даже у Чимина, рождённого из-под снега, словно подснежник, щёлкали зубы и тряслись хрупкие плечи. Своим вновь резким появлением он напугал близ сидящего на суку ворона, чьё сердце, видимо, немного дрогнуло, от чего он загорланил и свалился в сугроб. То, каким стало лицо хранителя, когда он взаимно ворону испугался его, Чонгук невольно заулыбался. Именно в этот момент с глубины тёмной зимней рощи голых деревьев подул шлейф тёплого воздуха и, обратив свой взор по направлению от себя, Чонгук испуганно отшатнулся назад, раскрыв в изумлении рот. Хунаби — стало сразу понятно по той ауре власти и непоколебимой сдержанности, по взгляду голубых зрелых глаз и просто очевидного предчувствия. Чимин мгновенно заслонил Чонгука собой, такой весь маленький и нежный, с серьёзным выражением лица и колеблющимся ужасом в глазах. Перед ними стоял высокий, статный мужчина в белых лёгких одеяниях, больше напоминающих ночную мужскую сорочку и шалабольные штанишки. Вопреки мужественным взрослым чертам смуглого лица в глазах его читалось детское любопытство. Совершенно босиком, чуть склонившись набок и присев, с небрежно сглаженными голубыми волосами он подошёл на шаг-два ближе и удивился напору маленького хранителя, который внезапно на него оскалился и преградил ему путь линией колючих льдин, проросших у них перед ногами. Чонгук от такой смелости Чимина сам перепугался, а взгляд Хунаби, направленный на него стал нечитаемым, но заинтересованным до жути. И переступая страх, копившийся в нём неделями, он мягко отдёрнул своего хранителя и ступил за его оберег, оказавшись с Хунаби практически нос об нос. — Какое чудо, — в лицо ударило тёплым паром, а уши заглушил низкий голос показавшийся перепуганному юноше очень даже благоприятным. Кажется его ждали. — Почему ты такой грустный, Мой маленький принц? Чонгук спиной почувствовал насколько резко расслабились плечи Чимина при виде искреннего недоумения на лице Хунаби. Самого его бросило в жар, ни то неописуемого ужаса, ни то невиданного поныне чувства волнения, ведь божество перед ним, могущественное и предстающие в его голове с самого детства чем-то жутким и смертельным, благородно и мягко взяло его продрогшую руку и невесомо коснулось его пальцев губами. — Ты плакал? — вновь задали вопрос, не спуская с него глубоких ледяных глаз. Чонгук напряженно сглотнул и кивнул, шмыгнув носом. Не самое лучшее время снова начать рыдать и в целом, не самый лучший вариант дальнейших действий, но Хунаби вдруг выпрямился перед ним и Чон изумлённо подметил, что между ними с две головы разницы роста. Теперь он казался ещё более величественнее, чем сложилось вначале встречи. Широкий в плечах, но почему-то обеспокоенный. Он потянул к себе Чонгука за руку и смело обнял за плечи второй рукой. Ошарашенный юноша, даже боящийся дышать в его грудь, и предельно возмущенный чужой хранитель его никак не волновали. — Идём домой! Приказали, а не сообщили, и Чимин как-то притих внезапно. Чонгук, осмелившийся обернуться, заметил в его лице растерянность и смертельное нежелание, пока у самого сердце больно ныло где-то в области ни то груди, ни то живота, а на ухо сдержанно дышали тёплым мятным воздухом, ожидая от них самовольного повиновения.