♾️♾️♾️
В тронном зале стояла оглушающая звоном тишина, усугубляемая тяжёлым и злым взглядом молодого короля. Подчинённые и слуги опасливо на него поглядывали и испуганно переглядывались. Каждый видел, как взволнованно вздымалась грудь их Величества. Совсем недавно Солнце скрылось за снежными тучами, пришёл конец дню, когда он добровольно распрощался со своим любимым маленьким братцем и отправил его на произвол судьбы во имя благополучия всего Королевства. Весь день вышел напряжённым, народ переживал о принце не меньше, чем о собственных семьях. Но несмотря на то, что, по расчётам мага, Чонгук уже окончил свой путь до назначенного места, погода не становилась лучше. Она даже на капельку не улучшилась и это вызывало в обычно абсолютно всевыносящем Хосоке бурю непонятных эмоций. Первое время он неподвижно сидел, откинувшись на спинку трона, и прикусив щеку, тревожно бегал глазами по людям, собравшемся перед ним. Намджун покорно сидел у его ног, подперев щеку о кулак, и каждую попытку нервно начать подергивать ногами пресекал на корню, накрывая королевские колени тяжёлой рукою. Чона однозначно успокаивало присутствие и внимание его Хранителя, но уделать накатывающую злость с присыпкой волнения оказалось не так просто. На вопросы о том, почему от Божества нет никакого затишья, знака одобрения их дани в виде подношения в его руки самого принца Чона, король не мог найти ни одного вразумительного ответа, который бы смог его удовлетворить. Мысли о том, что Чонгук для Хунаби мог оказаться недостаточно благообразным, он категорически не желал принимать. Но Хунаби молчал, Луна, сопротивляющаяся мешающим ей тучам, светила куда холоднее, чем когда-либо, и Дети Солнца не могли не чувствовать эту тягостную атмосферу ожидания. Половина королевства спала тревожно, половина вовсе не спала, накануне стояло всё, чем только они могли дорожить. И как никогда прежде, Хосок чувствовал на своих плечах всю ту тяжесть своей ответственности за чужие судьбы. С внезапным появлением мага всё стало ещё сложнее. Сокджин, как и всегда, ворвался в зал слишком громко и неожиданно. Тяжёлые двери под силой его магического волнового удара шибко встретились со стенами рядом, напугав немалое количество присутствующих. Король и его Хранитель, однако, не повели и бровью. — Никогда меня ещё не использовали в качестве гонца! — возмутился он с порога, не без доли веселья, и быстрым шагом приблизился к ступеням к трону. — Вероятно, вы ожидаете новостей? Заумно склонил голову в вопросе и мимолётно ухмыльнулся вспыхнувшим прядям королевских волос. Причём окаменелая ярость в суженных глазах и сжатая челюсть никак не пугали его, в отличии от придворных, продолжавших вжиматься головами в плечи. — Моим поручением является дословная передача слов Его Владыки. Хосок резко вскочил на ноги, несдержанно воскликнув в надежде. — Хунаби связался с тобой? По залу прошёлся короткий гул, Сокджин благосклонно кивнул и сохранил спокойствие в ответ на всеобщую бурную реакцию, в том числе Короля. — Хунаби передал вам, мой Король, следующее обращение, — испытывающе медленно проговорил маг и вновь коротко развёл руки в стороны, чуть повышая тональность голоса в следующем: — «При всём возможном раздувании сказанных мною слов, требуется признать ваш самобытный подход к выбору приподнесённого мне дара. Я был поражён полученным подарком и, к вашему счастью, остался крайне тронут его целомудрием. Очевидно, Ваше Величество, вы будете сокрушены, ежели я осмелюсь когда-нибудь сорвать с его девственного древа лепесток? Как забавно, ведь ваше мнение не играет роли, ибо отныне он мой. Тем не менее. Будучи крайне обеспокоенным благополучием своего родительского дома, моя милость рассчитывает на благоразумие своего старшего брата. Я теперь лишь ваш сторонний наблюдатель.» По окончании речи Сокджин пособнически замолкнул и стянул уголки губ, выжидающе уставившись на опешевшего с шокированным лицом Хосока, рядом с которым, ни разу не удосужившийся двинуться с места, Намджун прожигал мага подозревающим в чём-то взглядом своих драконьих глаз. У Хосока же начал дёргаться глаз. — «Подарком»? — ошарашенно процитировал он, чувствуя, как волосы на его голове буквально загораются. — «МОЙ»? — наигранно недогадливо обернулся к Намджуну, но Хранитель предпочёл напряжённо сглотнуть. Король вновь посмотрел на мага и склонил горящую огнём голову на бок, давая ему шанс на исправление, но Сокджин свойственно себе улыбнулся, не на дюйм не двинувшись с места. Маг никогда не испытывал к своим королям страха, какими бы устрашающими они не были. Поэтому, когда Хосок, внушающе ужас, прожигал его взглядом, вместо него пугались поданные. А затем и вовсе крупно дёрнулись от его внезапного крика. — И что значит «сорвать лепесток с девственного древа»? — Полагаю, вы сами всё прекрасно поняли. Постепенно, с ускорением рваных движений королевской груди, его лицо начало заливаться бурлящей под кожей лавиной. Намджун выгнул бровь, но с места не двинулся, только махнул присутствующим знаком и выдохнул, когда все скрылись за огромными дверями. Сокджин не сдержал смешка и задорно хлопнул в ладони. — Вы слишком ревнивы, мой Король, не перебарщивайте. На что Хосок эмоционально схватился за пылающие волосы и досадно разразился криком в потолок. Намджун фыркнул через нос и спокойно подпёр голову о раскрытую ладонь в момент после, когда лицо Джина в параллель удивлённо вытянулось. Потому что ранее разгневанный король внезапно законючил и не понимающе забормотал о том, что можно было бы просто устроить сваты. — Простите? От лица мага у Хранителя обнажились клыки. Хосок расслабленно плюхнулся на свой трон, однако волосы его продолжали неспокойно попыхивать. Он уместил подбородок поверх сжатого кулака, оперевшись о тронный подлокотник, и устремил на Сокджина пресерьёзнейший взгляд. — Я знал, что ты хитришь, но зачем так? — Понятия не имею о чём вы, Король. — Ты заставил меня отослать Хунаби его невесту, — Хосок внутренне ухмыльнулся крайнему удивлению в глазах всезнающего колдуна. — Мой брат стал ею, посредством жертвоприношения, скажешь нет? Ушло пару секунд, чтобы до мага дошло осознание. Он отзеркалил душевную ухмылку короля, а глаза приобрели прежний остроумный блеск. — Могу я узнать как? — Узнал о твоей лжи? — позабавившись уточнил Чон. Джин протестующе ткнул указательным пальцем ввысь, сохраняя в выражении лица патриотизм. — Маленькой и благой.♾️♾️♾️
По истечению четвёртых суток в своей новой обители, Чонгук начал терять всякую надежду вновь увидеть своего покровителя. День ото дня ничего не менялось, благо принц умел наслаждаться дивными природными пейзажами и чудесными дарами богов. Весь день его проходил в промежутке между крепостью и полем, в общении с Хранителем и сущностями присутствующего естества. Бережно перелистывая страницы запыленной книги, он приветливо улыбался щебечущим подле птицам и согревал своим теплом молодые росточки змеек. Чимин большое количество времени предпочитал не проявляться физически, так как выслушивать враждебные шипенья чувствительной флоры не очень хотелось, а его подопечный слишком преданно с ней обходился, слегка, но в районе груди от этого капризно кололо ревностью, в чём он никогда не признался бы, ещё больше дуясь на хихикающего Чона. Вместе они проводили время только внутри жилища, занятые приготовлением обеда или ночными посиделками у окна. И как бы Чонгук не старался, найти хотя бы маленькую причину заявить о наплевательском отношении Хунаби в свою сторону, всё рушилось, не начавшись. Ведь стоило только ему сообщить Чимину о желании полакомиться рыбкой или собрать трав для домашнего отвара, со стороны леса на всех порах к нему неслась антилопа с корзиной свежевыловленной рыбы, а между лёгкой флоры в поле появлялись разносортные лекарственные травы. В третий раз стоя перед гордым животным, покорно склонившим к его ногам голову, с корзиной желаемого в руках, Чонгук всё ещё изумленно таращился на происходящее и не понимал в чём подвох. — Он меня откармливает, — заключил он как-то вечером, стоя у потухшей каменной печи в ночной сорочке. Чимин бултыхал ногами, восседая на кухонном столе, и наблюдал за тем, как его принц в поздних сумерках цедил остывший цветочный отвар, стоя к нему спиной и совершенно не напоминал собой королевскую кровь. В растрепанном, домашнем виде, будучи босиком и в простом, но чистом тряпье он больше походил на замужнюю увлечённую хлопотами деву, нежели принца, коим являлся на самом деле. — Откармливает, — повторил Чонгук более заведённо, — как свинью перед забоем. Чимин в звонком смехе откинулся корпусом назад, искреннее забавляясь наивной глупостью своего подопечного. Чонгук всегда выделялся врожденной рассеянностью ума, что, собственно, и являлось корнем его очарования, но порой, абсурдность его размышлений сводила эльфа с ума. — Ну а что? — Чонгук обиженно надул губы, мягко ступая к столу по живому ковру. — Чего ты смеёшься? — Ты думаешь не в том направлении. Чимин довольно быстро утихомирил свой хохочущий пыл и присел у стола на корточки, мило ухватившись за его края пальчиками. Чонгук, увлеченный помешиванием мути странной расцветки, не обратил на него никакого внимание, поэтому эльф поступающе продолжил. — Всё происходящее обычно принято приписывать к священным ухаживаниям, — и ему вновь захотелось рассмеяться. Чонгук прекратил свои действия и резко устремил взгляд вперёд, не подняв голову. В ней определённо начали происходить мыслительные процессы, и как его Хранитель, Чимин не смел снять с себя ответственности. — Испокон веков так обхаживали друг друга помолвленные Божества. Точнее, кто-то из них, кто ставил себя сильнее и отважнее, мог позволить своей избранной половинке такую роскошь. Суть этих ухаживаний не в обычном задабривании, а проявлении сильнейшем желании обозначить свои серьёзные намерения. Щёки Чонгука залились румянцем, видимым даже в не освещенной луной части помещения, от чего глаза Хранителя игриво заблестели, наступила тишина. За окном скрипели насекомые, цветы пели свои колыбельные, и всё в этот момент казалось Раем. В том числе и для Чимина, у которого меж рёбер растянулась нега, принадлежащая отнюдь не ему. Предательски скользнувшая улыбка на лице принца ответила за него, как бы он не старался сделать отрешенный, не заинтересованный услышанным вид. — Но я не Божество, и мы не помолвлены, — произнёс он черезчур волнительно. Чимин решил подыграть. — Как знать, как знать, — театрально вздохнул эльф и, поднявшись на ноги, отошёл к окну, добавляя тише: — ведь он так и не убил тебя, как подобает отосланной жертве. — Потому что откармливает, — пробубнили в спину обыденным тоном, вызывая на двух посторонних лицах улыбку. — Откормит, как следует, и съест меня! Под стук дна кувшинчика об стол, Чимин старался игнорировать чужое присутствие слева от окна, у которого стоял. Чонгук же вовсе ничего не замечал, поглощенный разливкой отвара по сосудам. — Вообще, мне нужно заняться чем-нибудь активным! Восстановить тренировки огнём, балансировку чакры. Из-за прошедших событий я совсем расклеился, прекратил обучение магией. Чимин-ще. Хранитель вопросительно промычал и обернулся, не заметив за собой остекления ауры и расфокусированные от кристаллов слёз глаза. Чонгук выглядел очень обеспокоенно, но подойти не осмелился. — Всё в порядке? — Безусловно, мой принц. Юноша склонил голову и изучающе прошёлся по нему поедающим взглядом, тем самым высказывая свое нездоровое подозрение. И эльф стойко выдержал бы всё это, если бы дальнейшее не выбило его из колеи, ибо Чонгук внезапно встревоженно сжал в кулаках ткань ночнушки и опустил глаза. — Знаешь, я действительно чувствую себя каким-то особенным и меня это чарует, — голос его был не менее смущенный и замешанным. — Вообще, стыдно признавать, но мне очень хотелось бы, чтобы твои слова оказались правдой. Я ведь о любви мог читать лишь в книгах и слышать из уст матери, видеть её в людях, но никогда не чувствовал в себе. У Чимина всполошилась гусиная кожа от предсказательного предчувствия, сердце как-то горячо сжалось под натиском чувств самого подопечного, задрожали руки. — Чонгук, ты что.. — Нет, я вовсе не представляю себя в роли главной героини, просто, — он нервно прикусил губу и тяжело вздохнул, поднимая на него щенячьи глазки. — Хунаби выглядел таким одиноким, что мне в пору было бы припасть к его ногам. — О Присвятые Ники! Чон Чонгук! — Чимин завизжал, схватившись за щеки, потому что столь откровенные слова из уст его маленького принца были чреваты ему тяжёлыми душевными последствиями. — Когда ты только успел? Такими фразами не разбрасываются, они таят в себе глубоко потаённые смыслы, и его смелость в её озвучивание удивила не только раскрасневшегося Хранителя. Хунаби появился прямо перед носом принца словно из ниоткуда, будто он был бабочкой, занесённой в дом ветром. И как бы Чонгуку не было стыдно за произнесённые ранее слова, он не смог отвести изумленного и открытого взгляда от блеска чужих. Голубизна божественных зрачков поблескивала манящей чувствительностью, мольбой и правдой - он всё услышал. В неожиданности Чонгуку пришлось отступить пару шагов назад, спасительно ухватившись рукою за край стола, и тяжело выдохнуть из лёгких стыд практически ему в лицо. Потому что Божество расторопно сократило расстояние и с ранее скрытой за спиной рукою обнажило ему едва раскрывшиеся бутончики Айси-цветка. Глаза Чонгука стали ещё шире, чем могли бы быть, потому что о нём он, ровно так же, как и о любви, читал лишь в книгах, ибо древнее и непостижимее его ничего в их мире не существовало. Голубого, почти ледяного оттенка округлый букетик из множество соцветий в форме маленьких зонтиков сидел на длинном твёрдом стебле, редко украшенным мятными листьями и испарял в воздух морозно-пряный дух. Настолько манящий и притягательный, что вровень было бы испустить собственный. — Это Гортензия, — от столь нежного тона Хунаби затылок принца кольнуло мурашками. — Её я решил принести тебе сам. От пят до кончиков волос прошлась колючая дрожь. В тот момент он готов был провалиться в бездну, потому что если это было не предложением руки и сердца, то Чонгук не знал, как он может считать себя принцем и одним из лучших учеников всемогущего мага Сокджина. Чимин, захлебнувшийся громко воздухом, позади Хунаби, мысленно с ним согласился и напрягся до такой степени, что вызвал в подопечном раздражение. — Должен ли я, — нахмурился он и поднял на Божество серьёзный ответственный взгляд, — принять его? — Разве ты не сделал это, сказав вслух о своём желании? — глаза Божества печально преисполнились уязвимостью, за которую Чонгуку в миг стало неимоверно совестно. Чимину осталось только изумлённо хватать ртом воздух, глядя на то, с каким колебанием в движении, но желанием в душе, Чонгук потянулся к стеблю. При любом исходе он бы не совершил ошибки, иначе быть и не могло, как сплетение их с Хунаби судеб. Ведь именно за эти дни до него дошла вся истинная суть последних пожеланий его матери. Она хотела бы, чтобы её ангелочек протянул свою руку навстречу предложенному дару. ~§~ — Чонгук~и.. — Королева трижды постучала, прежде чем отворить двери сыновьей почевальни и следом за собою запереть. — Как ты, мой ангел? Из глубины ворох одеял донеслось невнятное скуление. С полуулыбкой на лице она подошла ближе и медленно присела на краю, изучая гурьбу интенсивно дыщащих одеял. — Перед первым долгим путём всегда неспокойно спится. — Мне и вовсе не спится, — раздался возмущенный бубнеж, а затем и принц вынырнул наконец к виду. На лице матери расцвела полноценная улыбка, стоило завидеть всклоченные в стороны пряди взлохмоченных волос и еле заметные мешки под уставшими от всего глазами. Чонгук жалостливо смотрел ей в глаза, навернув нижнюю губу, что не могло не умилить Королеву ещё больше. Однако место радости, какой бы маленькой она не была, хватило не надолго. — Я пришла попрощаться, сын мой. — Чонгук поник, макушка опустилась ниже. Королева накрыла ладонью его руки, нервно терзающие друг друга и нежно прошептала, — Когда-нибудь мы вновь с тобой увидимся. — В следующей жизни? — перебил он её обиженным тоном, на грани плача. — Нет, что ты, — ответила она, позабавившись, и притянула в свои объятия. — Ты вне меры безрадостен, дитя моё. Единственное, из всех тех материнских нежностей, что было любимо её маленьким принцем, это поглаживания по волосам, на которое в тот момент она не скупилась. Закрыв глаза и затаив дыхание, он с усердием старался запомнить нежность маминых касаний, тепло тела и темп дыхания, в которой поднималась её грудь. — И чему же тут радоваться, матушка? — Возможности иного, более благоприятного для тебя исхода. Тогда, на самом деле, её слова не имели для Чонгука большого смысла. Он смиренно подчинялся собственному выбору и убеждения собственной матери больше не имели над ним желаемого влияния. Безболезненно лишь было её слушать и внимать ласковому тону, на душе его отчётливо переливалось солнце и совсем неважно, о чём она молвила. — Жертве, дарованной Божеству, не обязательно погибать. Достаточно быть просто рядом и уметь владеть его сердцем. — Как можно владеть куском льда? Королева залилась пронзительным смехом. — Как неуважительно, ангел! — и разорвав объятия, заглянула в его расслабленные очи, чтобы тепло так, по-матерински улыбнуться глазами и нежно прошептать о своих важных мыслях: — Ты мой сын и ты полон нежности и невинной чистоты, что так отчаянно ценимо Хунаби. Не всё зло то, что устрашает, а сердце его лишь покрыто инеем. Будь тем, кто ты есть, будь искренним и мягким, словно рассветный диск над горизонтом Рэва, будь источником тепла, к которому тянулись бы самые хладные руки и тогда, возможно, ты станешь тем, в чьих ладонях будет слово Смерти. А она очень податливая, стоит только рискнуть её погладить. — ещё таинственнее шепнула, сжав на прощанье замерзшие от слога матери ладони сына. — Мы любим тебя, Чонгук-и. Я тебя люблю, мой ангелочек, милый принц, и знай — я никогда не отослала бы тебя на смерть или мучения. Мы ещё встретимся. Очень долго Чонгук молча и без мысленно смотрел на закрытые матерью двери, горечью на сердце принимая прошедшее прощание. С первыми лучами солнца, ударившими в спину, он обернулся к окну и с воспрянувшим духом вдохнул запах мокрой росы, лёгким полотном оказавшейся в его покоях благодаря Чимину. Встретившись глазами с поддерживающей улыбкой Хранителя, с залитого страхом сердца Чона мгновенно спала большая часть душащей его тяжести. Он сделает всё, что будет в его силах. Даже самое невозможное. ~§~ Восприняв свои воспоминания ответом и, переполнившись уверенностью в своём решении, принц поднял глаза к Божеству и в тот же миг подцепил кончиками пальцев твёрдый стебель. Окружающий их мир рухнул, земля ушла из-под ног, остановилось время, но вместо одного лишь страха на Чонгука обрушилась целая лавина чувств. Тело прошибло холодными мурашками, внутри проснулось изумление, под вспышкой внезапного скачка в пространстве его внутренности будто бы перевернулись, пока повсюду в нём разлилась флюидная теплота, не сравнимая с его собственной солнечной. Она была такой человеческой, простой и опыляющей — во рту вдруг пересохло, лёгкая одежка стала напоминать медвежью шкуру. В глазах напротив читалась благодарность, в которой помимо, Чонгук увидел радость и доверие. Хунаби смотрел на него с облегченной улыбкой во все тридцать два, а он и не знал, что на свете есть такие красивые эмоции, от которых уголки собственных губ в ответ самовольно тронуто дернулись в момент, когда всё вокруг стихло и оживилось одновременно. Они стояли средь голых деревьев в морозном лесу и продолжали держать между собой Айси-цветок. Ошарашенный Чонгук не сразу заметил отсутствия Чимина рядом и покалывающий щёки и стопы холод, внимание его было полностью захвачено горячим озером в паре шагов от них. Голубая гладь, окруженная замерзшими кустами гортензии, выглядела настолько умиротворенно и живо, что принцу не составило труда понять, что именно перед ним. — Это.. — выдохнул он слишком впечатлённый, и, бросив на настороженного Хунаби быстрый взгляд, вновь вернул его к небольшому единственному цветущему кусту прямо посередине источника. — Так прекрасно. — Тебе нравится? — голос низкой хрипотцой звучал плохо скрываемым волнением. Оно и понятно. Хотя Чонгуку никогда не узнать, за какие труды и подвиги он удостоен был такого дара. Стоило ему твёрдо кивнуть, не выражая мысль словами, стебель в его руке мелко задрожал. Он успел обернулся к Божеству с испуганными глазами и заметить удивительную мягкость в чертах чужого лица, прежде чем поспешно прижать цветок к своей груди и укрыть свободной ладонью маленькие зонтики. Хунаби рядом восторженно ахнул вполголоса. — Я буду оберегать его, — твёрдо пообещал Чонгук, глядя ему в глаза впервые так откровенно, по-родному. — Тэхён. От нежности в и без того милом и звонком голосе, Божество на мгновение потеряло связь с реальностью, но не отказало себе впоследствии накрыть замерзшую щеку принца своей большой ладонью. Глаза Чонгука, сравнимые Хунаби с очами волшебной антилопы, стали ещё эмоциональнее, чем он мог узреть ранее. В них виделось собственное отражение и слепое доверие такого на самом деле, ребёнка. — Можешь желать у меня всё, что угодно, — произнёс он вкрадчиво, и, затаив дыхание, порывисто приблизился, охватывая уже обе щеки юноши, выбивая из него тем самым остатки воздуха. — Но никогда не покидай меня. Ни на день, ни на мгновение, ни за какие сокровища и Божьи дары, чтобы не случилось. Не смей этого делать, Чонгук, иначе.. — Никогда, — обещание тем же шёпотом, аккуратным, таинственным. Не в силах оторвать взгляда от чужих поглощающих глаз Чонгук думал о том, как тяжко ему будет нести эту нелёгкую ношу, выдерживать года одиночества, ведь случись что с Хунаби, данная клятва не несёт за собой окончания. Но назад дороги уже не было, а отступать, по словам Хосок-хёна, значило сразу стать мёртвым для каждого, ради кого ты бился. — Но я прошу тебя быть рядом со мной чуточку чаще, пожалуйста. — Ты хотел бы этого? Обыденный низкий голос, волнительный вопрос, на который Чонгук робко кивнул — у самого Владыки Севера перехватило дыхание, впервые за долгие годы лёд на душе его опасно задрожал. Не удержавшись, напоследок он почти не ощутимо коснулся губами теплого лба своего принца и отправил его обратно. Стоя на тёмной, тёплой кухне вновь, Чонгук не хотел открывать глаза, стараясь до последнего сохранить не приписанный Хунаби жар оставленного на его коже опечатка губ.♾️♾️♾️
Хосок жуть как не любил все эти старинные пыльные помещения библиотеки, магических насекомых средь захламленных полок и упрямого Сокджина, который на многочисленные просьбы убраться всякий раз эпично взмахивал руками и называл сей балаган необходимой атмосферой памяти. И вообще, Чону не понять ответственности лежащей на плечах мага, того, с чем он каждый день сталкивается в этих бесконечных коридорах, о чём имеет возможность знать, при всём своём желании о подобном даже не слышать. Намджун не имел привычки лезть в эти постоянные разборки по причине пустоты их смысла, вот и в тот раз предпочёл просто молча за ними следовать. Немного погодя, после обычной словесной перепалки наступила короткая тишина, и сдержать её в таком месте действительно давалось с трудом. Высокие потолки тонули во мраке, с углов и забитых полок давили тени, по спине скребли шорохи и чей-то топот. Как-бы храбр не был Чон, разок, но он сглотнул от напряжения. — Сколько мы уже идём? — С немалых минут двадцать, мой Король. Сокджин звучал бодро, как и всегда. Поло его магического плаща важно тащилось по старинным каменным плитам, капюшон лежал идеально, и временами, ему было не пересилить желания коснуться пальцами корочек книг. «Они любят внимание» — вспомнились его слова Намджуну. Путём Хосок начал плеваться паутиной, оставленной им ранее незамеченной, вызвав у своего Хранителя полуулыбку. Сокджин взглянул на них через плечо и нездорово оскалился, прежде чем отвернуться. — Малыш Хосок-и побаивается меня? — от лукавости в его тоне по рукам Намджуна пробежали мурашки. Он удивлённо выгнул бровь, в то время как Хосок оскорбленно воскликнул, ещё сильнее стиснув его ладонь. — Он мой Хранитель! Хочу - за руку беру, хочу - с ложечки кормлю! Стери эту страшную гримасу со своего лица, Колдун несчастный. Сокджин вспыхнул не менее оскорбленно и, обернувшись на секунду, обратился к Намджуну. — Разве я страшен, Джун-и? Страшен? — Конечно нет, хён, — улыбнулся дракон, сильнее от того, как Хосок перед ним закатил глаза. — Красивее тебя могут быть только прислуги Смерти. — Йа! Невоспитанный ящер! Хосок разразился хохотом и похвально хлопнул дракона по плечу, это именно то, что он считал поддержкой. Больше атмосфера не казалась тяжёлой и мрачной, король не прекращал смеяться над обиженным магом, чьи щёки и губы вызывали у Намджуна дурашливую улыбку. — Стоите друг друга, — прокомментировал тот напоследок, заметив. Вскоре перед ними возникла совсем маленькая для их роста и плеч дверца, украшенная выжженными орнаментами прописей разных народов, прикрытая пыльным чёрным полотном и несколькими ящиками сбоку. Намджун удивлённо вскинул брови, уловив на мгновение проплывшие перед глазами внезапные воспоминания, связанные с ней, а подняв глаза, встретился с мягким взглядом Сокджина. — Это ведь та самая дверь к пеньку? — громко и специально спросил Хосок. Он и так не любил между ними всех этих родственных милостей, так что влезть посередине являлось для него наслаждением. Увлеченный блеском в драконьих глазах, маг допустил его слишком близко и не дозволено. Ящики быстро оказались на несколько метров в стороне по одному лишь королевскому пенку, а тяжелое полотно опасно сорвалось со старинных карнизов по причине его юной пылкости. И если этим Чон желал обозначить свою важность и напугать обоих до рези в сердце, то уже мгновение спустя, глядя на их случайное соприкосновение ладоней над своей головой, не сдержал себя от звонкого хлопка по собственному лбу. — Не по воли ли судьбы вы, двое, тратите моё драгоценное время? Намджун взволнованно сглотнул, прежде чем маг ему игриво усмехнулся, это заставило его растерянно потопать на месте, сцепив ладони за спиной. Сокджин не изменил себе и в этой ситуации, ему всегда удавалось выглядеть донельзя проще. Он сгреб в кулаке зависшее в воздухе полотно и отбросил в сторону, чтобы свободно опустить ладонь поверх деревянной двери и чуть наклониться к любопытному королю. — Не «пенёк», а «стол собраний», мой Король. Хосок успел кивнуть до того, как дверца под рукой колдуна шумно отворилась и поманила за собой так же легко, как и чернота в глазах их путеводителя.♾️♾️♾️
Испуг охвативший Чимина был ни с чем не сравним в тот момент, когда Хунаб испарился в пространстве, захватив с собой глупого принца. В его груди резко оборвалась леска с ноющей болью давшая знать о разрыве их Хранительной связи. Он с придыханием хлопнул ладонью по солнечному сплетению и прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на собственном успокоении. Одно дело, когда мать принца, королева, предпочитала ограничивать связь между ними, дабы оставлять разговоры со своим сыном личными, и другое, когда Божество, не блещущее каким либо заслуженным доверием, со своего лишь пожелания унесло с собой чужое дитя. При мысли о том, что Чонгук теперь Чиминово дитятко, лицо Хранителя приобрело важный вид. Ненадолго — появившийся за плечом холодный мрак прошип его ещё более жутким страхом. Эльф распахнул глаза в ужасе и застыл изваянием, откровенно боясь дышать. Затылок обдуло морозным дыхание, а на поясницу легла костная кисть, ему тут же захотелось расплакаться и раствориться. Как жаль, от Смерти невозможно убежать. — Давно не виделись, маленький Зияг. И голос всё тот же спустя сотни и тысячи лет. И если он не изменился, то Чимин уже давно перестал быть злобным феем подземных вод, и воротить прошлое не входило в его планы. От нахлынувших болью воспоминаний Хранитель вновь прикрыл глаза и постарался придать своему тону уверенности, его плечи легко расправились. — Я эльф, Юнги. Эльф. — Эльф, — с иронией вторила Смерть и ощутимо сдавила пальцы поверх плоти упрямого создания. — Юный эльф, а в душе столько пепла. Чимин сжал кулаки, губы в линию, лишь бы не издать лишнего звука, не выдать свою смесь страха и озлобленности. Даже столь свои тусклые и проветренные временем чувства он не позволил бы увидеть ему. По крайней мере, он очень сильно хочет быть таким: бесстрастным и наивным. — Откуда же её там столько? — хватило смелости усмехнуться. Смерть тотчас приняла игру, оскалилась так, что эльф почувствовал это затылком. — По твоему же желанию, — издевательски. — Эльф, — выделил напоследок и исчез в тот миг, как только перед Хранителем вновь возник похищенный Чонгук. Он выглядел освежившимся и покорённым. Сомкнутые густые ресницы мечтательно трепетали, да и приоткрытые им губы не остались без внимания. Чимин отбросил всё произошедшее ранее и недоверчиво опустил взгляд на цветок, бережно прижатый к королевской груди. — Мой принц. Прозвучало серьёзнее, чем хотелось, даже слегка укоризненно. И конечно же, Чонгук принял это именно так. Едва ли он успел открыть веки, его глаза уже стыдливо перед эльфом встретились с Айси в своих руках. — Я не смел ему отказать, — произнёс принц тихо и ласково подул на.. — Сердце! — на эмоциях повысил тон Хранитель. Чонгук съежился в плечах. — Ты принял в свои руки сердце, прошу тебя заметить, не просто какого-то бога, а Хунаби! — Ты сам говорил, что он ухаживает за мной. — Да! — немного растерянно, но горячо согласился эльф, ведь отступать не собирался. — Как выяснилось, так оно всё и обстояло, но знаешь ли ты, на что согласился, ещё и так быстро? Чонгук поднял на него присерьёзнейший из всех своих взглядов и гордо выпятил грудь. — Да, Чимин-ще, я знаю. Я знаю, что нахожусь взаперти от всего света, что у меня нет другого выхода, как принять свою судьбу. Он сделал мне предложение, я ответил согласием. И это почти тоже самое, что и обычные сваты, так почему ты против сейчас? — Потому что это Смерть, — устало выдохнул Чимин и закрыл лицо ладонями. Чонгук выгнул бровь в непонимании и, естественно, получил ответ на свой немой вопрос:— Я переживаю за тебя, Чонгук-и, не просто так. Ты бы мог спокойно жить под его крылом без лишних слов, тянуть с его попытками заглотить тебя, оттягивать до лёгких времен, но сейчас.. Конечно это я пропустил важный шаг, из меня неважный Хранитель, прости. — Ты уходишь от темы, — быстро напомнил Чонгук, откровенно не понимая его тревоги. — Что такого уже успело случиться? Ты сам не свой. Чимин выдохнул и присел на подоконник, чтобы обратить своё внимание на лунный диск и привести разгон своего сердца к прежнему порядку. — Не всё так просто, как тебе рассказывали в книгах. У Смерти есть враги, свои изъяны, она только дала о себе знать и за твоим Хунаби, принц мой, обязательно придут. От того, как просто эльф назвал Божество «его» у Чонгука внезапно подскочила температура, губы тронула улыбка и на секунду он потерял связь с внешним миром. Чимин заметил, улыбнулся грустно и снова взглянул на Луну. — Ты так быстро изменчив. Ранее ты причитал о том, что тебя кормят на убой, а сейчас стоишь и гневно сжимаешь на меня свои губехи в его защиту. И Чонгук действительно хмурится, вновь поднимая на него осознанный взгляд. — Моя жизнь, моё тело, а с ним и душа, были отданы ему в руки собственной семьёй, — заговорил он оправдывающе, а с тем и пояснительно. — Тэхён правда выглядит опасно, но я не хочу проживать остатки своего времени в чувстве ужаса и ожидания объятий смерти! Чимин-ще, — пришлось закрыть глаза и задержать в груди дыханье, чтоб не было слабости поддаться упрямому взгляду Хранителя. — Я вижу грусть в его глазах, чувствую, какой он тёплый. И сейчас, его сердце в моих руках такое горячее, что меня захлёстывает всеми этими мыслями и ощущениями. Чимин медленно опустил взгляд на цветок, продолжающий испускать белую дымку, и подметил, как открыты для него эти ласкающие касания, испаряющиеся у Чонгуковых щёк. Айси буквально говорил ему о том, кому принадлежит и кто принадлежит ему в ответ, и это выглядело настолько триумфально, долгожданно и показательно, что Чимин в очередной раз не сдержал кристаллы слёз в уголках глаз. Чонгук испуганно вздохнул, уловив, с какой истерикой в смехе его Хранитель свалился в окно и придавил пару маленьких солнечных стеблей. Пока он торопливо отыскал для Айси самый длинный кувшинчик и наполнил его водой, эльф успел взобраться обратно, поборов необоснованный приступ забавы, и встретить спешащего к нему принца смеющимися как-то грустно глазами. От такого, резко повернувшийся к окну Чонгук, встал как вкопанный и виновато сглотнул тревогу. — Ты в порядке? — Ты прав, — Чимин зажмурился на один глаз так, будто смотрел на солнце, хотя фактически оно всегда было так. — Всё будет намного проще, если ты поможешь Хунаби справиться с его одиночеством и болью. Я уверен, ты не сожалеешь о своём решении, но вне зависимости от того, какое оно, я буду за твоей спиною. Всё в порядке, мой принц, пока твоё сердце уверено в том, чего хочет. На лице Чонгука расцвела огромнейшая благодарность и облегчение. Весь засияв, он побежал к нему с объятиями и смехом. И вот с этого момента он очень постарается сделать всех счастливыми.♾️♾️♾️
Хосок не думал, что когда-нибудь сможет позволить себе такую роскошь — побывать на собрании старейшин и главных жрецов народов. Туда не допускались не Короли не Королевы, вход был закрыт Владыкам и Властелинам, на поляне раскинутой в бесконечную ширь встречались только духовные исполнители. Один из них с первых же секунд бросился в глаза, выскочил перед лицом Чона откуда не возьмись и крикнул достаточно громко, чтобы оглох даже стоящий в самой позади Намджун. — Добро пожаловать на Поляну встреч, Повелитель Востока! Хосок почтительно поклонился практически до земли и занял место Сокджина, на которое сам же маг его и усадил. Намджун встал за его спиной и принюхался, стараясь рассмотреть и запомнить каждого присутствующего. Начиная с Одоники, духа вдохновения творцов и безумцев, оказавшимся слишком гостеприимным, заканчивая самым хмурым подземным богом Сцури, глядящего на них из под своих червивых, обрамлённых влажной могильной землёй бровей. Пень, служащий тем самым столом переговоров, вмещал в себе всех десятерых правящих владетелей, не учитывая мелких, но не менее важных духов стоящих поодаль или вокруг собрания, и дракон не сразу, если честно, всех узнал. Все время за одним из больших валунов на него пялилась болотная нимфа, как-то робко клацая зубами. Но он не успел понять её сигналов, так как с небес раздался оглушающий грохот, будто бы тёмная синева над ними являлась одним сплошным барабанным диском. Усевшись по своим местам, все смолкли, нимфа юркнула в тень камня, и невольно покосившись в сторону Сокджина, Намджун рефлекторно сглотнул. Даже в самых серьёзных дворцовых делах маг никогда не выглядел столь угрожающе настроено. — Не буду скрывать, я не очень рад вновь всех вас видеть здесь, — начал один из жрецов. Намджун никогда не углублялся в суть умений каждого из них, никогда не пытался различить. Облаченные в тёмные накидки, с первого взгляда напоминающие пыльные поноски бедняков, и шрамированными символами лицами, они казались дракону совершенно одинаковыми. Исключением был лишь их маг Востока. Сокджин отличался отсутствием значащих шрамов, несмотря на свои высокие дары и почетное звание среди остальных своих сородичей, по той причине, что снизошел откуда-то со Тьмы иль Мрака, так и стало никому неизвестным. Известно лишь то, что он всё всегда знает, хоть и делает вид неизведанности, и сколько на самом деле ему лет никто понятия не имеет. Размышляя об этом в очередной раз, Намджун медленно повернул голову к магу, чтобы взглянуть на его красивое лицо, скрывающее, он уверен, много черноты. Жрец тем временем говорил: — Но все мы знаем о возвращении Хунаби, а значит скоро должно произойти кое-что очень важное! То, в стороне чего никто из нас не сможет оказаться, как бы не хотел. — Он выдержал небольшую паузу, чтобы дать слушающим перекинуться взволнованными взглядами, затем демонстративно взмахнул рукой в сторону Хосока. Намджун отреагировал подсознательным напряжением и резко повернул к нему голову, однако Король его решил принять всё с гордо поднятой головой. — Благодаря обиде Божества к былому и благоразумию, а также, исключительно крайнему способу Короля Чона искупиться перед ним, опасаться Смертного гнева нам не следует. Несомненно, тому большая услуга Сокджина. — вдвоём они обменялись взаимно-уважительными кивками и жрец продолжил: — Это намного облегчает нам жизнь, ведь возможно, в самый ужасный момент войны Хунаби встанет на нашу сторону. — Войны? — прервал его речь кто-то вне пня своим громким глухим гонором. — Это не наша война, старик. Зырги пойдут на поселения только из забавы на чужую реакцию. Вот пусть сам Хунаб с этим и разбирается! Остальные уверенно поддержали его шумным гулом, и никто из жрецов не спешил прервать этот балаган. Более сдержанные из присутствующий либо непонимающе осматривались, либо морщились от этих невыносимых жужжаний вокруг. В то время как Сокджин ровно смерил всех чёрным бездонным взглядом и набрал в легкие побольше воздуха. Тот его громкий, утробный голос, донесшийся до них словно из под земли, требующий немедленно замолчать, Намджун никогда прежде не слышал. Хосок тоже поднял удивленно брови, но больше не от очередного открытия чужого тона, а от того, как послушно все заткнули свои рты, кто-то даже так и застыл с открытым им в возмущении, затаив дыхание. Жрецы на данный шаг покорно склонили головы, прикрыв глаза, тогда маг подал свой прежний, но не менее суровый голос: — Очень смело сваливать все проблемы на едва отошедшего от угроз Хунаби, господа. Наш маленький принц надёжный купол защиты, пока мил ему и любим им. Уверен, его обожание им не окончится и в века, но это не даёт нам право быть настолько эгоистичными. — все вновь переглянулись одними лишь глазами, кто-то осмелился прошептать слова согласия словам мага. — Зырги враги Божества, враги самой Смерти и их не волнует, кого убивать на своей пути к цели. Стоит напомнить вам, что каждый народ, каждая людская жизнь на этой земле находится под нашими ногами и в любом из всех возможных раскладов мы грудью вперёд обязаны стоять за их жизни и скорое будущее. Когда жрецы медленно кивнули, как один, Намджун понял, кто на самом деле за этим пнём имеет мнение весомей олимпийских туч. Уловив его настроение, Хосок гордо выпрямил спину, прислонившись о руки Сокджина, чьи последующие и последние слова накрыли всех осознанием, ужасом и неловкостью самого короля. — Найдутся люди, готовые сражаться за свои семьи и свой народ, и мы будем теми, кто как и всегда, будет вести их к победе и миру. Решение же Хунаби будет зависеть только от желания его Цветка. Так что помолитесь же о том, что никогда прежде не смели оскорбить принца Чон Чонгука и его семью, ибо с этого момента все жизни управляемые Смертью в его юных и ранимых руках.