Изи

Иду по снегу, он хрустит А, может, мои кости Я так замёрзла на морозе Можно к тебе в гости? Не прячь глаза, я уже знаю Мне всё надоело И моё сердце безразлично тлело © ooes — зима

Изуна пустым взглядом окинула нагрянувшую к ней в покои процессию. Старший брат во главе с главой Сенджу и её бессменным врагом объявились на пороге слишком резко, она слегка дернулась от звука открывающихся сёдзе и прижалась спиной к стене в углу комнаты. Тобирама окинул её взглядом и тут же подумал о том, что ему даже не требуются сканировать чакру, чтобы понять, что этот человек не имеет с Изуной ничего общего. Младшая Учиха запомнилась ему резкой, порывистой, дерзящей при каждом удобном случае. Предрасположенность чакры к стихии огня делали её саму пламенем. Она всегда полыхала, ярко и безудержно, практически бесконтрольно. Изуна была страшной гордячкой, снобом до мозга костей, и чтобы уж точно она не сделала при виде Сенджу — так она не прижалась бы трусливо к стене, подминая к себе ноги, будто бы в попытке спрятаться. Он знал, что не останься у неё даже капли чакры, она выцарапала ему глаза ногтями. — Изуна, встань, — Мадара зашагал к сжавшейся в клубок сестре. Она окинула его странным непонимающим взглядом и продолжила сидеть ничком, словно ожидая чего-то. Учиха подхватил её под локоть и потянул вверх, ставя на ноги. За последний месяц она изрядно ослабла, осунулась и сильно сбросила в весе. Теперь у неё наружу торчали грудные кости и на лице проступили скулы. Ему было практически физически больно видеть её такой. Она вцепилась ему в предплечье, словно прося защиты. — Тебе никто не навредит, — он внимательно следил за ней, — встань ровно. Сенджу решил не затягивать процесс и сам приблизился к ошалело смотрящей на него Изуне. Он аккуратно прижал руку к её лбу и прикрыл глаза, сосредоточившись на ощущениях. Девчонка сначала дернулось было отойти, но Мадара крепко схватил её за плечи, удерживая на месте. Они сражались так много и часто, что Тобирама знал чакру Изуны почти как свою собственную и мог почуять её за много километров. Скрывать чакру она умела, однако он с годами начал совершенствовать своё чутье и даже по малейшим всплескам энергии мог определить кому чакра принадлежит и как далеко от него находится. Её энергия ассоциировалась у него с пожаром в зимнем в лесу, такой тонкий, едва уловимый запах тлеющей древесины в снежную тишину: обжигающий ноздри и яркий. Внимательно прислушиваясь к собственным ощущениям, он не чувствовал абсолютно ничего. Внутри этого тела не было ни одной капли чакры. Даже если предположить, что Изуна её скрыла, что в принципе было глупо и нелогично сейчас, то при таком близком контакте он бы все понял это. Тобирама не сомневался в себе и своих способностях. Он для чистоты эксперимента высвободил часть собственного Ки, силясь определить реакцию, но вновь пустота. Ошибки быть не могло — в теле Изуны нет ни грамма чакры. *** Изуна не знала сколько она уже пребывает во тьме, иногда сознание покидало её, иногда возвращалось и она всегда оказывалась в одном и том же месте, вокруг не менялось ничего. Последнее её воспоминание напоминало страшный сон, где Сенджу протыкает её насквозь, перед глазами мелькает встревоженное лицо брата, и она проваливается в темноту, цепляясь за последние уцелевшие в голове образы. Здесь не было времени, не было звуков или предметов, лишь сплошная непроглядная тьма. Изначально она решила, что находится, должно быть, под действием гендзюцу, но при попытке рассеять его ничего не поменялось. Она несколько раз пыталась развеять наваждение, но тьма не поддавалась её манипуляциям и оставалась неизменной. Изуна долго бродила бесцельно взад-вперед, стараясь определить имеет ли пространство ограничения, но как бы долго она не шла или не бежала, неважно в какую сторону, никаких стен на пути не было. Первое, что Изи решила сделать, это успокоиться и проверить, что происходит с её чакрой, но все было в порядке. она спокойно активировала шаринган, но он тоже не видел ничего — просто темнота, выпущенный в воздух поток огня просто осветил все ту же густую тьму и истлел где-то вдалеке. И, наверное, впервые за долгое время Учихе и правда стало страшно. «Не паниковать, никакой паники» — она глубоко вдохнула и выдохнула. Самое важное — она сейчас жива. Неизвестно, угрожает что-то её жизни или нет, но при ней полный запас чакры и пару кунаев под поясом, в случае чего она сможет себя защитить и дать бой. Пока было тихо, необходимо было хорошо подумать. Здесь было не холодно, но и не жарко, она стянула синий плащ с себя и осталась в безрукавке. Изуна чуть помедлила, не зная, что будет если она сейчас выпустит плащ из рук: упадет он глубоко внутрь тьмы или же ляжет на ту поверхность, она стоит? Но плащ не упал, он аккуратно опустился к её ногам, она нащупала его носком ботинка, а потом вспомнила про один свой детский фокус. Пустив чуть чакры в палец, на его кончике аккуратно затлел огонек. В далеком детстве она использовала это чтобы посмешить жителей квартала, поджигая мужчинам сигареты и первое время даже удавалась шугать Мадару, что у неё якобы горит рука. Его первый испуг до сих пор взрезался ей в память, как сильно перекосило лицо брата, он кинулся ей на помощь, а потом отвесил ей затрещину, назвав дурочкой. Подсветив собственной рукой саму себя, она убедилась, что с её телом тоже все в полном порядке: никаких ссадин, синяков, даже царапин не было. Одежда была чистая, будто бы она только что сняла её с бельевых веревок во дворе, ни одного пятна грязи. Из хороших новостей: с её телом и с её чакрой все хорошо. Из плохих: она понятия не имела, где находится, это раз, она хотела пить это два, и в ближайшее время скорее всего захочет есть, это три. Изуна нащупала на поясе маленькую бандажную сумку, и выудила из неё 10 капсул спрессованных пилюль. Каждой из них хватит примерно на три дня жизни, они заменяют еду, воду, пополняют чакру, однако в конце трех дней организм истощен до предела, если она будет есть их на протяжении целого месяца, то в конце концов может просто умереть от истощения. Военные пилюли вызывали сильнейшую зависимость, если начать часто их есть, то не сможешь больше существовать без них, искусственно пополненный запас чакры и питательных веществ расходовался значительно быстрее, нежели восполненный естественным путем. Организм за это время не копит природную чакру, отсутствие внутри хоть малейшего запаса природной чакры — прямая дорога на тот свет. Соответственно, если шиноби принимает их на постоянной основе он не пополняет запас своей чакры, и существует фактически лишь за счет пилюль. «Сколько человек может не есть и пить? Неделю?» — она вопросительно уставилась на пилюли в ладони, будто бы они могли дать ей ответ на этот вопрос. Если организм месяц просуществует без физической воды и еды, то по окончанию пилюль она умрет очень болезненной смертью. Изуна нахмурилась, всего 10 штук, она решила, что съест одну, как только жажда замучает её, но была и другая проблема: здесь не было времени, она не могла просчитать по времени дни, чтобы избежать зависимости. Если бы была возможность она смогла бы чередовать три дня на пилюле и три дня без неё, тогда был бы шанс остаться в живых. «Если я начну отсчет дней от первой съеденной пилюли, то мне потребуется что-то, чем я могу замерить время действия — 3 дня». Она аккуратно высыпала капсулы обратно в сумку на боку и, уселась, скрестив ноги в позе лотоса. Изи требовалось успокоиться, она глубоко втянула носом сухой пресный воздух, и кое-что её обеспокоило ещё. Едва уловимо можно было уловить запах серы. Так обычно пахнет дым от шашек. Везде была тьма, но Учиха все равно закрыла глаза, не забыв потушить огонь на кончиках пальцев. Она соединила средние пальцы кольцом, сложив руки ладонями вверх на выступающие колени. Ей важно было прислушаться к внутренним ощущениям и попробовать найти пути решения. Привиделось как беспокойно бьются морские волны о выступающий обрыв, она смотрела на глубокую синюю гладь и прислушивалась к шуму воды. Глубоко, темно, холодно и вот она, стоит на обрыве и смотрит в морскую бездну. Её явственно тянет вниз, Изуна вновь втягивает носом воздухом и шумно выдыхает, повторяя это упражнение ещё несколько раз для полного погружения внутрь своей медитации. Постепенно шум волн сходит на нет, она слышит тонкий звон от удара по гонгу. Раз. Она больше не на обрыве. Два. Дзы-нь! Она дома, в саду, стоит босая перед святыней. Три. Дзы-нь! Вокруг лето, она воображает стрекот кузнечиков и цикад, почти как наяву слышит отдаленный гул за забором. Четыре. Дзы-нь! Сейчас жаркий полдень, кипит жизнь внутри их жилого квартала. Пять. Дзы-нь! Изуна благодарит Ками-саму, кланяясь святыне. Благодарит за то спокойствие, что он подарил им сегодня. Благодарит за новый, солнечный день. Благодарит за жизнь, дарованную сегодня ей и её близким. Шесть. Дзы-нь! Она аккуратно зажигает благовония и раскладывает цветы у ног каменного изваяния Ками-самы. Семь. Дзы-нь! Она усаживается на колени и складывает ладони на ноги. Глаза её устремляются ввысь, где в густой кроне лиственницы виднеется яркое, голубое небо. Восемь. Дзы-нь! Приятная, сладкая нега заполняет буквально каждую клеточку её тела. Она хочет созидать, она просит Ками-саму о самом важном и сокровенном: здоровье каждого члена её большой семьи, просит дать ей силы для их защиты, просит небо даровать лучшую жизнь всем ушедшим туда воинам. Девять. Дзы-нь! Она чувствует теплый, легкий ветер, запутавшийся в рукавах её юкаты. Ей нужно лишь немного света внутри себя. Десять. Дзы-нь! Она чувствует, как течет по венам её чакра. Яркая, голубая, как лазурные берега южных морей. Изуна позволяет себе дать волю природной энергии, высвободиться наружу. Не чтобы разрушать, а чтобы освещать. Где-то глубоко-глубоко в своём подсознании она ощущает преисполняющий её душу свет, дарованный ей щедрым Ками-самой. Тело пронизывает невесомость, Изи кажется, что она весит не больше того маленького листочка, что так плавно опускается вниз с их пышущей жизнью лиственницы. Неважно, что сейчас она во тьме, свет всегда будет внутри неё. Ей не нужно огонь, чтобы согреться — она сама костер. Не нужна пища — её наполняет воздух и солнце. — Чей свет внутри, не нуждается в свете снаружи, — тихо шепчет Изуна из своей глубокой медитации, прижимая два пальца к губам. Дзы-нь! Дзы-нь! Дзы-нь! Три прощальных удара по гонгу где-то вдали. Это означает, что молитва закончена и она может погрузиться внутрь себя. Она приоткрывает глаза и перед ней все так же стоит святыня в цветах посреди густой зелени в их саду. Погружаясь внутрь своего сознания с помощью медитаций, Изуна всегда использовала этот знакомый с детства образ — святыня Ками-самы в их саду. Они с матерью и братьями часто молились там, рядом был небольшой пустырь, где они с Мадарой учились тайдзюцу, ниндзюцу, гендзюцу, искусству медитации и самоконтроля. По началу было тяжело сосредоточиться, слова взрослых о погружении внутрь своего сознания звучали слишком абстрактно и непонятно, дети всегда больше материальны, нежели духовны. На первых медитациях они хихикали на гудящим под нос «Оммммм» дедом и отцом, ерзали на месте, потому что колючая трава впивалась в голые коленки и лодыжки, а ещё у них на участке было аж три муравейника, и мелкие надоедливые жуки то и дело заползали под одежду, вынуждая детей постоянно чесаться. Им казалось все это бредом, ведь ей чтобы разбить нос мерзкому Тобираме вовсе не нужно было «сливаться с природой», а надо было поставить правильно удар кулаком. В идеале вообще сразу научить, как незаметно воткнуть ему кунай прямо в сонную артерию. Но чем старше они становились, тем больше открывали границы собственного ума. «Мы особенный клан, дети, Шаринган — это работа не рук и ног, а вашего ума. Чем лучше вы познаете себя, тем сильнее станут ваши глаза. Если вы не можете погрузить в иллюзию самих себя, то кого тогда вообще сможете?» — звучали в голове слова деда. Изи долго сидела, абсолютно не шевелясь и, со стороны могло показаться, что даже и не дыша. Она искала ответы, ответы на свои вопросы, но путь был сложным, тернистым. Её кидало из стороны в сторону, то к морю, то к полю боя, но она каждый раз материализовывала перед глазами святыню. Ей казалось, что что-то извне должно подсказать, что ей дальше делать, как отсюда выбраться, но святыня молчала. Неожиданно солнце стало гаснуть, она почти кожей ощутила, как веет холодом, с неба будто бы пошел дождь. Изуна напрягла глаза, святыня стремительно чернела, будто тьма сгущалась и засасывала её внутрь. Она постаралась вновь воссоздать солнце, но безуспешно, её подсознание вновь куда-то несло её и она не могла его контролировать, хотя особо и не пыталась, ответы могут и в отсутствии контроля. Изуна почти как наяву ощущала холодные дождевые капли на коже и резкие порывы ветра. Она взглянула на свои сложенные на коленях руки. Капли, что текли с неба были вовсе не водой. Это была кровь. Она глубоко вдохнула и выдохнула, начиная обратное упражнение для выхода из медитации. Что-то было не так и она всем своим нутром ощущала это. Ей требовалось досчитать всего до пяти. «Беги» Раз. Изуна закрывает глаза, слыша далекий раскат грома. Два. Ей становится очень холодно. Три. Она ощущает как густая холодная кровь заливается ей за воротник. Четыре. Она приоткрывает глаза, видя, что уже почти по грудь сидит в кровавой луже. Святыню почти доверху залило кровью. Ещё чуть-чуть кровь и зальет в рот самой Изуне. Пять. Мясистые черные лапы с остатками будто бы обугленной шерсти выскользнули откуда-то из глубины лужи, обхватывая холодный камень святыни. Вслед за ними вынырнула голова чудовища с такими же красными как кровь глазами и существо стремглав бросилось в лицо Изуне. Она закричала будто бы выныривая из кошмара и ощупывала шею. Нестерпимо саднило кожу и что-то жидкое стекало ей на грудь. Изи буквально за секунду толкнула чакру в пальцы зажигая огоньки и от увиденного обомлела. Все её руки в крови, а на шее и груди явственно чувствовались глубоки рваные ссадины от длинных когтей. *** — Этого не может быть, — Мадара нахмурил брови, — без чакры она была бы мертва. Они втроем сидели на веранде у Сенджу в поместье. Перед уходом сестру Мадара запер в комнате, что, впрочем, было бессмысленно. Она ни сказала ни слова пока они были там и так продолжила сидеть в углу, сверля их черными как ночь глазами. Хаширама сложил руки в замок, напряженно обдумывая. Вариантов было много: от вражеской техники до банальных последствий от чудо-воскрешения. — Нам нужно сузить круг возможных вариантов, — он склонил голову немного вниз, — при воздействии вражеской техники чакра в теле Изуны все равно принадлежала бы носителю, это могут подтвердить члены клана Яманака: при использовании своих техник они могут перемещаться в тело жертвы, однако не могут использовать чакру владельца, только свою. Хаширама был хорошо знаком с кланом Яманака, они почти самыми первыми примкнули к Сенджу и отношения между ними были крепкие, почти родственные, учитывая что между кланами уже много кто успел пережениться. — Я думаю будет не лишним обратиться к их специалистам-мозгоправам, — Тобирама отрешенно смотрел куда-то вдаль сада, — если заглянуть в сознание Изуны и поковыряться в воспоминаниях, то можно наткнуться на что-то интересное. Мадара ощетинился моментально. Он не мог допустить мысли, что его сестра будут исследовать как подопытного кролика, ковыряясь ей в мозгах. Помимо личного мотива, был и политический: Изуна знала все, без уточнений — просто все. Все тайны клана, все секретные техники, все планы и делиться этим с Яманаками, а заодно и с Сенджу, не очень-то и хотелось. С другой стороны, нечто явно поселилось в теле его почившей сестры и в память о ней он просто обязан от этого избавиться. Он мог бы просто убить «Изуну-не Изуну», и вновь похоронить, но душе все же теплилась надежда, что она может быть жива.