***
Они подкрадываются к дому Стотчей раньше, чем успевает встать солнце (они что, газон по линейке подстригают?). По пути Кенни изо всех сих старается игнорировать мысль о том, что дом Кайла или, скажем, Стэна был куда ближе. Баттерс мог ввалиться к любому из них. Мог же. С другой стороны, какое ему дело. Сейчас куда важнее пробраться внутрь и хорошо бы не перебудить всех в процессе, а то кранты обоим и плакал их гениальный план. Забираться через окно в два разных дома за сутки — фетишизм или отсутствие фантазии. Впрочем, Баттерсу, кажется, всё равно. Он перелезает через оконную раму, оборачивается, молча машет рукой Кенни с той стороны. Дважды пояснять не нужно, Кенни почти небрежно запрыгивает следом, в комнату со светло-голубыми стенами, и бегло осматривается вокруг. Если он что-то и понимает, так это то, что комната восемнадцатилетнего парня не выглядит… так. Слишком пусто, будто безликий отельный номер, один из многих, с вещами, сложенными идеальными стопками, и накрахмаленным бельём. Нежилое место. Если не сказать мёртвое. — И что бы ты сделал, если бы кто-нибудь зашёл в комнату и решил закрыть окно? Баттерс жмёт плечами. — Ну даёшь, — фыркает Кенни. — Здесь редко бывает кто-то, кроме меня, — он слабо и как-то криво улыбается в ответ.– Чаще всего эти «визиты» напоминают инспекции, так что… Пойдём, ладно? Кенни разводит руками, засунутыми в карманы толстовки. Получается что-то напоминающее нелепый взмах крыльями. — Веди. От комнаты Баттерса до гаража — двадцать два осторожных шага. С каждым из них растёт нетерпеливое волнение, будто сводит судорогой, заставляя застыть на вдохе. В какой-то момент Кенни мерещится, что вот-вот должен послышаться визгливый голос миссис Стотч, и это кажется таким реальным, что он замирает на месте. Сейчас она спустится по лестнице, такая же бледная, будто выцветшая, какой Кенни её запомнил, с ружьём, которое до этого момента годами пылилось без дела. Выстрелит, не думая дважды, и обязательно попадёт, даже если руки будут дрожать. Он знает, как это будет. Он видел это множество раз. Кенни стоит недолго, но достаточно для того, чтобы поймать тревожный взгляд Баттерса. Приходится собраться, это он хорошо умеет, собираться из кровавой мешанины в единое целое, коротко качнуть головой и продолжить идти. Незачем выдавать свой страх, который толком не объяснить, не показавшись поехавшим. И пугать других незачем тоже. Машина заводится ещё громче, чем он представлял, а может, так просто кажется из-за тишины, которая до этого момента накрывала их стеклянным колпаком. Кенни нервно дёргает уголком рта, не отрывая взгляда от безобразно медленно ползущей вверх двери гаража. При желании можно попытаться проехать, правда, велик риск свернуть её нахер и уж тогда вся округа точно узнает, что Кеннет Маккормик опять пытается что-то спереть. Приходится ждать. Ждать, вцепившись в руль, не глядя по сторонам, обещая себе напиться по приезде в Денвер. Это как дерьмовый фильм, в котором прочие недостатки пытаются компенсировать за счёт слоу мо, или новая пытка, которую ему раньше не доводилось испытывать на своей шкуре. Всё вместе — как вариант. Сомнительное разнообразие в повседневной рутине. В конце концов дверь поднимается полностью и Кенни выруливает на улицу, прячет длинный вздох облегчения в негромко брошенном: — Та-а-ак… Словно думает о дороге, хотя на деле в голову лезут на редкость придурошные мысли. Что-то о крафтовом пиве в районе ЛоДо, пустых комнатах, птенцах и прогнивших гнёздах. Кенни встряхивает головой (помогает так себе) и тянется к радио, в попытке выхватить из эфирного хрипа что-нибудь, что угодно, правда, только бы заполнить пространство звуком. Он крутит ручку до тех пор, пока ему попадается что-то достаточно шумное для того, чтобы помочь отвлечься. Поначалу хочется накинуть громкости, но потом он бросает короткий взгляд на Баттерса, непривычно тихого даже по его меркам, вцепившегося в рюкзак, как в спасательный круг. Тогда Кенни хмыкает и оставляет как есть. Улицы, известные вдоль и поперёк, сегодня выглядят чужими. Как будто смотришь глазами кого-то другого на спящие дома, безлюдные тротуары и дороги без машин. Замечаешь мелочи. Небо, упавшее вниз синей дымкой, изрезанный трещинами асфальт и некрасивые бурые впадины вместо части деревьев у ратуши. Всё это будто ненастоящее, сказочное даже. Кажется, дотронься пальцем — рассыплется, обнажая изнанку. Привычную и невзрачную, ту, где нет места Денверу, планам, фруктовым батончикам из заначки Баттерса, а также странному чувству, которое пока не получалось понять, но определённо нравилось чувствовать. Поэтому Кенни не трогал. Только смотрел, как мимо проносится город, пока тот, почти внезапно, не закончился покосившимся указателем. — Как думаешь… — Баттерс прочищает горло и неуверенно продолжает: — Как думаешь, мы ведь выкрутимся из всего этого? Кенни отвечает не сразу, застряв сначала на пространной формулировке, а потом и на будто между делом ввёрнутым «мы». — Для того чтобы «выкручиваться», нужно сначала во что-то вляпаться, Баттерс. А с этим давай повременим до приезда. Поначалу Стотч набирает воздуха, чтобы сказать ещё что-то, но почти сразу перехватывает себя на вдохе. Потому что, кажется, понимает. Понимает, что это просто ещё один способ сказать «я понятия не имею, что будет завтра». Впереди — извилистая дорога и горы. Кенни молча вглядывается в точку на горизонте, туда, где в теории должен быть город. Он никогда не загадывал, что будет дальше — в этом немного смысла, когда живёшь днём Сурка. Научиться бы теперь, поскорее, планировать наперёд, пока есть ещё фора, пока не дышат в спины и не волокут силком за ноги. И не его самого, может быть. Но без Баттерса у него не получится. Потому что именно Баттерс — грёбаный двигатель всей этой суицидальной экспедиционной миссии в неизвестность. Не случись того, что случилось, Кенни бы и сейчас лежал инертным балластом где-нибудь. А возможно, он упадёт снова, если… Впрочем, пожалуй, это не лучший вариант для того, чтобы практиковаться в планировании. С десять минут спустя Баттерс вновь делает попытку завязать разговор: — А как дела у Карен? — Он слишком занят сражением с упаковкой очередного батончика, для того чтобы заметить, как изменилось выражение лица Кенни. — Она ведь тоже уехала, да? О, у Карен всё хорошо. У Карен есть парень, которому он лично обещал пересчитать зубы битой, если с ней что-то случится. Карен пишет письма, слишком подробные, девчачьи, а Кенни перечитывает их минимум дважды. Карен наконец-то вырвалась на свободу и больше не думает о том, как свести концы с концами. Она — там, где солнце, каналы и лучшая жизнь. Так далеко. — Да, она… уехала. — «Сбежала» куда более подходящее слово. — Доучивается теперь в Италии. Дала мне слово, что не бросит. Баттерс на мгновение перестаёт возиться с батончиком и поворачивает к Кенни голову: — Ничего себе! Но как… Я имею в виду… — он мнётся, не решаясь спросить «откуда у вас на это деньги» и снова начинает шуршать упаковкой. Кенни хмыкает в ответ. — Нашла принца на белом коне, стрясла разрешение на перевод у пьяного отца. Повезло. — Он делает паузу, а затем добавляет: — Карен заслужила немного везения, знаешь. — Конечно, — быстро соглашается Баттерс. Похоже, тема быстро приняла неловкий оборот. Должно было получиться что-то вроде небольшого разговора ни о чём, как о погоде. Вопрос, ответ и проехали. Не вышло. И, честное слово, лучше бы ты спросил про погоду, Стотч. — Она пишет мне… и маме тоже, иногда, чтобы с ума не сходила от неизвестности. Рассказывает, как там, — непонятно зачем продолжает Кенни. — Дома всё было кувырком, но расстояние, кажется, умеет сглаживать углы. Он чувствует испытывающий взгляд Баттерса на своём лице. — Ты уверен, что правильно поступил, не предупредив никого о том, что уезжаешь? — Один вопрос неудобнее другого, просто восторг. — А ты? — ядовито отзывается Кенни и по-птичьи хохлится. Баттерс отвечает неожиданно твёрдо, не колеблясь: — Я — да. Кенни не уверен, хотел ли бы он, чтобы его ответ был таким же однозначным. Премию родителей года его предки бы не взяли, но и на вселенское зло не тянули. Лезть в эту и без того мутную воду? Как бы ни захлебнуться. — А я… не знаю. Возможно, он черкнёт пару слов после того, как станет яснее, что происходит. Если станет. Когда Денвер перестаёт быть просто словом, абстракцией без наполнения, и появляется перед глазами, совсем рядом, становится страшно. Потому что больше нельзя проигрывать в голове миллион сценариев и откладывать выполнение каждого из них на дни, которых не будет. Кенни сворачивает с дороги, ведущей в город. Его лихорадит. У них на двоих один рюкзак, чуть меньше сотни баксов и общее отсутствие представления о том, что дальше. Будь Кенни один — хрена с два бы так парился. Но он не один. И теперь всё немного иначе. Они проезжают ещё десяток метров и останавливаются на обочине. Баттерс спешно запихивает все шуршащие упаковки из-под батончиков в рюкзак с множеством разноцветных значков, застёгивает его и перекидывает одну из лямок через плечо. Затем он выжидающе смотрит на Кенни. Это — как тычок под рёбра, напоминание «чувак, ты отъезжаешь уже второй раз за сутки». Тогда Кенни молча выползает наружу и уже было собирается хлопнуть дверью, как вдруг замирает, посещённый забавной мыслью. Если уж так хотят свою машину обратно, пускай приложат усилия. Он усмехается и вытаскивает ключ из зажигания. — Что ты?.. — конец фразы Баттерса съедает хлопок двери. Кенни не отвечает, только улыбается и кивает в сторону стены леса прямо перед ними. А потом, раньше, чем Баттерс успевает сказать-то что-то ещё, возможно, что-то протестующее, размахивается и что есть силы и швыряет ключ. Он мелькает серебряной искрой и тут же скрывается за тёмной зеленью листвы и хвои. — Отлично, — Кенни удовлетворённо кивает, довольный проделанной работой, и отряхивает ладони от невидимой пыли. Ему весело. Видать, было что-то в тех мыслях о нонконформизме, не отмерло, не выбило из него всю дурь. Ну и хорошо, пускай. Должен же кто-то прижечь самомнение четы Стотчей. Ошарашенный Баттерс будто приклеился к месту, замер, чуть приоткрыв рот. — Идём, — фыркает Кенни и тянет его за собой, ухватив чуть повыше локтя. Он не встречает сопротивления, Баттерс покорно бредёт следом, всё ещё не отошедший от того, что увидел. Во всяком случае, ни намёка на негодование, большего пока и не нужно. Плестись по пыльному шоссе на своих двоих приходится долго. Настолько, что солнце нагоняет их ещё до окраины Денвера. Оно издевается и наступает на пятки, не желая подождать хотя бы чуть-чуть. «Бегите, отчаянные безумцы, бегите», — шепчет оно, цепляя их жёлтыми полосами света. Кенни знает, что никто не кинется искать их в шесть утра, но всё равно ускоряет шаг.1
18 сентября 2019 г. в 08:06
У Кенни нет будущего, во всяком случае, так считает он сам. Это понятно и просто, как незатейливая арифметическая задачка из начальной школы. Какое будущее может быть у человека без прошлого, который и сам уже толком не знает, кто он? Раньше считал себя эгоистом, нонконформистом и ещё хер пойми кем, а сейчас выяснять нет ни сил, ни желания. Кенни и так есть чем заняться: например, в очередной раз убеждать себя, что он в порядке и аккуратная десятимиллиметровая дыра в затылке — это не худшее, что с ним случалось. Лучше так, чем загибаться, лёжа на автостраде и харкая кровью посреди безлюдного «нигде». Но всё же чувство, когда ты понимаешь, что твои мозги вот-вот украсят и без того уродливую кирпичную стенку, ни с чем не сравнить. И не забыть, к сожалению, тоже.
Сегодня первый день после выпуска. Кенни привычно сжимает в зубах самокрутку и мрачно пялится на Баттерса, до нелепого сильно выбивающегося из привычной картины его субботнего вечера. Кто-кто, а Стотч по идее не должен сейчас отсиживаться в маленькой грязной комнате, кривясь от резковато терпкого запаха травки. Для него наверняка уже зарезервировано место в пафосном колледже вроде Йеля, какой смысл сбегать из дома, если так или иначе скоро распрощаешься с городом, который тебе поперёк глотки, и больше не увидишь равнодушных лиц предков? Он ведь не Кенни, непонятно как и зачем дотянувший до конца школы, а долбаный Лео Стотч, пай-мальчик, особо отличившийся ученик. Но, тем не менее, он припёрся сюда и, забравшись на задний двор (интересно, когда только успел набраться смелости?), бессвязно лепетал в полуоткрытое окно, умоляя впустить к себе.
Кенни слишком сильно прикусывает фильтр и чертыхается сквозь зубы. Похерил последнюю. Пока тушит самокрутку о старую пепельницу с острым сколом, думает, какой из накопившихся в голове вопросов задать первым.
— Почему сюда? — в итоге произносит он. Для начала сойдёт.
Баттерс вздрагивает, явно не ожидая, что Кенни вдруг решит заговорить. Бросает удивлённый взгляд и неловко смеётся в ответ:
— Потому что мы… друзья?
Какой изящный способ сказать: «Тебе плевать чуть меньше, чем другим». Настолки, пьяные разговоры и краденые шоколадки из магазина, безумные приключения на уикенде и посередине недели. Это было в прошлой жизни — в какой-то из них, по крайней мере, точно. Давно. Кенни хотел бы помнить лучше, пытался удержать в памяти незначительное, но настоящее. Выходило паршиво, будто пытаешься разобрать прыгающие строчки на краю смятой цветастой салфетки. Сплошная бессмыслица да чернильные пятна.
Чёткими оставались последние секунды, въедались болезненно и как-то по-собственнически. Забывать, каково быть живым, когда другие и не вспомнят о твоей смерти, иронично до одури.
Слепящие фары, холод дула у его виска, затылка, горла, груди, стремительно пролетающие мимо этажи, пасть бешеной псины, нож в руке бездомного, торчащие наружу рёбра, зеленоватая толща воды, конвульсии и этот чёртов холод…
Кенни отрешённо водит пальцем по сколу до тех пор, пока, в конце концов, не режется. Сразу отдёргивает руку и раздражённо морщится. Вот дрянь.
— Я хочу уехать, — вдруг начинает говорить Баттерс. Его едва слышно, а ещё он смотрит в другую сторону и слишком часто моргает. — Даже стащил ключи от машины, представляешь? Правда, я не умею водить, это скорее со злости… Но я придумаю что-нибудь. В крайнем случае, осталось немного денег на карте. Надо просто уехать достаточно далеко для того, чтобы… — он запинается, не зная, как закончить. — В общем, я уйду, когда рассветёт.
Этот план не просто полон дыр, он сам — сплошная дыра. Но Кенни молча слушает, даже не думая смеяться, потому что слишком хорошо понимает, о чём пытается сказать Стотч. То, для чего надо быть достаточно отважным или достаточно отбитым.
Выбраться отсюда и пробовать новое так долго, сколько только можешь. Никаких «ты должен», никаких «мы знаем, что для тебя лучше». Баттерса с пелёнок кормили этими байками, разве что дышать не запрещали, вот и допрыгались. Больше не вкусно. Кенни вдруг отчётливо понимает, что ему тоже.
— Я умею водить, — он и сам не верит, что только что это брякнул.
Стотч снова хлопает белёсыми ресницами, думает, что ослышался, наверное. Или понял неправильно. Даже в глаза ради этого заглядывает, вот смешной. Кенни облизывает треснувшую губу и, не давая себе времени передумать, продолжает:
— Доедем до Денвера, бросим тачку, а дальше… Посмотрим.
Не особенно лучше идеи Баттерса, ну и плевать. Остальные прорехи можно латать на ходу. Наверное.