Предание зверям

Изуку выдохнул: — У тебя есть все основания так считать и что с того? Ты тратишь моё время, серьёзно. Ответь на заданный вопрос. Не ответишь ты — ответит другой, это ведь так просто. Он запрокинул ногу на ногу, отпил горячего кофе из бумажного стакана и опустил голову, желая услышать долгожданный ответ. Ответ, на который он потратил уже полчаса своей жизни. — Вот и спрашивай у других. Изуку хмыкнул, отложил кофе на деревянную стойку, подвинул стул ближе к железной решётке и уставился прямым пронзающим взглядом. Руки его домиком были сложены у губ, плечи расслаблены, локти упирались о колени. Он вёл спокойно: — Возможно, для тебя это не будет секретом, но Бетту не покрывают. Не знаю, надеялись ли вы на это или понимали, что так и будет, но тем не менее. Чтобы защитить свою репутацию и избежать ненужных конфликтов, первыми вас сдают те, кто нанимал. Страны не хотят быть уличёнными в связях с Беттой — теперь, когда мы обнародовали все сведения о ней — и дают заднюю. В данный момент они — наши лучшие союзники. Ну знаешь, сами находят ваши убежища, сами штурмуют их или по-тихому избавляются от всех доказательств. Удобно. Нам и делать ничего не нужно. Бетта теперь официально вне закона. Фотографии, сведения — всё в общем доступе, а всех участников отлавливают один за одним, в какой бы стране они не находились. Вот так это работает. — А ты хорошо всё придумал. — Знаешь, — Изуку опёрся обратно о спинку стула, сложив руки на груди. — Я над этим даже не раздумывал особо. Всё само так вышло. Будем считать, свезло. Бывает. — Свезло, хах. Уничтожил всю Бетту — сделал за полгода то, чего вся ваша вшивая организация не смогла сделать за пятнадцать лет. Убил отца, засадил меня за решётку. И это ты называешь «свезло»? Все вокруг были правы, ты действительно одарён, как бы мне не хотелось этого признавать. А ведь мой сын мог бы превзойти тебя, если бы захотел. Он тоже… прирождённый гений. Изуку слегка помедлил, словно нарочно выжидая момента, выгнул бровь. Он думал, правда? Действительно ли этот человек так слеп? — Шото уже давно превзошёл меня. Наверное, ещё с самого начала. Ты и не подозреваешь, на что он способен. Даже на что способен Даби, ты тоже не ведаешь. Твои дети — тёмный лес для тебя. Ты так старался сделать из них своих драгоценных приспешников, но вот ты тут — в тёмном сыром подвале, в гнетущем одиночестве, и никто из твоих сыновей даже слышать не хочет о том, чтобы прийти и поговорить с тобой. — Думаешь, твои слова заставят меня сделать что? Пожалеть обо всём? Раскаяться? Вот об этом я и говорю, — он усмехнулся. — Твоя детская наивность до чёртиков смешная. Как ты мыслишь? Ты хоть понимаешь, как мыслишь? Мир во всем мире? Конфликты без войн? Без насилия, убийств? Собрался искоренить всю преступность? Сколько тебе лет, Изуку? Десять? Одиннадцать? Ты, чёрт возьми, приди в себя и познакомься с реальностью. Тот случай в музее ничему тебя на научил? Невозможно сосуществовать в мире без того, чтобы не идти на жертвы. Невозможно сосуществовать без зла. Границы уже давно размыты. Даже то, что ты пытаешься сотворить с этой организацией — не смахивает на абсолютную справедливость. Всегда будут победители и проигравшие, ты не можешь осчастливить всех. Даже те парни из отряда, который ты называешь «особым» когда-нибудь заплатят сполна за твои собственные взгляды. Изуку поднял голову, пропуская почти весь поток ненужных слов мимо ушей. Последнее его значительно задело. Парни из отряда? Всё? — Они мои друзья. И они под моей защитой. Теперь в Эвентусе настала очередь бумажной волокиты, и это было довольно изматывающе. Хокс в основном зависал в центре управления, где получал доклады от других баз. Всё шло довольно хорошо, особенно, когда им удалось заполучить в союзники некоторые страны. Операции по зачистке были тихими и почти незначительными. Вряд ли мелкие сошки осмелились бы вести независимую политику после устранения их верхушки, так что просто разбегались кто куда и надеялись, что их не найдут. Больше противостояния не оказывал никто. — Честно говоря, всё произошло как-то… быстро. Теперь можно взять отпуск? — Нейто вертел леденец языком, вальяжно раскинувшись и облокотившись на спинку стула. Бакуго коротко стрельнул взглядом: — Тренировки. — Ты болван? Ничего ещё не закончилось. Знаешь, сколько работы нам ещё предстоит впереди? — Сэн нахмурился, отпил колы из железной банки. — Но сейчас-то мы не делаем ничего? Бакуго заставляет нас пахать на тренировках, а Изуку пропадает во внутренней тюрьме, допытывая наших преступников. Мы, по сути, чем занимаемся? Ждём, когда понадобимся ему? В кафетерии было почти тихо. Только шум заточки лезвий и редкие фразы о том, что теперь предстоит. Шото уже не отбивал по клавишам ноутбука, но всё ещё пялился в экран, подпирая щеку кулаком. Он не сидел со всеми, а расположился за дальним столиком, занимая всё пространство непонятными приспособлениями, любезно отданными ему в руки Хантой. Остальные не хотели мешать его мозговому штурму, поэтому лениво попивали газировку за столом у стены. Шото иногда поглядывал на них, но внезапно снял объёмные наушники с головы, окликнул Сэна, подозвал его ладонью. Кайбара инстинктивно напрягся. Они с Тодороки не разговаривали наедине примерно… никогда? Он поднялся со стула и подошёл к его столу, усаживаясь напротив и закрывая обзор остальным. Шото говорил равнодушно, но глаза его поблёскивали лукавым огоньком. Такое вообще возможно в его случае? — Тебе всё ещё нравится Нейто? — шёпотом произносил он. Ха-ха. Какого хрена? — Тогда я бы хотел сказать тебе кое-что. Нейто задумчиво выгнул бровь, слегка повернув голову. Он не стал вслушиваться в разговор, хотя и без того понимал, о чём речь. — Воистину… тёмная лошадка. Киришима поднялся из-за стола, пряча складной нож в нагрудный карман. Он молча вышел из кафетерия, и Нейто вдруг подумал, что скоро здесь станет совсем уж скучно. Он достал из куртки два жёлтых ключа и кинул их Бакуго, который заторопился со своей газировкой. Только после того, как Бакуго разжал ладонь и увидел то, что только что словил, он раздражённо хмыкнул. — Это ещё не всё, — Нейто закопошился во втором кармане, а затем протянул Бакуго небольшую голубую тубу. — Лубрикант? — С анестетиком, — Монома в очередной раз передвинул языком леденец на другой край губ. — Сектор 13С. Камеры не работают. Наверное, поторопись, твой парень не выглядел таким уж терпеливым. Бакуго помедлил: — Ага. — Уверен, ты выбирал между «пошёл ты» и «спасибо». Не за что. Развлекайся. И я пойду, — он поднялся, — проведаю Изуку. Возможно, он только что пиздецки меня подставил. Кажется, Киришима тоже был в курсе того, где не пашут камеры. Бакуго шёл по коридору, но силуэта его уже не застал. Успел скрыться за одной из дверей, словно канув в пустоту. В полумраке тусклых настенных ламп он пробирался туда, где горела последняя из них, где редкий поток людей исчезал окончательно, и вот уже не оставалось никого, кто смог бы окликнуть его или похвалить за удачные миссии этим внезапным громким «о!». Как только он открыл нужную дверь, чужие руки сразу же затянули его внутрь, потянули на себя, щёлкнули хилым замком. Последнее, что успел сделать Бакуго — глубоко вдохнуть. Он отчётливо понимал, что большой запас кислорода в лёгких ему еще ой как понадобится. Инстинкты проснулись моментально. Слишком сильно ударило в голову, взбудоражило кровь в жилах. Бакуго рванул вперёд, напирая всем телом, впиваясь в губы, кусаясь от нетерпения. Киришима нащупал холодную поверхность сзади себя, упёрся о неё спиной, на секунду отстраняясь от поцелуя, чтобы выдохнуть ему в шею. Бакуго по привычке оттягивал его за волосы, касался кончиками пальцев шеи, ключиц, нетерпеливо стягивал футболку, вслед избавляясь от своей. Он проводил ладонью по груди, прессу, спускался ниже. И стоило ему лишь сжать выпирающий в штанах Киришимы стояк, как над его ухом раздался самый настоящий рык. Это было. Просто. Матерь Божья. Бакуго едва ли не кончил от одного лишь звука. Стоит ли уточнять как по-настоящему долго у него не было секса и как по-настоящему невероятен был Киришима Эйджиро? — Прости, я бы тебе отсосал, но я просто уже не могу терпеть, — Киришима пытался разговаривать, но Бакуго же в свою очередь мог только мотать головой. «Я и сам уже на блядском пределе». Он нагнул Киришиму. Вот так — резко развернул спиной к себе, надавил на поясницу, рывком поднялся обратно к затылку и схватился за волосы. Чёрт возьми, как долго ему хотелось вот так ухватиться за них, как хотелось покрыть его спину укусами, оставить засосы на шее, несколько синяков под лопаткой. Перед тем как избавиться от штанов он вынул из кармана смазку и два презерватива, ожидающих там своей участи уже долгое время. С силой сжал тюбик, вымазал пальцы в толстом слое и принялся разрабатывать. Один палец — боже блядский, мы не делали этого слишком долго. Два пальца — слишком туго, Киришима, тебе будет пиздецки больно. Три пальца — ты говоришь, анестетик действительно действует? Киришима застонал сразу же, стоило Бакуго вынуть пальцы. Он прикусил язык на первом же звуке, поэтому вышло что-то вроде «нгх-а-а». И всего от одного «нгха» у Бакуго едва ли не подкосило колени. Хренова локация, блядски неудобный стол. — Ты сегодня довольно податливый, — он пытался перевести дыхание, выливая смазку из тюбика прямо на член, не заботясь уже ни о чём на свете. Киришима его не слышал. Киришима уже не слышал ничего — он тонул в тягучей неге, режущем ожидании, горячей и душной истоме. И когда Бакуго вставил член, он, наконец-то, смог прийти в себя. Сначала было непривычно. Бакуговский член — не три пальца, а времени с их последнего секса прошло уже достаточно. К счастью, смазки было валом, а объёмные ощущения охватывали всю грудную клетку и сжимали в своих тисках так, что всё остальное терялось из виду. Бакуго не медлил. Как бы не старался и даже изначально — нет, не в его стиле. Когда боль немного утихомирилась, Киришима смог выгнуть спину, прогнуться под бакуговской грудью и утонуть в его горячих поцелуях-укусах. Он сжимал челюсти каждый раз, когда Бакуго нарочно слишком сильно сжимал у основания головки, когда проводил по ней большим пальцем. Резкие толчки сменялись ещё более грубым темпом, и они оба осознавали — позу поменять не получится, всё закончится на ней же, в первый заход никто не выдержит дольше. Бакуго даже не думал, что сегодня придётся вытворить такое. Он всё тешил себя мыслями: «Ещё немного, и мы вернёмся домой, нам больше не нужно жить тут», но не смог продержаться даже половину дня. Что и говорить о Киришиме? Он только и делал, что натачивал и без того заточенные ножи, словно всё это было некой мантрой, приводящей его мысли в порядок. Это, вообще-то, не помогало. Никогда. Бакуго почувствовал, как дёрнулась спина Киришимы, как дрогнули его колени, и через секунду тот уже излился прямо ему в ладонь, сотрясаясь от того шквала ощущений, что разом нахлынули на его обмякшую тушку. Бакуго успел достать член прежде, чем кончил, а потом так же без сил повалился на локти, которыми упёрся в стол. Его сердце бешено билось, пульс болезненно отбивал ритм в черепушке. Он даже чувствовал, как пульсирует его выпуклая вена на лбу. Он не мог пошевелиться. Его пальцы на ногах поджались, ноги предательски подкосились. В его теле словно вообще больше не осталось ни грамма сил. Бакуго посмотрел на поясницу Киришимы. Давненько он так обильно не кончал. На столе рядом валялись нетронутые квадратики презервативов. Носить их с собой и постоянно забывать надеть — хренова традиция. Просто ему не нравится, когда с ними, но когда рядом не оказывается смазки, то выбирать не приходится. — Отдохнул? — Киришима сделал глубокий вдох. Его хвост распался, резинка куда-то юркнула, поэтому он пятернёй зачесал волосы назад — слегка влажные от пота они быстро распались локонами по обе стороны. — Пора на второй раунд.