Сшитая Улыбка

      У Лэнса никогда не было проблем с иглами. На самом деле, он любил иглы. То, что можно сделать швейной иглой, всегда поражало его. Он часами сидел рядом с абуэлитой, наблюдая, как она делает, переделывает или чинит вещи иголкой и ниткой. Он с гордостью и любовью демонстрировал куклы, которые она ему делала, даже когда другие мальчики смеялись над ним за то, что он играл с куклами. Все было в порядке, девочки могли видеть мастерство, из которого были сделаны куклы. Лэнс любил хвастаться своими куклами, так же, как любил хвастаться своей одеждой. Абуэлита могла сшить самое девичье платье, какое только можно было придумать, и он носил его целый день с лучезарной улыбкой и перескакивая с ноги на ногу.       Он действительно так и сделал, девочки были впечатлены, мальчики — нет. Хотя Артур не преминул сказать Лэнсу, насколько он красив, как только группа не смотрела, давая Лэнсу маленький белый цветок и застенчивую улыбку, и получая в ответ поцелуй в щеку и ослепительную улыбку. В тот месяц у абуэлиты было много запросов на платья от друзей Лэнса, и она с радостью выполнила их с помощью своего любимого внука.       Без шутки — Лэнс узнал от бабушки все, что можно было узнать о шитье. Абуэлита иногда даже проклинала его ласковым голосом и веселым взглядом говоря, что он возьмет ее на работу. Лэнс всегда говорил ей, что она лучшая в своей профессии, и она всегда соглашалась с ним, потому что была чертовски права. Он также не смог удержаться и попросил ее научить его другим вещам, таким как вязание. Абуэлита научила его, заставив пообещать, что он сделает для нее носки и шарфы.       К сожалению, в гарнизоне это умение не требовалось, поэтому Лэнсу приходилось приспосабливаться к шитью только тогда, когда он был уверен, что у него есть свободное время, сосредоточившись исключительно на своей мечте о полете за пределы звезд. Ханк был бесконечно благодарен за лоскутное одеяло на его одежде; фартук, который был его подарком на день рождения, лелеялся как реликвия.       По иронии судьбы, этот навык был необходим в космосе. Кит был мастером маленьких слез, Лэнс потерял счет тому, сколько раз ему приходилось подшивать эту красную куртку. У Пидж были холодные ноги, поэтому Лэнс лично сделал ей носки. Широ любил шарфы. Платья Аллуры были прекрасны, но время шло без них. Ханку нравилось ощущение мягких перчаток и мысль о другом фартуке. Коран просто оценил хороший наряд.       В целом, Лэнс был счастлив, что может помочь своей команде любым способом. Он не был ни самым умным, ни самым сильным, так что быть полезным в том, в чем они не были способны, было миссией, которую он выполнял с гордостью.       Через некоторое время они, похоже, перестали это ценить. Вернее, они не очень-то ценили Лэнса. Более того, Лэнс понимал, конечно, что они находятся в разгаре войны, и все будут в напряжении. Они нуждались в отдушине, и если бы Лэнс мог стать для них выходом, то он сделал бы это, даже если жестокое обращение было болезненным. Однако несколько недель в этой новой роли заставили его кое-что заметить. Да, у них был стресс, но почему-то они плохо обращались именно с ним. Они улыбались друг другу и обменивались ободряющими взглядами, добрыми словами. Даже Кит смог показать им свою мягкую сторону.       Но в тот момент, когда они замечали присутствие Ланса, они изменились. Хмурое выражение на лицах и неодобрительный взгляд, сопровождаемый резкими словами. Единственными, кто не сделал этого, был Ханк, который не мог быть злым, только небрежным, и Коран, который смотрел на паладина с отцовской аурой.       Лэнс с радостью стал бы отдушиной для стресса своей команды, но это было не так. Они не были такими, потому что были напряжены, они выделяли его. Лэнс знал, что это несправедливо. Поэтому он пытался решать все так, как учила его мама: говорить.       Примечание на будущее: разговор работает только тогда, когда обе стороны слушают.       Каждая попытка заканчивалась тем, что его либо игнорировали, либо заставляли молчать, разговор даже не начинался иногда.       Не слушая людей, которых он должен был видеть как семью, Лэнс затем пошел с тем, как абуэлита справляется с болью: шитьем. Вскоре у него появились куклы всех паладинов, принцессы, Корана и даже мышей. Плюшевые львы. Куклы Галры, хорошие или плохие, из Империи или из клинка. Плюшевый Слав. Куклы всех инопланетян, которых они встречали.       И да, он мог бы сшить кое-какую одежду, но одежда не излечит его от одиночества. Не то что куклы, но притворяться было легче.       Это было сразу после того, как он закончил свою куклу, как ему пришла в голову идея. Да, это было ужасно. Да, будет больно. Наверное, это будет выглядеть пугающе.       Он все равно это сделал.       Первый прокол был самым болезненным. Он был полон слез, когда игла вонзилась ему в кожу. Теплая кровь стекала по его пальцам, пока он пытался вонзить иглу. Блестящий наконечник, наконец, прошел сквозь темную кожу, торжествующе открыв путь для нити. Ощущение темно-синей нити, бегущей внутри его кожи, было странным, посылая толчки какого-то неудобного и неизвестного чувства вниз по позвоночнику, заставляя часть его разума, которая кричала и умоляла его остановиться, сделать себя еще более призентуещей, заставляя в ушах звенеть. Его решимость немного поколебалась, готовая упасть в обморок в любой момент. Закрыв глаза, Лэнс сделал несколько глубоких вдохов.       Когда он открыл их, его отражение показало решительного дурака.       Второй был не легче. Стежок был немного кривоват, и Лэнс проклинал себя за то, что ему придется сделать это снова. Но, с другой стороны, это был его первый раз, и со временем он наловчится, поэтому он немного расслабился.       Третий все еще был плохим. Четвертый тоже был плохим.       Все они были плохими.       Слезы и кровь смешались на полу в ванной, придав ему новый оттенок красного, новый оттенок боли. Приведя в порядок себя и ванную, Лэнс стал наблюдать за работой. Он не выиграл бы ни одного конкурса красоты, но вынужден был признать, что почти черная нить довольно хорошо сочеталась с его кожей.       Проводя пальцами по стяжкам, не обращая внимания на жгучую боль и всепоглощающий ужас, паладин задумался, стоит ли ему скрывать это от остальных. Они, вероятно, заметят и, возможно, подвергнут его цензуре за такие действия и обвинят его в том, что он хочет внимания.       И это, конечно, больно.       Ему нужно было это скрыть. По крайней мере, до тех пор, пока они не назовут его достаточно незначительным, чтобы забыть, тогда он сможет идти и делать все, что захочет. Тогда он освободится от них.       В тот момент, когда он вышел из ванной, Коран — благослови этого усатого джентльмена — позволил себе это. Мужчина явно должен был сдержать ужасный крик, так как кукольное копье, оставленное в лазарете, выпало из его рук. Лэнс поспешил поднять его с пола, ему не нравилось, что с одной из его лучших работ плохо обращаются. — Лэнс, мальчик мой… Что ты наделал? - спросил Коран, крепко держа парня за плечи, глаза его были полны беспокойства, — Нам нужно снять это прямо сейчас!       Лэнс остановил его энергичным жестом головы.       Нет. — Что значит «нет»?!       Лэнс сделал все возможное, чтобы ободряюще взглянуть на человека, которого считал отцом. Высвободившись из объятий Корана и оставив куклу Корана на кровати, он схватил сотовый телефон, который чудесным образом принес с собой в космос, и набрал ответ. — Все в порядке, Коран. Они не слушают, поэтому я не буду говорить. Молчу, как кукла. Кроме того, теперь я и Лэнс младший подходим друг другу!       Лэнс схватил одну из кукол на кровати. Его кукла. Кукла-Лэнс.       Кукла, которая разделяла его улыбку.