Синдром «сплетника»

Среда наступает гораздо быстрее, чем хотелось бы. Сквозь открытые жалюзи в комнату проникают лучи утреннего солнца, постепенно наполняя всю комнату и достигая подушки Джонхана. Он хмурится, а растрёпанная светлая чёлка падает на глаза при первой же попытке увернуться от солнца. Реальность пробирается в сладкий сон, обхватывая сперва плечи парня, а после спускаясь к его животу и затягивая всё там в тугой узел. Уже сегодня баскетбольный матч, воровство и встреча с Гахён. Последнее волнует его слишком сильно, так, что живот крутит и чувство тошноты поднимается к горлу. Джонхан не может припомнить, когда в последний раз так нервничал перед встречей с кем-то, но это, наверное, потому, что прежде с ним не случалось ничего подобного. Прежде с ним не случалась Гахён. После того рукопожатия у Джонхана ещё целых два часа рука зудела и он без конца трогал свои губы, чувствуя привкус винограда на них, но самое худшее произошло ночью. Он даже подумать не мог, что эта чертовка проберётся в его сон и поставит его в неудобное положение перед работниками прачечной. Но действительно ужасным было то, что после того сна он не мог избавиться от навязчивых мыслей о Гахён. Он думал о ней за завтраком и на уроках, пока все вокруг шептались о поцелуе в столовой, на обеде, когда кто-то снова притащил цветы к фотографии Сольхён, а после он страдал весь вечер в библиотеке, пытаясь сосредоточиться на домашнем задании, а не на девичьих губах и синих прядях в волосах, которые не просто снились ему, но ещё и мерещились в каждой девушке. Он не должен был сходить с ума из-за того нелепого и совсем детского поцелуя. Он ведь был без языка, ничего особенного. По крайней мере, поцелуй с языком он прибережёт для своей девушки, которая появится не раньше, чем он окончит школу. Он решил это для себя перед сном, а потом ещё очень долго ворочался в постели, обнимая подушку, которая прежде принадлежала Мину, и умоляя свой мозг в этот раз создать какой-нибудь обыкновенный сон. Без участия в нём Гахён. Джонхан потягивается, тихо постанывая из-за боли в спине. Полночи он не мог найти удобное положение и так изощрялся, что упал с кровати. Теперь всё ниже лопаток ноет. — Среда, — он бормочет это себе под нос, отворачиваясь к стене и накрывая голову подушкой Мина. — Уже среда. От волнения у него даже сбивается дыхание, но он быстро успокаивает себя, не прекращая твердить, что это всего лишь Гахён и они планируют взять всего лишь записку, которая никогда не принадлежала директору Киму. Только… как он будет смотреть в глаза Гахён после того, что ему приснилось? Слишком неловко. До подъёма ещё около получаса, но уснуть уже всё равно не выйдет, поэтому Джонхан откидывает одеяло и вскакивает с постели, начиная разминать плечи и шею. Пижамные штаны, сидящие низко на бёдрах, волочатся по полу, пока он расхаживает по пустой комнате, делая жалкое подобие зарядки. Он не может ничего поделать с этими дурацкими мыслями о Гахён. Она засела в его голове, и не собирается её покидать. Чтобы как-нибудь скоротать время, Джонхан идёт в душ и стоит под горячими струями воды по меньшей мере пятнадцать минут. Он напевает какую-то песню, наверное, одну из тех сериалов, что смотрит Мин, и расстраивается, когда думает о своём друге. Они не виделись с того инцидента в столовой, потому что Мин снова заперся в комнате, — новой комнате, — просматривая сериалы и ничего не делая. После душа он проводит целую вечность у зеркала в туалете, решая, как лучше уложить волосы и пробует несколько вариантов, прежде чем осознать, что он не будет ничего менять. Точно не ради Гахён. С чего это он должен укладывать волосы по-другому из-за неё? Это глупо. Когда он зарывается пальцами в высветленные пряди, придвигаясь к своему отражению очень близко, дверь резко открывается, заставляя Джонхана подпрыгнуть на месте. Он в последнее время очень пугливый. — Ты?.. — Мин замирает в дверном проёме, удивлённо вскидывая брови. На нём спортивные серые штаны, заношенные практически до дыр, и свободная майка с героями сериала «Стыд». Весь его лук и есть «стыд», но ему нравится. — Мин… Удивление быстро проходит и вскоре парень звонко цокает языком, ясно давая понять, что он не очень рад этой случайной встрече. — Зайду попозже, — бросает он, отворачиваясь к двери и складывая руки на груди. Он толкает дверь плечом, собираясь уйти, но Джонхан хватается за низ свободной майки, дёргая его на себя. — Если тебе нужно в туалет, просто сделай это, — с лёгким раздражением выпаливает Джонхан. Он знает, что очень виноват и что у Мина есть полное право обижаться на него, но если этот придурок сейчас уйдёт просто потому, что в уборной Джонхан, это будет удар ниже пояса. Он может дуться на него недельку или две, сидеть в другой комнате и смотреть свои дурацкие сериалы, но позже непременно вернуться. Потому что без Джонхана скучно и потому что Мин тоже провинился перед ним. Чего только стоят эти косые взгляды и перешёптывания. Самый большой страх Джонхана стал явью из-за необдуманных действий Мина — теперь все обсуждают его. Он сам пал жертвой сплетен. — Да я могу потерпеть, — Мин возмущается, но всё равно идёт к кабинке у окна и громко хлопает дверью напоследок. Удручающая тишина наполняет пространство вокруг. Джонхан долго стоит у зеркала, перебирая пряди руками, и разглядывая светло-серую дверь кабинки Мина в отражении. Зеркальная ручка переливается в солнечных лучах, пробирающихся внутрь через окно, а через небольшую щель внизу Джонхан видит красные дырявые кеды. — Ты не мог бы включить воду или свалить? — на выдохе спрашивает Мин. Ему очень неловко, но он не собирается никуда уходить, когда уже заперся в кабинке. — Да, конечно, — Джонхан сначала хватает свои вещи, планируя уйти, но в последний момент передумывает и возвращает всё на место. Он включает воду, отворачиваясь от зеркала и опираясь на раковину руками. Не проходит и минуты, как Мин сливает воду и выходит из кабинки. Сначала он выглядит вполне довольным, но как только встречается взглядом с Джонханом, морщится, словно увидел что-то противное или ему больно. Скорее всего, это комбо. — Давай поговорим, пожалуйста, — Джонхан отходит в сторону, когда Мин подходит к умывальнику, подставляя руки под еле тёплую воду. — Я совсем не злюсь на тебя за поцелуй. Конечно, это был мой первый поцелуй, и ты его нагло украл, но… — По-твоему, это смешно? — Мин фыркает, устанавливая зрительный контакт с Джонханом в зеркале. Его нереально бесит тот факт, что Юн может улыбаться, когда жизнь его друга буквально разрушена. Мало того, что его осуждают за нетрадиционную ориентацию, так теперь парни из комнаты напротив постоянно насмехаются над ним, и что хуже всего — над его крашем. — Я не смеюсь, Мин… — Ты всегда смеёшься, Джонхан. Не только надо мной, над всеми. Но это не так. Джонхан на самом деле не такой. — Пожалуйста, — он хватает Мина за влажную руку, но тот сразу одёргивает её, разбрызгивая воду по полу и зеркалу. — Я больше никогда не заговорю со своими друзьями о тебе, умоляю… — В этом и заключается твоя проблема, — Мин хмыкает, — ты обжигаешься и говоришь, что больше так не будешь, но вместо того, чтобы прекратить совать руки в огонь, просто переходишь к другой конфорке. Я же уже говорил, что однажды ты получишь по заслугам за сплетни, которые распускаешь. От них страдаю не только я, Джонхан. Мин не задерживается в туалете дольше, чем на секунду, хватая одно бумажное полотенце и выскальзывая в коридор. Он оставляет Джонхана совсем одного, с этим ужасным чувством вины и несправедливости. Иногда люди делают вещи и похуже; они не просто распускают слухи, они калечат или убивают, они гораздо хуже Джонхана, так почему Мин выставляет его ужасным человеком? Это ведь всего лишь сплетни — случайно услышанное, немного исправленное или додуманное, правдивое или фальшивое, то, что можно опровергнуть или подтвердить — неужели обязательно придавать этому большое значение? Джонхан громко сглатывает. Гахён тоже думает, что он ужасный? Потому что из-за него страдают люди? Мин, Сольхён и другие… хоть раз, но он обсуждал с друзьями их, делился тем, что знает и с удовольствием слушал то, что рассказывали они. Он — причина всех проблем? Времени на укладку совсем не остаётся, как и на завтрак. Хватая свои вещи и накидывая влажное полотенце на плечи, Джонхан бросает последний взгляд на своё отражение в зеркале, усыпанном брызгами. Из-за капель воды лица не разглядеть, а если чего-то не видишь, можно ведь додумать самостоятельно? Хм, и что в этом плохого?

***

Джонхан заметил синие пряди в волосах и отсутствие ленточного банта на рубашке ещё когда находился у выхода из парка, поэтому он был в неком предвкушении. Прежде он не испытывал ничего подобного, никакого приятного волнения или желания поскорее двинуться вперёд, чтобы увидеть кого-то. Это чувство ему было незнакомо, так что он остановился, чтобы насладиться им перед тем, как обогнать парочку баскетболистов в больших синих футболках и едва ли не побежать к Гахён. Из-за Мина настроение было на нуле, не осталось сил даже не волнения, но увидев Гахён у входа в зал, с большим чёрным фотоаппаратом на шее и потрёпанным блокнотом в руках, он рванул вперёд на всех парах. — Ты чуть не опоздал, — она хмыкнула, перекинув длинные чёрные волосы на одну сторону. — Я заняла места прямо за директором. У нас третий ряд, так что ты точно дотянешься. Она пропустила мимо ушей приветствие Джонхана или действительно не услышала, потому что всё её внимание целиком и полностью принадлежало директору Киму, сидящему на трибуне во втором ряду. Кроме него там никто не сидел, даже сзади было пусто, но он всё равно крепко сжимал в руках чёрный портфель, дёргая за металлическую собачку. Он смотрел прямо перед собой, наблюдая за подготовкой ребят из команд и изучая кольца для мяча. А Гахён смотрела на него. Джонхан даже фыркнул, складывая руки на груди. Она просто бестолковая. Смотрит на директора и думает только о записке, совсем забыв о поцелуе в мастерской. Для неё это было так просто? Она же даже не в щёчку его поцеловала, а прямо в губы. — Это Юн Джонхан?.. — толпа каких-то девушек подхватила его имя, а после они захихикали, взбираясь на трибуну повыше. Джонхан проследил за ними взглядом, пытаясь запомнить хоть одну из них, чтобы после выяснить у Минни что-нибудь о них, но Гахён так внезапно схватила его за рукав рубашки и потащила в противоположную сторону, к местам за директором Кимом, что он не успел никого запомнить. Вокруг было шумно, все обсуждали предстоящий матч и торопились занять лучшие места. Пока Джонхан с Гахён спускались вниз, другие поднимались вверх, приближаясь к включённым прожекторам, которые, на самом деле, не были нужны. С раннего утра светило солнце и сейчас оно как раз оказалось со стороны больших окон, будто тоже хотело посмотреть этот баскетбольный матч. Или на фиаско Джонхана и Гахён, которым никогда не достать проклятую записку. Директор Ким не планировал выпускать портфель из рук весь день, даже когда матч начался. Он держался на расстоянии от других учителей и внимательно следил за игрой, хоть ему не было очень интересно. Он пришёл сюда потому что должен был, как и на многие другие мероприятия в школе. — Ты записываешь? — Гахён опустила фотоаппарат на секундочку, чтобы мельком взглянуть на Джонхана, который рисовал цветочки на полях блокнота. Матч, если честно, не был особо захватывающим, да и Джонхан толком не знал правил, поэтому записывал только когда мяч попадал в кольцо и когда девчонки визжали, явно восхищённые каким-то броском или удачной подачей. Гахён тяжело вдохнула, полностью опуская фотоаппарат и ёрзая на скамейке. Короткая школьная юбка из-за любого движения поднималась всё выше, но она этого даже не замечала, осторожно придвигаясь поближе к Джонхану и заглядывая в блокнот. Рисовал он паршиво, если честно, но усыпанные цветами поля выглядели симпатично. Чёрные лепестки тянулись вверх, к солнечным лучам, гуляющим по трибуне, и окружали корявые буквы. — Это помогает мне расслабиться, — буркнул Юн, вырисовывая в самом низу листочки и стебель. Чем дольше они смотрели баскетбол, тем больше нервничал Джонхан. Он надеялся, что директор Ким заговорит с учителем Гым или ещё кем, как только начнётся игра, но он молча сидел на своём месте и ни с кем не разговаривал. Его никто и не пытался отвлечь и план Гахён мог сорваться. — Если директор Ким ни с кем не заговорит в течение последних двадцати минут, у нас ничего не выйдет, — она думала о том же, о чём и Джонхан. Гахён сама не до конца понимала, зачем делает это. Она никогда не была близка с Чхве Сольхён, но странное чувство не покидало её. Возможно, если бы тогда она была чуточку убедительнее и настойчивее, сейчас её соседка была бы жива; она так же прогуливалась бы по парку и сходила с ума по айдолам, ночи напролёт пересматривая глупые шоу и выступления. — Эй, ты куда? — Джонхан чуть не выронил ручку, когда пытался поймать Гахён за руку. Она зачем-то встала со своего места и теперь поправляла юбку, хмуро глядя на седоволосый затылок директора Кима. У Гахён был запасной вариант. У неё был запасной план, когда она пробиралась в школу, а ещё когда уговорила Джонхана пробраться в комнату директора Кима, и сейчас тоже у неё был план «Б». — Я сама его отвлеку, а ты спустишься вниз и достанешь записку, — чтобы сказать об этом, она наклонилась к Джонхану и её длинные волосы упали ей на лицо. Синие пряди выглядели практически чёрными из-за освещения в этой части спортзала. — Стой, подожди, — Джонхан бросил блокнот на скамейку, поднимаясь со своего места, чтобы остановить Гахён и сказать ей, что они так не договаривались. Он согласился составить ей компанию, посидеть рядом и прикрыть её, если что, но он не планировал спускаться под трибуну и воровать записку из портфеля директора. Если Гахён была готова рискнуть всем ради такой ерунды, то он — нет. Пока Джонхан искал подходящие слова и ловил ручку, норовящую укатиться под трибуны, Гахён перелезла через сидения на ряд ниже и втиснулась между директором Кимом и учителем Соном, ослепительно улыбаясь и много болтая о баскетболе. Если сейчас Джонхан вернётся на своё место и продолжит рисовать, ничего ведь страшного не произойдёт? Он обещал Гахён помочь, но он не думает, что действительно готов красть записку на виду у всех. Вокруг куча учеников и учителей, наверняка кто-то, да обратит внимание на парня, который ходит под трибуной. Лучше остаться на своём месте и ничего не делать. Джонхан практически убедил себя в том, что он не должен так рисковать, потому что ему ещё нужно сдать экзамены и не вылететь из школы до её окончания, но девушка, сидящая перед ним, из кожи вон лезла, чтобы взглянуть на записку. Он по-прежнему не понимал, почему она одержима этим глупым желанием во всём разобраться, и не горел желанием докопаться до правды, потому что боялся, что она ему не понравится. И, тем не менее, когда мяч снова угодил в кольцо, Джонхан выронил ручку, позволив ей укатиться под скамью и упасть на пол. Если в записке указано его имя, а Гахён однажды таки получит её, она будет разочарована. Она и так никогда не считала Джонхана хорошим человеком, но что, если она его возненавидит? Мин уже его ненавидит, как и многие ребята в школе, которые стали жертвами его слухов. Извиняясь перед учителями, которые сидели на третьем ряду, Джонхан кланялся и постепенно пробирался к краю, в конце концов спрыгивая со ступенек на деревянный пол, выкрашенный в белый, и скрываясь под трибуной. Железная конструкция выглядела очень крепкой и устойчивой, а вот деревянные скамьи скрипели под весом зрителей. Просветы в деревяшках открывали Джонхану вид на не самые приятные вещи, поэтому он старался смотреть на ноги людей, а не вверх. Заприметив белые кроссовки Гахён, он торопливо пошёл в их сторону. Аплодисменты и овации под трибуной звучали довольно-таки тихо и отдалённо, а вот то, о чём говорили люди, находящиеся сверху, то и дело доносилось до Джонхана. В третьем ряду учителя по математике и литературе обсуждали подготовку к промежуточным экзаменам, а рядом выше школьники смеялись над новенькой, которая перевелась только в этом году и была очень плоха в английском. В местах, где было сосредоточено большое количество людей, сложно было что-либо расслышать, но когда Джонхан остановился у кроссовок Гахён, судорожно соображая, как и когда ему залезть в портфель директора Кима, её весёлый голос ворвался в его мысли, заставляя забыть обо всех волнениях. — Директор Ким, ну пожалуйста, — похоже, она улыбается, — всего одно фото для газеты. Шнурки на белых кроссовках грязные и завязаны кое-как, они волочатся по полу, пока она дрыгает ногами, продолжая уговаривать директора. Она просит его ещё несколько раз и даже хватает его за плечо, заставляя на мгновение ослабить хватку на портфеле. — Это первая газета, поэтому мы хотим добавить немного информации о директоре и учителях на последней странице, — она звучит очень убедительно, поэтому Джонхану кажется, что теперь они обязаны оставить немного места, чтобы написать там что-нибудь о директоре и учителях. Директор Ким отпирается ещё некоторое время, а Джонхан рассматривает кроссовки Гахён, понимая, что к тому моменту, как всё закончится, он подсчитает все грязные пятнышки на носках. — Только одно фото, — в конечном итоге, соглашается он. — Супер! — Гахён вскакивает со своего места и её короткая юбка привлекает внимание Джонхана. То есть, не юбка, скорее то, что под ней. От испуга глаза парня становятся раза в два больше, и он резко опускает голову, едва ли не стукнувшись лбом о железяку под ступеньками. Сначала поцелуй, а теперь это… Она что, издевается над ним? Джонхан чертыхается, напоминая себе, что Гахён вряд ли осознаёт, в каком положении она находится и в каком положении сейчас находится Юн. Она слишком занята директором Кимом и болтовнёй о лучшем ракурсе. — Будет лучше, если вы встанете лицом к залу, — Гахён бесцеремонно хватает директора Кима за плечи и ставит его спиной к баскетболистам, передающим мяч друг другу. — И… — она берётся за портфель, в который он вцепился мёртвой хваткой. — Лучше убрать его из кадра. Будет сложно найти записку, если Джонхан будет пялиться в пол и больше ни разу не поднимет взгляда на скамью. Он закусывает нижнюю губу, прищуриваясь и неуверенно глядя вверх. Юбка Гахён развивается из-за каждого движения, а Джонхан сильнее кусает губы, заставляя себя оторваться от её ног и посмотреть на чёрный портфель, оставленный на скамье. С каких пор его волнуют девичьи ноги? Или губы. Или вообще что-либо, что касается девушек. У него нет времени на отношения, да он и не хочет их, потому что убеждён, что в интернат-школе «Тэджон» всё равно нет нормальных девушек. — Подождите, — Гахён не позволяет директору Киму забрать портфель и сесть на своё место, — давайте сделаем ещё фото с учителем Соном. Учитель Сон, вы не против? Джонхан ещё успеет подумать о юбке Гахён и прочем позже, после того, как заберёт записку Сольхён из портфеля. Руки у него дрожат и колени тоже, пока он тянется к портфелю, без конца поглядывая на директора Кима и его натянутую улыбку. Ему совсем не нравится эта внеплановая фотосессия, он уже практически злится, когда Гахён снова просит его повернуться в другую сторону. — Достаточно, — сквозь зубы цедит он, отталкивая от себя руки школьницы. Джонхан успевает расстегнуть молнию меньше, чем на половину, когда скамейка прогибается и скрипит под весом директора Кима. Он не забирает портфель, но опускает правую руку на него, блокируя Джонхану доступ к молнии. — Директор Ким… — Что на тебя нашло, Гахён? — голос директора громкий и очень-очень недовольный. — Я сказал, что уже достаточно фото. Молчание в этой зоне длится пару секунд, пока Гахён возвращается на скамейку и учитель Сон куда-то уходит, пробираясь через толпу учеников, ближе к центру. Джонхан выдыхает с облегчением, когда Гахён садится, потому что теперь он не должен терзать себя за то, что смотрит ей под юбку, пусть и очень этого не хочет. Ну, не так чтобы «очень»… Просто не хочет. Или хочет. Он ещё не решил. Боже, она действительно сводит его с ума. — Простите, я лишь хотела сделать качественные фото для газеты, — Гахён больше не улыбается, но всё равно старается звучать бодро. — Я знаю, что ты ненавидишь всю эту внеклассную деятельность, — директор Ким раздражается, чуть сильнее сжимая портфель рукой. — Просто оставь всё на Джонхана, он займётся этим, а ты получишь дополнительные баллы. Глупо пытаться вытащить банку мёда из лап спящего медведя, особенно если у этого медведя чуткий сон, но Джонхан всё равно не может уйти. До записки не добраться — слишком рискованно, а вот ещё немного постоять под трибуной не помешает. «Вдруг директор отпустит портфель», — говорит сам себе Джонхан, а сам придвигается поближе, с нетерпением ожидая ответа Гахён. Получается, она его использовала ради дополнительных баллов? Хотя сама искала расписание и даже писала статьи. — Мне не нужны никакие баллы, — Гахён фыркает. Очень неразумно с её стороны. — Боже, — директор Ким звонко цокает языком, — ты такая упрямая и глупая, вся в отца. Только из-за него и… — он осекается, быстро прочищая горло. — Просто прекрати так стараться ради ерунды, лучше сосредоточься на учёбе. Твои оценки ниже среднего. Так тебе и с дополнительными баллами не поступить в университет. Джонхану кажется, или в его голосе проскальзывает насмешка? — Я знаю, что не поступлю в университет, — Гахён прерывисто выдыхает, утыкаясь в камеру и делая вид, что проверяет фотографии. — Я и не собираюсь туда. Брови Джонхана ползут вверх, когда он слышит её ответ. Конечно, они никогда не обсуждали планы на будущее, но он почему-то считал, что все после школы «Тэджон» поступят в университет. У школы были связи с университетом «Хангук» и ещё с некоторыми представителями зарубежных ВУЗов, большая часть здешних учеников переводились сюда ради дальнейших перспектив и возможностей. И именно поэтому родители платили столько денег. — Твой отец был бы очень разочарован, если бы мог слышать это, — директор Ким складывает руки на груди, наконец теряя бдительность и отпуская портфель. Гахён хмыкает, словно не считает замечание директора Кима важным. — Он и в вас был бы разочарован. — Бэ Гахён! — мужчина хлопает ладонью по скамейке рядом с портфелем и Джонхан подпрыгивает на месте, в этот раз всё-таки ударившись лбом и железяку, прикреплённую к деревянной скамье. — Думай, с кем ты разговариваешь. Может, я и твой дядя, но ты всё равно не можешь так разговаривать со мной. Только благодаря мне ты здесь, и только благодаря мне у тебя есть шанс поступить в университет. Если ты не будешь мешаться под ногами и лезть туда, куда не следует, разумеется. Звук затвора подобен выстрелу, а внезапная вспышка ослепляет Джонхана, и он жмурится, сжимая пальцами железную собачку. Он знает, что не должен подслушивать, но это ведь отличный шанс попытаться найти записку и узнать чуть больше о Бэ Гахён. — Я никуда не лезу. — Ага, в кабинете у меня призрак завёлся, наверное, — директор Ким качает головой, отчего всё его тело трясётся, а заодно и скамейка. — Я знаю, что ты пытаешься сделать. Джонхан очень осторожно просовывает руку в приоткрытый портфель, сразу натыкаясь на острый угол папки и тихо шикая. Ему приходится привстать на носочки, чтобы просунуть руку дальше. — Разве? — Гахён дерзит. — И что же я пытаюсь сделать? Она поворачивается к директору, и он делает то же самое, немного отдаляясь от портфеля. — Ты пытаешься действовать мне на нервы. И, судя по всему, у неё это отлично получается. — И забываешь, что я тебе не враг, я — тот, кто о тебе заботился с тех пор, как твой отец умер, не оставив тебе ни гроша, — Джонхан практически утыкается носом в портфель, заглядывая внутрь и шумно выдыхая. — Без меня ты никто, просто Бэ Гахён, лишённая семьи, денег и поддержки. Директор Ким оборачивается и Джонхан быстро высовывает руку, зацепив по пути какие-то бумаги. Острый край папки вновь царапает его, но он даже не замечает этого. Он хотел узнать, кто такая Гахён, и теперь он, кажется, знает… Плотно сжимая челюсти, он ловит себя на мысли, что его друзьям наверняка понравилось бы то, что он узнал. Они бы все вместе могли обсудить это и посмеяться с Гахён и директора Кима, которые додумались говорить об этом во время баскетбольного матча, когда вокруг столько ушей. Джонхан сжимает руки в кулаки, задерживая дыхание. Нет, здесь только его уши. Никто, кроме него, ничего не слышал, никто не знает маленький секрет директора Кима. «И не узнает», — мысленно добавляет Джонхан. Этот секрет не только его, но и Гахён, а Джонхан не станет рассказывать её секреты другим.