***
Мистер К. Р. Оули оказался весьма эксцентричным учителем истории, по мнению класса. Не то чтобы они хотели его заменить, скорее боготворили (да простит Всевышняя, не ведали они, что творят). Когда этот слегка сутулый джентльмен, олицетворяющий для четырнадцатилеток весь ужас угрюмой и забитой взрослой жизни, впервые вошел в кабинет, они мысленно приготовились к мучению длинной в сорок пять минут. Не стоит думать, что их ожидания оправдались. Вышеназванный Оули источал невероятную энергию, совершенно не свойственную забитому историку, а присущую скорее звезде всемирного концерта: его походка была уверенной, но вместе с тем развязной, плечи хоть и сутулились, однако спина была на зависть прямой, а глаза цепко и внимательно исследовали класс, при этом оставляя взгляд ленивым и капельку насмешливым. Адам и Уэнсли, переглянувшись, синхронно хмыкнули, предчувствую нечто грандиозное. Такой взгляд у демона бывал перед очередной пакостью. Или если он думал вогнать бывшего Стража в краску. Или все вместе. Махнув рукой ученикам, заменяя тем самым стандартное приветствие, он прошел к столу, приподнял с парты учебник и, совершенно неподобающе плюхнувшись в кресло на колесиках, положил ноги на стол. Быстро пролистав первые страниц тридцать, он насмешливо фыркнул и совершил легчайшее движение кистью. Учебник, описав красивую дугу в воздухе, врезался в стену в задней части класса и, отскочив, приземлился точнехонько на декоративную подставку для цветов. — Фигня это все. Подростки (кроме тех, кто знал Кроули, а таких было целых двое в этой комнате) застыли в недоумении. Демон ухмыльнулся, показывая свои удлиненные резцы: — Сейчас расскажу, как было на самом деле. Стоит ли говорить, что после этого тех, кто знал о шутке с динозаврами, стало на немного больше? Наверное, нет, это же вполне очевидно. А вот то, что многие ученики после рассказа своих друзей о первом уроке истории сменили предметы по выбору, осталось загадкой даже для администрации. Ведь сверхъестественным существам не стоит светиться лишний раз.***
Миссис Фель неспешно плыла по кабинету. Назвать ее легчайшую поступь шагами язык не повернулся бы ни у кого. Чуть старомодная в своих привычках, она завлекала слушателей плавным и мягким тембром голоса, казавшимся то нежным ручейком, то неукротимым водопадом. Литература в тадфилдской школе еще никогда не привлекала такого количества учеников, тем более столь юных. Вместе с классом они разбирали не только непревзойденную классику родной страны (- Шекспир, бедняжка, так волновался перед первым показом «Гамлета». Все причитал, что понадобится чудо, чтобы кто-нибудь пришел его посмотреть…), но и зарубежных авторов, представляющих наибольший интерес для публики с неокрепшими умами (- Нет, дорогие мои, мы не будем обсуждать личную жизнь Маяковского. То, что происходит у людей дома, происходит у них дома. Тем более, я обещал..а Лиличке, что не буду касаться этой темы с посторонними…). Пеппер была в восторге. Адам, подумывавший сначала о том, чтобы намекнуть чересчур заботливым и опекающим почти-родственникам, что в их присмотре нет никакой необходимости, в конечном счете передумал. Кто же захочет терять таких потрясных учителей, в красках способных рассказать о Леонардо да Винчи и Лермонтове?