***
Годрикову Лощину уже накрыли сумерки, когда Геллерту наконец, после нескольких партий в магические шахматы, удалось выскользнуть из дома Батильды. Луна в эту ночь была непривычно яркой, как бывает только летом. "Полнолуние в этом месяце будет особенным", — думал Геллерт, чувствуя, как от предвкушения всё переворачивается внутри. Геллерт вдохнул полной грудью, перескочив через забор. Летняя ночь после недавней грозы пахла свежей травой и влажными листьями. Хотелось всю ночь бродить вдоль холмов до самого рассвета, хотя, казалось бы, игры с тетушкой его утомили настолько, что он готов был уснуть прямо перед ней, забыв о всяких приличиях. Что-то кружило ему голову, не давая покоя: хотелось что-то делать, куда-то бежать, лишь бы избавиться от этого приятного томления. Он был будто наэлектризованный, переполненный магией, которая будто плясала на кончиках пальцев, не имея выхода. Какая-то сумасшедшая, непередаваемая, неведомая ему раньше сила переполняла его с того самого момента как прибыл в Лощину, c того самого момента как встретил Альбуса Дамблдора… Об Альбусе не получалось не думать***
На самом деле он весь день до вечера ждал от него спасительного письма. Но сколько бы он не прислушивался в надежде, что сова Дамблдоров постучится к ним в окно, всё было тщетно. Геллерт чувствовал смесь разочарования и страха, что эта хрупкая, неосязаемая связь между ним и Альбусом может просто оборваться. Вчера был удивительно жаркий для начала июня день. Они расположились на траве в тени яблони в саду Батильды. У Альбуса были закатаны рукава белой рубашки и манжеты легких бежевых брюк, открывающие его тонкие запястья и худые щиколотки. Он легко и смущённо улыбался, щуря синие глаза на солнце. День был жаркий, и они неторопливо обсуждали пророчества из книги, которая покоилась на коленях Альбуса. Хотя, по большей части, говорил сам Геллерт, а Альбус, обычно разговорчивый и любящий с ним спорить, лишь коротко отвечал, и выглядел смущённым. Рядом с Геллертом Альбус, который в их первую встречу показался ему зажатым и подавленным, расслаблялся и будто расцветал, готовый смеяться, спорить, расстёгивать верхнюю пуговицу, открывая прекрасный вид на бледную шею и острые ключицы с редкими веснушками и родинками, от которых невозможно было отвести взгляда. Которые он будет потом вспоминать, запершись в собственной комнате, наложив заглушающие заклинания. Геллерту льстило, что ему без особых усилий удавалось расшевелить Альбуса, заставив его обратить всё внимание только на него. Наверняка, виной тому была его расстёгнутая на три верхние пуговицы рубашка. Геллерт никогда не стеснялся собственного тела и часто ловил на себе заинтересованные, а порой и влюбленные взгляды. Но ни один из тех взглядов не шёл ни в какое сравнение с синими глазами Альбуса, смотрящими на него с нескрываемым восхищением. Ни один из тех взглядов и рядом не стоял с его смущенной улыбкой и покрасневшими скулами. Альбус внимательно изучал траву, осыпанную сплошь полевыми ромашками и маргаритками, которые он вертел в руках, лишь бы не смотреть на него. Выносить это было невозможно, и Геллерт, воспользовались задумчивостью друга, незаметно подкрался, легко повалив его, прижимая запястья к земле. — Геллерт, что ты делаешь? — Альбус говорил полушепотом, словно боялся, что их услышат. — Неужели сорняки интереснее меня? — Я просто…задумался, — дыхание Альбуса сбилось, стоило Геллерту склониться ещё ближе. Теперь они почти касались друг друга. Не то чтобы этого не происходило раньше, но сейчас всё было куда интимнее. Его тело касалось тела Альбуса сквозь одежду, а их лица были так близко, что Геллерт мог разглядеть каждую веснушку. Одна совсем крохотная была прямо на нижней губе. Sonnenschein. Как же хотелось её облизнуть, а затем грубо смяв эти губы поцеловать. Или укусить. Как жаль, что Альбусу вряд ли бы понравилось такое обращение, хотя, с точки зрения Геллерта, весь его вид буквально умолял об этом. Геллерт освободил запястья Альбуса,(он даже не пытался освободиться!) , и провёл пальцами по его губам и пылающим скулам. Альбус всхлипнул, едва заметно поддавшись вперёд. Геллерта буквально сводило с ума то, как его действия влияют на Альбуса. Он не знал, чего хотел сильнее: вклинить колено между ног Альбуса и недвусмысленно прижаться к нему, или просто стиснуть того в объятьях, прислонив свою голову к его худой вздымающейся груди и слушая его сердцебиение. Собственные противоречивые, накрывающие как волна чувства страшили Геллерта. Казалось ещё немного и он упадёт в пропасть. Тем слаще было поверить этим синим глазам и всё же упасть. Руки Альбуса обхватили его за шею, а сам он, решительно поддался навстречу, прижавшись к нему и неумело целуя. Геллерт замер, ощущая жар во всём теле. Он ведь целовался раньше, в отличие от самого Ала, так почему сейчас так глупо застыл, не зная куда деть собственные руки, слыша, как стучит в висках? Альбус замешкался, прерывая поцелуй. Он выглядел почти испуганно c выражением лица, словно только что случайно разбил фамильный сервиз, отведя взгляд и густо покраснев до кончиков ушей. Он пробормотал что-то неразборчивое, а затем поднялся как пружина и поспешно покинул сад, оставляя Геллерта наедине с книгой пророчеств, ошеломлением и пугающе жарким возбуждением. Только спустя несколько мгновений Геллерт осознал, что так и сидит на траве, уставившись на позабытую книгу с пророчествами. От досады хотелось что-то разбить.***
После Альбус отправил ему письмо с извинениями таким скрипуче-официальным тоном, каким он не обращался к нему даже в первый день их знакомства. Геллерт сам не помнил, что тогда ответил в порыве разочарования, гордости, и какой-то неясной обиды, но Альбус на его письмо так и не ответил. Должно быть решил, что навязывается или что его порыв неестественен, или, что ещё смешнее, что Геллерту, это не по душе. Dummkopf, кто знает, что могло прийти в его гениальную, но порой всё же такую глупую голову. Но сейчас больше всего он хотел увидеть Альбуса снова. Геллерт и сам будет последним идиотом, если оставит всё так.В самую первую их встречу в библиотеке тетушки Геллерт понял, что Альбус был настоящим сокровищем, которое нельзя упускать. Дом Дамблдоров в ночных сумерках выглядел призрачно, с кое-где заколоченными окнами, оплетенный вьющимся плющом и пасленом. Нигде не горел свет, и даже в окне комнаты Альбуса на втором этаже было темно. Геллерт поднял небольшой камушек с земли, и недолго покрутив, прицельно бросил его в стекло. Камушек, отскочив от оконной рамы, с глухим звуком скатился с черепицы, послышался испуганный клекот ночных птиц и шелест крыльев, где-то вдалеке ухнула сова. Геллерт подождал немного, переступая с ноги на ноги, но ничего не произошло. Либо Альбус спит, либо не хочет с ним видеться. Но у Геллерта на сегодняшнюю ночь уже были свои планы, так что Альбусу, даже если он решил избегать его придётся всё объяснить. Про то, что ему просто хотелось увидеть Альбуса, которого он не видел день и к постоянному присутствию которого он успел привыкнуть, Геллерт предпочёл не думать. Взобраться на дерево и перескочить с него на крышу не составило особого труда. В Дурмстранге Геллерту по несколько раз на неделе приходилось проходить настоящие полосы препятствий, что ему какая-то крыша. Сердце застучало быстрее. Оказывается, он соскучился по подобным встряскам. Жизнь в Лощине всё же была слишком мерной и спокойной, а он привык к другому, и всё что скрашивало рутинное пребывание здесь было связано с Альбусом. Отчего-то его веселил тот факт, что он пробирается к Алу в окно среди ночи, подобно тайному любовнику. В комнате Альбуса было темно. Геллерт наклонился к стеклу, чтобы открыть оконную раму, и замер. Лунный свет слабо освещал дальние углы, но кровать, находившаяся прямо напротив окна была словно залита светом Люмоса. Альбус не спал. Альбус лежал полуобнаженным на кровати, в одной распахнутой рубашке. В лунном свете его кожа мерцала, и отчётливо были видны очертания красивой стройной фигуры. Альбус, выгнувшись, касался руками своего тела. Его голова была откинута назад, его грудь вздымалась от частого затрудненного дыхания, и, Scheise, как же сейчас Геллерт жалел, что не мог видеть его лица. Альбус прикасался к себе внизу размеренно и медленно, его бедра приподнимались непроизвольно от каждого ласкающего движения. Геллерт крепче сжал оконную раму, завороженный этим зрелищем, чувствуя как его собственный член твердеет, а внизу живота приятно тянет. Альбус приподнял ноги, разводя их в стороны, касаясь бедер одной рукой, а другой зажимая себе рот, чтобы не стонать в голос, когда его пальцы скользили все ниже и ниже к самому входу. Ноги Геллерта затекали, но оторваться и не смотреть он не мог.Внутри всё сжималось от желания, от живота до кончиков пальцев, когда и вторая рука Альбуса соскользнула вниз, огладив бедра, когда Альбус, выгнувшись, с силой сжал свои ягодицы руками. Геллерт подавил в себе порыв коснуться себя через облегающие бриджи, чтобы облегчить ставшее дискомфортным, и одновременно приятное, возбуждение. Что-то теплое и терпкое растекалось в груди при мысли о том, чьи именно пальцы и руки сейчас представлял Альбус. Невозможно было не замечать взгляды из-под ресниц, которыми его одаривал Альбус. Невозможно спутать ни с чем другим ту готовность, с которой Альбус поддавался ему вчера, позволяя прижимать себя к траве. Какое-то новое собственническое чувство овладевало им целиком от осознания того, что Альбус мечтает ему принадлежать. Геллерт не представлял, что почувствует, когда наконец найдёт Дары, но, если это хоть немного похоже на это чувство, Геллерт готов на всё, чтобы его испытать. Сейчас трудно было сказать, могла ли такая связь между ними помешать их делу, или напротив, но всё что Геллерт четко осознавал — он хотел этого. Это не шло ни в какое сравнение с тем, что было раньше, и дело было не только в естественном желании тела. Ничьи самые искусные ласки не сравнимы с ощущением гладких волос Альбуса в руках. От взгляда на такого Альбуса, кусающего зубами подушку, лишь бы не стонать очевидно слишком громко, голодное, собственническое желание растекалось по венам, требуя выхода. Разве мог он отказаться от того, что ему так самозабвенно предлагали? Геллерт как можно осторожнее и тише открыл окно, руками, позабыв о волшебной палочке в кармане. Внутри комнаты было жарко и немного душно в сравнении с прохладной ночной улицей. В воздухе пахло чем-то сладким и терпким наверняка Альбус использовал смазку. Собственные ноги слушались с трудом, а в груди просыпалось безумное, дикое, будто бы чужое чувство. Альбус шокировано замер, широко распахнув свои голубые глаза, когда Геллерт, повинуюсь тому безумному чувству, двинулся к нему. Аль бус качнул головой, словно пытаясь проснуться и его лицо приобрело почти паническое выражение. — Тише, Schatzchen, всё хорошо, — Геллерт говорил мягко, сам не понимая что именно хочет сказать. «Я хочу тебя безумно» «Я знаю что ты думал обо мне, лаская себя. Я знаю, что ты думаешь обо мне постоянно» «Позволь мне оттрахать тебя прямо сейчас» — Геллерт, что ты здесь делаешь? — Альбус говорил хриплым шёпотом, неловкими и рассеянными движениями натягивая на себя одеяло. — Ты же всё видел, — прибавил он ещё тише. Теперь его голос звучал бесцветно, с вымученным, неестественным спокойствием. — Да, видел, — Геллерт не знал какие слова подобрать, чтобы описать Альбусу как сильно ему понравилось то, что он увидел. Да и большая часть слов на английском сейчас просто вылетела из головы. Но слова были не нужны. Геллерт притянул к себе Альбуса за шею, целуя его, возвращая тот самый вчерашний поцелуй в саду. Сейчас Геллерту хотелось делать это медленно и нежно, стараясь распробовать вкус его губ. Но получалось неловко, слишком быстро и прерывисто. Как трудно было сдерживаться, когда Альбус поддавался ему, тихо застонав в поцелуй, и притягивая его за шею. Геллерт, поддавшись соблазну, всё же легко прикусил нижнюю губу Альбуса с той самой родинкой, заставив его всхлипнуть от боли. Геллерт утешительно нежно поцеловал его в место укуса, чтобы загладить вину. В одежде было невыносимо жарко и тесно, особенно рядом с тёплым полуголым телом Альбуса. Альбус потянулся к его пуговицам, непослушными пальцами пытаясь расстегнуть его рубашку. Геллерт накрыл его руки своими и Альбус замер. Их лица были так близко, что немедленно захотелось снова поцеловать его. Вместо этого он толкнул Альбуса в грудь, легко и без усилий, но тот поддался, растянувшись на кроватей с счастливым и одновременно взволнованным выражением лица. Ему хотелось продолжения, но снимать одежду, оставшись перед Альбусом обнажённым не хотелось. Что-то внутри Геллерта заставляло его страшится утратить эту незначительную оборону. Неужели он боялся быть уязвимым перед Альбусом, так как сейчас сам Альбус был уязвим перед ним? Дыхание Альбуса сбилось, когда Геллерт взобрался на кровать, устроив колено между его раздвинутыми бедрами, нависая над ним. Сквозь рубашку от него исходил жар, их тела тесно соприкасались. Альбус охнул и застыл, словно не решаясь обхватить сейчас руками его плечи и бедра. Хотелось заставить его поддаться ему, сделать так, чтобы он целиком утратил разум и силу воли. Хотелось быть тем, кто держит в руках и сердце, и душу, разум Альбуса. Владеть им целиком, так, как стремиться к этому сам Альбус, пусть и боится это признать. — Liebling, — почти простонал Геллерт, взяв руку Альбуса в свою, поцеловав в открытую ладонь, — Ты ведь думал обо мне, да? Альбус прерывисто вздохнул, когда Геллерт приставил его руку к его бедрам, заставив коснуться его возбуждения. — Ты хотел, чтобы я сделал тебе так? — Геллерт сам не заметил, как от волнения и острой волны удовольствия от прикосновения Альбуса, стал говорить с заметным акцентом. — Пожалуйста, Геллерт, — руки Альбуса были непослушными, они оглаживали его бедра, прерывистыми движениями пытаясь стянуть с него бриджи. Он смотрел на него с неприкрытым поклонением, так, как пожалуй смотрят на произведение природы, которое видят впервые. Его завораживающе синие глаза в полутьме выглядели почти чёрными из-за расширенных зрачков и почти утратившего осмысленность взгляда. Его рот был так соблазнительно приоткрыт, а губы выглядели пересохшими. Альбусу шло терять голову. Особенно, если виной тому был сам Геллерт. Геллерту было интересно, как же выглядел он сам со стороны, когда любовался им. — Что, пожалуйста? — Геллерт сам был близок к тому, чтобы потерять контроль, но он не мог отказать себе в удовольствии насладиться властью. Альбус прямо может принять правила и подыграть так, как наверняка мечтал уже давно, или может отказаться. — Геллерт, я…- хриплый шепот Альбуса прервался, когда Геллерт коснулся рукой его шее, не сдавливая, лишь прикасаясь пальцами к тому месту, где была артерия, а большим пальцем касаясь его кадыка. Наконец-то в его взгляде появилось понимание. Что-то завораживающе тёмное, древнее появилось на дне его глаз. — Я хочу тебя. Я думал о тебе с того самого момента как впервые увидел. Я думал о тебе постоянно. Я мечтал о том, как ты возьмёшь меня, когда… когда мы лежали в саду, и я почувствовал это, когда ты прижал меня к земле, — Альбус выпалив всё как на духу, сдался, и его голос звучал почти отчаянно, — Я никогда, раньше… Геллерт, я не знаю что я чувствую, пожалуйста. Геллерт прервал его чувственным поцелуем, ощущая триумф. Нужно было чтобы Альбус, его Альбус, так любящий сбегать и прятаться от правды, сам признал то, что было очевидно. Чувство было таким сладким, будто он одержал нелёгкую победу, и в какой-то момент так и было. Альбус хвастался за его плечи уверенно, притягивая ещё ближе к себе, безуспешно пытаясь не стонать в поцелуй. Их лица были так близко. — Ich will dich ficken, — хрипло и тихо произнёс Геллерт прямо в губы Альбуса. Во рту всё пересохло от предвкушения. — Да, пожалуйста, Геллерт, — вряд ли он сейчас понял значения его слов, но такая готовность подкупала. Альбус облизнул губы, поддавшись вперёд, целуя его в уголок губ, и стягивая с него ставшие слишком тесными бриджи. То, что он готов был умолять дарило особое чувство эйфории. Рука Альбуса на его оголенном бедре казалась прохладной. Геллерт шумно втянул воздух, когда Альбус склонился вниз, касаясь пальцем его истекающего смазкой напряженного члена, а затем облизнув его, пробуя на вкус. Ноги Геллерта подкосились, а в голове не осталось ничего кроме оглушающей пустоты. Рот Альбуса был обжигающе горячим, а это ощущение было приятным настолько, что Геллерту потребовалось усилие чтобы не излиться прямо сейчас. Он стиснул волосы Альбуса в руке, и не сдержавшись, задержал его в таком положении, лишь через несколько секунд отстраняя его от себя.Взгляд Альбуса был удивлённым и немного обиженным, и Геллерт не выдержав поцеловал его во влажные губы, чувствуя на них собственный вкус. Ноги Альбуса стискивали его бедра, а руки были закинуты на плечи. Геллерт буквально упал на него, не прерывая поцелуя, устроившись между его раздвинутых ног, непроизвольно толкаясь вперёд. Ощущать собственным членом чужой, такой же напряжённый, было странно, но ещё более возбуждающее. Альбус застонал, выгнувшись и стискивая его ногами. Его глаза были закрыты, а ресницы дрожали. Теперь Геллерт ощущал как толкается в его подготовленную задницу, а Альбус, выгибаясь, пытался насадится сильнее. Ох, Scheiße Ни одной мысли не осталось в голове, кроме опьяняющего, острого, желания. Геллерт стиснул пальцами его бедра и медленно толкнулся внутрь. Альбус выгнулся как пружина под ним, обхватив его ногами за бедра, прижимая к себе теснее. Его дыхание было прерывистым. Альбус выглядел порочным, соблазнительным с полуприкрытыми глазами и дрожащими ресницами, закушенными губами, в попытке не стонать слишком громко. Рыже-каштановые волосы были беспорядочно разбросаны на белой простыне. Геллерт толкнулся в него сильнее, уткнувшись в его шею. — Геллерт, Гелли, — от каждого толчка Альбус выгибался, сильнее впиваясь короткими ногтями в его лопатки, царапая ему спину через рубашку, почти умоляя о большем хриплыми криками и стонами. Геллерт всегда был уверен, что у Альбуса никого не было, но отчего тогда он ему отдаётся с такой готовностью и лёгкостью? Мысль о том, что такого Альбуса мог видеть кто-то ещё, что кто-то мог прикасаться к нему так, как прикасается он, была неприятной. Он несколько раз грубовато толкнулся в Альбуса, собственнически укусив его шею, которую Альбус с готовностью подставил. Нет. Нет, он же сказал, что ты первый. Геллерт нежно поцеловал место укуса, будто извиняясь, а Альбус обхватил его ногами ещё сильнее. Похоже он был не против небольшой грубости. — Schatzchen , — так он называл Альбуса только мысленно, но сейчас хотелось шептать это ему снова и снова, доводя до искупления. Геллерт толкнулся несколько раз, чувствуя эйфорию от того как внизу живота всё плавится от приближения оргазма. — Скажи, что ты мой… — Геллерт не слышал себя, надеясь, что его голос звучал хоть немного твёрдо. Альбус скулил, обхватив рукой свой член, вовремя дрогнув на дикие толчки Геллерта. — Я твой, твой, — Альбус всхлипнул, обхватив рукой свой член, подстраиваясь под толчки, едва не насаживаясь сильнее, — Ничей больше, Гелли… «Гелли» Он не любил, когда его называли как угодно, кроме как по имени, но от этого прозвища, произнесённого Альбусом с такой отчаянной нежностью, что-то внутри переворачивалось, а в области груди различалось приятное тепло. — Скажи ещё раз, — попросил Геллерт, обхватив Альбуса за ребра и вонзаясь глубже. — Гелли, — Альбус задрожал, сжимая собой его член, закрывая рот рукой. Геллерт, чувствуя, как перед глазами всё темнеет, толкнулся в податливое тело несколько раз, и, прикусив плечо Альбуса, усеянное веснушками и родниками, кончил, задрожав в оргазме.***
— Останься, — тихо попросил Альбус, ласково гладя его по волосам. Как же хорошо было просто лежать вот так, прислонившись к его груди, слушая частое сердцебиение Альбуса. Геллерт чувствовал себя ленивым и довольным. Он улыбнулся и кивнул, целуя руку Альбуса в знак согласия. Как много он получал просто так… Его разум молчал, пока в душе теплилось странное чувство. Ни с кем раньше Геллерт не оставался на ночь. И тем более никогда и ни с кем не ощущал того единства, которое он испытывал сейчас. Альбус обхватил его руками и ногами как спрут, и, несмотря на ночную жару, Геллерт бы не посмел разорвать эти объятья. Альбус был тем самым. Созданным для него, а они — друг для друга. Геллерт понял это с первого взгляда, но теперь получил настоящее подтверждение. Хотелось в чём-то поклянутся или сделать что не менее безумное, но Геллерт лишь поцеловал открытую ладонь Альбуса, в самую линию жизни, закрывая глаза. Всё будет завтра. У них впереди целая вечность.