***
Семь часов утра. Старая микроволновка раздражающе гудела. Внутри медленно разогревался завтрак, за которым пристально наблюдал Майк, сгорбившись и вцепившись взглядом в таймер, отсчитывая секунды до готовности. Впрочем, не сказать, что все мысли его были заняты именно едой. Порой в голове проносились мысли о политике, о раздражающих соседях и их собачонке, которая вечно не давала спать, о пасмурной погоде, которую передавали по радио, и просто обо всём, что он слышал из приоткрытого окна, сидя на своей крохотной кухне. О вчерашнем дне вспоминать не хотелось от слова совсем. Раздался тихий писк, и Шмидт открыл скрипучую дверцу. В нос ударил запах продуктов далеко не первой свежести, но парень лишь достал из микроволновки едва теплую тарелку — выбирать не приходилось. Завтрак по виду представлял собой нечто схожее с дешевой кошачьей едой, хотя Майк и не сомневался, что корм для кошек гораздо лучше на вкус. Гречневая каша, холодная и безвкусная, и лежавшая, по краям засохшая колбаса были ещё ничего в сравнении с остальным рационом питания. Майк откинулся на обшарпанную крашеную стену, взял погнутую вилку и, закинув ноги на кухонную тумбу, приступил к завтраку. В освещенном утренним солнечным светом помещении было тихо, однако, прислушавшись, можно было словно услышать что-то, недоступное для других. Словно бы стены зданий… Нет, не так. Город хотел что-то сказать. Харрикейн был одним из тех городов, про которые Майк бы без сомнения рассказал, как о чем-то таинственном и загадочном, как о чем-то живом, хотя и сам во всё это не верил. Приоткрытая дверца кухонного гарнитура скрипнула. Невольно в голове всплыли воспоминания вчерашнего дня, и Шмидт отставил съеденный наполовину завтрак на потом — аппетит резко пропал. — Фритц, идиот, куда ты лезешь? — бормочет парень и, расстегивая верхнюю пуговицу своей рубашки, смотрит в окно на чужую машину. — Толку от твоего расследования… Невольно подступила тошнота. Тело. Вчера Майк Шмидт впервые увидел мертвого человека. Тот парниша, который приходил ещё, кажется, месяц назад, и пропал во время своей первой одиночной смены в четвертую ночь. Майк знал последствия прибывания в костюме, знал это на собственном опыте — многие шрамы с его первой смены до сих пор не зажили, но он не знал, как ему тогда крупно повезло, когда Фритц Смит с каменным выражением лица убрал с гниющего трупа ткань. — Если ты не поможешь мне, то рано или поздно на его месте можешь оказаться ты. Шмидт не боялся смерти. Ему нечего было терять — ни денег, ни семьи, ни какой-либо недвижимости у него не было, даже документы — и то поддельные. Но Майкл боялся ответственности за смерть своего подопечного. Боялся, что в один момент, в продуктовом магазине, или просто на улице, ему придется посмотреть в глаза тем, кто потерял близкого человека по его вине. Что в один момент он посмотрит в зеркало и поймет, что даже тот убийца пятерых детей, которого все так ищут (Шмидту со временем вообще начинает казаться, что почти все его знакомые одержимы этой чертовой пиццерией и этим инцидентом с детьми), запачкал руки в крови меньше, чем Майк. Дрожащая рука парня невольно потянулась к упаковке сигарет, но в следующую же секунду она была брошена в стену — последняя сигарета была выкурена ещё час назад. Он не может рассказать всего. Даже если бы он хотел, риск слишком велик — подставлять себя и весь коллектив пиццерии означало бы, что он для всех подписал смертный приговор. У многих из них есть дети. Есть семья. Если пиццерию закроют — не важно, будет то полиция, или Афтон, по сути второй владелец, который явно не так прост, как кажется — многих, в том числе и его, ждет улица. Нет смысла волноваться о мертвых — есть смысл волноваться о живых. Поэтому он отказался. Послал этого Фритца со всеми его нравоучениями и законами, и ушёл, пытаясь не оглядываться на тело, всё ещё лежавшее на кушетке. Раздается писк будильника и Шмидт встает с табуретки. Восемь часов. Кажется, неплохой идеей будет по пути в пиццерию заскочить в алкогольный магазин.***
Утро началось, на удивление, без происшествий. Никто не звонил, не мешал… Я даже умудрился выспаться всего за четыре часа! Кажется, я действительно начал ценить такую обыденную часть своей жизни, как сон. Даже будучи учеником, или даже студентом, подумать не мог, что действительно буду рад тому, что проспал четыре часа. Что-то всё же меняется. Я встал с дивана и потянулся. В комнате, даже несмотря на настежь открытое окно, было душно. Пришлось достать недавно найденный вентилятор и включить его. Тот не включился сразу — лишь со второй попытки потертые, железные лопасти с еле слышным скрипом завертелись, набирая скорость, и в лицо ударила долгожданная прохлада. Я поспешил поставить вентилятор на подоконник, на стул, рядом с которым мне пришлось сесть. Сегодня была действительно теплая погода. В комнату попадали солнечные лучи, из-за которых витающая в помещении пыль была видна ещё отчетливей, а соседские дети на улице бегали, посмеиваясь и перекрикиваясь между собой. Дети, кажется, не слишком сильно меняются от поколения к поколению. В голове сразу всплывают фрагменты беззаботного детства. Ещё вчера, кажется, я был таким же. Так же бегал по заднему двору родного дома, по знакомой прямой улице, искал приключения на свою голову и просто был ребенком, который ещё совсем ничего не знал о мире. Помнится, всё закончилось, когда мне было 6, иль 7 лет — мы переехали из Вайоминга. Это было… удивительно — впервые выехать из города! Я с замиранием сердца смотрел на проносящиеся мимо деревья, горы, заправки и знаки. Тогда мы переехали в Канзас, к родственникам мамы. Я мало понимал, почему так произошло. В тот момент я действительно думал, что это ненадолго, что скоро мы вернемся, и всё будет как раньше. Только потом я понял, почему в тот день с нами не поехал отец. Развод. Мы с младшим братом тогда не знали обо всём этом. О побоях, криках и слезах матери. Кажется, мы совсем не видели, не замечали этого. Думали, что всё нормально. Да и не сказать, что мы бы поняли хоть что-то… Ладно, к чему это? В любом случае, нужно подумать и о чем-то более важном. Только сейчас, случайно посмотрев в сторону зеркала, замечаю, что уснул в той же одежде, в которой пришёл. Снова. Я нехотя встал с насиженного места, чуть не уронив стул, и сразу же увидел проглаженную, чистую форму с запиской, лежащую на тумбочке рядом с дверью. И как я её сразу не заметил? Совсем уже слепым стал… Записку оставила Саманта. Если вкратце, то форму она нашла валяющейся на лестнице (видимо, выпала из открытого рюкзака), и решила, пока меня нет, постирать её. Черт возьми, я уже в который раз благодарен ей! По крайней мере я уверен в том, что начальство меня не убьет за утерю имущества пиццерии. Жизнь прямо налаживается! Внезапно, я вспомнил смену, и весь мой более-менее позитивный настрой исчез так же стремительно, как и появился. Тот голос… Черт побери, чей это был голос? Он был детским… Но там точно не могло быть детей, дак откуда там взяться детскому голосу? Или это уже глюки? В любом случае, даже если это глюки, чертов костюм не мог появиться из неоткуда. Его либо кто-то притащил, либо он сам туда пришел, но это априори невозможно — шаги аниматроника тяжелые, их было бы слышно в главном зале. Дак как? Или же… Внезапно внизу раздалась трель телефона, который и оборвал поток моих мыслей. Интересно, Саманта дома? Вроде утром она хотела мне что-то сказать. Хотя кто её знает, она могла уйти в тот же магазин, или снова запереться в гараже, как она это часто делает. Недолго думая, я положил на тумбу блокнот с ручкой и решил спуститься вниз. Когда я уже был рядом с во всю трезвонящим телефоном, я внезапно замер и какое-то время просто смотрел на телефон. А если это личный звонок? Я лишь сейчас осознал то, что живу в доме вполне себе взрослой девушки, которая, может… уже женщина? Ну, в смысле… А если она жената?! И это звонит как раз таки её муж?! Да и то фото на втором этаже… Я ведь… Нет, ну вы посмотрите на меня! Кто я, а кто тридцатилетний… полицейский какой-нибудь? Меня даже спрашивать не будут — сразу можно будет писать завещание! Но… если там что-нибудь важное… Может, это вообще Сэм звонит? Рискованно… Я взял трубку. — Саманта? Это ты? Ты действительно… Взяла трубку? — послышался на той стороне удивленный мужской голос. Хотелось опровергнуть сказанное, но мужчина на той стороне провода продолжил. — Я… я знаю, что ты не собираешься говорить со мной. Мы оба наговорили друг другу пару лет назад… много чего лишнего. Я на этой неделе вернулся в Харрикейн. Не дуйся — я звонил тебе, но ты не отвечала… Хотя тебя сложно винить в этом. Было бы неплохо, если бы мы встретились… Да, я до сих пор расследую это дело. У меня есть пару зацепок, но… Ты же знаешь, что я не могу тебе об этом рассказать. Знаешь… Было бы неплохо обсудить это… Ну, к примеру в кафе? Ну, знаешь… Как в старые времена! Незнакомец нервно посмеялся, а после тяжело вздохнул. Казалось, словно он сам не верил в то, о чем говорит. — Прости. Я знаю, что ты не согласишься… Но было бы неплохо, если бы… хотя бы на день рождения нашего сына. Сэм, прошу. Завтра, на нашем месте. Нам нужно поговорить. До связи. Мужчина повесил трубку. Всё же не стоило отвечать.***
В пиццерии как всегда было шумно, однако, казалось, именно сегодня детей было больше. Шоу было в самом разгаре — дети в цветастых колпаках столпились вокруг сцены. Они танцевали, веселились и, впрочем, отлично проводили время. Аниматроники открывали рты в такт детской песни, которая, казалось, играла отовсюду, и смотрели на людей своими большими глазами. Звуки игровых автоматов, радостные крики детей, надоедающая задорная песня и разговоры родителей — в этой какофонии звуков вряд ли можно было бы услышать хоть что-то вразумительное. Сегодня, казалось, должно было что-то произойти, но что именно — понятия я не имел. За этим всем, сидя поодаль, наблюдал уже знакомый мне человек — Ричард. Не знаю, какая у него фамилия, но я по-прежнему чувствую, как от него исходит этот странный холод и отрешенность. Я понял, что всё это время стоял на месте, когда меня за рукав дернул кто-то со словами: — Ты чего замер, скептик? Я вздрогнул и посмотрел на незнакомца. Это оказалась низкая девушка со светлыми волосами, у которой, казалось, были слишком желтые для человека глаза. Она смотрела на меня с любопытством, поправляя очки пилота на своей голове. — Что, простите? Незнакомка (а девушка ли это?) внезапно улыбнулась, надевая очки. — О, ты в порядке! Прости, что отвлекаю. Ничегошеньки важного, честно! Просто хотел убедиться, что ты не глючишь, скептик! — собеседник посмотрел на часы на своей руке — Ладно, мне пора! Бывай! Встретимся в понедельник. Прежде, чем я успел что-то сказать, некто скрылся в толпе. Дак это был парень… Почему именно скептик? Неужели у меня настолько жуткое лицо, чтобы называть меня скептиком?.. Не заостряя внимание на странном незнакомце, я продолжил свою работу. Пробираться сквозь толпу детей дошкольного возраста было тем ещё удовольствием, но я преодолел этот нелегкий путь. Казалось, словно каждый из них стремился наступить мне на ногу — все кроссовки были грязными. Черт возьми, снова мыть придется… Если не забуду. Я внезапно замер на том же месте, где потерял сознание в эту смену. Всё это так странно… Детский голос, сканирование одежды, пропавшие дети, передвижения аниматроников — буквально всё здесь веяло или паранормальщиной в которую я никогда особо то и не верил, или полнейшей несостыковкой фактов. Кто вообще знает, что здесь происходит? Почему никто ничего не говорит? Не сообщает в полицию? Внезапно, из Parts/Service послышался грохот, дверь открылась, и из темного помещения вывалился некто в маске Бонни. Бормоча что-то неясное, но всё ещё лежа на полу, ребенок приподнял маску. Он в порядке? — Тебе нужна помощь? — я слегка наклонился, чтобы посмотреть на его лицо. Его было, кажется, даже меньше двенадцати. — О, п-привет, Джереми! — слегка запинаясь, произнес незнакомый ребенок, после чего встал с пола, едва ли не упав, и беспечно улыбнулся. Два передних зуба, подобно кроличьим, выделялись на фоне остальных. — Мы знакомы? — Ещё н-нет, но сейчас будем. Я тоже Д-Джереми! Просто Джереми! — он протянул руку, и я неловко её пожал. Какая холодная… — Ну, будем знакомы, Просто Джереми. Что ты тут делаешь? Где твои родители? Мальчик на мгновение задумался, а после — рассеяно улыбнулся, пожимая плечами. — Ты потерялся? — Ну, н-немного… Я присел на корточки, что позволило мне лучше рассмотреть черты его лица. Веснушки, большие глаза и, кажется, слишком знакомый оттенок глаз, который я раньше уже где-то видел, но где именно — понять было сложно. Мимо проходящая женщина с ребенком странно покосилась на меня и ускорила шаг. Джереми посмотрел на них и слегка поник. — Ты хочешь к родителям? — О-очень! Конечно, с друзьями весело, С-сьюзи даже знает много интересных историй, которые я о-очень люблю слушать, но я бы хотел к маме и папе! Так, ладно, я здесь ничем не помогу. Пришлось подняться и осмотреться. Нужно найти охранника дневной смены, или кого-нибудь из персонала… Но они все в главном зале! — Тогда идём. Сейчас мы подойдем к человеку, который найдет твоих родителей, хорошо? Они ведь, скорее всего, в пиццерии и тоже ищут тебя. И тогда ты будешь рядом с родителями, хорошо? Если хочешь, то ты можешь остаться здесь, а я пока найду кого-ни-… — я не успел договорить, как ребенок резко схватил меня за руку. Сердце пропустило удар. — П-пожалуйста, не уходи! Пожалуйста! Только ты можешь н-нам помочь! Он скоро вернется, п-понимаешь?! П-прошу, помоги мне! Помоги нам! Зайди в мастерскую! П-пожалуйста, зайди в м-мастерскую! — Что, я не… Что в мастерской? — Джереми? — внезапно раздалось за моей спиной и я повернулся к источнику голоса. Уильям. — С кем ты тут разговариваешь? Я обернулся обратно, но Джереми уже не было. На его месте, на полу, лежала маска Бонни. Заметив удивление на моем лице, Афтон посмотрел в сторону офиса, а после — обреченно вздохнул. — Видимо, ударился ты тогда головой сильнее, чем я думал. — Уильям подошёл и взял маску Бонни — Галлюцинации уже, да? Я закатил глаза, тяжело вздохнул и оперся на стену, наблюдая за действиями своего собеседника. — Не смешно, Афтон. Нет у меня никаких галлюцинаций, а тебе следовало бы заняться работой. — Я то работаю, в отличии от тебя. Кстати. Занудство не красит человека, Джереми! И не закатывай глаза, ты мог хотя бы притвориться ради уважения к старшим, — отвечает тот. Я решил промолчать. Пару минут была тишина. Уильям некоторое время рассматривал потрепанную маску, а после, попрощавшись, быстро зашёл в Parts/Service. Я, ещё раз осмотревшись в поисках исчезнувшего ребенка, лишь вздохнул и пошёл в офис.***
— Майк? Ма-айк? Ты меня слышишь? Майкл! Без толку, в ответ — лишь молчание. Видимо спит… В офисе было так же, как и всегда, за исключением спящего за столом Майка. Рядом стояла полная кружка горячего кофе… И полупустая бутылка. Из любопытства, я рассмотрел ее. — Алкоголь и кофе, по идее, должны бодрить… — тихо пробормотал я, рассматривая этикетку на бутылке. Джин. Как же. — А кто сказал, что я сплю? — Ох тыж!.. — я отскочил от Шмидта, прижимая бутылку к себе. Он тихо фыркнул, а после — потянулся, зевая и зажмурив глаза. Посмотрел на меня. — …Ты не спал? — Разумеется нет, Фицджеральд… Вообще-то, я даже не пил. Разве немного… Ну, может чуть больше или чуть меньше… Не считал. Дай бутылку сюда. — Вообще-то я хотел с тобой поговорить о… Договорить мне не дали — Майк грубо оборвал меня на полуслове: — Заткнись и отдай. Я вздохнул. Никогда не любил пьющих людей. — Алкоголик несчастный… По-моему, в детскую пиццерию запрещено приносить высокоградусный алкоголь. Хочешь, чтобы тебя вышвырнули отсюда? — Фитцджеральд! Не тебе мне об этом говорить! — огрызается собеседник и держится за голову, шипя от боли. Что ж, по крайней мере орать не будет. — А кому же ещё? — поинтересовался я. В ответ послышались неразборчивые недовольства. — Погромче, Шмидт, погромче. — Да что ты до меня докоплся? — прошипел тот, закрыв глаза. — Мне вообще сейчас не до тебя… — Майк, я понимаю — работа нервная, возможно у тебя в семье проблемы или ещё что-то, всякое бывает, но это не повод! Особенно здесь. Так что будь добр дать мне спасти твою тощую задницу от увольнения и вылить проклятый джин! — закончив свою тираду, я выдохнул, и даже сам удивился. Не ожидал такого от себя… Впервые отчитываю кого-либо. Занятно, скажу вам. Ощущаю себя отцом непослушного ребенка. Такое непередаваемое ощущение! Майк смотрел на меня если не ошарашено, то как минимум очень удивленно. Казалось, он протрезвел, его лицо вытянулось и приобрело забавное выражение, которое ранее я ещё не наблюдал. Только ради этого стоило приходить! Спустя минуту Шмидт пришел в себя. — Вау. Просто… Вау. Я впервые вижу человека, которого так сильно волнует моя жизнь. …теперь пришла моя очередь удивляться. Майк зевнул, улыбаясь. Видимо, его удовлетворило выражение моего лица. — Ладно! Спасибо, наверное… Это всё же отдай — я за неё ещё пять центов должен, и давай рассказывай, мистер-скептик-охотник-за-истиной, о чем ты хотел со мной поговорить? Я посмотрел на бутылку. Сделал один глоток прямо из горла. Тут же тепло обожгло желудок, и я поморщился от вкуса. После чего вернул владельцу. Шмидт тихо присвистнул. — Кто мне ещё за правила пиццерии тут предъявляет, а, Фитцджеральд? — Майкл весело и беззлобно рассмеялся, плотно закрывая бутылку джина и, пряча её под куртку на диване, а после, подойдя к столу, выпил немного уже остывшего кофе из кружки. — Просто заткнись, пока я тебе не врезал, — раздраженно фыркнул я, но после — не сдержал улыбку и начал свой рассказ.***
Темнело. На Харрикейн медленно опускалась ночная тьма. Она укутывала город, прятала его от всего остального мира, и позволяла пробудиться злобным тварям, жившим в закромах стен этого пыльного и тихого, но пропитанного кровью места. Ночь приближалась неминуемо, подобно буре, что так часто терроризировала здешние окрестности. Для кого-то эта ночь была очередной. А для кого-то — последней. К пригородной автозаправке медленно подъезжал автомобиль. Покоцанный, старый, он видел лучшие дни, но хозяина авто, вероятно, это мало волновало. Из машины вышел юноша. Выкуривая очередную сигарету, он бесцеремонно хлопнул дверцей и целенаправленно зашагал к маленькому магазину при заправке. Когда молодой человек зашёл в магазин, в нос сразу же ударил запах хот догов и выпечки. Юноша поморщился и, окинув помещение взглядом, принялся без особого энтузиазма рассматривать ассортимент продукции. Кассира, который был примерно одного возраста с посетителем, похоже, мало волновал гость — тот слушал музыку из плеера, не обращая никакого внимания на то, что происходит вокруг, оттого и вздрогнул, когда юноша грубо кинул на прилавок пачку сигарет и лапшу быстрого приготовления. — Че так резко? — недовольно процедил кассир, снимая наушники, а после, когда поднял взгляд на лицо посетителя, замер. Он вскочил со своего места, не веря своим глазам. — Ну здравствуй, Майлз. Давно не виделись, не находишь? Четыре года. Так быстро, но в то же время так медленно… — юноша наигранно удивляется, улыбается, словно рад встретить старого друга, но в то же время остается холоден и смотрит в сторону нерабочей камеры. — Проблемы с техникой? Кажется, кто-то тут постарался… -У-уходи… Я вызову полицию! — Майлз пятится назад, но стоящее позади кресло рушит все его планы — тот с грохотом падает на пол, наткнувшись на препятствие. Посетитель не сдерживает надменного смешка от вида беспомощного человека и самодовольно перелезает через прилавок к кассиру, сбрасывая вниз какие-то баночки и бутылки, которые звонко бьются об холодный серый кафель. Майлз пытается отползти назад и упирается спиной в стену. Отступать некуда. Свет на мгновение мигает. — Ты ведь давал показания против меня, так? — не вопрос. Утверждение. Посетитель спрыгнул с прилавка. Раздался хруст пластика. Свет вновь мигает. — Тебе это с рук не сойдет… — испуганно бормотал себе под нос Майлз, тщетно пытаясь отползти ещё дальше, вызывая нескрываемое раздражение посетителя. Когда тот достал из кармана джинс знакомый складной нож, зрачки кассира расширились. — н-нет… Нет! Юноша издает смешок и садится напротив Майлза. Слабый, беспомощный червь. Не похож на того, кем был несколько лет назад, но посетителю плевать. Он тушит об шею старого знакомого сигару, буквально вдавливая окурок в загорелую кожу. Возможно, ещё пару часов назад Майлз бы смог бы дать отпор, но сейчас, уставший после долгого рабочего дня и явно не ожидавший появление того, кого считал мертвым, он был вымотан и слишком напуган для того, чтобы хоть что-то предпринять. Кассир чувствует холодную сталь у основания шеи. — Узнаешь этот нож? Я убил их, Майлз. И ты остался последний. Прости, что так долго — я хотел, чтобы это было быстрее для всех нас, но твоим дружкам приспичило уехать из Харрикейна. В качестве извинения… Я даже припас для тебя подарок. Предсмертный подарочек, ты ведь любишь подарки, так? — собеседник снял рюкзак и достал оттуда обуглившуюся маску Фредди. Майлз замер. Испуганно, со смесью ненависти и страха, он смотрел на знакомую маску, вспоминая, как сжигал её со своими друзьями. Она не могла уцелеть, просто физически не могла, но вот она — медленно приближается к лицу, спустя 4 года, и кассиру кажется, что он уже медленно проваливается в Ад. Он будет гореть, гореть как этот кусок пластика. К сожалению, в этот раз плачущая мать, жертвуя последними деньгами, не сможет его спасти. …Свет вновь погас. Раздался крик, а после — предсмертное кряхтение человека, захлебывающегося собственной кровью и старыми грехами. Посетитель вытирает рукоять ножа, аккуратно вкладывает его в руки кассира и переступает через умирающего человека, безучастно оглядывая место преступления — сейчас у него дела есть дела поважнее. Юноша садится в автомобиль, заводит его со второй попытки и едет. Следующая остановка — Харрикейн.