Hassliebe

Ленинградка стоит. Нахожусь в самом апогее людской ненависти и злобы, но не обращаю на это никакого внимания. Выстукиваю ноготками по рулю ритм мелодии, доносившейся из колонок, и туманным взглядом смотрю в сторону. Движение, судя по девятибальной шкале загруженности, начнется не скоро. — Это ты во всем виновата, — слышу откуда-то справа. В недоумении поворачиваю голову на пассажирское сидение. На всякий случай осматриваю весь автомобиль и, что логично, никого не обнаруживаю. Н-да уж, докатилась. Галлюцинации. Трясу головой, отгоняя идиотские мысли, и утыкаюсь взором в высокий баннерный столб. Вижу знакомое чуть усмехающееся лицо и в момент ощущаю, как леденеют мои пальцы. «Это ты во всем виновата», — надпись огромными черными буквами на белом фоне. Сильно жмурюсь. Открываю глаза: светловолосый незнакомый молодой человек рекламирует новую стоматологию. Нет, ну это совсем ни в какие ворота. Потираю виски и увеличиваю звук. В эфире LoveRadio. — Неважные новости, — произносит приятный голос, и я медленно растворяюсь в нем. — Ольга Кутузова публично призналась, что сама во всем виновата. Дергаюсь на месте и быстро отключаю приемник. Сердце стучит так громко, что полностью заглушает посторонние звуки. Я поднимаю взгляд вверх и вижу тысячи лиц, в унисон скандирующих: — Это ты во всем виновата. Это ты во всем виновата! Они дружно надвигаются на меня, а я спиной вдавливаюсь в водительское кресло и вдруг понимаю, что стою на перекрестке совершенно одна: рядом ни одной машины. Только впереди толпа людей, надвигающихся и надвигающихся. Открываю глаза. Сажусь на кровати. Шумно выдыхаю и запускаю руку в шелковистые белокурые локоны. Пульс до сих пор отдает в правом боку, но осознание того, что это все сон, постепенно овладевает и над ним. Беру в руки телефон: 5:42. Скоро вставать. Снова приземляюсь на подушки и прикрываю глаза. Да, черт возьми, это я во всем виновата. Это я все испортила полтора года назад. Это я сделала то, что Егор не был в состоянии принять. Это я положила его в постель к Коротковой. И при этом беспощадно винила все это время, даже не помня, что сделала сама. Егор рассказал данную интереснейшую историю Олегу в день премии. Да, когда я наговорила блондину кучу гадостей — как всегда, впрочем — потом на его же глазах прилично засосала Соколовского и укатила в закат. Не знаю, что стало мотивом: мое звериное поведение или допросы Тернового, но факт оставался фактом.Крид изменил мне, так как думал, что я предала его. Прекрасная картина. Я просто не знаю, что добавить. Переворачиваюсь на бок и принимаю позу эмбриона. Так немножечко легче. Хотя, нет. Вообще не может быть легче, если постулат, который ты отстаивал на протяжении восемнадцати месяцев, вдруг берет и аннулируется. До вчерашнего дня я не понимала, почему в отношениях двух людей всегда виноваты оба. Вернее, я понимала, разумеется, — не зря же заканчиваю психфак. Но наша ситуация казалась мне приятным исключением, где Крид — редкостная сволочь, а я — милая и пушистая жертва. Куда уж там. Только вот пара-тройка вопросиков у меня все-таки набралась. Я неплохо знаю Егора. Да чего уж греха таить, я реально знаю Егора. И искренне не могу понять, почему он не высказал мне еще тогда — в декабре, когда только увидел эту дибильную историю. Крид никогда не был из категории людей, которые хранят обиду в себе. Почему он не позвонил мне и не вывалил все свои претензии и мысли — почему просто пошел к другой? Или это стало прекрасным поводом? И далее. Странно то, что даже после фактической измены Крид ни словом не обмолвился. Да, прошло меньше пяти дней между этой съемкой и его возращением в Москву. Но все же все эти дни мы с ним разговаривали. И он никак себя не выдал. Наконец, третье. Полтора года. Полтора года он знает, что я тоже виновата в нашей кончине. Полтора года он слушает мой стеб и сарказм. А последние шесть месяцев даже смотрит на то, как я пытаюсь построить какие-то отношения. Почему молчит? Простите, но на Мать Терезу он не особо смахивает. А ведь он мог все исправить! Или не мог? Или не хотел? Или, мать его, я еще чего-то не знаю? Вздрагиваю от взрывного рингтона. Звонит будильник. Впереди еще один странный день.

***

Съемки ролика для «Lays» уже с самого начала стартовали феерически. Основной локацией для работы был выбран крутой подмосковный отель с красивой природой, большим бассейном и яркими ландшафтами. Одного только не учли сценаристы и организаторы — прогноза погоды. На улице, словно из ведра, поливал дождь, и я даже ненароком подумала, что это действо придется отложить. Но предприимчивое и, очевидно, жадное руководство компании решило действовать по обстоятельствам, дабы не платить за аренду территории, аппаратуры и работу артистов вдвойне. Короче, вы понимаете. Однако соль не в этом. По новосозданному сценарию влюбленная парочка — я и Крид — радостно выбегают на улицу, подхватив по дороге броскую упаковку, и стремительно расстраиваются из-за плохой погоды. Далее сюжет развивается по принципу: «С нашими чипсами ваше настроение не будет зависеть от ситуации». Сказать, что меня трясет, — ничего не сказать. И если вы романтично думаете, что дело в придурке-Криде, лишь холодно кивнувшем мне при встрече, то абсолютно ошибаетесь. На улице тринадцать с плюсом, а я в тоненькой желтой рубашке с коротким рукавом и юбке, которая даже близко не доходит до середины бедра. Шикарно! Работа идет на удивление ровно. Никаких посторонних фраз на площадке, никаких взглядов, с его стороны — даже никаких эмоций. Это внутри меня разгорается пожар каждый раз, как его теплые пальцы касаются моей талии. А Крид равнодушен и беспристрастен. Кажется, что-то уже успело испортить ему настроение. — Ты в порядке? — зачем-то спрашиваю я, будто бы не заканчивала наш последний разговор смачной пощечиной. Мы стоим у двери, из которой должны счастливо выбежать через пару минут. Я скольжу взглядом по его щетинистому лицу и останавливаюсь на стальных голубых глазах. Кивок. Просто кивает, поправляет куртку и берет меня за руку, готовясь к выходу. Холод. Безразличие. Обида. Неужто, мой пылкий удар так сильно задел бедного Егорку? — Готовы? — голос режиссера разлетается по всей площадке, и милая девушка с кисточкой и пудрой мгновенно оставляет нас вдвоем. А я ведь ее даже не заметила. — Да, — одновременно произносим мы, но не переглядываемся. Каждый в себе. — Камера, мотор. Начали! Секунда, и на нас обоих радостные гримасы. Егор быстро и широко распахивает дверь, на несколько мгновений замирает в артистичном смятении, а потом снимает с себя куртку, придерживая, накидывает на наши головы. Я обнимаю парня за талию, и мы, смеясь и подпевая играющей мелодии, выбегаем к бассейну. Финальный кадр: девушка прижимается к возлюбленному всем телом, прячась под его нависающей джинсовкой, оба счастливо улыбаются. — Стоп, снято! Дальше — массовка. В мгновение ока отскакиваю от парня, сразу оказываясь под холодным пронизывающем дождем. Не то, чтобы погода олицетворяет мое душевное состояние, но, прямо скажем, близка. Отсутствие интереса со стороны Крида ранит меня не больше, чем вина, не дающая нормально существовать вторые сутки. Я хочу выяснить все тут же, прямо сейчас! Но и рта не успеваю раскрыть, как блондин молча набрасывает на меня куртку и также безмолвно покидает площадку. Что, блин? Это даже со стороны выглядит странно. Нет, все же его абсолютный холод очень меня задевает. ОЧЕНЬ. — Что-то случилось? — стоило мне только перешагнуть порог, как ко мне подходит Ульяна. — Это ты у своего чокнутого подопечного спроси, — огрызаюсь я и скидываю тяжелую от сырости верхнюю одежду. — Если что, я в гримерке. — Тогда сама у него спросишь, — в непонимании оборачиваюсь к шатенке. — Ну, здесь она только одна. Вау, общая гримерная. Просто превосходно. Чем еще удивит меня этот день? Амплитуда эмоций — характерная черта наших отношений. Пардон, наших закончившихся отношений. Крид всегда был человеком настроения, который способен засовывать его куда подальше только в рабочем процессе. При личном общении разговаривать с недовольным певцом было практически невозможно. Плюсом, такая же бешеная я, чей настрой аналогично можно изменить за секунды. И, если бы мы оба не работали над этим, все рухнуло бы куда раньше. Злая, уже закутанная в большое махровое полотенце, я с вызовом вваливаюсь в помещение, на двери которого красовалась табличка: «Егор Крид. Ольга Кутузова». Я уже подготовила несколько вариаций своего искрометного сарказма, но, стоило мне увидеть парня, как они сами собой отвалились. Словно по щелчку пальцев. Певец сидит в кресле рядом с ярко освещенным зеркалом. Голова опущена, руки замком сцеплены на затылке, глаза закрыты. Устал. Видимо, после самолета. Он даже не обратил на меня внимания. Я же бесшумно опускаюсь на диван и просто смотрю сквозь его мощную спину — будто таким образом стараюсь проникнуть в душу. Как жаль, что у меня не получается. Вот, даже сейчас! Еще минуту назад я была готова убить эту светловолосую бестию за его дикий характер и непредсказуемость! Но терроризируя его образ взглядом в этот момент, я не ощущаю и капли неприязни. Только… вину. А возможно, все к лучшему? Может, нам не нужно больше воротить прошлое, выискивать правых и виноватых, вообще касаться этой темы? Все же улеглось. Устаканилось. У меня новые отношения, в которых я была счастлива. У него — тоже. Но когда это Ольга Кутузова руководствовалась разумом? — Егор… — воспользовавшись тем, что последняя гримерша вышла, негромко начинаю я. — Ого, ты еще помнишь мое имя? — язвит. А я вот впервые сама не настроена на взаимное поливание желчью. — Удивительно. Даже с места не двигается. Я же вся вжимаюсь в полотенце: не то от реального холода, не то от исходившего из самого нутра, не то от желания защититься. Волнуюсь. Вот это — реально удивительно. — Не хами, — мягко протестую я, понимая: либо сейчас, либо я никогда не решусь на это вновь. — Я всего-то хочу поговорить. Усмешка. Сука. — Когда я хотел поговорить, ты заявила, что нам не о чем, — он ровно садится в кресле, и наши взгляды пересекаются в зеркале. — Что, Санечка в роли собеседника уже не устраивает? Обороняется сарказмом. Моя школа. Но у него не выйдет. Да-а, тогда в ресторане Сергея я ударила его не только физически, но и морально. Пощечина пришлась и по его щеке, и по его самолюбию. Егор больше не настроен на контакт, а в этом снова была виновата я. Я никогда не умела останавливаться вовремя. Но и сейчас не сдамся. — Почему ты мне не сказал? — спрашиваю прямо в лоб, игнорируя его тупую реплику. — Что именно, Кутузова? — фамильярность. Хм, как предсказуемо. — Я много что пытался тебе сказать за последние полтора года. Да ты только слушать не хотела. — Почему ты не сказал мне, что знал про меня, Марвина и ту фотосессию? Выговариваю это на одном дыхании, закрыв глаза. Чувствую закипающую злость. Как же больно, однако, разговаривать с человеком, испепеляющим неприязнь. Не хочу видеть его выражение в этот момент. И не хочу сорвать голос на хрип, снова переносясь мыслями в те дни. В те худшие дни моей жизни. Открываю взор. Он не удивлен. Скорее еще более ожесточен и безжалостен. — А что бы это изменило? — Все! Это изменило бы все! Идиот! Офигеваю от его тупости и откровенно психую за секунду. Нет, я просто в ярости! Он, правда, не понимает?! — Да что ты? — поворачивается ко мне лицом, прокручиваясь на стуле. Сталкиваюсь с темными серо-синими глазами. — И ты простила бы измену? Вот так просто? Правый бок колит. Опускаю глаза в пол. Он прав. Я бы не простила. — Тут моя ошибка, я не спорю, — неожиданно начинает Крид, а я так и не осмеливаюсь взглянуть на него вновь. — Но представляешь, каково мне было увидеть свою любимую девушку, снимающуюся полуголой. Мне буквально крышу снесло. — Не надо, Егор. Опять возвращаться в это — тотальная мука. — Ну уж нет, хотела говорить — слушай, — жесток и холоден. Холоден и жесток. — Я взбесился от мысли, что ты знала мое отношение к этому и все равно сделала! Да еще и с чьей подачи! С у*бка Марвина! Я просто себя не контролировал. Молчу. Чувствую, как ком подступает к горлу, и буквально сдерживаю себя, чтобы не взвыть. Все конечности будто бы онемели — я не могу встать и уйти. — А когда очнулся, понял, какой ублюдок. Понял, что унизил себя, а не тебя, — пауза. — Поэтому решил выглядеть в твоих глазах полным мудаком. Ты бы все равно не простила.Лучше уж я буду скотиной, чем ты станешь терзать себя. Не выдерживаю. Хочу зажать в зубах подушку и заорать, что есть мочи. Капли летят вниз по щекам, а я прикусываю губу и зарываюсь лицом в своих ладонях. — Да кто тебя вообще просил строить из себя великого мученика? — злюсь, едва сдавливая крик и смотря в его несколько удивленные очи. — Ты меня спросил, а, чего я хочу? Я полтора года ненавидела тебя, Булаткин! Думала, ты меня уничтожил, все испортил! А оказалось… Даже не замечаю, как оказываюсь на ногах, прижатая к парню одной рукой. Я упрямо бью его в грудь, словно законченная истеричка, а он спокойно держится, ни слова не произнося. Разрываюсь изнутри. Я злюсь на себя, на него, на нас обоих. Я винила его все это время. Он же не хотел, чтобы я винила себя. А сделал только хуже! Стоит мне чуть-чуть прийти в себя, как другой рукой блондин начинает нежными прикосновениями смахивать слезинки с моего лица. Делаю тяжелый выдох. Стучит в висках. Аритмия. — Ты мог все исправить, Егор, — спокойнее выговариваю почти ему в губы. Не вижу ничего кроме расплывчатого силуэта. Мы любили, но всё, что любили — убили…*  — Какие мы все же придурки. Упираюсь ему в плечо. Он еще крепче обнимает меня, целует в макушку. — Мы еще можем все… — О, вот ты где, — знакомый голос. Ну, прямо ирония судьбы. — А я за тобой приехала. Бл*ть. Хочу закричать. Парень выпускает меня из своих рук, я чувствую ощутимый холод. Взгляд проясняется, а я и без того знаю, кого увижу через секунду. Пресловутая брюнетка. — Уже поздно, — в глаза парню произношу я и отвечаю на разрывающийся в заднем кармане юбки мобильник. — Привет, любимый. Его взгляд меняется в одно мгновение. Ему тоже плохо. Под пристальным слежением парочки покидаю комнату, захлопываю дверь и прислоняюсь к ней спиной. В телефоне пусто. В душе — пусто. В жизни — пусто. *Егор Крид — Не могу