Сангрия

Простояв около двадцати секунд, я решил осторожно выглянуть, но случайно задел ногой разболтавшийся металлический ограничитель двери, который валялся у входа, и быстро поднял его. Джэ Мён и Эд уже скрылись за поворотом слева, а вот охранники справа, к моему удовольствию, шли не торопясь по коридору, о чём-то оживлённо болтая. Я вышел из кладовой и направился за ними, не поворачиваясь назад, зная, что Эд даст мне небольшую фору, никого не пропуская. «Трепитесь, мрази, только вот бошки свои не поворачивайте», — мысленно говорил я, надеясь, что сейчас никто не выйдет из-за дверей, мимо которых я проскальзывал, и уж тем более не пойдёт навстречу. Оба охранника были одеты так же, как и тот на пропускном пункте, в серые униформы, на поясах обоих висели чёрные дубинки с поперечными рукоятками. Я подкрался сзади к охранникам и приставил ограничитель к спине одного из них, имитируя ствол пистолета, второй рукой же вытащил нож из-за пояса. — Живо зашли в дверь направо, иначе выстрелю, — предостерегающе сказал я. — Руки за голову и без глупостей, — добавил я, увидев, как другой потянулся к дубинке. Оба охранника, повинуясь, зашли в открытую справа дверь пустого импровизированного кафетерия, на который я обратил внимание, когда мы шли с Эдом. Как только мы очутились внутри, я быстро закрыл за собой дверь и выключил свет. Единственное, что осталось — это приглушённое освещение, проникающее через стеклянное окошко двери. Воспользовавшись тем, что они на мгновение замешкались, я бросил левому охраннику в голову ограничитель, сбив его с толку, затем резко схватил того, что справа, за шиворот, выдвинув наполовину лезвие, и потянул на себя, планируя перерезать ему глотку, но тот вырвался, и я лишь глубоко прорезал ему щёку, отчего он замычал, схватившись за неё и поворачиваясь ко мне. С ноги я добавил ему удар в пах, от острой боли он упал, с глухим стоном схватившись за своё достоинство, явно уже и позабыв о щеке. Второй, оклемавшись, вытащил дубинку и кинулся на меня. Я замахнулся на него, но он проворно схватил мою руку за кисть с ножом и нанёс удар по корпусу, от прилива адреналина я практически ничего не почувствовал. В ответ же я коротким ударом врезал ему в печень и, выпустив нож, подставил свободную руку, перехватив его в воздухе и вонзив ему в глаз. Лезвие не полностью вошло, частично обломившись с звонким щелчком и оставшись внутри. Его готовый вырваться болезненный крик я заглушил, затолкнув в раскрывшийся рот рукоятку ножа и ударив кулаком в кадык. Он опустился на колени, непроизвольно потянувшись руками к шее, выронив дубинку. Последнее, что я увидел — это его искажённое болью и наполовину залитое кровью лицо. Тем временем второй, поднимаясь и явно охреневая от столь быстрой кончины своего напарника, хотел было броситься на меня, но я, стремительно подняв дубинку, нанёс ему удар по виску. Он повалился на одно колено, я было хотел ударить его ногой в челюсть, но он быстро захватил её руками в кольцо и потянул на себя. Я потерял равновесие и рухнул на спину, ударившись затылком так, что из глаз посыпались искры, а из лёгких со свистом вырвался воздух. В мгновение он оказался сверху меня и, схватив меня за шею обеими руками, принялся душить. Я пытался скинуть его с себя, дёргаясь и нанося удары кулаками куда придётся, но ему было плевать, он уже чувствовал скорую победу и всё сильнее сжимал пальцы на моей шее. Задыхаясь, я схватился за его раненую щёку, запустив пальцы в его рану и крепко зацепив края кожи, рванул её. На лицо мне брызнула его тёплая кровь, и в это же время, застонав от пронизывающей боли, он ослабил свою хватку. Уловив момент, я оттолкнул его от себя, завалив его на бок и вытащив его дубинку из-за пояса, я начал неистово колошматить его по лицу, превращая его в кровавое месиво. После нескольких ударов, понимая, что он уже не шевелится, я опустил руку, судорожно хватая ртом воздух. Полежав так с минуту и наконец отдышавшись, я решил встать и слишком круто поднялся, тут же свалившись на четвереньки от головокружения. Меня охватил приступ неподавляемой тошноты, и с характерным звуком через мой рот полилось то скудное содержимое, которое в было в желудке. Находясь на четвереньках в темноте и смотря в пол перед собой, я старался прийти в себя. От перенапряжения по моему лицу струился пот, а всё тело охватил лёгкий озноб. И в этот же самый момент в кафетерии включился свет, а ведь я даже не услышал, как кто-то приблизился, открыв дверь. Я повернул голову, увидев человека в белом халате и в очках с толстыми диоптриями, который, судя по его одежде и умному виду, был лаборантом или учёным, или ещё хер пойми кем. Даже не заметив меня и нисколько не обратив внимание на распластавшихся в луже крови людей, он с кружкой в руках двинулся к кухонному гарнитуру и подошёл к кофемашине, устало зевая на ходу и при этом сосредоточенно думая о чём-то своём. Я же настолько не ожидал, что кто-то зайдёт именно таким образом, да и по слабости, охватившей меня, продолжал стоять в нелепой позе на четвереньках, с блевотиной под собой и весь серо-зелёного оттенка, пялясь на этого человека. Он молча налил себе кружку кофе, затем повернулся и наконец-таки увидел картину, представшую перед ним. Он явно растерялся, удивлённо приподняв брови. Я подумал было, что он закричит в приступе паники, ну или на худой конец бухнется в обморок, но не тут-то было. Он, всё также держа в руках кружку кофе и смотря на меня маленькими равнодушными глазками за очками, в которых промелькнул явный расчёт, что-то достал из переднего кармана халата. Я напрягся, пытаясь собрать силы, но, к моему удивлению, он без единого слова пошёл к выходу, перед этим положив это что-то в руке на кухонный гарнитур, тихо прикрыв за собой дверь. Я уставился в полном недоумении на дверь, ожидая, что он сейчас точно всполошит всех, но услышал лишь тишину. Тяжело поднявшись, я подошёл к гарнитуру, заметив на нём лежащий ключ, и снова кинул взгляд на дверь. «Ах ты ж хитрожопый сукин сын», — подумал я, поражаясь находчивости этого малого. Так поступить мог исключительно учёный ум. Так и знал, что они все чокнутые.