Догонялки

Гора грязной посуды в раковине, недоеденный хлеб лежит на тарелке, на холодильнике блестят старые глянцевые магниты. Осаму очередной раз стряхнул пепел в пустую банку из-под старых рыбных консервов и снова затянулся. В воздухе витал дым, за окном падал снег, а в душе Дазая сгустились тучи. Омега еле держался, чтобы не разреветься прямо тут, когда в любой момент на кухню может зайти непоседливый сосед по квартире и увидеть, в каком состоянии находится мужчина. А причина была. Осаму был счастливым обладателем маленького сына альфочки Ёри. Малыш был настоящим сокровищем для папы, часто улыбался, помогал по дому, даже не плакал почти. Дазай не мог нарадоваться на сына, но была одна загвоздка — воспитывал он его один. Отец Ёри даже не знал о его существовании. А все из-за одного единственного похода в клуб и слишком соблазнительного запаха альфы, стоявшего неподалеку от барной стойки. Для Осаму это был первый раз. Неумелый, незнающий ничего, он получил настоящее удовольствие в постели с этим загадочным альфой и наутро, посчитав себя последней тварью, быстро собрал свои манатки и свалил, а через два месяца узнал, что беременен. Ёри родился здоровеньким, большещёким и очень недовольным. Осаму еле сдержался, чтобы не рассмеяться, когда увидел лицо своего новорожденного сына. Такого недовольства он не видел даже на лице их консьержки в университете. Молодому отцу было тяжело, но он все-таки как-то справлялся с работой и воспитанием сына. Пришлось бросить университет, но он ни капли не жалел об этом. Деньги были нужнее на данный момент. На работу его долго не брали. Не хотели себя обременять одиноким омегой. Единственным местом работы, куда его обещали взять сразу — это бордель, в которой Осаму как-то пришел устраиваться на «работу», по незнанию всех крючков, на которые обычно ловят таких непутевых омег, как он. Сбежал Дазай оттуда сразу же. Когда уже денег было совсем впритык, даже не хватало на самые дешевые продукты, омеге позвонил старый друг с университета и предложил несложную работенку в кафе. Осаму сразу согласился и на следующий день вышел на работу. Он работал официантом днем, уборщиком вечером и бариста ночью. Сынишку либо брал собой и оставлял в детской комнате прямо на территории ресторана-кафе, либо пристраивал к знакомому добросердечному дедушке омеге, у которого сыновья давно вышли замуж, женились и теперь им было не до старенького отца. Внуки приезжали к нему редко, поэтому маленький послушный альфочка стал таким же крошечным счастливым огоньком для дедушки, как и для самого Осаму. Омега наотрез отказался от денег. Он знал, как омега выматывается, чтобы дать Ёри все возможное, чтобы его сын был сыт, хорошо одет, не обделён подарками и всегда улыбался. Но так как Дазай не мог ничего не давать взамен за помощь омеги, он предложил старичку ужинать вместе с ним, на что омега сразу же согласился, сетуя на противное одиночество, которое он уже не мог терпеть. Так проходило время. По будням Осаму работал, утром передавая сына дедушке омеге, вечером бежал за продуктами в круглосуточным магазин и, если у него не было ночной смены, возвращался домой и, пока омега играл с сыном в их комнате, готовил на кухне ужин. Когда у него бывали ночные смены, он, предупредив об этом омегу, забирал радостного сына на следующий день, давая старичку отдохнуть. Все выходные Дазай проводил с сыном, гуляя с ним, занимаясь, играя, готовя вместе какие-нибудь несложные блюда, чтобы в будущем маленький альфочка не был голодным, если вдруг ни сосед омега, ни папа не смогут приготовить ему покушать. Чтобы было легче платить за квартиру, Дазай нашел себе соседа. Ацуши Накаджима — бета, ленивый студент и, возможно, будущий юрист. Именно, что «возможно, потому что с такой ленью и такими мозгами бета умудрялся получать себе проблемы просто из-за того, что банально не мог встать с кровати по утрам, просыпая все пары и наживая себе врагов в виде преподавателей, но все сессии и долги сдавал на отлично, потому что котелок у него варил и варил так нехило. Бета полюбил Ёри как своего младшего брата. Он часто брал все заботы о малыше на себя, ходил с ним гулять и даже вместе выполнял с ним какие-то задания. Он научил малыша считать, читать алфавит и даже начал давать ему азы письма. Дазай только удивлялся способностям сына и терпеливости Ацуши. Иногда ему удавалось запечатлеть моменты, как они оба лежали на ковре в комнате Накаджимы и что-то рисовали на огромных листах бумаги. В жизни Дазая наконец-то наступила гармония, и омега был по-настоящему счастлив, но все это разрушилось в один момент. Яркое солнечное утро выходного дня не предвещало ничего плохого. Дазай, как обычно, готовил завтрак, пока Ацуши с Ёри играли в паззлы в комнате. До ушей омеги то и дело долетали возгласы и писки, исходившие от двух энергичных малышей, а для Осаму они были именно малышами. И когда он уже выкладывал пышные блинчики на тарелку, раздался звонок. Удивленный омега направился к входной двери и, не глядя в глазок, открыл. За порогом стояли трое мужчин в одинаковой одежде. — Мы из органов опеки, — грубо начал один из них. — И мы вынуждены забрать у вас вашего сына. — После этих слов Осаму как будто окатили холодной водой. С этого момента в его жизни начался ад. Ёри плакал, вырывался, но два здоровых шкафа насильно вытащили ребенка из квартиры, ругаясь матом похуже портовых грузчиков, а третий держал вырывающегося омегу и параллельно пытался выкрикивать причины такого ужасного поступка, но Дазаю было все равно. Его сердце разрывалось от боли. Он готов был на все, лишь бы его малыш больше не плакал. В конце концов, альфа просто откинул омегу от себя в другой угол комнаты и ушел, хлопнув за собой дверью. Ацуши тут же подскочил к Осаму. Тот сидел на полу и громко плакал. Накаджима вышел из здания, спокойно зашел за угол и тут же показал весь свой словарный запас матерного словаря. Таких охуевших гандонов он в жизни не встречал, даже адский профессор на его кафедре был настоящим лапочкой по сравнению с этими ублюдками, что работали в социальных органах, а конкретно в органах опеки. Когда после того случая, к ним в контору явился ужасно злой Ацуши с плачущим Дазаем наперевес, их вообще отказались принимать, потом, когда бета поднял на уши чуть ли не все здание, захватив своими криками даже уборную и столовую, парочку наконец-то соизволили выслушать. Накаджима тут же пошел в атаку, требуя объяснений и много чего другого, Осаму же просто сидел на стуле и пытался держать себя в руках. Им наклеветали про какие-то «ужасные условия», «травмы ребенка», «дикое обращение» и тд и тп. Короче, вешали лапшу на уши, как могли. Так продолжалось всю неделю. На третий день Ацуши уже ходил разбираться один, потому что Дазай просто слег с высокой температурой от нервов, волнения, упадка сил и других различных причин. За ним согласился присматривать пожилой сосед омега, который также был возмущен поведением социальных органов. Ацуши приходил, говорил и ни с чем уходил. И так бы продолжалось, если бы он наконец не вспомнил, что как бы, мать его, будущий юрист, и что даже у него есть ниточки, за которые можно подергать, хоть он и ленивый студентик. Мозги-то варить не перестали. И все выяснилось очень быстро. Один богатый сукин сын захотел ребенка. И вот органы опеки нашли ему альфу «из неблагополучной семьи с пьющим отцом омегой и соседом-наркоманом, которые не ухаживали за ребенком и вообще довели малыша до больницы». Узнав, кому вообще подсунули их Ёри, Ацуши не смог сдержать «лестных» слов. Ну да, миллионеру и олигарху, известного на всю страну, только самых лучших подавай, «породистых», можно сказать. И теперь Накаджима сидел на скамейке у входа в их подъезд и смотрел на окна той самой квартиры, в которой неделю назад произошло ужасное событие. Ацуши сидел, слушал птичек, и не знал, как обо всем этом рассказать Дазаю. Омега осунулся за эту неделю, похудел и вообще стал похож на тень. На работу ходил, дела по дому делал, но был похож на робота, а не на того искрящегося счастьем Осаму, который еще в прошлый понедельник принес огромный вафельный торт и с яркой улыбкой вручил его сынишке. Накаджима, понимал, что не станет сидеть сложа руки, а вернет отцу его ребенка, чего бы ему это не стоило. Чуя сидел в большом черном кресле и смотрел на стоящего перед ним мальчика. Альфочке было лет пять, не больше, а может даже и меньше. Слегка кучерявые каштановые волосы опускались чуть ниже ушей, голубые глазки смотрели в пол, маленькие пальчики сжаты в кулачки. Мальчик был весь напряжен, а глаза упорно смотрели в пол. Накахара вздохнул. Органы опеки ему точно напиздели, да и еще и по-крупному. Ну, даже идиоту понятно, что не мог такой ребенок быть «из неблагополучной семьи». Чуя уже успел выяснить, наблюдая за малышом, что тот умеет читать, немного писать, считать и много чего еще. Также он сам кушал, сам убирал за собой, одевался, вел себя тихо, не мешал и вообще был очень умным мальчиком, что оказывалось видно невооружённым взглядом. Такой ребенок не мог вырасти в плохой семье. Тут точно присутствовали безумная любовь и огромная забота, а эти придурки просто взяли и разрушили все это, желая угодить богатенькому и получить побольше выгоды. Чуя еще раз глянул на малыша. Голубые глаза уже не смотрели в пол, взгляд мальчика был направлен куда-то в окно. Глаза были влажными. Ему хотелось плакать, но он держался. Накахаре стало еще противнее, в основном, от самого себя. — Извините, господин, — вдруг тихо сказал малыш, от чего альфа аж подпрыгнул. — А почему меня забрали от папы? — это был его первый вопрос и вообще первое предложение, которое он сказал сам за все те пять дней, что ему пришлось жить у Чуи. И Накахара не знал, что на это ответить. «Потому что некие «тупые дяди» желали угодить?», «Потому что мне нужен был сын?», «Потому что ты под руку попался?», «Потому что твой папа слишком хороший омега?». И все варианты отметались тут же. Альфа не знал, что ответить ребенку. Так глупо и неудобно он себя не ощущал никогда, даже, когда, будучи зеленым юнцом, впервые попытался основать свое дело, даже когда у него не встало при первом сексе, даже когда утром он проснулся в холодной постели один, имея при себе лишь воспоминания о первой и последней прекрасной ночи с волшебным омегой.  — Так надо было, — холодно ответил альфа, все-таки, не решившись сказать ребенку правду. — А меня ему вернут? — тут же спросил малыш. И снова повисла тишина. Теперь Чуя точно не знал, что ответить Ёри.