Зверь, который полюбил

      Несколько парней, оглядываясь по сторонам, вошли в дом, таща на себе спящего друга. Они опустили его на тумбочку, после чего с извинениями покинули дом, хоть и извиняться должна была Изуку, которая буквально крутилась возле мужа то снимая обувь, то куртку, то дергая его за плечо, что бы тот проснулся.       Все попытки разбудить Бакуго были тщетны. Он открывал глаза и сразу же погружался обратно в сон, и это раздражало Мидорию, что было ей не свойственно. Но делать было нечего.       Оставлять Кацуки спать на коридоре не вариант, если тот проснется, то спать на коридоре всю оставшуюся жизнь будет уже Мидория. Но, в отличии от Кацуки, у нее будет выбор: на коврике с одной стороны входной двери или с другой.       На самом деле после сегодняшнего разговора она уже начала сомневаться, что за это ей что-то будет, но рисковать все равно не хочется.       Девушка одним движением закинула руку Бакуго себе на плечо и немного преподняла его, правда сразу же пьяная туша рухнула обратно, на свое законное место.       И что мы имеем. Пьяного в стельку Кацуки Бакуго и выдохшевшуюся от переноски семидесяти килограммового мужика на своей спине. Сказать, что она выдохлась, это все равно, что ничего не ссказать, учитывая, где находится их спальня, и какое расстояние она преодолела с грузом.       Бакуго спокойно спал на кровати, поэтому Мидория решила сбегать в магазин за минералкой для мужа. Она накинула на себя свою джинсовку, надела красные кеды и, взяв несколько купюр с черного кошелька Бакуго, вышла из дому, не забыв закрыть ключом двери.       Фонари тускло освещали дорогу, а некоторые мигали, создавая жуткое ощущение внутри. Изуку шла быстро, стараясь думать лишь о том, что ей нужно купить дабы не забивать свою голову всякой глупостью о маньяках и тому подобное.       Ближайший магазин был около дома, где на входе в помещение красиво переплетались разные цветы, которые скрывались за высоким каменным забором. Мидория не один раз доводилось видеть этот дом, когда ещё не был построен забор. А сейчас увидеть что-то было невозможно.       «Всё-таки нужно было надеть штаны», — не первый раз подумала об этом зеленоволосая девушка, когда холодный ветер вместе с каплями начинающегося дождя подул ей на голые ноги.       Зайдя в магазин, Мидория в первую очередь направилась за минералкой, а затем, чтобы не тратить лишь на покупку воды время, подошла к прилавку с продуктами. Она не могла ещё определиться, что будет завтра на обед, поэтому брала всего понемногу.       Сильно тратить деньги Кацуки ей тоже не хотелось. Как-то не по человечески.       Стоя на кассе до ее ушей донёсся знакомый, ласкающий уши голос. Сначала она вслушивалась, наслаждалась, пока в нее не врезалось суровое осознание ее ситуации. Она хотела по-быстрому расплатиться и незаметно убежать, но ее заметили.       — Изуку! — крикнул Шото.       Мидория в шоке замерла. Ее ноги тряслись, а внутри растекалась волна наслаждения.       — Простите, расплачусь я. — твердо, не изменяя выражения лица, говорил Тодороки.       Мидория было хотела отнекиваться, желая не создавать нелепую ситуацию для него самого. И она бы это сделала, если бы не голосистый смех одной девушки, пришедшей в одной компании из пятерых человек не считая половинчатого.       Незнакомка была красива, как и ещё две рядом стоящие девушки.       Она бы вечно рассматривала их.       Жизнь такая жестокая штука... Не знаешь, когда ударит ножом в спину.       Немного подумав, Мидория забрала пакеты и молча, несмотря на попытки её остановить вышла из магазина. Мидория не дура, а её так провели, так подставили.       Только сейчас больно не было. Обидно, но не больно. Слёзы не текли красными дорожками. Просто было обидно.       — Изуку, постой! — схватив ее за руку умолял Шото. — Не волнуйся. Тот парень меня так сильно не ударил, так что можешь не уходить, не боятся. Сейчас я могу дать сдачи. Давай поговорим.       «Такой мерзкий...» — Мидория пугалась своих мыслей и одновременно считала их самой что ни на есть правдой.       Она хотела уйти, вырваться из его крепкой хватки, ведь он противный человек. Не такой как Кацуки. Бакуго лучше. И почему же не ушла? Нет, это не любопытство, а простое чувство того, что ты должен человеку денег. И это не в переносном смысле.       Грубо говоря, Шото купил свой разговор. И сейчас его время пошло.       — О чём? — самый глупый вопрос, что можно только придумать.       — Слушай... Тебя долго не было в школе. С тобой что-то случилось? Я спрашивал у твоих друзей, они сказали, что тебя мама избивает. Поэтому я решил сходить к тебе домой... — после этих слов Изуку начала обливаться холодным потом. — Это так мерзко...       Тодороки отвёл взгляд и отпустил руку Мидории.       «Мерзко? Что мерзко? Что?!» — Изуку злилась и медленно погружалась в очень липкое, густое и тяжёлое чувство страха.       — Ты всё? — грубо отрезала веснушчатая.       — Нет-нет. Твоя мама сказала, что ты куда-то уехала... И тот светлый парень сказал, что в школу ты ходить больше не будешь, но заявление на твой уход так и не подали. Что случилось? — он посмотрел ей в глаза, что и было его ошибкой.       Пустые, без капельки сочувствия, интереса, любви. Одним словом, притворные. Как она могла ещё месяц назад считать их самыми прекрасными на земле? Разве такое можно считать красивым?!       Мидория, достав деньги из кармана и отдав из парню, молча ушла. Она окончательно разочаровалась в раньше любимом человеке. Изуку Мидория впервые злилась, сердилась находилась в гневе.       Тодороки же стоял, сопровождая ее взглядом, а, сунув руки в карманы, зашёл обратно в магазин, словно то, что от него требовалось он сделал.       Всю дорогу домой, ее волновал один вопрос, что Бакуго делал дома у матери. Он забирает у нее деньги? Он ей угрожает? Что он делает с ее мамой. Это была вторая причина ее гнева.       И как на зло, Бакуго стоял у входа в дом и нервно смотрел по сторонам. И только стоило ему увидеть фигуру Изуку, как он сорвался с места и немного шатаясь почти в плотную подошёл к своей жене.       Гнев Мидории никуда не испарился, он все ещё блуждал по ее венам, глазам, заставлял сводить тонкие темные брови к переносице, покусывал пухлые губы, морщил маленький веснушчатый носик. Не Мидория, а гнев, злость.       Бакуго ничего не делал. Просто стоял немного покачиваясь от своей трезвой трезвости и вглядывался в лицо девушки. В отличии от Тодороки его глаза и само лицо казалось живым, искренним. Для Изуку Бакуго яркий человек. Ведь эмоциональность первый признак жизни, а не существования.       Резко все тусклые огни фонарей погасли, и светом служила луна, освещавшая только Мидорию. Почему-то сейчас луна светила так ярко, словно маленькое солнышко, но только стоило отвести взгляд и все погружалось обратно во мрак.       Неожиданно для Мидории Кацуки нежно обнял её, начал поглаживать по спине и что-то неразборчиво шептать на ухо. Скорее всего это действие алкоголя на его голову.       «— Ветер холодный, но возле тебя всегда тепло... Ты словно огонь. Яркий и согревающий. Жаль, что огонь можно так легко убить, потушив водой...       — Если меня потушили это не значит, что я мёртв. Я начал не жить, а существовать...» — непонятно зачем в голову девушки ворвались эти слова из скучной, пыльной книги, стоявшей на книжной полке в гостиной. В эту минуту книга приобрела смысл.       Бакуго согревал ее своими объятиями. Каждая секунда придавала ее сердцу наслаждение, тепло и хотелось, чтобы эти секунды длились вечно. А разве их отношения это позволяют?       Руки уже начали затекать и болеть от тяжести пакетов и, легонько оттолкнув Бакуго головой, давая знак, что пора прекращать розовые нежности, она опускает пакеты на землю. А зачем? Гнев Изуку ещё не утих. Ее сильно волновали те слова, сказанные Тодороки, о приезде Кацуки к маме. Что он хотел от старой пьющей женщины?       Помимо этого Изуку беспокоило поведение мужа. Если знать хоть немного его сложный характер, то нынешнее поведение блондина кажется вообще неуместным или даже ужасным. Ну, как сказать ужасным? Это вполне романтично и хорошо, но не в духе Кацуки Бакуго. Он больше походит на хулигана, маньяка, преступника, а видя его таким жалким и вспоминая как он ударил Шото, а так же её саму, то это реально становится ужасным и жутким. Словно какой-то сигнал о неизбежной катастрофе.       Кацуки отходит, давая дорогу для Изуку, и отводил свой кровавый взгляд на луну. Наверное, для него это удивительное зрелище, смотреть на однотипные звёзды и на самую большую, абсолютно другую звезду. Может для него это что-то значило, а может он просто решил так просто избавить себя от нелепого разговора о только что совершившемся приступе романтики. Кто его знает.       Взяв пакеты, она направилась к дому, оставляя Бакуго одного. На кухне она выложила продукты и подумав о том, что Кацуки скорее всего голоден, принялась за гневную готовку. Не прошло и десяти минут, как хлопнула входная дверь и на кухне показался Бакуго в черной майке со странным рисунком. Он внимательно наблюдал за всеми действиями жены, зля её ещё больше.       Мидорию сложно разозлить, а если уже разозлил, то потушить всю накопившуюся злость внутри невозможно. И прямо сейчас она плевать хотела на свой страх, свое положение, на все лишь бы выговориться этому подонку, рассказать все, что она о нем думает.       — Хватит на меня смотреть! Я тебе не животное в зоопарке, что бы на меня так пялиться! — не сдерживая тон кричала жена, крепко сжимая в руке нож, которым резала зелёный лук.       Бакуго немного удивлённо покосился на её и, ухмыльнувшись, насмешливо произнес:       — С чего это у тебя так голос прорезался? Ишь, и кишка не за тонка мне так нахально отвечать?       — Скажи, что ты делал дома у мамы? — ещё больше сводя брови спрашивала Мидория.       — Что ты делал дома у мамы? Ну как, похоже? — давя большую ухмылку дразнил девушку Бакуго. Такое поведение жены вводило его в азарт. Хотелось ещё больше позлить ее, что бы узнать на что она способна.       — Я серьезно спрашиваю! Шото-кун сказал, что заходил ко мне домой и видел тебя там! — фразы быстро по автомату вылетали и из ее рта, что подумать о последствиях она не успевала.       В момент насмешливое лицо блондина изменилось на совсем другое, противоположное прошлому. На лбу появлялись вены, а голос стал более хриплым:       — Так ты не в магазин ходила, а к этому мудиле бегала?       Мидория пришла в себя как только услышала эти слова, и хотела отрицать, но Бакуго не дал ей это сделать своими криками. Девушке было обидно, что о ней так думают. Изуку уже не слышала хриплого громкого голоса мужа, стоящего у двери, полностью погрузившись в себя. Вы спросите, что здесь такого, чтобы так расстраиваться?       Да, правильно. Если бы только что сказанные Кацуки слова сказал бы кто-нибудь другой, то, наверное, ей не было бы так обидно как сейчас. Просто Бакуго стал частью ее семьи, хоть и фиктивной, но все же семьи. Поэтому его слова так сильно ранят и расстраивают Мидорию.       — Нет, я шла в магазин за минеральной водой... Когда я стояла на кассе и хотела расплачиваться, то зашёл Шото вместе с друзьями, — опустив голову, дрожащим голосом объяснялась Изуку, пока блондин молчал, внимательно вслушиваясь в каждый произнесенный ею звук. — Он просто и хотел поговорить... Вот и все, — глаза начали слезиться. Хоть и причины тому не было.       Закатив глаза, блондин прошел к столу, сел на стул и, расположившись удобно, непонятным жестом показал Мидории, что он не прочь и подкрепиться. Вытерев слёзы, Изуку принялась продолжать за готовку.       Сегодня слишком эмоциональный день для их двоих. Когда тарелка с приготовленной пищей стояла около Кацуки , тот ни с того ни с сего решил начать разговор с хороших новостей для жены и плохих для себя самого:       — Короче, завтра можешь пойти в школу. Учебники я заберу потом. В художку тоже можешь пойти, если, конечно, хочешь. Но если я узнаю, что ты общалась с этим тупицей половинчатым, то пеняй на себя.       «Мне это послышалось?» — пронеслось в голове девушки.       — И рот закрой, а то мухой подавишься, упадешь, кровью пол мне замораешь, отмывать то мне придётся... — вернув свою фирменную ухмылку произнес Кацуки.