Ноктюрн

на дворе стоял не по-осеннему тёплый и ясный день: Драко распахнул окна, вдыхая свежий воздух, и посмотрел вниз, разглядывая плоды садоводческих талантов матери – все клумбы утопали в отцветающих, но до сих пор безумно красивых розах. он слабо улыбнулся, откинув мешающие светлые пряди со лба, и подставил лицо лёгкому ветерку. столько лет прошло, а девятнадцатое сентября до сих пор для него важнее любых других дат. Малфой поправил невесомый тюль, защищая себя от солнечных лучей, и сел на диван в углу, зажав в руке камею на тонкой серебряной цепочке. раз в год он позволял себе вспомнить всё. между мною и тобою гул небытия звёздные моря, тайные моря. как тебе сейчас живётся, вешняя моя, нежная моя, странная моя?.. Драко никогда не верил в любовь. только презрительно усмехался, слушая страдальческие песенки и смотря на воркующие парочки. глупо скрывать под словом "любовь" свои похоть и влечение, свой страх одиночества, своё неумение жить. он нетерпеливо отмахивался от мечтаний Блейза, от переживаний Тео, считая их глупцами и скидывая всё на обычные гормоны. ещё бы, он, Драко Малфой, никогда не врёт себе и просто берёт от жизни максимум, не растрачивая драгоценное время на "розовые сопли". а потом... всё изменилось. Грейнджер, поганая грязнокровка, зубрила с Гриффиндора. он корил себя ночами, представляя, что будет, если узнает отец. а она как назло слишком счастливо улыбалась, слишком мило сдувала волнистые прядки с лица, слишком заботилась о придурках Поттере и Уизли. он не знал, как именно это произошло. просто в один момент он понял, что не может отвести от неё взгляд, что ищет с ней встречи, ищет повод обратить на себя внимание. но все напрасно – и ведь винить было некого. ох, нет. только лишь самого себя. время войны ему далось тяжело – он сходил с ума от страха за Гермиону. что с ней? как она? промахнулся ли на этот раз какой-нибудь из приспешников Реддла? а какой спектр эмоций ему пришлось пережить, когда чокнутая тётка Беллатриса пытала её на полу Малфой-мэнора... Драко до сих пор жалел, что не задушил тогда Лестрейндж голыми руками, наплевав на войну, на Тёмного Лорда и на их родственную связь. но война закончилась, и её последствия со временем канули в Лету, оставив после себя лишь надписи на мраморных надгробьях да колдографии с черными лентами. с каким трепетом и страхом ждал тогда решения Визенгамота Малфой-старший, не желая гнить в камерах Азкабана. приговор, который лишь слегка смягчили по настойчивой просьбе Поттера (ох уж эта гриффиндорская справедливость!) был вынесен: чете Малфоев пожизненно запрещался въезд в Британию. Драко долго не мог осознать весь ужас этого вердикта. он отстранённо наблюдал за суетой в мэноре, за плачущей над своими гиацинтами Нарциссой, за упакованными фолиантами и фамильными ценностями, за настороженными и печальными домовиками. казалось, даже картины с предками оплакивали их прощание с родиной. уже потом, сидя в купе поезда с отцом и матерью, он понял, что даже не простился с той, мысли о которой занимали всё его сознание. во Франции наверняка было лучше: он видел, как успокоилась мама, как Люциус мало-помалу повышал статус семьи, но это всё было словно в тумане. он не плакал, нет. за все восемь лет в разлуке он не проронил не слезинки. просто его душа осталась в Лондоне. вместе с копной тёмных волос и умными карими глазами. время лечит всё, даже боль души, как бы грустно не было иногда это признавать. оно нежно залатало проплешину в груди слизеринца, мягко дуя на его раны, как делала мама в детстве, когда он падал со своей игрушечной метлы и размазывал слезинки по щекам. но есть такие вещи, в борьбе с которыми даже время бессильно. он жадно ловил от Забини все новости о Гермионе: с грустью – о её свадьбе, со страхом и горечью – о её разводе, с гордостью – об её успехах в Министерстве. как бы он не пытался убедить себя в обратном, он всё ещё жил ей. пусть с тобой всё время будет свет моей любви зов моей любви, боль моей любви только ты останься прежней трепетно живи, солнечно живи радостно живи Драко отвергал всех невест, которых предлагала ему заботливая Нарцисса, ведь прекрасно видела и понимала, что именно происходит с любимым сыном. в конце концов и она перестала пытаться что-то изменить, надеясь, что язва в его сердце когда-нибудь отболит. Малфой и сам смеялся над собой – разве можно так любить? сходить с ума, растворяться в человеке, забывая о себе... Блейз давно не лез к нему с расспросами, сопоставив патронуса-выдру и маленькую неподвижную фотографию в камее. он и представить не мог, какого было его другу. а было тяжело. что бы ни случилось ты пожалуйста живи счастливо живи всегда Драко не позволял себе думать о том, что никогда больше её не увидит. надежда всё-таки умирает последней, и его вера пока ещё тихо-тихо дышала, спрятавшись в глубинах души. Малфой покачал головой – после стольких лет... он резко открыл глаза и взглянул на украшение в своей ладони. из раскрытого медальона на него смотрели ласковые чайные глаза. он затаил дыхание и взглядом огладил знакомые до боли черты. Драко встал и решительно направился вниз, во двор. каждый его шаг по каменной тропинке отдавался твёрдым эхом в ушах, и парень, не теряя времени даром, обогнул беседку и улыбнулся, найдя нужный цветник. аккуратно сорвав самый красивый из эдельвейсов, он опустил веки и сосредоточился, представляя её. наверняка принимает поздравления от друзей и коллег, озаряя все вокруг своей лучезарной улыбкой. как тебе сейчас живётся, вешняя моя нежная моя, странная моя?.. я тебе желаю счастья, добрая моя долгая любовь моя "львиная лапка" исчезла, оставляя после себя магическую щекотку в пальцах. Драко оглянулся, словно бы в надежде увидеть через тысячи километров её удивление. хотя, возможно, что за восемь лет его маленького подарка она и привыкла к этому необычному цветку. он не знал наверняка. понурив голову, он неспешным шагом вернулся в дом, даже не догадываясь, что там, в далёком магическом Лондоне, Гермиона Грейнджер едва сдерживает слёзы над белоснежным эдельвейсом, который так сильно напоминает ей её первую и единственную любовь – Драко Малфоя. а между мною и тобой века мгновенья и года, сны и облака я им к тебе сейчас лететь велю ведь я тебя ещё сильней люблю