***
— Нет, матушка, прошу! Пожалуйста! — кричала Рапунцель, сопротивляясь мёртвой хватке пальцев Готель, что сжали её кисть чуть ли не до хруста. Готель была беспристрастна в своём решении. — Милая моя, отныне, весь твой путь — от дома до башни, и обратно! Когда ты выполнишь всю дневную работу по дому, возвращаешься в башню! И из неё ты не ступишь более ни ногой! Никуда! И никогда! — холодно, как и прежде, говорила с падчерицей Готель. Прошёл час после того, как они покинули школу. Кэсс и Юджин смотрели им вслед. Вернувшись домой, Готель отослала падчерицу в комнату, где наказала ей переодеться. Девушке надо было завершить последние приготовления, связанные с ростком, что так долго она выхаживала среди других растений. Осеннее солнце едва ли грело лучами местную флору. Золотистые потоки тепла с трудом пробивались сквозь тучи, касаясь лепестков. Рапунцель почти пала духом. Матушка вновь отправилась в лес «по грибы», оставив её наедине с делами и заботами. И главной заботой, как и до этого, являлся уход за этим цветком. Девушка донельзя нахмурилась при мысли о нём. Впервые в жизни ей захотелось причинить вред ростку. Ведь матушка относилась к какому-то проросшему из земли растению с большей теплотой и любовью, чем к ней, её дочери, пусть и не кровной. Вместо специального отвара, заготовленного лично Готель для него — единственное поручение, какое она никогда не доверяла падчерице, — Рапунцель вооружилась ножницами, решив, что пора с этим заканчивать. От этой мысли могла кровь застыть в жилах у любого другого человека — юная школьница задумалась: «может, если его не станет, матушка перестанет быть такой жестокой?» И девушка, собравшись с духом, решила отделить росток от его корней, предав мгновенной гибели.***
Выйдя на крыльцо и внимательно вслушиваясь в окружающую её тишину, она всмотрелась в чащу. Никого и ничего — матушка уже находилась далеко. Щебет птиц — похоже, единственное, что могло сойти за шум. С таким же холодным, беспристрастным выражением лица, Рапунцель направилась в огород, к ростку. А росток отличался от прочих невиданной красотой. Ребристый стебель тянулся вверх, ростом достигая пояса Рапунцель, чуть под наклоном, держал на своём единственном тонком плече пять сиреневатых лепестков. В центре располагались цветки — крохотные-крохотные, излучающие небесную синеву — единственные яркие краски среди унылых, чернеющих на земле, опавших с деревьев листьев. Рапунцель он всегда казался странным. Каждый раз, когда она с присущим ей усердием заботилась о нём, этот необыкновенный цветок лучился сильнее — лепестки, столь нежные и невинные, наливались лунным серебром. Но сейчас вместо чуда — единственного, пожалуй, в её жизни — девушка видела в нём корень всех зол. Она приблизилась к цветку, чтобы срезать его стебель. Отчаяние и обида толкали её на то, чтобы лишить ростка его красоты, а заодно и жизни. Два железных лезвия оставались всего в сантиметре от цели, готовые по первому сигналу пальцев девушки сомкнуться, погубив его. Однако лепестки вновь сверкнули звёздным серебром, из цветков донёсся тонкий звон колокольчика, после которого перед глазами девушки возникли синеватые пузырьки. Воспаряя над растением, они тут же бесследно растворялись. — Что ты такое? — опустила ножницы Рапунцель, заворожённая красотой цветка. Пузырьки продолжали вылетать из росточка, не прекращая испаряться. Неожиданно, буквально спустя несколько мгновений, на глазах Рапунцель сверкнули слёзы, что словно являлись ответом на действия цветка. Настолько прозрачные, что они, подобно лепесткам, сверкали цветом серебра. Не в силах совершить задуманное, она выпустила из пальцев ножницы и сомкнула глаза от душевной боли, уже достигшей апогея. А затем, спустя несколько мгновений, из её уст, будто сами по себе, стали слетать ноты: тонкие на слух, как звон колокольчиков, что сочувствующе напевали девушке:Яркий лунный свет, Тьму же ты развей! Я прошу, возьми Огонь моей души… Боль и мрак гони! Жизнь мою спаси! Я прошу, возьми Огонь моей души… Огонь моей души…
Внезапно её волосы накрыла серебряная пыль, глаза налились чёрной пеленой, в центре которой мелькали белые точечки. Ветер заплясал в танце вокруг неё. Погрузившись в небытие, девушка неестественно выпрямилась и застыла на месте. Опустив руки по бокам, Рапунцель принялась заново и заново продолжать напевать эти строки и что-то монотонно заговаривать.***
— В это действительно нелегко поверить, Кассандра, но… ты не та, кто станет придумывать какую-то чушь, — размышляя по пути из школы к дому Рапунцель, прикидывал Юджин, желая, как и Кэсс, разобраться в этой истории. — Бьюсь об заклад, что это «выложенное видео» — дело рук Готель, — сердито отметила одноклассница. — В любом случае, вела она себя очень наигранно перед нами, когда говорила со своей дочерью, — нахмурился он. — Мне кажется, с Рапунцель может произойти что-то нехорошее… Не зря Готель так спешно забрала её. Да ещё и на второй день учёбы. — Надеюсь, ты не прав, — всматриваясь в даль, перед собой, промолвила Кэсс. Сам он, конечно, предварительно отпросился со школы — якобы плохо себя чувствовал. Отец Юджина был в отъезде по работе, как обычно. Поэтому проследить за тем, как парень вернётся к себе домой, несмотря на «изгнание», вызвалась Кассандра. Одноклассников это не удивило — Фицерберт показал всем во время скандала, что, каких бы не было у него разногласий с бунтаркой и драчуньей Кэсс, он на её стороне. Путь был не слишком долгим — около километра пути по просёлочной дороге в сторону пустошей — именно там, как понял со слов девушки, находился дом, где жила Рапунцель. Однако, заприметив на полпути дом, на который ткнула Кассандра, уверенно заявив, что это он и есть, Юджин насторожился. — Странно, — хмыкнул Юджин. — В чём дело? — Здесь не должно быть никакого леса. Эта часть посёлка имеет название Пустоши, а не Лес. Парень вгляделся в чащобу из высоких, под десять метров, деревьев. Солнечный свет не мог пробиться сквозь них, внутри неё всё казалось бесцветным — чернота поглотила лесную обитель. Птички напевали только на окраинах леса, в его сердцевине, представил юноша, царила глухая тишина, в глубине которой обитало что-то ужасное. Страшно только представить, сколько людей, по его мнению, могло пропасть в чащобе, которой не было на местных картах. Юджин решил свериться с приложением в телефоне. Он спешно загуглил название своего посёлка, район и тому прочее… И вот: электронное приложение также обозначило гектары земли, лежащие впереди, единственным словом — «Пустоши»… На карте, в этой части посёлка, отсутствовал зелёный многоугольник — символ территории парков и лесов. Только Фицерберт пожелал поделиться этим открытием, как неожиданно с оттенками безразличия Кассандра оборвала его. — Это не имеет значения. — Кэсс, как и ты, я также намерен разобраться в этой истории. Однако следует соблюдать осторожность, тем более, с Готель. Не думаешь ли ты, что она обрадуется нашему появлению? — Хоть это и странно будет услышать для тебя такое, но… — зажмурилась Кэсс, словно проглотила горькое лекарство, не запив стаканом с водой. Ей было крайне нелегко самой в этом признаваться. — … Я беспокоюсь за Рапунцель. — Как и я. Даже если всё так, как ты говоришь, что мы можем сделать? — не понимал он плана действий Кэсс. — Неужели, ты каким-то образом собираешься остановить Готель? — Нет. Хочу доказать всем, что Готель — не более, чем стервозная и эксцентричная ведьма. Не в буквальном смысле, Юджин, — Кассандра заметила напряжение в глазах товарища. — И для этого ты собираешься использовать Рапунцель? — с оттенками презрения уточнил Юджин. — Герои так не поступают. — Другой вопрос: зачем ты навязался мне в попутчики? - проигнорировала выпад одноклассника Кэсс. — Хочу уберечь её от Готель, — говорил он про Рапунцель более нежным, но не лишённым решимости тоном. — И мне не важно, чувствует что-нибудь Рапунцель ко мне или же нет. — Ну, надо же! Всего второй день с ней знаком, а уже готов свернуть горы ради неё? — ухмыльнулась Кассандра. — Ну, знаешь, — отвёл смущённый взгляд юноша, — Это трудно объяснить. Просто не хочу, чтобы ей так дальше доставалось. Я представляю, в каком постоянном кошмаре она живёт. — Не сомневаюсь, — затяжным тоном говорила Кэсс, внимательно оглядываясь вокруг. — Вроде бы людей поблизости нет. По крайней мере, эту мегеру не слышно сейчас. — Возможно, корову решила подоить, — предположил Юджин, пожав плечами, — Или же к Кикиморе болотной отправилась на тусовку. — Смешно, — довольно улыбнулась Кассандра, — Мне нравится. Ребята уже приблизились к калитке, которую минуту не решались открывать. Юджин смолк, вслушиваясь в окружающую их атмосферу. — Шума в доме не слышно, — шёпотом протараторил Фицерберт. — И возле дома тоже, — хмыкнула Кэсс. Постояли так две-три секунды, вкрадчиво вслушиваясь в затишье вокруг. И тут вдруг зазвучала песня. Тоскливая на мотив, несложная на слух, но что-то в ней завораживало не-друзей. — Постой, это… Рапунцель так поёт? — удивился Юджин, расплывшись в умиротворённой улыбке. — Чудесно. — Эй, «Ромео», — толкнула в бок его Кэсс, приводя в чувство. — Соберись! — затем, громко прокричала: — Рапунцель! Рапунцель! Куплеты продолжались. Юный ангельский тон продолжал ласкать слух, игнорируя чужие восклицания. — Рапунцель! — теперь окликал её Юджин, входя вслед за Кэсс на территорию вокруг дома. Вдвоём они приблизились к источнику чарующего пения. Как только дом закончил тянуться вдоль их пути, ребята увидели за ним шокирующее зрелище. Волосы Рапунцель, доходившие до лопаток, блёкли с каждым произнесённым словом. Юджин отметил, что это просто невозможно — девушка, стоявшая к ним спиной, словно заживо превращалась в старуху. Парень прикинул в голове, насколько высохшей, морщинистой и столь же бледной, как и её волосы, могла казаться Рапунцель, стоило лишь взглянуть на неё с другой стороны. Но не только это приводило в ступор двух одноклассников. Оба обнаружили, что Рапунцель стояла напротив чего-то очень яркого. Это что-то сияло так, будто лунный диск свалился с небес посреди ночи, мерцая серебряной пылью. Юджин и Кэсс невольно прикрыли глаза руками, намереваясь рассмотреть получше этот неестественный светильник. — Рапунцель! Это мы! Юджин… — прокричал парень, ибо что-то словно заглушало его. — … и Кэсс! — дополнила брюнетка, испытывая те же неприятные ощущения в ушах. — Пожалуйста, остановись! — Прекрати петь! — ещё сильнее прогорланила Кассандра. Свет с новыми шагами грозился лишить ребят зрения. — Рапунцель, ты губишь себя! Неужели, ты не чувствуешь? — кричал Юджин, зажмурившись от пронзительной белизны, сменившей серебряные блики. — … Я прошу, возьми огонь моей души… — неустанно твердила она эти строки. Юджин, преодолевая потоки света, заметил, что уже вплотную приблизился к ней. Кэсс же остановилась в нескольких метрах от неё, неспособная бороться с ядовитой, обжигающей глаза белизной. — Рапунцель, я понимаю, мы мало знаем друг друга, но прошу, ради меня прекрати эту песню. — А-а-а-а! — внезапно завопила Кассандра. Услыхав болезненный возглас одноклассницы, парень решил растормошить Рапунцель. Он дотронулся до её узких плеч. Даже сквозь накинутую на ней ветровку, она напомнила Юджину лёд, который он иногда выковыривал руками из морозилки, добавляя летом в чай. «Совсем не то ощущение, как это было вчера», — подумал парень. Не сработало. Рапунцель неустанно продолжала вновь и вновь напевать куплеты. Тогда Фицерберт решился остановить процессию, перегородив собою источник безумного сияния и девушку, что, очевидно, заворожил, встав между ними. Он надеялся, что связь между девушкой и цветком оборвётся подобно тонкой нити. Но Юджина вновь посетила неудача. Третья попытка также не принесла результата: девушку невозможно было оттащить от места, где она напевала магическую песню. Словно зелень, корнями намертво вцепившаяся в землю, Рапунцель будто намеренно сопротивлялась движениям Юджина, стоя перед ростком, не шелохнувшись. Кэсс же рухнула на землю, корчась от невыносимой агонии, будто огонь обжигал её ладони и пятки. Щёки яростно горели, на лбу проступили капли пота как от летнего зноя. Глаза всё время устремлялись куда-то вверх против воли, руки скрючивало, будто их кто-то заламывал, грозя сломать каждую косточку. От этих ощущений Кассандра стиснула зубы, едва не прикусив до крови язык. Внезапная пронзительная боль, подобная острому мечу, охватила её позвоночник и, пройдя сквозь тело, достигла груди. Юджин понимал, что Рапунцель, возможно, сама того не ведая, губит не только себя, но и Кассандру. Встав напротив ворожеи, Юджин приложил ладонь к её щеке. Лицо её было всё также молодо, однако брови обрели те же краски, что и волосы. Завидев глаза Рапунцель, парень остолбенел от шока, но, понимая опасность ситуации, нашёл в себе силы сопротивляться. — Рапунцель, взгляни на меня! Пожалуйста, остановись! Это я — Юджин. Остановись, Рапунцель, — мягко, но звонко, говорил юноша. Чтобы она обратила на него внимание, Фицерберт взял её за руки. Ладони были ещё холоднее, чем плечи, — не синие на вид, но бледные, как этот проклятый свет. Тогда Юджин пошёл на крайность. Вспомнив истории из детства про средство, способное снять любые чары, он… прильнул к губам юной девы. На мгновение Рапунцель прекратила напевы, отчего, казалось, яркий всполох начал меркнуть. «Столь же ледяные, как её руки», — ужаснулся парень про себя в момент поцелуя. Хоть уста её и имели розоватый оттенок, тепло из них всё словно выкачали. Однако сказки сказками, а это всё же — реальность. Поцелуй любви, который призрачной надеждой мелькнул в качестве идеи, не сработал. Стоило ему отпрянуть от губ юной школьницы, как с них вновь принялась слетать волшебная песня. Кэсс, увы, оказалась права — вряд ли любовь могла возникнуть за два дня знакомства. Юджин с трудом отбросил тень отчаяния. Он понял: единственный способ прекратить колдовство — избавиться от его главного источника. И Рапунцель, как парень молнией смекнул, являлась проводником. Стоя спиной к свечению, глаза парня менее подвергались световой атаке. Ему без труда удалось обнаружить лежащие на земле, возле ног Рапунцель, ножницы. Недолго думая, он подобрал их и вооружился ими. Развернувшись к источнику света, от которого страдала Рапунцель и в ужасе корчилась от боли Кассандра, Юджин, сам того не понимая, громко заявил: — Оставь их в покое, или я порежу тебя на мелкие кусочки, кто бы ты ни был! — пригрозил он. Внезапно, будто морская, волна серебряного света хлынула на Юджина, вознамерившись утопить в себе. Однако секунду спустя она исчезла, вернув глазам возможность видеть природу, дом, небо над головой и лес позади. Кассандра ослабела. Мышцы дико заныли. Ощущения были такими, будто всё тело выжали, как мочалку. Минуту Кассандра позволила себе отдохнуть на траве, дабы собраться с силами, перевести дыхание и впоследствии встать. Но с Рапунцель было не всё так гладко. Чернота покинула девичьи глаза, вернулся зелёный природный оттенок. Волосы и брови возвратили бурые тона. Девушка невольно простонала. Тело её обмякло, и она повалилась на землю. Глаза смыкались, язык более не ворочался. Юджин, не успев уделить больше внимания причине нынешних бед, подхватил Рапунцель. Аккуратно взяв её на руки, он ещё больше к ней проникся. Она казалась ему столь хрупкой и нежной, будто прекрасный цветок. На мгновение он напрочь позабыл обо всём. Как только сияние растворилось в пасмурном свете приходящего дня, глухота исчезла. Юджин с лёгкостью услыхал слова Кэсс. — Ещё насмотришься на неё, — стиснув зубы, преодолевая остатки кошмарной боли, выкрикнула она. — Отнеси её в дом, положи на диван или кровать. — А как же ты? — обернулся он к Кэсс спустя несколько секунд пути, когда уже подошёл к крыльцу. — Я справлюсь, Фицерберт! Сама встану! — твёрдо убедила его Кэсс. Юджин кивнул ей и очень осторожно, не выпуская Рапунцель, приоткрыл входную дверь дома. Прошмыгнув через прохожую, парень тут же вышел в комнату. Отыскав глазами диван, Юджин положил на него Рапунцель. В сумраке кухни лицо её выглядело по-прежнему бледноватым и холодным. Однако юноша заметил: опуская её на диван, тепло вернулось к ней. Парень в спешке отыскал пустую бутыль, налил в неё из-под крана прохладной воды. Вернувшись к девушке, он аккуратно влил в неё воды на несколько глотков. Рапунцель снова простонала, чуть морщась, будто наблюдала кошмар во сне. Парень заметил её судороги, и поводил пальцами по щеке. Рапунцель, ощутив столь приятный ласковый огонёк, отреагировала на это улыбкой. — Рапунцель, всё будет хорошо. Это я, Юджин, — говорил он ей, отчего девушка облегчённо вздохнула. — Юджин, — проговорила медленно она. Рапунцель приоткрыла глаза. Она увидела его, и ещё больше улыбнулась. Только умиротворение витало в зелени её очей. Послышались шаги на крыльце. — Нет, только не… — сердце бешено заколотилось и готовилось убраться в пятки. Весь её взгляд теперь был направлен на дверь, разделявшую предбанник и комнату. Дверь распахнулась, а за ней Рапунцель увидела Кассандру, с трудом стоящую на ногах. — Кассандра! — улыбчиво пробормотала шатенка. Старшеклассница потихоньку добралась до табуретки, что находилась возле стола, неподалёку от дивана. — А мы уж думали, принцесса не очнётся, — с лёгкой иронией подметила Кэсс. — Принцесса? — переспросила Рапунцель, не понимая. Юджин подмигнул Кассандре, мол, «хватит». — Уже забыла, как колдовала, и чуть нас не убила? — возмущённо набросилась с обвинениями Кэсс. — Кассандра, хватит! Дай Рапунцель немного отдохнуть! — сердился Юджин. — Постойте, а что собственно случилось? И, почему вы… — ещё больше удивилась Рапунцель, заметив знакомый кухонный интерьер: — … в доме моей матушки? — Прежде, Рапунцель, объясни, что ты делала? Читала заклятье напротив цветка, что чуть не лишил нас с Юджином зрения, слуха и жизни?! — озлобляясь на девушку, спросила Кассандра. — Кэсс, дай ей прийти в себя, — настаивал Юджин. — Ты чуть не убила нас своим… заговором! — злилась Кэсс. — Но… это не я. Мои слова не могли таким образом подействовать на кого-то, — приподнимаясь и усаживаясь на диван, парировала Рапунцель. — Рапунцель, — опустился на колени Юджин, завладев вниманием девушки, — Ты можешь довериться нам. Хоть мы и не ладим друг с другом, но оба умеем хранить секреты, — более спокойным голосом говорил он. — Учитывая, что Рапунцель нас чуть не убила, Юджин, она обязана нам всё рассказать! — жёстко отрезала Кэсс. — Кэсс, — укоризненно посмотрел на неё Юджин, но Рапунцель сказала своё слово: — Кассандра права, Юджин. Тем более, что вы оба краснели из-за меня перед матушкой. Я обязана вам. Я открою одну тайну, о которой никто из местных не знает, — хмуро говорила Рапунцель. — Вы уже видели, на что я способна, так ведь? — Твои волосы меняли цвет… — только сейчас Фицерберт понял, что видел нечто крайне неестественное. — Почему они меняли цвет? — более истерично спросил он, смотря на Кэсс. — Моя матушка — очень жёсткий самолюбивый человек, крайне ненавидящий всех и вся, — сухо говорила Рапунцель. — О ней ходит много слухов, я это знаю. Но всё это только для того, чтобы скрыть настоящую правду этих мест… Меня, Юджин, — отвела она взгляд от парня, будто чувствовала перед ним вину. Рапунцель понимала, что после увиденного, очаровательный старшеклассник не захочет с ней общаться.