Игра с отчаянием. Калейдоскоп

      Шинтаро бы не сказал, что у него какие-то особенно близкие отношения с Усами Ренко. Их даже друзьями сложно назвать — так, пару раз поиграли вместе в игры да немного обменялись незначительными репликами вне. Однако почему-то сейчас, когда Шинтаро смотрит на неё, убитую горем, сидящую в столовой за полночь в полном одиночестве, ему кажется, что он здесь единственный человек, который может ей помочь.        Даже в те моменты, когда они проводили время вместе, Ренко казалась Шинтаро недостижимо далёкой. Энергичная, деятельная, увлечённая Ренко — и он, вялый и пассивный хиккикомори, заинтересованный лишь в том, чтобы скрыться от всех за стенами своей комнаты в мире виртуальной реальности. Но Ренко, хоть и проводила львиную долю времени со своей подругой (она казалась такой уставшей и болезненной), почему-то всегда находила минутку на Шинтаро.        Он же решительно не понимал, что интересного она видит в его компании. Однажды он даже кое-как решился спросить её об этом. Ренко в ответ лишь захлопала глазами (Шинтаро почувствовал себя ужасно глупо и ещё сильнее вжал голову в плечи)... а затем беззаботно рассмеялась.       — Ну, даже не знаю... — с загадочной улыбкой протянула она и тут же подернула плечами, беспечно заявив: — Просто — интересно. Чувствую, что ты не дурак, Шинтаро-кун, — добавила она, приблизив своё лицо к нему.        "Шинтаро-кун" тогда только и смог, что неуклюже отодвинуться, словно в испуге, на что Ренко лишь задорно рассмеялась.        Однако сейчас Шинтаро крайне сложно соотнести мрачную, опустошённую Супер Физика с той солнечной смеющейся девушкой. Сейчас, оставшись в этой академии без своей подруги, она кажется абсолютно другим человеком. Шинтаро и представить не мог, что её внешняя беззаботность так легко рассыплется, потеряв свой источник — а догадаться, что всё это время Ренко старалась сохранять дух ради Марибель Хан, было не так уж сложно; не после того, как Ренко горько рыдала, прижимая к себе мёртвую подругу.        И Шинтаро, несмотря на их недостаточно близкие отношения, не может сейчас не подойти к Ренко.        Та реагирует не сразу; сначала она не шевелится, продолжая буравить стол бессмысленным взглядом. Наконец, она поднимает красные, опухшие от слёз глаза на Шинтаро, и у того по позвоночнику проходит волна мурашек, настолько пронзителен и полон мольбы её взгляд.        Оба молчат. Шинтаро чувствует, что именно он должен начать этот разговор, но колеблется. Не может найти в себе силы, глядя в это полное боли и отчаяния лицо, в эти глаза, которые ещё недавно сияли так ярко... прямо как её глаза.        Шинтаро нервно сглатывает. Почему-то именно сейчас ему на ум приходит осознание причины, по которой он всё это время не отталкивал Ренко от себя: он, наивный идиот, пытался таким образом уменьшить собственную боль от потери дорогого человека, невольно проецируя её черты на Ренко. И теперь Ренко "разбилась", совсем так же, как она два года назад, снова оставляя его с пожирающей изнутри пустотой...       — Шинтаро-кун, — вдруг нарушает гнетущую тишину Ренко. В её глазах стоят слёзы, а в голосе — ломкая, полная отчаяния насмешка над собой, когда она заявляет: — Я убийца. Мери умерла из-за меня. Я убила Мери...        Шинтаро вздрагивает, но это не идёт ни в какое сравнение с дрожью Ренко: её всю трясёт, по обескровленным щекам бегут слёзы, она всё порывается что-то сделать, но в последний момент останавливается, продолжая сидеть на месте и дрожать.        В этот миг Шинтаро понимает: Ренко не "разбилась" — Ренко "потерялась". О да, потерялась — в бескрайнем, бурном, мучительно холодном океане под названием "самобичевание". И сейчас она дрожит, пропитанная этой ледяной, пробирающей виной, и отчаянно ищет укрытия от царящей в душе бури, грозящей разрастись в настоящую чёрную дыру... прямо как было с самим Шинтаро те два мучительных года, когда он, закрывшись от мира в своих четырёх стенах, постоянно спрашивал себя: "Мог ли я это предотвратить? Как мог я это предотвратить? Почему я не предотвратил?.."        Шинтаро слишком хорошо может представить себе, как она себя чувствует. Наверное, именно поэтому у него внезапно появляется столько дерзости.        Шинтаро вдруг садится рядом и без лишних слов заключает Ренко в объятия. Он догадывается, как ей сейчас больно и одиноко, и, сам не до конца осознавая своих действий, пытается дать ей хоть какое-то утешение. Хоть немного тепла.        От неожиданности Ренко перестаёт дрожать, да и двигаться вообще. Шинтаро чувствует, как она едва дышит в его руках, как часто бьётся её сердце (эта пульсация отдаётся у него в барабанных перепонках). Он нервно сглатывает. От волнения у него вспотели ладони, но он всё равно не выпускает Ренко из объятий, будто боясь, что, ослабь он их хоть немного, океан её боли прямо сейчас ворвётся в столовую через двери и унесёт её с собой, вырвав из его рук. Но пока этого не происходит, и Шинтаро кое-как набирается смелости, чтобы начать:       — Усами-сан... — Он делает паузу, во время которой ищет нужные слова — но как назло на ум приходит лишь банальное: — Ты не одна...        И хоть это так избито, Шинтаро произносит это тихо и пронзительно, вкладывая всего себя, все свои истинные чувства и всё желание поддержать.        И Ренко чувствует это — не только через интонацию, но и через его крепкие, тёплые объятия. Наверное, именно поэтому она так доверчиво прижимается к нему, уткнувшись лицом ему в плечо и всхлипывая, будто ищет защиты. Шинтаро на это слабо улыбается и мягко поглаживает её по спине, чтобы показать: может, он и не герой, но он и правда рядом.        Ренко окружена бурным, враждебным океаном собственной боли, но Шинтаро готов стать её тихой гаванью.