Игра с отчаянием. Калейдоскоп

      — Хан-сан... Давай рассуждать логически.        Марибель не шевелится. Она затаила дыхание, она вся побледнела, её тонкие губы плотно сжаты, а глаза широко распахнуты от ужаса, — но её сузившиеся зрачки зафиксированы на нём; её напряжённый взгляд, несомненно, направлен на него — на Минато.        Минато тоже смотрит на неё в ответ. Его лицо сохраняет обычное нейтральное выражение — но, глядя в его глаза, Марибель, кажется, слишком ясно читает в них безумие... которое не сулит ей ничего хорошего. Не тогда, когда она лежит перед ним на парте в закрытом изнутри кабинете, а он нависает над ней, одной рукой крепко держа её запястья.       — ...Мы сейчас с тобой находимся в запертом помещении со звуконепроницаемыми стенами — так что звать на помощь просто бессмысленно. Да и...        Минато делает паузу и скользит по её телу критическим взглядом. Марибель молчит, в напряжении ожидая его дальнейших действий — а под тонкой кожей её запястий чувствуется бешеная пульсация, в полной мере выдающая её ужас.        Минато приподнимает уголок рта в лёгкой улыбке. Он протягивает руку к её лицу и обманчиво нежным жестом касается её щеки. Марибель не выдерживает и, зажмурившись, резко выдыхает — этот выдох напоминает всхлип, от него её плоский живот ещё сильнее втягивается, словно пытаясь внутренней стороной коснуться позвоночника. Минато ощущает, как по спине пробегает волна мурашек. "Она сейчас такая красивая..." — взбудораженно думает он.       — ...честно говоря, вряд ли кто-то в ближайшее время тебя хватится: всем важнее их собственные проблемы.        Минато проводит языком по пересохшим губам, чувствуя необъяснимое удовольствие от сказанного. Оставаясь "один", он за последние пару дней не раз слышал эти слова от голоса в своей голове — и почему-то сейчас, повторяя эту простую истину, он чувствует, как внутри всё приятно сжимается. Он словно делится каким-то важным, волнующим откровением с Марибель, посвящает её в тайну — и в то же время ни на миг не забывает о мудрых наставлениях "учителя". Да и забудешь тут, когда её слова льются сладким шёпотом прямо в ухо, а часть лица и шеи опаляет фантомное дыхание.        Марибель не открывает глаз. Она настолько напугана, что пытается сбежать от реальности, убедить себя, что ей просто снится дурной сон. Её поведение так трогательно наивно, что Минато это начинает казаться забавным. "Она такая нежная и невинная..." — думает он, беря её за подбородок и наблюдая, как часто поднимается и опускается её грудь от неровного дыхания.       — А единственный человек, которому была небезразлична твоя судьба...        Минато склоняется прямо к Марибель, так что кончики его волос касаются её щеки, и отпускает её подбородок, лишь чтобы дать своей руке скользнуть ниже по её шее. Марибель медленно поднимает веки и одаривает его полным мольбы и муки взглядом. От него по телу Минато будто проходит электрический разряд, и он невольно начинает терять привычное хладнокровие и дышать чуть чаще. Глядя в её бездонные, полные боли и ужаса глаза, ощущая её отрывистое дыхание на своих губах и краткие прикосновения её груди к своей, он думает: "Она прямо как нимфа..."        Минато вдруг широко, безумно улыбается (так он улыбался только в тот памятный день на крыше общежития) и, выпрямляясь, торжественно объявляет:       — ...прямо перед тобой! Ну что, ты прочувствовала всю глубину этой отчаянной ситуации... Марибель?        Минато посмеивается. Марибель пару коротких мгновений в ужасе смотрит на него — а затем её всю начинает колотить мелкая дрожь. Её глаза быстро наполняются слезами, и она, отчаянно мотая головой, бормочет:       — Не может быть, чтобы вы на самом деле этого хотели... Арисато-сан...        "Да, и правда — нимфа..." — убеждается Минато, наблюдая, как она дрожит и пытается отрицать происходящее. В её бездонных фиолетовых глазах он видит ужас — но где-то в самой их глубине ещё теплится слабая надежда, такая уязвимая, такая хрупкая, как маленькая льдинка... "Разве тебе не хочется её раздавить — эту жалкую надежду? — соблазнительно шепчет Эношима. — Разве это не приятно?"        И Минато оказывается охвачен этим желанием, словно фантомными объятиями Эношимы Джунко.        Минато думает, что, будь надежда Марибель материальной, на неё можно было бы наступить ботинком — и она бы с треском раскололась... Примерно с таким треском, какой издаёт одежда, которую он разрывает на груди Марибель. И, глядя на её бледную кожу, Минато вдруг ловит себя на мысли, что здесь нужна луна.        Да-да, луна. Тусклый свет гигантской кислотно-жёлтой луны, льющийся из окна, был бы очень кстати, чтобы осветить нежную кожу нимфы перед ним, чтобы углубить те восхитительные оттенки отчаяния, играющие на её лице, когда от его грубых прикосновений эту бледную кожу "украшают" синяки. Минато в красках воображает, как Марибель могла бы кричать и вырываться, лёжа на шахматном полу Тартара в окружении кровавых луж — однако, к его разочарованию, она зовёт непонятно кого на помощь лёжа на скучной прозаичной парте, освещённая слабым ночным освещением академии. "Какая жалость..." — думает Минато, крепче сжимая пальцы на её запястьях и оставляя ярко-красный след укуса на её груди.        Минато делает всё, чтобы самым безжалостным образом убить её последние надежды. Однако даже в тот момент, когда он, зажав ей рот рукой (её крики и мольбы начали его утомлять), нарочито грубо двигается внутри неё, в её воспалённых глазах он всё ещё видит за пеленой слёз всё тот же тусклый огонёк. По непонятной причине это его ужасно раздражает. На что она вообще всё ещё может надеяться? Что кто-нибудь внезапно пройдёт мимо двери именно этой классной комнаты, по какой-то совершенной внезапной прихоти решит её проверить и поймёт, что что-то не так? Что она как-нибудь ещё сумеет вырваться (после того-то, как он уже один раз не позволил ей и она оставила все попытки)? Что он вдруг одумается и позволит ей уйти отсюда живой? Ага, конечно, позволит; особенно когда он (не) получает от её унижения такое удовольствие и чувствует невероятное наслаждение (раскаяние, стыд, отвращение, боль), какого не чувствовал ни разу за те проклятые десять лет.        Огонёк, так мучивший Минато, потухает лишь тогда, когда фиолетовые глаза стекленеют с застывшими в них слезами, навсегда оставшись зафиксированными на точке где-то у него за плечом. Минато смотрит на искажённое гримасой боли лицо Марибель и полубессознательным жестом нежно касается пальцами её щеки. Он чувствует приятное удовлетворение от содеянного... первые минуты. Ровно до тех пор, пока не замечает, что его глаза застилает пелена, а на стремительно холодеющие щёки Марибель одна за другой капают слёзы. И именно в этот момент груз его ужасного поступка всем весом наваливается Минато на плечи.        Минато мигом пронзает осознание того, что он только что натворил. От ужаса и отвращения к самому себе к горлу подкатывает тошнота — а на лице мертвенная бледность, когда он смотрит в стеклянные глаза униженной и истерзанной Марибель. Им истерзанной.        Не до конца осознавая, что делает, Минато аккуратно, почти бережно приподнимает мёртвую Марибель за плечи — а затем прижимает к себе и, наверное, впервые за десять лет позволяет себе зарыдать в голос, пытаясь хоть чуть-чуть заглушить раздирающую сердце боль. Ведь, как и говорила Марибель, на самом деле он и правда этого не хотел. А голос Эношимы всё так же доносится до его слуха, смеясь и издеваясь над ним и его поступком...        Да, Марибель и правда была нимфой, чистой и невинной, как святыня. И Минато, осквернивший её, как самое настоящее чудовище, теперь проклят.