Только речи его горячи, только прочь сомнения, прочь

От отца, которого Юра помнил слишком хорошо, чтобы любить, Саня помнил плохо, а Стас не помнил вообще, они унаследовали большой загородный дом с гектаром земли и неглубоким прудом. После смерти мамы, на землю попытались предъявить права родственники отца, но на суде Юра выложил неоспоримый козырь - опеку над двумя несовершеннолетними братьями, - и дачу оставили за ними. Юра с Саней потратили почти месяц на то, чтобы выправить всю документацию и починить всё, что нуждалось в починке, пока маленький одиннадцатилетний Стас или запоем читал найденные на чердаке книжки, или помогал пропалывать огород соседке ЛенПалне, чьи внуки жили в городе и редко приезжали. Их первое лето в качестве сирот было долгим и насыщенным. Стас и Саня жили на даче почти безвылазно, а Юра приезжал только на выходные - он ещё не был ни главным специалистом, ни даже вообще специалистом, и вынужден был, как хороший мальчик, торчать на заводе с понедельника по пятницу, с девяти до шести. Стас тогда очень резко начал расти, и за пару месяцев из пухлого, розовощёкого малыша превратился в длинного, загорелого подростка – волосы и ресницы выцвели на солнце, глаза, напротив, ещё потемнели и теперь смотрели осознанно и как-то очень по-взрослому. Юра помнил, как приехав на дачу после двухнедельного отсутствия понял, что смотрит на свою копию - худую, нескладную, немного пониже, но всё же - копию. Сходство усиливалось и тем, что Стас донашивал его старые вещи и, сам того не понимая, повторял его жесты и фразы. Юре же в июне исполнилось двадцать три - он уже год, как закончил инженерный и устроился на работу, благо, специальность востребованная, зарплаты на налоги и на поесть хватало. В универе он ходил в зал, чтобы держать себя в форме, а теперь научился обходится своими силами - зарядкой, стрессом и тасканием тяжестей. Саня - Сане было шестнадцать, у него были проблемы с физкультурой, ногтями и наркотиками, отросшие волосы на затылке, за которые ужасно удобно держаться, и острые лопатки вразлёт, как обломанные крылья. У них не получалось по-хорошему - никогда не получалось - Саня всегда в синяках, Юра всегда в царапинах, а то, что Стас ничего не замечал это чудо Господне, не иначе, потому что Юра не умеет в конспирацию и в тишину Юра тоже не умеет. Первый раз он поймал Саню с косяком ещё весной, - с похорон прошло месяца два-три, не больше, - и сделал тогда плохое, непедагогичное, сделал Сане больно, стыдно и вообще невесело, но эффект это возымело правильный, Саня клялся и божился что он больше нет, он больше никогда, он больше не будет - худой, с заплаканными глазами и разбитой нижней губой. Когда утром Стас вернулся с ночёвки у друзей, Саня сказал, что упал, и сменил тему. Юра тогда решил, что Саня теперь его ненавидит, но это оказалось не так, потому что летом, пьяный от запаха цветущей липы и единственного глотка из Юриной бутылки, Саня полез к нему сам. И Юра долго, вдумчиво и, по возможности, тихо доказывал ему, что умеет делать не только плохо, но и хорошо, пока Стас за стенкой, в своей переделанной из чулана комнатушке (ему очень хотелось иметь собственную комнату) спал и видел сны. В отсутствие Юры Саня, по большей части сидел в телефоне или компьютере - первое, что он сделал по приезду из города, это настроил роутер, - смотрел какое-то мудрёное аниме с субтитрами, общался с друзьями и делал задания для каких-то курсов, а Стас оказался предоставленным самому себе. Юру, поначалу, это беспокоило - он старался звонить почаще, привёз ему свой старый ноут, чтобы смотреть с него фильмы и то и дело что-нибудь ему поручал, просто, чтобы Стас не чувствовал себя неприкаянным и всеми забытым - например, посчитать сколько досок в заборе, какой они длины и сколько нуждаются в замене, или нарисовать подробную карту участка с подписями всех строений, деревьев, кустов, клумб и грядок, или завести тетрадку, чтобы подсчитывать, сколько осталось продуктов, какой у них срок годности и на сколько дней их ещё хватит, - но в какой-то момент понял, что в этом нет необходимости. Стас обнаружил в себе талант самому себя развлекать, отстранённость Сани и отсутствие Юры его не трогали. Стас научился готовить - сначала простые вещи, вроде макарон и гречки, а потом и более сложные, по рецептам из старой поваренной книги, найденной на чердаке. Он читал запоем и с удовольствием обсуждал прочитанное - Юра, порой, даже стыдился того, что сам не проявлял в детстве подобного энтузиазма по отношению к книжкам. Трёх мушкетёров он ещё как-то помнил, в основном благодаря фильму с привязчивыми песнями, как и Шерлока Холмса. Том Сойер вызывал смутные ассоциации с какой-то забавной историей о крысе на верёвочке, а рассказы Джека Лондона, которые вроде как даже входили в школьную программу, не помнил от слова совсем. Стас пересказывал ему истории из жизни мальчиков девятнадцатого века, словно рассказывал про собственных одноклассников - в подробностях, с полным знанием дела. Наслушавшись про Геккельбери Финна, Юра прикупил ему на распродаже большую, затёртую книжку про Миссисипи и был награждён за это счастливым воплем. В конце августа они вернулись в город уже втроём и Юра принял на себя очередную порцию родительских обязанностей. Он ожидал трудностей от Сани - всё-таки, выпускной класс, ЕГЭ, поступление и прочее безудержное веселье, - но прилетело в итоге со стороны семиклашки-Стаса. Оказалось, что семиклашкам необходимо разрешение законного представителя на каждый чих, от оформления пропуска в школу и участия в соревнованиях, до прививок и покупки каких-то специальных учебных пособий. В беседе класса велись непрерывные разговоры о вещах, которые Юра понимал хуже, чем китайский. - Короче, мелкий, - сказал Юра, вернувшись с родительского собрания перед первым сентября, - Что хочешь делай, но меня чтобы в школу не звали. Готов в обратку санкционировать тебе прогулы... Иногда. На родительское собрание в Санин класс он шёл как на войну, но там оказалось, на удивление неплохо, в основном потому, что вместо классной руководительницы, у одиннадцатого бэ был классный руководитель - угрюмый учитель физики, - который коротко рассказал про новых учителей и новые учебники и свернул собрании быстрее, чем чья-нибудь мамочка успела бы развести полемику. Юре он понравился. В сентябре Сане исполнилось семнадцать лет. В октябре Стасу - двенадцать. Выбраться загород всем вместе удалось на только на осенних каникулах - у Юры, правда, никаких каникул не было, только две пары выходных, - и выяснили, что налаженное летом отопление вполне себе функционирует, хотя на то, чтобы прогреть весь дом уходит добрых два часа. Пруд подёрнулся тоненькой корочкой льда, по утрам трава покрывалась инеем и, хотя дни ещё были тёплыми и солнечными, в воздухе уже пахло зимой. Сане - семнадцать: теперь он стрижётся коротко и не употребляет, но проблемы с ногтями и физкультурой никуда не делись, как и острые белые лопатки, все в родинках. Юра влюбился в него такого, длинного, угловатого, с длинными тощими ногами, потонул в нём так глубоко и отчаянно, что даже мысль о том, что всему этому может прийти конец причиняла боль. - А что, если Стас узнает? Плевать на других, что, если Стас узнает? Думаешь, он нас возненавидит? - говорил Саня, сидя на его кровати, прижимая худые коленки к груди, а Юра молчал, потому что не знал, что ему ответить. Они пережили бы любое порицание общества, любые последствия, но Стас - это Стас, Стас - это другое, это самое дорогое, что у них есть, самое лучшее. Не будь Стаса, они бы прикончили друг друга ещё в то первое, бесконечное дачно-городское лето. Стас крепко спал за стеной с очередной книжкой под подушкой - мама бы хотела, чтобы Юра позаботился о нём, обеспечил ему хорошее детство, раз ей самой это не удалось. Юра собирался сделать для этого всё возможное. Скрывать их с Саней совместное безумие удавалось в основном благодаря тому, что Стас из ребёнка превратился в подростка и стал всё больше времени проводить не дома, в отличии от Сани, который на своём очно-заочном из дома почти не выходил, а сам Юра часто брал ночные смены и мотался по командировкам в погоне за повышением. Среди кандидатов на руководящую должность он был самым молодым и выносливым, и бесстыдно эксплуатировал это своё преимущество. Он мог в минуту сорваться в аэропорт, с одной спортивной сумкой наперевес, лететь ночь на другой конец страны и утром сверкать улыбкой на каком-нибудь открытии библиотеки или дарении рояля музыкальной школе, которое проспонсировала его компания. На крупные мероприятия, понятное дело, приглашались чины повыше, но на рядовых было достаточно и просто представителя. Он жал руки всем желающим, пил чай в местном филиале компании, иногда урывал пару часов сна на диване в какой-нибудь комнате отдыха, а вечером уже снова был в самолёте, чтобы к утру, усталым, разбитым, но с чувством выполненного долга вернуться домой, выпроводить Стаса в школу и остаться с Саней. Сане - девятнадцать: он на очно-заочном, носит футболки поло и почти всё время пишет какие-то работы, реже – бесплатно, для себя, чаще – за деньги, для других. Юра уже давно не понимает, про что Саня пишет, но всё лучше понимает Саню самого. Их совместное безумие никуда не делось, просто стало стабильным, размеренным, возможно потому, что теперь у руля был не вспыльчивый Юра, а Саня – недобрый, местами капризный, но умный и расчётливый. Им даже не нужно было трахаться - секс вообще отходил на второй план, когда у тебя шестичасовой перелёт, задержали багаж, таксист не в меру разговорчивый и ты устал настолько, что даже заснуть не можешь, а голова гудит, и ноги гудят и весь мир гудит, словно весь мир - это та машина сзади, когда ты на секунду замешкался на зелёном светофоре. Саня заваривал чай, разминал Юре затёкшие плечи, садился в изголовье кровати, позволяя устроить голову у себя на коленях и гладил по волосам, второй рукой что-то листая в телефоне - ласковый, снисходительный, незаменимый, - и Юра, ещё недавно совершенно разбитый, засыпал, пусть и не сразу, но без таблеток, хорошим, здоровым сном. Это был один из таких моментов, когда Саня вдруг сказал - мимоходом, словно вычитанный в интернете забавный факт или жалобу на то, как Снежок оставляет шерсть на его шмотках: - Кстати, Стас - гей. Юра, который только-только расслабился и вроде бы даже начал засыпать, распахнул глаза и уставился перед собой расфокусированным взглядом. - Ну-ка, блять, повтори. - Я сказал, что наш Стас - гей. - отозвался Саня и, помолчав, добавил, - Ну, или не гей, а как ты, того... По обе стороны баррикад. - С чего ты взял? - Юра не чувствовал в себе сил на полный и бесповоротный ахуй, а потому ограничился лёгким удивлением. - Он сам мне сказал. И ещё спросил, стоит ли рассказывать тебе - очень боялся, что ты плохо это воспримешь. Но я сказал, что ты поймёшь. Ты ведь поймёшь? - он едва слышно усмехнулся. - А куда я, по-твоему, денусь? - Забавно, да. - продолжал Саня, не обращая внимания на Юрину реплику, - Говорят - молния не бьёт в одно дерево два раза. А в наше… Бля, пусть будет дерево, - в наше, короче, ударила трижды. - его пальцы рассеяно ерошили Юрины волосы на затылке, - А ещё я слышал про штуку - не помню, как называется, но что-то про братьев. Короче, это такая теория, по которой если у женщины несколько сыновей, то чем младше ребёнок, тем больше у него шансов стать геем... - он снова замолчал и добавил, почти совсем серьёзно; - Но, если мы с тобой оба пидоры... Значит ли это, что Стас будет ультра-пидором? - Саня, блять. - сказал Юра. Когда Стас вернулся из школы, Юра улыбнулся ему, как мог понимающе, мол "не ссы, всё в абажуре" и судя потому, с каким облегчением Стас выдохнул, сделал всё правильно. У Стаса - ресницы, светлые, в белизну и губы - блять, не бывает у людей таких губ. Стасу пятнадцать, и он лучше, чем Юра есть сейчас, был тогда, и будет когда-нибудь в принципе. А Юра - Юра, как-никак ответственный взрослый в этой ебанутой семье, и ему даже думать нельзя об этом, о плохом, о неправильном. Потому что если Саню он себе простил, то Стас - это святое, Стас - это нельзя, Стас - это та самая лента "запретная территория" в красно-белую полоску. Юра никогда не пересёк бы её - хватало и того, что творило с ним их с Саней общее безумие. (Легко было сказать "я плохой человек", но очень тяжело смириться.) Осень сменилась зимой. Саня закрыл полугодовую сессию. Стас заявил список экзаменов ГИА, которое теперь называлось ОГЭ-9; русский, математика, физика и химия. - Ты, что ли, знаешь химию? - уточнил Юра, когда Стас принёс заполненную бумагу к нему на подпись. - Я и физику не знаю. - мрачно отозвался Стас. - Но это всяко лучше, чем история. Или обществознание. Не говорить о Стасе получалось плохо, но не думать о Стасе не получалось вообще – порой Юра переглядывался с Саней и понимал, что они молчат об одном и том же. Отметить новый год на даче, как они планировали, не получилось - Юру, как свежеиспечённого руководителя направления, радостно завалили работой и он разгребал её все предпраздничные дни, пока Стас доставал со шкафа и распаковывал ёлочные украшения, а Саня нарезал оливье, слушая в наушниках какую-то мудрёную лекцию московского профессора о международном праве. Ёлку, правда, всё-таки купил Юра, как и две коробки электронных гирлянд с фонариками; одну обычную, с вилкой, и одну на батарейках. Одну из них - ту, что на батарейках, - он даже взял с собой, когда к третьему января им всё-таки удалось выбраться загород. Стасу – пятнадцать, и от мороза у него красные щёки, а ещё кончики пальцев и куртка зимняя, тоже красная-красная и очень тёплая. Не слишком дорогая, но не ношенная, только из магазина – в его возрасте ни у Юры, ни у Сани не было таких хороших, новых вещей, потому что у мамы - пособие и маленькое ИП маникюра на дому, а у отца - урна с прахом за металлической табличкой. Теперь, конечно, это в прошлом, потому что Юра – руководитель направления, а Саня барыжит курсовыми, так что деньги в доме есть. Поэтому у Стаса куртка, новая, и ботинки тоже, и порванные штаны он может не зашивать, но детство он помнит, и Саню пятнадцатилетнего в Юриных штанах и маминой кофте – тоже помнит. И вместо того, чтобы радоваться жизни думает всякие глупости. Юра, конечно, узнаёт об этом от Сани. Не потому, что Стас больше с ним откровенничает, нет. Просто Саня внимательный и хорошо читает людей, и Стас для него – открытая книга. Это прикольно и немного (очень) страшно, потому что Саня с каждым годом вертит людьми всё лучше и лучше – однокурсниками, учителями, заказчиками. Не Юрой – потому что Юра, может и дурак дураком, но Саню, своего Саню, всё-таки насквозь видит, и не Стасом, потому что Стас – святое, ну или был святым, до тех пор, пока безумие не заставило их смотреть на него совсем другими глазами. Но до тех пор, пока они не признались друг другу, пока не озвучили эту нездоровую ебень – всё ведь в порядке. Вот она, красно-белая пластиковая линия, на месте, нетронутая. Юра хотел, чтобы Саня сорвал её первым, хотел и боялся. Хотел, потому что молчать уже было нельзя, а боялся, потому что если Саня возьмёт дело в свои руки, то пути назад точно уже не будет. - Давай посмотрим правде в глаза, - Саня молчал все полтора часа дороги, глядя расфокусированным взглядом куда-то в окно и заговорил только на заправке, когда Стас ушёл затариться водой и чипсами, а они с Юрой остались наедине. – Ты его хочешь, я его хочу. Наше «коллективное», блять, «я» его хочет. Так? - Допустим. – отозвался Юра, постукивая пальцами по рулю. Ошмётки несуществующей ленты валялись на снегу. - Он гей. Ему пятнадцать. Не знаю как ты, а я в его возрасте уже знал, что я по пацанам и всё бы отдал, чтобы попробовать с настоящим человеком, а не рукой и фантазией, шаришь? – он говорил без улыбки, сжав худые пальцы у Юры на колене. Юра мог на него не смотреть, но не мог не слушать. – Если уж когда и втягивать его в это дерьмо, то сейчас, когда он мелкий, ненормальный от гормонов и во всём от нас зависит. – Саня теперь взрослый – он вырос, отрастил мозги и самооценку, он уже другой, а Юра – Юра всё тот же (рассчитывает на себя и верит, что чужая душа – потёмки). - А что если… - облечь бесконечные «но» в слова трудно, ужасно трудно, - Что если он решит, что мы больные ублюдки? «Саня, тебе было семнадцать, и ты боялся, что он нас возненавидит, помнишь?» - Юра. – пальцы, холодные-холодные, чувствуются даже сквозь плотные зимние штаны, - Мама всегда его учила слушаться старших. И мы тоже. Если скажем, что всё в порядке – значит всё в порядке. - Да, но… Это не значит, что он захочет участвовать. - Если выдашь мне карт-бланш на неспортивное поведение, то захочет. - Что ты собираешься делать? - Ничего такого, просто… Хочу сделать его посговорчивее. - Давай только без насилия, - ещё пару недель назад Юра старательно отгонял от себя даже мысли о подобном разговоре, но, когда он всё-таки состоялся, пришло усталое спокойствие, - Это всё-таки Стас. - Я и пальцем его не трону, - Саня улыбнулся едва заметно. - Ты знаешь, о чём я. В голове у него тоже ничего не ломай, она ему ещё пригодиться. И Бога ради – неужели нельзя подождать, пока ему не исполниться шестнадцать? - Не знаю, Юра. – тихо, почти вкрадчиво сказал Саня, - Ты мне скажи. Можно подождать, пока ему исполнится шестнадцать, или мы оба по пизде пойдём, м? Юра открыл было рот чтобы что-то сказать – он и сам, на самом деле, не знал, что именно, - как вдруг Саня убрал руку с Юриной коленки, откинулся на спинку сиденья и быстро показал глазами куда-то вбок. Правая дверь заднего сиденья открылась, и в машину, вместе с запахом снега и хрустом упаковок от чипсов, ввалился Стас. - Соскучились без меня? – осведомился он и, не дав никому возможности ответить, тут же продолжил; - Юр, мексиканских не было, я взял с паприкой одни и ещё Начос, на них была скидка. Сань, возьми, – он передал несколько ярких пакетов на переднее сиденье. - Пристёгивайся давай, - бросил Юра. Он не хотел знать, о том какой яд Саня вливает Стасу в уши, не хотел, но всё равно знал, потому что он, вроде как, глава семьи и обязан знать такие вещи, а ещё потому что у Стаса взгляд грустный и испуганный, как у щенка. Потому что Саня, мимоходом, почти случайно, но всё чаще и чаще вспоминает о том, что не было у них с Юрой новых курток, когда они были мальками – ни красных, ни белых, никаких. И тетрадок у них новых не было, и книжек тоже, ярких и глянцевых – что уж там говорить о компах и телефонах. Говорил, мол, Юра Стасу не папа с мамой, мог бы давно в приют сбыть или к родственникам, вместо того чтобы тратить деньги и ничего не получать взамен (и молчит о том, что Юра скорее руку себе отрубит, чем отпустит Стаса дальше какой-нибудь школьной поездки в область). А когда Стас напомнил Сане, что тот и сам, вроде как, живёт за Юрин счёт, то Саня (об этом Юра не знает, но догадывается) подробно и серьёзно, словно со сцены, рассказал Стасу о том, что именно Юра получал от него в качестве компенсации. У Сани нет стыда - он потерял его подростком и не пожелал найти. Ему было просто, почти весело, а Стас – Стас, наверное, был красным, как от мороза, как новая куртка, которой ни у Юры, ни у Сани никогда не было. К концу весны, когда никто из них уже не помнил какого это - не быть втроём, Стас уже понял, насколько сильно и грамотно его наебали, но ни о чём не жалел. Саня заглаживал вину помогая ему подготовится к ОГЭ, а Юра… Юра успокаивал совесть тем, что мелкому с ним хорошо.

***

За город удалось выбраться только во вторые майские праздники - в первые Саня всяко-разно канифолил свою курсовую работу, которую в итоге защитил на самый высокий балл в день перед отъездом, а Стас, с переменным успехом валял дурака и готовился к итоговым экзаменам. Они не были на даче с весенних каникул, а с того времени прошло уже почти два месяца, поэтому дел по дому оказалось немало: нужно было выкинуть из холодильника продукты, которые приказали долго жить; пропылесосить ковры; заменить зимние занавески с морозными узорами на летние, в цветочек, а так же все зимние инструменты, вроде лопат для снега и антифриза, запереть в кладовку, а вместо них достать метлу, мангал и грабли. Снежок, одуревший от запаха цветущей сирени, носился по саду, но быстро устал и устроился отдохнуть на крыльце, перекрыв собой подход к двери. Юра и сам чувствовал себя пьяным - в жарком, душном воздухе, цветение чувствовалось особенно сильно. Он знал, что такая жара, особенно в мае - предвестник грозы, что скоро ливанёт так, что мало не покажется, но пока на небе не было ни облачка, над кустом сирени деловито жужжали пчёлы, где-то в кроне чирикали птицы и сама мысль о дожде казалась дикой. А вот вечером ливануло. Сначала, правда, поднялся ветер, который задрапировал всё небо серым, и духота стала почти невыносимой. Не было слышно ни пчёл, ни птиц - тишина казалась всеобъемлющей, Снежок жался к Юре, беспокойно переступая лапками - он родился прошлым летом, это был его первый май. Он ещё не знал, что должно произойти, но чуял своим великолепным собачьим чутьём, что это будет что-то большое и страшное. Стасов Ромка безмятежно спал на подоконнике в гостиной, и толи котам форсмажоры были до лампочки, толи они, в отличии от собак и людей, не чувствовали, что что-то надвигается. Короче говоря - вечером ливануло. Бледный, нервный Саня бродил по дому, вздрагивая от каждого удара грома, огрызаясь на всех и сбрасывая с себя чужие руки. Юра быстро махнул на него рукой и вместо того, чтобы в очередной раз убеждать Саню, что гроза его не обидит, притащил из гаража корзину сухой бересты и разжёг в камине огонь. - Как распогодится, нужно будет дров нарубить... - сказал Юра, ни к кому, в сущности, не обращаясь. - В поленнице шаром покати. - Ага. - отозвался Стас, который уже с головой ушёл в очередную книжку. - Без базара. - он валялся на диване с электронной читалкой, а у него на животе, свернулся клубочком Рома, которому, как и его хозяину, чхать было на погоду. Пламя в камине наконец перекинулось с бересты на дрова и теперь горело ровно и жарко - Юра отвернулся и потянулся всем телом. Настроение, несмотря на грозу, было самое, что ни на есть умиротворённое - как раз, чтобы поужинать, посмотреть что-нибудь ненапряжное, передёрнуть и на боковую. Он уже собрался было уйти к себе как вдруг из кладовки появился бледный и взъерошенный Саня с большой коробкой в руках. - Если ни у кого нет конструктивных планов на вечер. - объявил он с пугающей серьёзностью, - То предлагаю сыграть в Монополию. Юру эта идея не особенно впечатлила, Стаса, судя по всему, тоже, но тут за окном снова громыхнуло, и Саня дёрнулся так, что игральные кубики в коробке отбили чечётку по её стенкам. Юра подумал, что если Монополия сможет отвлечь Саню от грозы, то оно того стоит, и пожал плечами. - Я за. А ты Стас? - Я? - Стас перевёл взгляд с него на Саню и обратно, - Да, конечно. Давно не играли. Саня коротко улыбнулся бледными губами. Доску разложили прямо на полу в гостиной, перед камином - Юра и Саня устроились сидя, скрестив ноги, Стас - лёжа, подложив себе под грудь диванную подушку. Первым делом распределили обязанности - Юра заведовал банком, Саня - улицами, Стас - домиками, правда до домиков ещё было далеко. Налили воды и насыпали корма для Снежка. Притащили с кухни сыр, колбасу, пару ножей с кружками, горячий чайник и устроили импровизированный пикник - и погружённый в хозяйственные мелочи Саня стал почти похож на живого человека. А потом началась игра и Юра, который поначалу был настроен довольно скептично, обнаружил, что ему не просто ужасно нравится, но ещё и неприлично, почти безбожно везёт. Хотя, поначалу везло только Стасу - он был первым, кто сложил монополию, и это был самый дорогой сет в игре: тёмно-синий, состоящий из Арбата и Малой Бронной. Юре же в первые несколько ходов не удалось купить вообще ничего, кроме одной железной дороги - он дважды платил штрафы и один раз попал в тюрьму, - зато потом дела пошли в гору. Саня - Саня, наверняка, куда лучше понимал, что и зачем делает, но ему не везло с кубиками - в тот момент, когда у Юры и Стаса было уже по два сета, у него был всего один, и то довольно дешёвый. К середине игры у него было некоторое количество разрозненных улиц, которые он отказывался продавать, но почти не было денег. - Ещё немного, Сань, и тебе придётся отдавать долги натурой. - заметил Стас, когда Саня в очередной раз угодил на одну из его монополий и с трудом наскрёб на штраф. - Кстати, я покупаю четвёртый домик на Арбат и обмениваю всё это дело на отель... Стас просто вкинул хуйню про "отдавать натурой", а у Юры по нервам как током ёбнуло, и вниз по позвоночнику прошлось знакомое, горячее. Может быть, он когда-то смотрел такую порнушку, может быть, он случайно обнаружил в себе очередной ебанутый фетиш, но мысль о том, что Саня, капризная цаца, которая любит, чтобы ей делали хорошо, предложит себя за деньги, как вакханочка с Ленинградского шоссе, заставляла кровь отливать от головы и приливать к паху. Юра немного сменил позу, чтобы толстовка прикрывала пах и бросил взгляд на Саню. (Саня - тонкие губы, тонкие волосы, и глаза, не чёрные, семейные, а синие-синие. Юра часто думал, что может отец не был так уж и неправ в своих полупьяных обвинениях, и Саню мама действительно нагуляла на стороне.) Саня, на Стасов комментарий только фыркнул, но тоже особого значения не придал. А спустя два хода приземлился прямёхонько на Арбат, со свежеотстроенным отелем. - С тебя... - Стас перевернул карточку, чтобы свериться со списком цен, - Ё-моё! - Сколько там? - Саня, как истинный профессионал, мгновенно окинул взглядом свои улицы и единственный сет, подсчитывая, какую прибыль может извлечь с их продажи. - Две. - сказал Стас, и его голос прозвучал одновременно радостно и немного виновато. - Две штуки? - переспросил Саня и, дождавшись кивка, вздохнул. - Так. Чтобы откупиться, мне придётся продать всё, включая монополию... А этого я делать не хочу. Поэтому, - он поднял на Юру глаза, синие-синие, потом перевёл взгляд на Стаса, - Кому тут можно отсосать за лишнюю штуку моно-баксов? Юра подумал, что смог бы кончить только от этого вопроса. Только от тона, которым он был задан, только от того, каким покорно-стеснительным было Санино лицо в эту минуту. Он посмотрел на Стаса - и у Стаса глаза были как у Снежка, надышавшегося цветущей сирени, влажные без слёз и пьяные без спирта. Стасу даже вслух говорить не нужно - и так понятно, что за право получить вот такого, стыдливого и послушного Саню он готов ещё и приплатить. К тому же зная о том, что когда-то из-за Сани Стасу самому приходилось заниматься таким… Становилось ещё интереснее. - Знаешь что, Санечка... - начал Юра, ещё не вполне уверенный, что собирается сказать и сделать, если конечно не считать больного, но совершенно отчётливого желания, кончить Сане на губы, тонкие и бледные, - Можешь вообще ничего не продавать. Тысячу, думаю, Станислав тебе простит, ещё тысячу я заплачу... А мы тобой поделимся. Согласен? Саня смотрел на них обоих широко распахнутыми глазами - судя по всему, та фраза задумывалась как шутка, и только теперь он начал осознавать, во что вляпался. Чисто теоретически он, конечно, мог сказать "нет", продать свою монополию и продолжить игру так, как будто ничего не было - чисто теоретически. На практике, существовало очень много "но", которые эту теорию опровергали. (Например то, что Сане нравилось, иногда, чтобы его жёстко, как сучку.) Саня кивнул - хотя, судя по лицу, не верил, что его согласие-несогласие хоть что-то решает. В четыре руки Юра и Стас освободили место перед камином от игры и тарелок, после чего Юра расстелил там толстое, клетчатое покрывало и похлопал по его середине. - Давай сюда Санечка. Цени, между прочим - не всех должников ебут на мягоньком. Будь на месте Сани Стас, он бы уже был красным как маков цвет, закрыл бы уши, чтобы не слушать того, как о нём говорят и спрятал бы лицо, - Стас, из них троих, был, пожалуй, самым стеснительным, хотя и без особой на то причины. Но на пледе сидел Саня, а Стас стоял рядом, высокий, - и когда успел так вымахать? - подтянутый и безбожно, вызывающе молодой, а Юра привалился плечом к дверному косяку и не верил, не верил, что это всё ему - и глаза Санины, синие-синие, и Стасовы ямочки на щеках и... - Раздевайся, - сказал Стас. Сане, конечно, сказал, но Юра, услышав его голос, очнулся и подошёл ближе. Его взрослости и ответственности хватило только на то, чтобы прикрыть за собой дверь комнаты и запереть внутри спящего Снежка. - Посмотрим, чего ты стоишь на самом деле. Саня повёл плечом - очень скромно, почти стыдливо, - стянул с себя футболку и отложил её в сторону. Поднял на Стаса глаза и быстро, нервно облизнулся, скорее неосознанно, чем специально, но Юра понял, что ещё немного и всё, пиздец блять, поминай как звали. Он потянулся к пряжке ремня. - Прежде чем мы начнём, - сказал Саня и снова, не отдавая себе отчёта пробежался языком по нижней губе, - Кто-нибудь озаботился смазкой? Юра и Стас переглянулись. - Да может хер с ней, Санечка? - подал голос Стас. Саня с серьёзным видом скрестил руки на груди. - Без смазки я с тобой даже за настоящие деньги ебаться не буду, понял? Стас выдохнул сквозь зубы, прикрыл глаза и пощёлкал пальцами, словно в попытке поймать ускользающую мысль. - У меня есть... Ща, секунду, - он выдвинул верхний ящик тумбочки, пошарил в нём и выудил антибактериальный крем, который они с Юрой давным-давно купили в Ашане, чтобы обрабатывать руки после рубки деревьев и, разумеется, так никогда и не использовали, - С запахом мяты и алоэ вера... - прочитал он и зубасто улыбнулся, - Слыш, Санёк, твоя жопа когда-нибудь пахла мятой и алоэ вера? Саня поднял к потолку обречённый взгляд, но ничего не сказал.