ЧАСТЬ II
Глава 1 Degeneration Время летело незаметно. Люди приходили в мир и уходили из него, продолжая природный цикл. Только в городе, окруженном высокими стенами, уходило из мира больше, чем приходило. Кладбища медленно пополнялись новыми надгробиями: от деревянных крестов и булыжников с выцарапанными инициалами до мраморных памятников и скульптур. Большинство тел все же сжигали, ведь за это не взимали деньги. Время летело незаметно. А город незаметно вымирал. Зимой бездомные начинали замерзать, не найдя крова — их телами уже занимались специальные службы. Не найдя денег на отопление вымирали целые семьи, заболевая поочередно от нехватки средств на антибиотики. Зимой люди начинали по-настоящему бороться за свое существование. Это время года — самое крупное испытание естественного отбора. Кто-то занимался мародерством, кто-то воровством, кто-то становился убийцей, а кто-то стремился доказать свою полезность нынешним вышкам — мафии, — и не получал ее подчас. Попасть туда было почти невозможно, если у тебя нет терпения начинать с самой грязной работенки, за которую платят гроши. Кто-то находил в себе это терпение, а кто-то не мог позволять себе ждать годами и переходил к мерам радикальным. И все это происходило и происходит в большом каменном городе, в центре которого красуются великолепные небоскребы, где каждый день пир, изобилие пищи, звонкий смех, стук бокалов и светское, «высшее», как они себя называют, общество. Районы, находившиеся по окраинам города, местом обитания высшего общества не считались. Жить за пределами Центра было унизительно, над этим смеялись, а на пришедших в Центр извне смотрели с высокомерием. Попасть туда было еще труднее, чем влиться в доверие мафии. А если у тебя нет нужных связей — это становилось невозможным. Таковы были устои целого города: массы боготворили Центр, всеми силами туда рвались, желая обеспечить себе и своей семье жизнь в роскоши. Дети забирались на эстакаду и поддавались великолепию горящих огней небоскребов; выглядывающие из-за стены (которая ограждала Центр от других районов) переливающиеся вывески казино зажигали в них искры. Каждый ребенок мечтал попасть туда, но не каждый умел думать чуточку шире и, устояв перед манящими яркими огнями, обернуться назад, в сторону своего ненавистного родного района, и увидеть ту стену вдали, за чертой города. Далеко не каждый ребенок думал о том, чтобы выбраться из стен, а не огородиться еще одной. Не каждый ребенок, да и взрослый превозносил свободу над материальной обеспеченностью. А пока мальчики и девочки предавались мечтам, сидя перед окнами поздним вечером и смотря через заснеженную даль на блики знакомых огней, город постепенно погружался в сладкий сон. Маленькие снежинки парили в небе, облетая, врезаясь, обгоняя, кружа вокруг массивных хлопьев снега, что устремленно падали из глубокой тьмы небес на землю, покрытую белоснежной пеленой. Они кружили вокруг прохожих, порой облетая их, порой покрывая их теплые одежды, а в иных случаях попадая и на лицо. Вредные маленькие снежинки, вместе с крупными хлопьями так и стремились показать обратную сторону своей красоты прекрасной половине человечества, прилетая прямо в глаза, подчеркнутые макияжем умелой руки, выбивая прохожих из своих мыслей. Они свободно летели вниз и, освещаемые холодным светом уличного фонаря, казались великолепными. На другой стороне улицы неоном светились буквы «liquor», обращая белоснежную пелену в розовый. Это была совершенно пустынная, освещенная только двумя фонарями улица, в холодном воздухе которой стояла тишина. На верхних этажах жилых домов не горел свет — здесь все уже давно спали, отдыхая после тяжелого дня; здесь даже не проезжали машины — их огни светили лишь в самом конце всеми забытой улицы. Но одинокий силуэт все же стоял там, опершись о кирпичную стену, слева от двери в одно сомнительное заведение. Невысокого роста, в черном пальто и без головного убора, он стоял под фонарем, освещающим изящные черты лица и особо выделяющим его вдумчивый взгляд. Силуэт подпирал стену, скрестив руки на груди, пока внутри заведения, охваченные огнем жаркой дискуссии, говорили люди. Их голоса доходили до ушей человека в черном пальто, который время от времени ежился, разогревая теплым воздухом из уст бледные, слегка дрожащие, руки. А дрожал он не столь от холода, сколь от волнения, хотя в его задумчивых глазах никто бы не нашел и искорки этого чувства. Глубоко вдохнув, он стряхнул с плеч крупицы снега и провел рукой по зачесанным назад волосам, чувствуя на ладони холодную влагу. Вновь сунул он холодные руки под подмышки, более ли менее терпеливо ожидая и поглядывая по сторонам. Голоса за дверью начали приближаться; кажется, возрастал момент дискуссионной кульминации, как вдруг один из голосов замолчал, в то время как второй кинул что-то резкое. Дверь распахнулась — вышел мужчина в бежевом пальто, продолжая говорить нелестные слова. Но он замолчал, только лишь сделав несколько шагов вперед, в сторону уличного фонаря, под которым он оказался. Опустив руки, он глядел вверх, во тьму за куполом фонарного света, на фоне которой медленно падал снег. Мужчина закрыл глаза, поддавшись легкому ветру и снежинкам, что падали на лицо, и издал глубокий вздох. — Я знаю, ты не любишь, когда я курю, — спокойным голосом, через плечо обратился он к человеку у стены. — Но это совершенный беспредел! — вдруг рвякнул раздраженный голос, достав сигарету и зажигалку. — Слышал, что этот придурок говорил? «Мы своих не сдаем», «ты кто вообще такой», «ты хоть знаешь, с кем говоришь»! Парень у стены сдержанно вздохнул, наблюдая за курящим человеком. Одна затяжка — былое напряжение спало. Янтарные глаза человека в бежевом пальто глянули на неоднозначную мину его сообщника. — Что, так и будешь молчать, уставившись на меня? — сказал он, выпуская из уст табачный дым. — Мне кажется, либо ты просто не умеешь извлекать информацию из людей, либо ты слишком быстро выходишь из себя, что, в принципе, равносильно, — со скепсисом промолвил парень у стены. — Я бы посмотрел на тебя в такой ситуации: ты заходишь в злачную забегаловку, все замолкают при твоем виде, провожают тебя взглядом, а тебе нужна информация. Спрашиваешь у бармена, где находится Ник Гарди, а он посылает тебя по-хорошему на ушко, громко так, чтобы все слышали. — На что тебе пистолет в кобуре? — с той же интонацией спросил молодой человек. Парень с сигаретой в руке сдвинул брови. — А тебе когда-нибудь доводилось проецировать эту ситуацию в голове? — с проникновенным взглядом янтарных глаз, медленно подходил он к человеку в черном пальто. — Направишь пистолет в лоб бармена — люди за столиками направят десять. И никакой информации ты уже не получишь, да и выберешься ли ты живым — под вопросом. — Представь себе, — парень склонил голову набок, — Капитан Очевидность, бывал я в такой ситуации. Человек в бежевом пальто осекся, будто осознав свою огромную, недопустимую ошибку. — И выбрался оттуда, — продолжил он, — более ли менее, живым. — Извини, я просто вспылил... — потерев лоб, курильщик выкинул сигарету в соседний сугроб. — Но здесь ошибочка: выбрался ты оттуда полумертвым, а выжил только благодаря помощи, — скрупулезно приметил говорящий, а затем с легкой улыбкой добавил: — Впрочем, ты же у нас теперь Лаки. Может, у такого удачливого человека, как ты, получилось бы переубедить скудоумного бар... Белоснежные зубы обнажились в улыбке. Голубые глаза парня в черном пальто устремились в янтарные, не дав ему договорить: — Знаешь, ты иногда бываешь таким смешным. Особенно, когда злишься не на меня. Человек в бежевом пальто несколько секунд постоял в молчании, но затем сощурил глаза. С абсолютной опасностью он отчетливо произнес: — Так. Ты. Еще. Смеешься. Надо мной? Хрустнув шеей, он начал борьбу взглядов. Закатив глаза, парень у стены ее продолжил. — Смешинку, влетевшую в тебя вдруг, я вытащу саморучно, — на полном серьезе произнес оскорбленный усмешкой. — Я объединюсь с тем барменом, и мы смиксим Кровавую Энди. Порывы воздуха стали исходить от изменившегося лица парня в бежевом пальто. Сдерживая из последних сил смех, он сорвался, захохотав, и резко нагнулся к сугробу. Ехидное лицо парня у стены тут же преобразилась в смешливый ужас: — Эй, нет, стой! — Не успел он вытянуть руки, как в них впечатался ком снега. — Энди! — Я тебе покажу Кровавую Энди! — крикнул Лаури, метнув снежок в согнувшегося к земле юношу у стены. — Хватит! — через смех крикнул парень, слепив снежок и прицелившись. Выждав момент, он кинул снаряд, подбежал к метателю и попытался его обезоружить. — Это вендетт... а! — прервалась речь Энди, когда вдвоем они повалились в сугроб, тяжело дыша после недолгой борьбы. — Кто еще из нас придурок, а? — сметя на светловолосого снег с сугроба сказал юноша и уселся. — Ой, да ладно тебе, — схватив его за плечи, Энди принудительно повалил парня обратно в сугроб, на что услышал возмущения. — Мне никто еще не говорил, что ты должен быть неприкосновенным дляменя, так что не бурчи. — Энди! — Успокойся. Посмотри на небо. В эту прекрасную тьму. Я за сегодня так устал, что готов уснуть сейчас прямо в этом сугробе. Двое парней лежали в снегу, смотря в заснеженное небо. — Мне в лицо снежинки летят, отпусти руку и дай встать. Мне холодно. Цокнув языком, парень в бежевом пальто посмотрел в голубые глаза. — Какой ты неромантичный, — томно произнес он, ударив кулаком по плечу юноши, который, в свою очередь, вновь закатил глаза, пытаясь подняться. — Но ты первый начал. Никто не просил тебя говорить о Кровавой Энди! — заметил тот. Юноша никак на это не отреагировал, замерев в одном положении стоя. — Что там? — спросил лежащий на снегу, заметив это. — Машина... — устремив взгляд на приближающиеся фары, одними губами молвил человек в черном пальто. С этих слов Энди тут же вскочил на ноги, отряхиваясь, и на мгновение остановил взгляд на парне: — Крис, отряхнись. Посмотрев на свое заснеженное пальто, Кристофер ужаснулся и тут же принялся заметать следы валяния в снегу. — Вот кто тебя просил... — ворчал он, провожая машину взглядом. Это был черный «Ягуар» двухтысячного года выпуска, плавно приближающийся к двум засуетившимся молодым людям. Кристофер почувствовал, как сердце заколотилось быстрее, а к горлу подошло то неприятное чувство волнения перед неизбежным. Энди оглянулся, кивнув юноше, когда машина остановилась, и направился к ней. Следом пошел и Крис, в предвкушении дальнейшего. «Только бы все прошло гладко... Я ведь так долго к этому шел. Столько жертв, столько потраченных нервов, боли, но, в то же время, новых людей, впечатлений, опыта, — голубые глаза устремились на силуэт человека в бежевом пальто. — А что сейчас? После всего пережитого я дрожу, как подросток, вышедший к доске... Да что со мной? Куда делось мое холодное спокойствие?» Энди сел на переднее сидение, Кристоферу же пришлось сесть назад. Черный кожаный салон веял странным, но приятным запахом, который обычно бывает в машинах (разнообразие ароматов одеколона, по крайней мере, его скрашивало). Краем глаза Лоренцио заметил силуэт в шляпе слева от себя, но во тьме салона черты его были практически неразличимы. — Приветствую вас, Кристофер. Я Льюис Грано, рад нашей с вами встрече, — из тьмы появилась большая рука в черной кожаной перчатке. — Здравствуйте, — кротко произнес Лоренцио, пожав руку неизвестного. — Вы, вероятно, не слышали обо мне, зато я о вас наслышан. И, знаете, о вас говорили, в большинстве своем, только хорошее. — В большинстве? — Видите ли, там, где начинается слава, без сплетен и обсуждений скелетов в шкафу не обойтись. А ведь о вашем альтруизме не слышал только глухой, да и тот, непременно, вырвал бы из какой-нибудь местной газеты заголовок о происшествии девятого октября. Кристофер глубоко вздохнул и опустил взгляд вниз. События тех дней, если бы это было возможно, он бы навсегда стер из памяти или, по крайней мере, постарался забыть. Однако это было нереализуемо по явным причинам: именно тем днем его запомнили, именно тот поступок и определил его в социуме. — Знаете, я сам рад пожимать руку такому человеку, как вы. Ваши поступки внушают уважение, — продолжил мужчина. — Спасибо, мистер Грано. Очень греет душу то, что мои действия оказали лучшее влияние на Ферн-Редн. — Продолжайте в том же духе, Кристофер. Мы все вас поддержим. — Кстати, мистер Грано, сможете на днях направить людей в ту мутную забегаловку «Декада»? — раздался голос Энди. — И зачем нам это, извольте сказать? — Чтобы лучше понимали, что с нами необходимо сотрудничать, — произнес он как-то приглушенно. — Да, Кристофер? — Несомненно. — Чувствую, Эндрю, вы вновь великолепно выполнили поручение. — Несомненно, — подхватил Лаури, глянув на очертания лица Кристофера в зеркале заднего вида и чуть приподняв уголки губ. Город за тонированным стеклом казался еще более темным, но не менее сказочным. Снежная ночь всегда выглядит особенно прелестно, обретая вуаль некоего мистицизма. Тьма в переулках становится всепоглощающей, когда свет уличного фонаря, отражающего снег, являет собою спасение. Но то была лишь поверхностная сторона зимнего времени, а поверхностное восприятие всегда пренебрегает глубоко серьезными проблемами. Так и в людях: снаружи, кажется, человек мил, любезен, спокоен, но внутри у него осколки некогда разбитого стекла, прикосновение о которые режет душу. Кристофер закрыл глаза, откинувшись на мягкую спинку сидения. Сегодняшняя ходьба с Энди утомила его так, что хотелось просто заснуть прямо здесь и прямо сейчас. Голоса Лаури и Грано переплетались меж собой, в голове начали возникать различные картинки, но Кристофер раскрыл глаза, дабы не погрузиться в сладкий сон. Он прекрасно понимал, что сейчас не время — впереди еще целое событие, которого он так долго ждал. От волнения и след простыл; в салоне автомобиля воцарилась атмосфера спокойствия, уюта и, самое главное, тепла. Энди и Льюис что-то обсуждали спокойными голосами, каких-то незнакомых ушам Лоренцио людей, так что он на этом и не зацикливался. Только глядел в окно, провожая коротким взглядом прохожих и ничем не примечательные тротуары; голова его была ничем не занята. Машина начала сбавлять ход и завернула в тупик одной из знакомых улиц. — Вот мы и приехали, — произнес Льюис Грано и вышел из машины. Энди и Крис последовали его действию, оставив водителя автомобиля в одиночестве. На плохо освещенной улице, кружа над несколькими машинами, стояла мелкая метель, но Кристофер все же смог разглядеть здание, перед которым они остановились. Это был грациозный трехэтажный особняк, выполненный в викторианском стиле. Окна первого этажа отдавали теплым свечением. — Нам сюда, — сказал Льюис, указав на особняк. Трое направились к нему, пройдя через решетчатые ворота, и оказались на широком заснеженном от метели крыльце. Раздался звонок в дверь. Дверь открыл низенький мужчина в возрасте, с прищуром разглядев троих, но затем, присмотревшись к лицам, тут же с поклоном отворил дверь. Они вошли в просторный холл в бежевых тонах с лестницей, ведущей на второй этаж. Его стены украшали позолоченные канделябры и старые картины в щеголеватых рамках. По левую и правую сторону находились высокие арки, ведущие, по-видимому, в гостиную и на кухню. В углах стояло несколько торшерных вешалок с многочисленной верхней одеждой черного цвета. Стоило мафиози войти, как из правой арки с бокалом желтоватого напитка вышел знакомый высокий мужчина с зачесанными набок темными волосами. — Здравствуй, Генри, — сказал Льюис Грано, пройдя вперед и пожав ему руку. Теперь Кристофер мог лучше разглядеть его во весь рост: это был среднего роста мужчина плотного телосложения с поседевшими волосами, зализанными назад. Его физиономия с глубокими морщинами на лбу и в области рта позволяла сделать вывод, что Грано явно не моложе пятидесяти. Энди и Генри обменялись друг с другом крепкими объятиями, оставив позади Кристофера, на которого, наконец, и обратилось все внимание. — А вот и наш зачинщик сегодняшней встречи, — улыбнулся Генри. — Здравствуйте, мистер Хеймстрим, — Лоренцио пожал ему руку. — Как ваша нога? — Не беспокоит, к моему счастью. Спасибо за заботу. Тебе Энди сообщил? — Да, не встречал информатора лучше, чем Лаури, — улыбнулся юноша, глянув на Энди. — Ага, все уже поняли твой сарказм, Крис, — приспустив веки, сказал Лаури. — Пройдемте в гостиную, вас там уже все заждались, — сказал Хеймстрим, когда все разделись. Генри обернулся и, опираясь на трость, прошел дальше через арку, ведя за собой троицу. Виду Кристофера представилась светлая просторная зала в желтоватых и белых оттенках; огромная золотая люстра с хрусталем придавала какой-то особой величественности этому месту. Несколько небольших компаний были разбросаны по всему залу, где в сумме присутствовало совсем немного — человек десять. Ранее невиданные и знакомые Кристофером люди в черных костюмах вежливо беседовали между собой; их внешний вид внушал неподдельное уважение, не столь из-за влияния одежды, сколь из-за самого выражения их физиономий. Их сдержанность, искренность улыбок, разумный взгляд, чистая речь — все это невероятно привлекало Лоренцио. Он даже почувствовал вполне объяснимое волнение, когда Льюис Грано громко поприветствовал всех и представил им Кристофера. Проницательные взгляды так и пристрастились к молодому парню, ощущающему в глубине души смущение, но не позволяющему этому чувству выйти за пределы чертогов его души. С учтивым видом он поприветствовал всех, внимая умным взглядам. Да, он заметил одобрение в их глазах, ведь все они знали Кристофера, как человека, без преувеличений спасшего Ферн-Редн — босс не позволил бы оставаться героям в тени. Стоило только подумать о Фредерике, как он тут же появился из толпы, легкой, но уверенной походкой идя вперед. На нем был бордовый пиджак и черные брюки — Крис уже давно подчеркнул пристрастие Беллини к оттенкам красного, — которые были подогнаны по его стройной фигуре. — Приветствую тебя, Кристофер, — с приветливой улыбкой произнес Беллини. Лоренцио не мог выразить и половины того, что чувствовал сейчас. Теплое чувство распространилось внутри его груди. Уже давно он не видел Фредди: проблемы внутри семьи, слухи о предателях, подозрения, бесконечные переговоры между районами, затянувшаяся вражда с Дальюс Ресау — все это способствовало долгой, почти месячной разлуке. Но так было далеко не всегда. Фредерик два раза в неделю навещал Кристофера, когда тот лежал в больнице. Именно благодаря ему юноше не пришлось лежать в одной общей палате с умирающими от туберкулеза, гангрены или язв больными — в его распоряжении была личная палата, где можно было побыть в полном уединении. Для Лоренцио Беллини сделал очень многое не только материально, но и духовно. Сильнейшая поддержка шла с его стороны, ведь Фредерик, как никто другой, знал, в чем Кристофер нуждался тогда более всего. И за это Крис ему безмерно благодарен. Но не один лишь Фред посещал юношу. Вторым постоянным посетителем был Эндрю Лаури, на которого свалилось огромное бремя ответственности за состояние Лоренцио. Энди действительно осознавал свою вину за слепую уверенность в успехе, которым так и веяло от юноши в момент их первой встречи рокового дня. Это было чутье, пришедшее к Лаури со временем, но все-таки не удалось ему предвидеть таких серьезных ущербов в состоянии Кристофера Лоренцио, что побудило к зазрениям не только со стороны босса, но и от собственной совести. — Все эти люди, — продолжал выразительным, льющимся голосом Беллини, — являются немногочисленной, но одной из основополагающих и главных частей нашей семьи. Они будут очевидцами того, через что проходили и продолжают проходить такие юноши, как ты, Кристофер. Но ты, однако, неповторимый случай, — прибавил он негромко, обернувшись к публике. — Что же, я намерен приступить к делу сразу, так что пройдемте. Следуй за мной, Кристофер. — С этими словами он обернулся и, подождав, пока юноша окажется по правую его руку, растворился в толпе медленно покидающих зал вслед за лидером людей. Внутренний трепет и волнение перед неизвестностью охватили Кристофера полностью, тем не менее, снаружи он казался совершенно спокойным и невозмутимым. Пытливый взгляд на Фредерика не привел ни к чему, кроме как к легкой улыбке, появившейся на устах босса; все то время, пока они шли по направлению к комнате, в воздухе царило молчание, лишь сзади переговаривались несколько баритонов и один тенорный голос, принадлежащий Энди. Когда они оказались около двойных дверей из темного лакированного дерева, Беллини остановился, легким наклоном головы указав Кристоферу на двери. — Теперь твой черед делать шаг в совершенно новый для тебя мир. Назад пути нет. Кристофер на секунду задумался, чуть заметно кивнув головой: «Назад пути нет, Кристофер, и уже не будет никогда...» — эта фраза погрузила его в глубокую задумчивость, но он, без колебаний, раскрыл тяжелые двери двумя руками. Лоренцио всей своей душой ощущал, как входит в эту таинственную, темную неизвестность, видел, как взору открывается всепоглощающая тьма комнаты, развеивающаяся свечами, стоящими на продолговатом деревянном столе. Комната казалась необъятной из-за густой темноты в ее углах — было в этом что-то загадочное и атмосферное, но от неизвестности, сопровождающейся этими чувствами, Кристофер, было, хотел обернуться и вопросительно поглядеть на Фредди, как босс тут же возник слева от него. С обеих сторон от них в эту же минуту, сливаясь с тьмой, начали возникать силуэты, окружающие постепенно стол. Когда задние двери были закрыты, и все встали по своим местам — суждено было начать. Лоренцио так и остался стоять посередине, во главе стола, когда Фредерик Беллини отошел к крайней боковой стороне, так, что находился ближе всего к Кристоферу. Справа от босса стоял Стивен Эванс — консильери, его советник. — Все мы прекрасно понимаем, зачем в этот поздний вечер мы собрались, — спокойным голосом начал Беллини. — Мы собрались, чтобы принять в семью еще одного новобранца, человека, который доказал свою честь кровью, и не только своей. — Он обратил свой внушительный, серьезный взгляд на юношу. — Вступив в семью однажды, ты не выйдешь из нее никогда. Запомни, семья превыше всего в твоей жизни: выше семьи и друзей. Если я скажу тебе убить твоего друга — ты убьешь. — Если у тебя возникнут проблемы с кем-то или чем-то — обращайся к нему, — Стивен Эванс указал на босса. — Относятся ли эти проблемы к кому-то из семьи или нет — всегда докладывай мне, как своему отцу. — Вступив в семью, ты обязан посвятить нам жизнь. Ты обязан защищать своих друзей в семье, всех нас. Если ты болен, но можешь ползти — ты обязан добраться до поля битвы, в ином случае мы позаботимся о тебе. — Если ты предашь нас, предашь нашу честь — мы убьем тебя, как убивают всех предателей семьи, — Беллини опустил взгляд на иглу на столе. Он взял ее своими тонкими пальцами и подержал над свечой, чуть подождав. — Дай мне свой указательный палец. Кристофер вытянул указательный палец. Фредерик взял его правую руку, проткнув иглой подушечку пальца. Вслед за иглой на пальце возникла капля крови. Консильери передал боссу фотокарточку с изображением Девы Марии. Через мгновение образ обагрился несколькими каплями крови, был подожжен над пламенем свечи и передан в руки Кристоферу. — Повторяй: если я предам свою семью, — сказал Фредерик. — Если я предам свою семью. — То буду гореть в аду, как горит этот святой. — То буду гореть в аду, как горит этот святой, — повторил Лоренцио, перебрасывая из руки в руку горящий образ, до тех пор, пока он не был сожжен дотла. Как только последняя крупица пепла пала на стол, Кристофер поднял взгляд голубых глаз на людей за столом, а затем на босса, увидев его довольное лицо. — Кристофер Лоренцио, ты принят в семью. Поздравляю, — раздались аплодисменты с этими словами, а Фредерик Беллини подошел ближе к новому лицу семьи, крепко обняв его. — Спасибо, Фредди. — Поздравляю, Кристофер, — Стивен Эванс пожал руку юноше. — Спасибо. — Что ж, если кому есть, что сказать — говорите. — Босс обратился к публике. — Я бы хотел сказать... — начал доселе неизвестный Кристоферу блондин с черными глазами, выглядевший лет на сорок, — что у нас так же есть некоторые обязательные правила, с которыми ты обязательно ознакомишься в дальнейшем, и одно из таковых — никогда не прикасаться к наркотикам и не злоупотреблять выпивкой. Это хороший бизнес, но употребление того или иного приводит к, в меньшей степени, нежелательным последствиям, и в кругу семьи подобное не одобряется. Это обязательное правило. — Я запомню. Фредерик обратил вдумчивый взор на Энди, а затем на Криса, выслушивающего речь того же мужчины. В голове скользнула мысль, за которую он зацепился уже давно, но официально озвучить решил лишь сейчас, как только блондин завершил свою мысль, обращенную к внимающему Лоренцио: — И, да, Кристофер — Энди, это относится к тебе тоже, — отныне вы работаете вдвоем, будете напарниками, коими были сегодня. — Сей мысль, было видно, сбила с толка, как Лоренцио, так и Лаури. Беллини это заметил: — Вы друг друга стоите, и, я уверен, сработаетесь. Это не обсуждается, — он поставил точку в этом вопросе, вместо которой Энди, было, хотел поставить запятую, но вовремя осекся, поджав нижнюю губу. Крис, казалось, не замечал никого, смотря лишь на пылающий огонь свечи — он лишь внимал, слышал все, что происходило и как оно происходило. Все вдруг стало казаться нереальным, внеземным, словно это происходит вовсе не с ним. «Теперь я здесь, в семье, назад дороги нет. Теперь я начинаю с чистого листа», — повторял он вновь, раздумывая, разжевывая эту фразу снова и снова. И почему порой действительность так сложно принять?***
— Быть может, мы рождены, чтобы умереть молодыми? — тишину развеял молодой томный голос. Раздался сторонний шумный вздох. — Иначе как объяснить то, что мы умираем, даже не увидев жизни? Не вкусив ее сладости? Не насладившись ею в полной мере? — голубые глаза неподвижно были устремлены вверх, в белый потолок с облупленной, местами почерневшей, краской. — Может, мы рождены, чтобы умереть от рук убийцы или нескольких убийц? Обездвиженный силуэт лежал на незаправленной постели в небольшой полуразрушенной комнате с черными стенами, на которых висели остатки от содранных плакатов и одно разбитое зеркало. Напротив зеленого дивана, на котором лежал парень, стоял пустеющий журнальный столик. Подле него, на полу, валялась сломанная, раздолбленная кем-то стереосистема, а кассеты были также разбросаны, либо сломаны так, что из них вылезала пленка. Так же в разнообразии валяющихся предметов были осколки разбитых зеленых бутылок. В дальней части комнаты, на том месте, где раньше стояла железная ширма, был полный крах и разруха: полки были сброшены вниз, ширма неизвестно каким образом сломана. Все было разрушено, поломано — уцелели лишь воспоминания об этом месте, которое всего несколько месяцев назад жило своей жизнью. — Крис... — произнес парень, стоящий у входа со сложенными на груди руками, — это все в прошлом. Перестань хандрить. — Я не просил тебя входить. Я не прошу тебя разделять мое душевное состояние. Ты можешь развернуться и уйти. Энди прикрыл глаза, опустив голову; он пнул ногой какую-то стекляшку. — Нам нужно ехать. Сколько уже времени прошло? Кристофер поднял руку над головой, запрокинув рукав, и взглянул на часы: — Десять минут, Энди. Прошло только десять минут, — твердым голосом произнес он. — Ты ответил мне, что не будешь беспокоить меня максимум полчаса, и что ты делаешь? — Я волнуюсь за тебя. — Нет, ты не уважаешь меня, не уважаешь моих чувств и желания побыть одному, — Кристофер закрыл лицо двумя руками, повернувшись спиной к Энди. — Ты меня не понимаешь и никогда не поймешь, — прибавил он шепотом, смотря во тьму в конце комнаты. Его пальцы с силой сжимали эту старую, уже запылившуюся простынь. — Меня больше никто не поймет так... — Как понимал тебя он? Что-то кольнуло в сердце от этих слов, но это никак не повлияло на состояние юноши. — Ты все еще здесь? — Ответь мне. — Уходи. За тишиной, воцарившейся на десять секунд, последовали шаги. Но не отдаляющиеся — приближающиеся. Что-то опустилось на диван. Кристофер приподнялся, повернувшись вправо, и удостоил презренного взгляда Энди. Рука Лоренцио охватила лицо, лоб, а затем, поднимаясь выше, и волосы. — Если ты хочешь, чтобы я тебя возненавидел — делаешь верные шаги. Хочешь меня выбесить — отнюдь, потому что у меня нет сил быть в ярости сейчас, — с апатией промолвил он. — Крис, я не собираюсь бросать тебя здесь одного. Ты подавлен, тебе больно, а я, зная это, должен стоять там, у входа, и ждать, пока ты выйдешь? Это немыслимо! Кристофер молчал. — Слушай, пожалуйста, пойдем отсюда. Я душу свою гордость, говоря все это тебе сейчас. Да, быть может, я тупица, который не понимает с первого раза, но, когда я вижу, что человек застрял в прошлом, что человек не может отпустить, я не могу просто так это оставить. Я вижу, что ты вынашиваешь это в себе который месяц, сначала я даже не видел маскировки, но ты не можешь держать все это в себе слишком долго, Крис, это становится заметным. Я понимаю тебя, не думай ложно, и я бы так же был зол на твоем месте. Но также пойми, что, если ты не отпустишь, это не даст тебе спокойно жить. Юноша выслушал все это и сжал губы, напряженно смотря вперед. — Что ты от меня хочешь? Чтобы я сейчас улыбнулся тебе во все зубы, забыл обо всем, что было раньше, и счастливый вышел бы из этого разгромленного заведения? — в голосе проскакивали нотки нервозности и раздражения, но это было меньшим проявлением того, что творилось внутри. — Я хочу, чтобы ты оставил прошлое. Лоренцио отрицательно помотал головой, смотря вниз, на свои руки. — Разве ты не понимаешь, что это невозможно? Черт возьми, Энди, я не понимаю, что тебе от меня надо: я состою в семье, и ничто не мешает мне выполнять то, что требует Фредди; я хорошо себя чувствую, мне комфортно с тобой, когда ты меня не достаешь. Все нормально. — Если бы все было нормально, как ты говоришь, мы бы не находились сейчас здесь. Кристофер глубоко вздохнул, повернув голову в сторону Лаури и внушительно, на полном серьезе произнес: — Я в этом нуждаюсь, ладно? Так лучше, понятнее? — Боже, — парень в недоумении развел руками, — Крис, ты... — Да, это я, чудак, который не может похоронить воспоминания, как людей, привет, Энди. А теперь можешь оставить меня наедине с собственными мыслями? Лаури ничего не ответил. После полминуты молчания он встал и медленными шагами направился к выходу. Кристофер лежал и вслушивался, ожидая, когда шаги исчезнут окончательно, только после этого он мог по-настоящему расслабиться, разлегшись на диване и буравя взглядом теперешнюю тьму потолка. Пять минут он провел в молчании, не давая, напротив, мыслям в голове отдохнуть до тех пор, пока не стал озвучивать все, о чем думал, вслух. — Знаю, Рик, быть может, ты не хотел бы, чтобы я сюда приходил, возможно, ты бы поддержал Энди, но я... я не могу перебороть себя. — Кристофер закрыл глаза, внимая полной тишине. Он ею наслаждался, хоть и знал всю ее насущную трагичность. В голове вилось много беспокойных мыслей: и о том, что какие-нибудь психи решат заявиться сюда именно сейчас, а Энди сторожит у входа в одиночестве; и о том, что Моретти снова нападут на Ферн-Редн, а они не подоспеют вовремя — но все эти мысли не обретали ничего материального, так и пролетая в голове и попадая в никуда. Однако Моретти оставили свой кровавый след не только в сознании, но и на теле юноши. Расслабленным голосом, не раскрывая глаза, он так же произнес: — Не знаю, догадывался ли ты или нет, но рано или поздно я сделаю то, что планировал. Они зашли слишком далеко, и не останавливаются на достигнутом. Будь у меня силы, я бы уже давно поставил точку в этом, но я долгое время был ограничен в действиях и нагрузке. Уже не могу так, как раньше: работать на энергетиках день ото дня, не задумываясь особо о себе. Чертова печень уже не та, — он слабо усмехнулся. — Но не будем об этом. Кстати, недавно в голове пролетала такая одна глупая мысль... Я жалел о том, что мне не снятся сны, думая, что, непременно, в них я мог бы видеть тебя. Стало так горестно, что я лишен такой возможности; завидую тем, кто хоть редко, но видит эти прекрасные мини-фильмы у себя в разуме. И, знаешь, что я сделал? Ты, наверное, снисходительно усмехнулся бы этому, но, закрывая глаза, я начал вспоминать тебя. То, как мы проводили вместе время. Я просто хотел вызвать тем самым сон, хотя и знал, что попытки тщетны... О, я не раз вспоминал нашу первую встречу, когда ты решил подшутить надо мной, видя во мне новичка. В какое же замешательство ты меня ввел тогда... И когда я осознал, что зря воспринимал твои дурацкие слова всерьез... Да, с того момента прошел ровно год, и, знаешь, ты ведь мне тогда понравился, в тот самый день, хоть я и не выразил это толком. Казалось бы, такой серьезный человек может быть таким... какой ты есть? Этот беззаботный смех, добрые шутки без злого или оскорбительного умысла, без цели принизить... — Кристофер глубоко вздохнул, перевернувшись на живот, и вытянул руку вперед, сжав отсыревшую подушку. — Боже, Рик, как же я по тебе скучаю, если бы ты мог знать... Я бы так хотел вернуться назад, попасть в тот злополучный вторник, и просто остаться с тобой в баре. Не спорить с тобой, не выводить из себя, не злиться и, самое главное, не вести тебя туда, а просто-напросто обнять и попросить поставить одну из кассет, чтобы насладиться вместе с тобой этой прекрасной музыкой... А теперь даже эти кассеты я не могу послушать, и тебя не могу увидеть... И... Я ничего не могу. Я могу только отмстить за тебя, но поможет ли это делу? Ах, если бы убийство решалось только убийством... Кристофер замолк, водя взглядом по темному пространству. Он о чем-то напряжено думал, насколько позволяло напрягаться его состояние. — Знаешь, Рик, — в воздухе повисло молчание еще на полминуты, но затем он продолжил медленно, спокойно, рассуждая: — Иногда меня берут сомнения насчет того, что тебя нет в живых. Я не знаю, почему, но я это чувствую. Мне так порой кажется, когда я думаю насчет твоей смерти, хотя даже врачи мне говорили, что ты умер. Тот самый хирург, который тебя оперировал, нехотя, но сказал мне, что тебя не смогли спасти. Объяснил, что, и как, естественно, под угрозой пистолета и связей, потому что иначе из них ничего не вытрясешь. Я хотел связаться с твоим братом, Рик, но никто не знает (или знает, но не говорит), где он. Конечно, я понимаю, что он скрывается от Моретти, но, черт... Все это так странно и, в голове моей даже пролетала такая сомнительная мысль о том, что он мог мне солгать, сказав о твоей смерти. Знаешь, я сделал бы так, будь ты моим братом или даже будучи просто другом. Я думаю, Моретти уже ходили в больницу, искали тебя или Майка — они те еще твари, если уничтожать, то с корнями, целыми семьями... Но, Рик, если бы ты был жив, ты бы обязательно пришел ко мне, я знаю точно. Ты бы не поступил со мной так жестоко... Я пытался искать какие-то знаки, я пытался искать тебя, но это все так глупо и наивно, ведь это почти невозможно... Если тебя действительно нет в живых — я хожу по замкнутому кругу, навеянному собственным неспокойным умом. Ох, черт, Энди прав насчет того, что я слишком озабочен этими мыслями. Но, с другой стороны, не пускать же все на самотек, ведь я могу пропустить твой знак... я не знаю... Хотя почему ты просто не можешь прийти ко мне или послать письмо... А, точно! Сраный ключник! Как я не догадывался раньше! Он мог забрать мое письмо из ящика, либо же просто его не отдать. У меня до сих пор руки чешутся его прикончить, и, я чувствую, когда-нибудь он нарвется на мой ствол... — в воздухе после пламенной речи вновь повисло молчание. На душе вдруг стало столь грустно и одиноко, что это, казалось, начало душить юношу. — И все-таки мне кажется, что Майк не поступил бы со мной так несправедливо. Он проявил понимание в нашем последнем разговоре... Нет, я слишком наивен... слишком сильно надеюсь. Да, одурманен туманом надежды — так это прозвучало бы в книге... Однако, знаешь ли... — юноша поднялся с дивана, взяв в руки фонарик. Он осветил стену напротив дивана, как раз над журнальным столиком. — Даже если я в действительности одурманен туманом слепой надежды в то, что ты жив, то все равно обязан оставить частичку себя, в память о том, как мы встретились здесь... Кристофер достал из кармана джинс свернутую бумажку, развернул ее, и приклеил на стену так же принесенным с собой скотчем. Когда дело было сделано, он сделал пару шагов назад, не отрывая взгляда от листка бумаги на стене. Он хотел было что-то сказать, но словно онемел, и ни слова не сошло с его губ. Еле заметно покивав головой в раздумье, юноша обернулся и вышел из комнаты, оставив во тьме холодных, сырых стен лишь свой аромат и один невзрачный листок с надписью: «Апрель 30 2008 Возвращайся Я все еще помню И никогда не забуду». Что же произошло 30 апреля ровно год назад? Кристофер и сам не знал, как это назвать. Но больше его клонило к осмыслению этой даты, как удивительного подарка судьбы, что впустила в его жизнь и душу совершенно нового человека. Впустила также неожиданно, как и отняла. Хлопок дверцы машины. Молчание. Здесь каждый думал о чем-то своем. Здесь ощущалось нечто спокойное и, одновременно, напряженное, что юноша ощутить смог не сразу, только затем, прервав ход мысленных дум. — Почему мы не едем? — спросил он у Энди, что сидел в водительском кресле, поджав руку под голову. — Просто задумался над кое-чем, — произнес Лаури, не отводя взгляда от какой-то одной точки за лобовым стеклом, но затем медленно, словно завороженный, не отрывая взгляда, повернул голову и, наконец, посмотрел на Криса. — Ты как? — Норма. — Отлично, — без эмоций произнес Энди, смотря в зеркало заднего вида и отъезжая назад. — Мне как раз позвонил Генри. У него для нас появилась работа. — Какого рода? — Рода: прибеги и убей. — Ого, здорово, всегда мечтал этим заниматься, — не без доли сарказма промолвил Кристофер. — Да я шучу, Крис. Пока что нами не рискуют в такой степени. Помнишь того парня, Ника Гарди, которого нам поручили найти в декабре? — Ник Гарди? — Лоренцио сдвинул брови в раздумье. — А, точно. Тебя еще тогда послали в баре, и ты в отместку на мое замечание обозленный начал кидаться снежками и повалил меня в снег. — Хм, нет, такого не припомню, — не отрывая взгляд от дороги, промолвил Лаури. — В общем, это оказался тот еще скользкий тип. Его не могли найти все это время и, соответственно, никаких известий о нем особо не проскакивало, кроме некоторых маячков о его местоположении. — Постой, — прервал Крис, — ты имеешь в виду людей, которые сдавали его? — Да, я называю их маячками. — В момент, когда Энди это сказал, машина проезжала мимо небольшой группы людей в зеленой одежде с оружием наперевес. Недоверчивым, даже агрессивным взглядом они провожали машину мафиози и, в особенности, Кристофера, наблюдающего за ними. «”Зеленые”, — томно подумал он. — Рик когда-то говорил мне о них». — Конечно же, — продолжал Энди, — нам известна лишь поверхность той информации, которую нам предоставляют, и, я думаю, у Беллини был большой повод начать на него охоту, но не менее большой повод делать это пассивно. Возможно, он не хотел кого-то спугнуть; Ник Гарди — шестерка, и я склонен в это верить. В общем, Крис, Генри сказал, что два часа назад Гарди был найден убитым обоймой в живот. Убийца не забыл обчистить его, украв бумажник и наркотики, но, видимо, в спешке не был особо внимателен, так что не заметил маленькой кровавой бумажки со списком имен и фамилий. Несколько имен вычеркнуто, у кого-то долг и сумма. Три имени чисты и под вопросом. — Дай угадаю: мы должны будем найти этих трех человек и «допросить». — Я не сомневался в твоих умственных возможностях. — Хм, значит, пора сменить роли. Эй, Ватсон? — Да, Холмс? — Как думаешь, мы таки выйдем на Моретти? Энди замолчал и, кажется, напрягся: его лицо стало еще серьезнее, а глаза слегка прищурились. — Я очень, очень надеюсь, что, копая могилу, мы не нарвемся на катакомбы. Это сравнение заставило Кристофера задуматься: а что могло бы скрываться в этих самых катакомбах? Наконец, его взгляд осознанно устремился на окружение, пролетающее мимо них, которое доселе не занимало голову юноши. Над городом вновь затянулись серые облака, но вдали виднелся просвет, раскрывающий пастельно-розовые и оранжевые краски. За закатом близилась тьма. Несмотря на понурый общий вид, деревья все же придавали радость глазу: зеленые распускающиеся листья, белоснежные девственные цветки будущих плодов, зеленеющая трава — все это давало надежду на возрождение, надежду на новое. — Ты это сказал так, будто страшишься истины, — заметил Лоренцио, глянув на Энди. — Возможно. Но, лучше сказать, я боюсь того, какие лица всплывут в ходе нашего расследования. — Это ведь замечательно — мы узнаем, кто за этим всем стоит. — Не совсем, Крис. Мне не хотелось бы видеть в чьем-то лице предателя, который находится в заговоре с Моретти. Более того, если с этим лицом я хорошо знаком и питаю к нему дружеские чувства. Ты ведь знаешь, что бывает с предателями, Крис? — Лаури мельком посмотрел на напарника. — К чему ты это? — несвойственно порывистым, грубым голосом ответил парень, удостоив хмурого взора Энди. — А к тому, что я не хочу стрелять в кого-то из моих друзей. Разве неочевидно, Крис? — Да-да, я тебя понял. Но на то мы и в мафии. — Мы в мафии, чтобы убивать своих друзей?! — с миной отторжения и удивления воскликнул Энди. — Нет, ты недослушал. Мы в мафии, чтобы чем-то жертвовать ради семьи. Кто-то жертвует дружбой, кто-то семьей, кто-то собой. Я думаю, в любом случае, ты справишься, Энди. — Ты и впрямь думаешь, что я непробиваемый, — грустно усмехнулся он, останавливая машину. — Быть может, я еще чувствительнее, чем ты, каким бы я тебе там не казался. — Это утверждение-предположение? — Дам тебе время подумать над этим. — С этими словами Лаури вышел из машины, быстрой походкой направившись к огромным железным воротам в Блеквейс, напротив которых они остановились. Встав возле интеркома и интеркома и пуленепробиваемого окошка, из которого на него смотрело молодое женское лицо в маске, парень произнес: — Энди Лаури, обратный путь в Ферн-Редн. — Услышав это, девушка отдалилась от окна на секунду и вернулась, кивнув мафиози в сторону ворот. Он вновь вернулся в машину, которая тут же тронулась с места.***
Тьма уже начинала сгущаться: полоса заката давно зашла за горизонт, накрывшись непроглядными темными облаками, что нависали над городом. Такая погода не сулила ничего хорошего в человеческих мыслях; как показали случаи, именно в такую погоду происходило большинство убийств, ограблений и прочих злодеяний, совершаемых людьми. А, так как, благодаря географическому местоположению города, именно подобного рода погода была здесь чаще всего, в городе обыкновенно часто происходили преступления, в особенности, за эти пару месяцев. За пять месяцев, проведенных Кристофером в семье, он приблизился к этому, как никогда ранее, узнав настоящие цифры убийств за день. Как и тогда, Лоренцио вернулся к этой теме, рассуждая в своей голове, что сейчас происходит там, в переулке на другой улице или в другом конце города — не важно, главное то, сколько всего происходит в эту же самую секунду, но только в другом месте. Пока он с напарником идет через переулок, скупо освещенный прожекторами, к цели, пока его голова занята этими увлекательными мыслями, кто-то рождается, а кого-то сейчас насилуют, убивают, унижают. В эту секунду Крис был настолько этим озабочен, что попытался представить этих людей и их мучителей, и то, как, совершив дело, преступники со спокойной душою уйдут и продолжат так же беззаботно жить, улыбаясь соседям и консьержу, ничего не подозревающим. «Но ровно до тех пор, пока маленькая девочка одного из соседей по лестничной площадке, уже давно ощущающая, в отличие от ее родителей, что этот человек «плохой», не пропадет вдруг бесследно. Хотя даже здесь, при должной степени лицемерия и хитрости, уроду удастся выйти сухим из воды», — подумав о проценте именно такого поворота событий, внутри его перевернуло. И лишь от яркого чувства вспыхнувшей несправедливости. «И даже этот чертов Ник Гарди, даже если он заслуживал кучу металла в живот, был убит каким-то торчком, возомнившим из себя вершителя правосудия, имеющего право отнимать жизни других людей». — Генри! — крикнул вдруг Энди вдаль переулка, за которым виделась небольшая кучка людей. Крис медленно поднял взгляд, увидев вдалеке Хеймстрима, что обернулся и жестом руки призвал парней к нему. Лаури ускорил шаг — за ним и Лоренцио, который казался глубоко задумчивым. Они проходили сквозь переулок, окруженный продолговатыми зданиями из потемневшего кирпича. Поставленные здесь прожектора светили в спину так, что тени, отбрасываемые двумя парнями, доходили до самого конца переулка. В воздухе витал запах какой-то неприятной сырости, но Кристофер не сразу понял, что является источником этого запаха. Пройдя через переулок, они вышли на открытую местность — небольшой дворик, разросшийся травой и распускающимися цветами. Своеобразную «коробку» так же окружали стены зданий с трех сторон (включая сам переулок), а с четвертой стороны виднелся небольшой журчащий ручей, расположившийся в сточной трубе. Стоит ли говорить, какого качества была вода, ведь по течению ручья вместе с тиной проносился всякого рода мусор? От того и специфический запах, витающий в округе. Однако вечерняя прохлада, конечно же, освежала воздух, тем самым не давая повода морщить нос. — Привет всем, — отстраненно произнес юноша, подойдя к компании из двух женщин и трех мужчин, включая Генри. Все пять обратили внимание на него, кто-то кивнул, кто-то сказал: «Привет», — только лишь Хеймстрим пожал руку, с серьезной миной обратив взгляд на Кристофера. — Здесь нам понадобятся твои мозги, Крис. Постарайся вложить в это дело максимум сил. — Понял, — лаконично ответил он. — Не переживай, Генри, Крис всегда выкладывается по полной, — добавил Энди. — Ну, что там? — О-ого! Кого я вижу! — Из-за угла вдруг вышел какой-то восторженный парень. — Это же «Дабл Эль», всеми любимые. — Фрэнки, что ты здесь делаешь?! — с улыбкой во все зубы воскликнул Лаури, подойдя к парню и крепко пожав ему руку. — Я здесь вроде как криминалист. — Даже не надейся, Фрэнки, — скептически произнес высокий женский голос одной из компании. Фрэнк лишь усмехнулся. — Я помощник криминалиста, Энди. — Воу, не знал, что ты... — Лаури, может, хватит болтать, и перейдем к делу?! — прикрикнул Хеймстрим. Кристофер со сложенными на груди руками в ожидании наблюдал за происходящим. Что-то быстро вымолвив приятелю, Энди тут же оказался перед Генри. — Так как вы уже знаете, что здесь произошло, перейдем к делу сразу, — Хеймстрим повернулся и прошел к телу около водостока. — Вот он, Ник Гарди собственной неуловимой персоной, увы, пойман и убит. «Ник Гарди... — мысленно повторил Кристофер, рассматривая лицо мулата. В лице этом не было ничего примечательного: мертвый взгляд карих глаз, худое лицо, курносый широкий нос. Чуть спав с головы, на траве лежала джинсовая кепка, обнажающая короткие коричневые волосы. — Какое же знакомое лицо, но вот где?..» — Оружие — кольт 45 калибра, возьмите это на заметку. От убийцы остались следы ботинок, так как почва здесь влажная. Размер ноги 46; точно не женщина и не ребенок, возможно, высокого роста. Стрелял навскидку. Интересная деталь: пистолет Гарди находится на земле. Убийца мог колебаться, прежде чем стрелять, раз Ник имел время достать пистолет и, что не отрицается, выстрелить, так как в обойме было на один патрон меньше. Но иной крови, чем крови Гарди, мы в округе не нашли. — Генри посмотрел на парней, достав из-за пазухи какую-то бумажку в прозрачном конверте: — Это список людей, которых вы должны найти и опросить. — Как, по-вашему, Ник Гарди связан с Моретти? — в раздумье поинтересовался Крис, почесывая подбородок. — Безоговорочно, напрямую. Он торговал плохими наркотиками в нашем районе, воровал сведения. Оставлял многое после себя, но ни единой зацепки о том, где он мог бы находиться. — И зачем ему барыжить наркотиками в Ферн-Редне, а не на своей территории? — спросил Энди. — Вот вы об этом и узнаете. Томми уже подготовил вам информацию об этих людях, вот список, — Генри дал в руки Лаури прозрачный конверт, что держал в руке все это время. — Из конверта не доставать. Вот все сведения, которые нашел о них Томми, — он дал Крису пару бумагу, скрепленных степлером. — Охота за наркоманами — что может быть лучше? — недовольно пропыхтел Энди, водя глазами по именам и фамилиям, выведенными неряшливым, но сильным почерком. Однако на миг взгляд его остановился, а на лице застыло странное выражение, какое бывает у людей в те моменты, когда, читая книгу, ты «спотыкаешься» о какое-то предложение, полностью выводящее тебя из колеи, и еще долго не можешь поверить прочитанному. — Знал, что тебе понравится, Энди, — произнес Генри, отворачиваясь от парней. — Советую начать прямо сейчас. Желаю удачи. Эти слова вывели Лаури из прежнего состояния, и он, сглотнув, мгновенно протараторил: — Нет-нет, я уже устал! Прямо-таки готов на землю завалиться, как этот Гарди, Генри, мы начнем завтра утром... — Нет, Энди, нужно взяться за это сейчас, — сказал вдруг Кристофер, доселе молча изучающий сведения. — Один из них работает в ночном клубе вышибалой. — Вышибалой?! — словно в ужасе воскликнул Лаури. — Должно быть, это не наш клуб, — он нервно усмехнулся. — Нет, — Лоренцио поднял взгляд голубых глаз, направив его на напарника, — наш. Губы Энди тут же сжались; он взял листы у Криса, уставившись взглядом в текст. — «Вишневая, мать его, бомба»?! — только и сошло с его уст. Глаза Кристофера метались из стороны в сторону в стремительном размышлении, но вдруг остановились на пистолете убитого. — Поехали. Быстро. Нельзя терять ни минуты. Энди все еще глядел широко распахнутыми глазами на юношу, в немом оцепенении не реагируя на его команду. Тогда Крис схватил Лаури за предплечье и потащил его за собой, игнорируя прощания компании, как и Энди.