Его сигаретный дым

Его сигаретный дым. Вот он город, скучный, никчемный и пустой. Никто не ходит по улицам, все еще спят. Спят и видят сны. Кто то хорошие, добрые и теплые. Именно теплые. После таких снов остается такое тепло внутри, пусть даже ты и не помнишь потом сон, все равно остается это чувство. А кто то видит кошмары. Жуткие, кровавые или просто самые плохие моменты в жизни, которые повторяются у тебя перед глазами ночью и ты видишь новые моменты и понимаешь, что если бы поступил или сказал что-то другое, то это воспоминание переросло в разряд счастливых и приятных. Но нет, былого не вернуть. И есть те, кто не видит ничего. Просто темнота. Ты закрываешь глаза на секунду, а потом открываешь их, а оказывается, прошло какое-то количество часов. Это сон. Пустой, холодный и никчемный. Просто темнота и больше ничего. Именно мне такие и снятся. Каждый день, смотря на себя в зеркало, я вижу загорелого блондина с голубыми глазами и шрамами на щеках. Он смотрит на меня с той стороны зеркала и скалится, пытаясь улыбнуться. Но не выходит, и это существо бросает попытки научится улыбаться вновь. Отворачивается и исчезает. Прямо как я. Он копирует мои движения, прямо как умелый актер. Смотрит на меня, пытаясь улыбнутся, а глаза все равно пусты. Даже цвет стал из голубого более серым и грязным. Противным. Вот какой Узумаки Наруто. Прямо как тот тип в отражении, такой же пустой. Лишь оболочка. Но и та со временем трескается и осыпается открывая миру мертвеца с бьющимся по чьей то милости сердцем. Больно. Вдыхаю подкуренную только что сигарету и выдыхаю дым прямо на ненавистный мне город, смотря на него с крыши. Высокие здания, где-то в самом дальнем и почти затерянном месте на горизонте проезжает поезд, мерно отстукивая колесами успокаивающий ритм. Левее мост, по которому скоро поедут машины, свирепо и зло сигналящие друг другу, стоя утром в очередной пробке. Красивые частные дома с большими лужайками и где-то качелями и песочницей. Скоро вылезут детишки всех возрастов, но примерно одного социального положения и будут резвиться во дворе, а за ними будут следить их мамаши в вычурных дорогих нарядах и провожать своих мужей на работу, которые с фальшивой улыбкой заработают еще один миллион, попутно трахая секретарш. Затягиваюсь и вдыхаю дым, который пахнет апельсинами. Странные сигареты. Нигде такие не встречал. Только он может найти что-то подобное. Вспоминаю, что у меня еще лежит не распакованный блок таких сигарет дома. Использовать мою квартиру как склад. Только ему такое позволялось. Выкидываю уже окончившую свою маленькую жизнь сигарету и достаю новую. В пачке еще одиннадцать штук. Много. Для меня много. Он же мог скурить всю пачку целиком за несколько часов. Странный. Мне так не удавалось. Попробовал как то – не вышло. Семь подряд это мой предел. Усмехаюсь. Да…тогда мне было так плохо, что жить не хотелось. А он смеялся и говорил, что я дурак. Потом принес мне таблетки, что бы полегчало. Вдыхаю дым, на вкус правда как апельсин, немного кисло и чуть сладко. А вот их запах почти приторный. Не понимаю, как удается им так делать сигареты. Вкус один, а запах другой. И правда кажется, что у тебя во рту призрачная апельсиновая долька. Даже фильтр оранжевый. Выдыхаю. Смотрю на причудливые завитки дыма, постепенно исчезающие. Это танец дыма. Медленный и тягучий, но как появляется ветер, так дым как будто сбегает, как нашкодивший школьник. Только воспоминание остается. Смешно. Я тогда сказал ему, что это танец дыма перед смертью. Тогда, сидя у меня на кухне, он удивился и улыбнулся, выпуская новый причудливый дымовой узор. Но в его улыбке было лишь понимание и печаль. Тогда я, привыкший улыбаться, когда мне весело, не понимал, как можно улыбаться так печально. Ведь улыбка для того и создана, что бы радоваться. Он лишь поцеловал меня в лоб и сказал, что я пессимист. Странный тогда был день. Дождь лил и холод на улице – одним словом осень. Тогда он пришел ко мне, и мы, сидя на кухне, пять часов распивали чай, изредка болтая о всякой ерунде. Он курил, заполняя и без того маленькую кухню сигаретным дымом. Я любил его сигареты. Они были особенными, никто такие не курил. Только он. Раз в неделю принося ко мне домой блоки сигарет.А впоследствии объясняя тем, что не хочет, что бы его младший брат курил. Ведь это плохо. Но при этом дымил как паровоз. И вся моя квартира пропиталась этим запахом сигаретного апельсина. Даже сейчас, когда я прихожу туда, мне кажется, что он сидит на кухне в своей неизменно любимой позе, прислонившись к стенке и согнув одну ногу, медленно выдыхает дым в потолок. Но, когда я захожу туда, иллюзия рассеивается и на меня смотрит только пустота. И болит сердце, вторя этой пустоте. Болезненно сжимаясь и пропуская удары. Больно и пусто. Выдыхаю сладкий дым, выныривая из воспоминаний, смотря на оживающий город. Вот и первые люди, сонно спешащие на работу, пожилые дамочки, прогуливающие собачек со скучающим видом. Все такие маленькие, с моей высоты. Как муравьи в муравейнике. Но я ясно вижу каждого человека. Давно зная как они выглядят. Ведь это мой дом и все они мои соседи. Например, та мадам со своей болонкой, постоянно оглядывающаяся изменят мужу с соседом с пятого этажа. Который в свою очередь выгуливает лабрадора в другом конце двора. И я точно знаю, что их вторые половики уже мчатся к друг другу, что бы «по быстрому» перед трудовым днем. А через несколько часов выползут старушки, удобно устроившись на лавках и перемывая с утра косточки всем соседям и вспоминая былые времена. А потом и мне, когда я пойду мимо них в школу. Где то в этом доме, под этой крышей живет его брат. Которого я так и не увидел за все время нашего с ним знакомства. Мне казалось, что он его прятал от меня, как будто чего-то боялся. Он мне постоянно говорил, что как только я его увижу, то сразу пойму, что он его родственник. Что он очень красив и точная копия его. Мне по началу было интересно, но потом…потом мне стало все равно. Кроме него, меня никто не интересовал. Он стал для меня самым красивым, умным, притягательным. Он стал для мня всем. Он стал моей жизнью. Стал солнцем, который освещал мне мою жизнь. Опекун, друзья, и знакомые – все стали небом, незначительным и однообразным. А он. Он стал солнцем. Моим солнцем. Я выкинул очередной окурок с крыши, на которой сидел и встал, разминая затекшие мышцы от долгого пребывания в одном положении. Посмотрел на оживший местами город и подошел к двери. Дверь. Дверь, ведущая на крышу. Он дал мне от нее ключи, сказав, что там мой Рай. Моя свобода. Я не понял его слов, да и сейчас не понимаю. Тяжело. Боже, как тяжело! Как будто я стал чем-то тяжелым. Как будто мои ноги залили бетоном и кинули на дно. По-моему я мазохист. Самый что ни наесть Мазохист. Именно так. С большой буквы. Ибо сколько я ищу до сих пор его лицо в толпе прохожих и курю его сигареты. Пропитанные апельсиновым вкусом. Только я вспоминаю те моменты на этой крыше и судорожно сжимаю ладони, пытаясь заглушить боль. Но я же ее и создаю. Плотно обволакивая себя воспоминаниями о нем. Таком теплом и когда то живом. Он. Только он. Мой Бог, мой любимый, мой садист. Который кроме воспоминаний, которые рвут сердце на осколки, не оставил ничего. Только пустоту и пустые черные сны. Ну, еще и город, который, кажется, пропитан его сигаретным дымом. Наизнанку вывернут моей фантазией, опустошен его отсутствием. Надо выкинуть. Выкинуть все сигареты, оставленные им у меня, выкинуть все забытые мелочи наподобие ключей от крыши и данго, так давно лежащих в холодильнике. Выкинуть все, что напоминает. Выкинуть. Забыть. Вычеркнуть из жизни. Оставив только хорошее воспоминание. Оставить все в прошлом. Я обернулся на такой знаковый город и попытался улыбнуться. Не вышло. Только та гримаса и перекошенным лицом в зеркале предстала перед глазами. Прямо как в зеркале утром. Ведь, наверное, он смотрит на меня, от туда, с небес. Я улыбнулся, вспоминая все хорошее, что было, все светлое, что случилось, и лучезарно улыбнулся небу, озаряя восходящее солнце улыбкой. Закрывая глаза, что бы он там, на небесах, не видел моих слез. - Прощай, Итачи, надеюсь у меня получится жить без тебя. – охрипший срывающийся голос нарушил тишину нового дня. Я не сразу понял, что это мой голос. Так сухо и грубо он звучал. Месяцы тишины. Не слова из моих уст. Ни слова, кроме того, что я сказал сейчас. Сегодня в школу. Первый день. Выпускной класс. Самое время начать новую жизнь. Без тебя. Без улыбок, без сигарет, без посиделок на кухне и объятий на диване, без поцелуев, таких нежных и приятных. Таких, которые можешь дарить только ты. Ты хотел что бы я жил? Я живу. Видишь? Сердце же бьется. Хотя…ты всегда говорил, что бьющееся сердце вовсе не показатель жизни. Чувства, вот что отличает живого от мертвого. А сердце. Это просто пустяк, просто орган, как легкие, почки, желудок….чувства…. У меня их не осталось. Знаешь, я ведь даже не пришел на твои похороны. Просто не смог. Не мог поверить, что тебя нет. И на протяжении долгих месяцев ждал, что ты откроешь дверь и на всю квартиру громко крикнешь, что ты пришел. А я, как маленький ребенок выбегу из-за угла тебя встречать, кидаясь на шею и засыпая поцелуями, потому, что скучал. А ты смеешься и, зарываясь руками в волосы, обнимаешь меня, говоря на ухо, так тихо, что бы не никто, не одна мошка не услышала, что ты тоже скучал. Боже, как мне этого не хватает. Как не будет хватать. И закрывая глаза руками, быстро захлопываю за собой дверь на крышу. Мне так кажется, что ты не видишь меня. Что в здании я могу дать волю слезам и рыдать, крича от пустоты в сердце. А ты не увидишь. Не услышишь. Как будто стены, это невидимая преграда между твои миром и моим. Суровым и жестоким. Я как маленький ребенок, возведя руки над головой треугольником, говорю, что я в домике, и никто не сможет до меня добраться. Даже ты. Даже с того света. Но я не маленький, и руками вместо того, что бы «строить крышу», я забегаю в здание, окружая себя бетонными стенами. Это покрепче, чем в детстве. Оно точно спрячет. Укроет, защитит. Хоть и на задворках разума я понимаю, что все это чепуха, детские сказки, мелочь…но вот так хочу верить, что это поможет, что забываю, что уже не ребенок, что бы верить в сказки. И прижимаясь спиной к холодной двери ,закрываю глаза, что бы унять слезы, как рвущиеся наружу. Постояв несколько минут и почти успокоившись, я открываю глаза. Боже. Нет. Этого не должно быть, это все глюки. Точно глюки. Я ведь сплю? Хотя нет. Не сплю. Но все же - КАК? Вот он стоит передо мной непонимающе смотрит и пытается что то вычислить логическую цепочку. По глазам вижу, что пытается, даже голову немного наклонил. Прям как он. Но ничего не получается, все логические выводы рушатся прямо на глазах. Я вижу его. Его эмоции и может мысли. Мое удивленное лицо отражается в его черных глазах. Удивленное – это мягко сказано. Оно шокированное с расширенными, теперь уже грязно-голубыми глазами. Я судорожно сжимаю ладони, пытаясь взять себя в руки, но получается так паршиво, что даже я это замечаю. - Итачи? – шепот. На большее я не способен. Да и не хватит меня на больше, чем его имя. В глазах человека передо мной проскакивает удивление и грусть. Он опускает глаза, смотря в пол. Смотря куда угодно, только не на меня. Отмечаю, что он тоже сжимает руки в кулаки, видимо, что бы взять себя в руки. В отличие от меня ему это удается. Смотрит мне в глаза с вызовом и болью. Странное сочетание. Но Итачи раньше так же на меня смотрел, когда я касался темы его умерших родителей. - Нет. – мягкий бархатистый голос. Почти как у него. Почти. Наваждение от того, что передо мной стоит он исчезает. Медленно распадаясь на составляющие, больно отдаваясь каждым ударом сердца, царапая изнутри. - Я его брат, Саске. – боль. В каждом слове. Но тщательно замаскированная, под равнодушие и жгучую холодность. Даже как-то не по себе. Брат. Его брат. Младший брат. Как он и говорил, он очень на него похож. Прямо копия. Только у НЕГО длиннее волосы, завязанные в низкий хвост и две глубокие складки возле носа. А Саске с ежиком на затылке и длинными прядями по бокам, обрамляющими лицо, с чистым лицом без изъяна и такими же глазами. Страшно. Очень страшно. И больно. Так больно, что хочется умереть . Я смотрю на его брата перед собой. Он со мной одного возраста, если судить на вид, но так похож но него, что в глазах непроизвольно защипало, а сердце, пропустив несколько ударов, пустилось в бешеный танец, то и дело утыкаясь в ребра, пытаясь их сломать. Кое как уняв дрожь и пытаясь заставить ноги двигаться я пробежал мило парня нервно, даже как-то разочарованно кинув ему напоследок «Прости». Кое как добежав до своей двери и отперев замок, первым делом бросился собирать его вещи, складывая их в железное ведро на балконе и принося бензин и спички. Все. Хватит. Сжечь. Все сжечь. Не оставляя следов, а пепел развеять. И вот повинуясь своей безумной идее ,я пожег все то, что напоминало о нем. Запах. Кажется, все пропиталось его запахом. Запахом его сигарет. Его сигаретным дымом. Унося с собой все то, что я так любил... а слезы, предательская влага, все же стекала по моим щекам, оставляя неприятные разводы на коже. И этот запах. Я точно его больше никогда не почувствую. Запах апельсиновых сигарет. Таких же как он. Неповторимых… *** А где то там, на крыше, скрывая ото всех свою историю , свою боль, стоял брюнет, вспоминая одного длинноволосого блондина, так притягательно улыбающегося, всегда веселого и брата. Тех двоих людей, которых он потерял в один день. Родной старший брат и любимый человек. Они его покинули…навсегда…но это уже другая история….тоже по своему печальная…и со своим неповторимым сигаретным дымом… _____ Мне хотелось бы узнать, стоит мне описывать историю Саске? И может быть создать историю Саске и Наруто? Как они переживали потерю любимых, постепенно становясь друг для друга чем то большем, чем жилеткой для слез и переживаний.