Неотвратимая вечность впереди

(Декабрь, 2006) Чарльз Мэйсон с горечью рассматривал дочь, что совершенно обессиленная уснула. Его виски уже давно тронула седина, но последние события заставили утратить даже остатки былой молодости. Теперь вся его шевелюра была серебристо-седой. Но это было совсем неважно по сравнению с тем, что его единственное дитя, его единственная отрада, спала обессиленной и совершенно несчастной. О их разводе он узнал не так давно. Привыкший жить в уединении, он очень редко появлялся в хоть сколько-нибудь людных местах, приятелей он имел очень мало, да и те, лишь смотрели с каким-то непонятным выражением лица, но ничего не говорили. Мири звонила изредка, вечно занятая и абсолютно счастливая в том мирке, что вокруг неё резко образовался. Семья. Он и не думал, что это произойдёт так скоро, но был убеждён в том, что Маркус Грин уж точно не способен обидеть его главную драгоценность. А потом он совсем случайно натолкнулся на мальчишку, продающего газеты прямо на улице и купил сразу две, решив таким образом подсобить ему. И лишь потом заметил кричащий заголовок. «Развод четы Грин и его последствия» Газета была не самой популярной и не то чтобы прямо-таки официальной. Он относил подобные к бульварной пьесе, но его старческое сердце пропустило удар, заранее предугадывая правдивость новостей. Оказалось, что о разводе его дочери знали все, кроме него самого. Пришлось лихорадочно обдумывать известную ему информацию. И из всего лучшим выходом было позвонить Марку и переговорить с ним или даже приехать самому, потому что его змейка сначала не поднимала телефона, а после равнодушный голос оповестил, что такого абонента не существует. Несмотря на позднее время, Марк трубку взял. За несколько лет знакомства с зятем он успел его кардинально узнать, но такой его тон встречался лишь однажды, в их первую встречу, когда они поздним вечером, сидя на мансарде и попивая крепкий чай, говорили о самом больном — погибших женщинах, которых не способны заменить другие. Пожалуй, он уже тогда видел зарождающийся интерес дочери к её вынужденному знакомому и в глубине души знал, что рано или поздно эти двое сойдутся больше чем приятели, поженятся, если всё будет серьёзно, и блондин, понравившийся ему, не обидит его девочку. А вот любить? Смог ли Маркус Грин, похоронив единственную любовь, впустить в сердце новую? Полюбить его змейку также, как покойную Анну? Он искренне надеялся, что да, прекрасно осознавая, что нет. Он понимал чувства художника и даже не питал по этому поводу злости. За что теперь себя и винил. Мирида, молодая, искренняя в чувствах Мирида, разве могла она дойти до тех же истин, что и он сам? Смирилась бы юная девушка с конкуренткой, против которой у неё никогда и не было шансов? Он сомневался. После осознания этой, в общем-то, простой истины, пришло осознание и причин их скоропалительного развода и того, что дочка даже не позвонила. Ей стало очевидно сходство между ним и её уже бывшим супругом. Она наверняка поняла, что он знал о природе чувств Маркуса, но не посмел сказать ей, за что теперь себя корил. Но несмотря на всё, то, что ему поведал ему зять, не вязалось с его пониманием ситуации. Его дочь такой, какой её описали, никогда не была и не стала бы. Это казалось Чарльзу плохой шуткой или, быть может, сном. Он знал свою змейку достаточно для того, чтобы понять о её лжи. Тонны лжи, что её супруг так легко проглотил! И не только он. Ансилия, которую так называл лишь он один, тоже купилась на дешёвые трюки и пребывала в депрессивном состоянии. Тогда-то до него и дошла ещё одна истина. Не знала эта семейка его дочку, да и не любила особенно, если задуматься. Мирида, с какой стороны не глянь, была им чертовски полезна, а когда что-то произошло с ней, они засунули свои светлые головки в песок и предпочли остаться обиженными на весь свет. Вот и получается, что он, Чарльз Мейсон, повидавший множество отвратительнейших, лицемерных, ужасных людей, так просто подпустил им подобных к единственной своей драгоценности. Собственноручно вручил в руки чудовищных невежд то, что те не только не сберегли, даже не осознали ценности. Ну какой же он дурак! После этого единственное, что он мог сделать — срочно разыскать неизвестно куда подевавшуюся дочку, вернуть домой и вымаливать прощение до конца своих дней. Однако, путешествие за драгоценным цветком вновь изменило все его планы. Мирида нашлась. В Нью-Йорке, в облике огромного зверя из семейства кошачьих. Вот тогда мир перевернулся вновь, возвращая его к событиям почти тридцатилетней давности. Он был юношей. Подающим надежды, получившим неплохое образование, успевшим кое-чего достигнуть. И хотя у них не консервативная, сословная Англия, для дальнейшего простого продвижения вверх требовалась женитьба на правильной девушке. Таких, по правде говоря, было немало. Некоторые даже были им заинтересованы. Но стоило ему увидеть Её, как все планы испарились, а сердце выписывало ранее неизвестные ему кульбиты. Гражданка Японии, ну надо же, приехала покорять большой мир, но как оказалось позже, сумела покорить лишь его. Правда, как позже объяснялась Кагами — он для неё и есть целый мир. Не сказать, что всё было ужасно, но и хорошего было мало. Им часто казалось, что они — вдвоём против всего мира, а когда всё наладилось и он мог бы назваться самым счастливым человеком, особенно по вечерам, которые проводил, сидя с дочерью на коленках, она умерла прямо на его руках. Всё произошло так быстро. Он не успел заметить, как к ним приблизился какой-то весьма устрашающий человек, а его супруга, прыгнула на него, с ходу обращаясь в гигантскую кошку. Бой был тоже… не для человека. Просто в один момент его крошка заплакала ещё сильнее, а после всё закончилось. Останки человека, (или нет?) он поджёг, о чём умоляла супруга, из брюшины которой медленно и верно вытекала кровь, а вместе с нею и жизнь. Она приказала никому не звонить, это было, по её словам, бесполезно. Вот-вот настанет её конец, а ей нужно так много ему сказать… Жена умерла на его руках. А последней её просьбой было позаботиться о их девочке. Но он, старый дурак, не справился и с этим. — Папа? Папочка, — облегчённо улыбнулась его девочка. Но улыбка эта была столь измученной и несчастной, что слёзы почти наворачивались на глаза. — Моя девочка, — подошёл он ближе, вставая перед ней на колени. — Прости меня, дурака, — покаяно шептал человек, всегда славившийся в первую очередь своей черствостью. Его дочь, его хрупкий нежный цветок, крепко его обняла, смаргивая непрошеные слёзы. — Я люблю тебя, папочка. *** (Январь, 2007) Утро Лили началось просто замечательно. Маленький братик сладко спал рядом, она наконец выспалась и достаточно отдохнула, чтобы с новыми силами приниматься за работу, которая нежданно-негаданно сама нашла её. Деньги в последнее время были нужны, а потому девушка вспомнила русский язык и то, что вполне может переводить тексты и отправлять свои переводы по почте или через интернет. Всё это, собственно, так увлекло её, что за два месяца она заработала почти две тысячи. Хотя частично в этом была и заслуга Джаспера, который её рвение заработать поощрил, подарив свой старый рабочий ноутбук*. Так печатать выходило быстрее и заниматься этим можно было даже не вставая с постели. Но сегодня, как ни крути, заняться этим не получится. Зимние каникулы подошли к концу, и ей, Лили, нужно было собираться в школу. Быстренько и максимально тихо собравшись, она отыскала отца, который пропадал в своей мастерской и вот уже несколько недель работал над своими шедеврами. Нельзя было сказать, что Маркус Грин сидел совсем уж без дела, весной было запланировано несколько крупных выставок, в которых значительный вес будут иметь именно его картины, ну, а кроме того, несколько его агентов, вернее, целая команда, занималась развитием бизнеса. Он был, безусловно, нужен их семье, но уделять ему время художник не желал, оставляя всё на откуп помощникам, которые, по его же указанию, потихоньку вводили в курс дела и его дочь. Лили последние недели проявляла чудеса благоразумия и была прелесть как очаровательна. — Пап, я уехала в школу, Джули ещё спит у меня, — проговорила девушка, заходя в его святая святых. — И тебе доброе утро, дорогая, — отозвался мужчина, пребывая в благодушном настроении. — Я тебя понял. Меня тут потенциальные партнёры на отдых зовут, думаю поехать. — Снова? — нахмурилась Лили. Марк поджал губы. — Если всё пройдёт успешно, мы подпишем важный контракт и всё у нас будет хорошо. Ты не хочешь поехать со мной и братом? — У меня школа, — тоскливо отозвалась блондинка, которая действительно бы хотела поехать и развеяться. — Ладно, тогда дом на тебе, — пожал плечами Маркус. — Удачи в школе… и я надеюсь на твоё благоразумие. — Да, пап, — Лили закатила глаза и, быстро чмокнув его в щёку, поспешила в гараж. Маркус усмехнулся этой её торопливости и покачал головой. — Выросла совсем. *** POV Лили Взгляды, которыми меня награждали окружающие, откровенно не радовали. Как так их восхищение и симпатия переросли в откровенную ненависть, я не знала, но догадывалась. И не могу сказать, что мне совсем уж наплевать. Меня, по правде говоря, всегда волновало мнение других, и на такую вот открытую ненависть я реагировала довольно болезненно. Впрочем, меня окружают друзья, которые, пусть и не совсем понимают мои чувства, ввиду того, что сами не люди, но зато искренны и честны, а также готовы поддержать. В общем, по всем фронтам обгоняют любого из людей. На парковке, кстати, меня тоже ждали они. Настроение у всех, кроме Роуз и Эммета, которые как и всегда пребывали в своём мирке, было паршивым. — Доброе утро, — сказала я, закрывая машину. — Привет, — ответила за всех Элис. У моей маленькой подруги пролегли заметные тени под глазами, а присмотревшись к остальным, я заметила почти такие же. — Когда на охоту? — оценив их внешний вид, поинтересовалась я. — Сегодня же, — ответил мне Джаспер, мягко улыбнувшись и вполне уверенно схватив мою ладошку в плен собственной. Я смутилась и вздрогнула. Всё же, он был холодным, пусть и не совсем ледяным, как мне представлялось. Если бы кто-то дотронулся до его руки, то скорее всего подумал бы о болезни, когда руки постоянно холодные, а никак не о вампиризме. Вот и думай теперь, кем должна быть Белла Свон, чтобы вместо разумных доводов прийти к абсурдной теории. За моими размышлениями мы дошли до столовой, где должны были перекусить. Перекусывала только я, причём сразу за шестерых, что негативно отразится на моей фигуре, если продолжу такими темпами. Но стоило нам приблизиться к общепиту, как Элис подняла брови, выражая таким образом то-ли испуг, то-ли заинтересованность. Это, конечно, заметила не я одна. Все как-то резко напряглись, сделали серьёзные мины, даже Роуз перестала переругиваться с Эдвардом, что в общем-то было их утренним семейным ритуалом. Я сжала руку Джаспера, на что он лишь усмехнулся и пропустил меня вперёд. Кафетерий не имел ничего нового. Всё те же столы, подносы, галдящие кучи учеников, все цели которых, как ни прискорбно, столь низменны, что их искренне жаль. И она. Сидит, обернувшись и смотрит прямо на меня. Ничуть не изменившаяся. Словно и не было тех лет разлуки, ужасной ссоры, похорон и той изнывающей душевной тоски. Миг и наши взгляды встретились. Её, растерянный и заинтересованный в одно и то же время и мой, полный скрытых надежд. Вот мы и встретились, моя Мари.