подари мне завтра

      Тёмные капли дождя с шумом ударяются о подоконник, разбиваясь на мелкие крупинки, в точности как и душа сидящего на подоконнике, за тонким стеклом, парня. Его чуть пухлые пальцы и девственно белые листы освещает тусклый свет фонаря, чьи лучи льются в окно, мешая спать, но спасая от ночных кошмаров, которые посещают юношу каждую ночь. Не дают спокойно спать и пугают до струящегося по венам ужаса и безумия.       Чимин вздрагивает, когда слышит собачий лай, и обращает свой взор в комнату. Простыни небрежно смяты и покоятся на полу, рядом с кроватью, напоминая о недавнем кошмаре. Письменный стол недалеко от кровати завален разным хламом. От раскрытой книги, которую забросили читать на двести семьдесят седьмой странице, до банки от покупного кофе, который совсем не помогает справиться с сонливостью. Хотя Чимин и не винит производителя, который обещает, что всего одна баночка зарядит на весь следующий день, ведь ему сейчас не помогут даже самые сильные энергетики.       Чимин невольно поднимает взгляд на зеркало, в котором отражается окно и сидящий на подоконнике парень. Пак скользит взглядом по подогнутым ногам, в которых не осталось и следа на лишний вес. Но Чимин смотрит внимательно и видит в икрах и бёдрах лишние килограммы, от которых надо срочно избавиться. Хотя Чимин знает наперёд, что делать этого не станет. Потому что нет сил даже на то, чтобы выйти на улицу.       Взгляд скользит дальше, натыкаясь на худощавые руки и слишком жирные пальцы, которые Чимин так ненавидит. Впалый живот и выпирающие ключицы. Из зеркала на парня смотрит ходячий скелет, но Чимин видит там лишь жирного омегу, неправильного и дефектного. Того, кому не место в этом мире.       Мрачный лунный свет, пробивающийся сквозь чугунные тучи, которые расступились лишь на кратчайшие секунды, заставляет отвлечься Чимина от своих форм, которые он так ненавидит. Улица за стеклом встречает своей пустотой и холодом, который чувствуется даже здесь, в одной из миллионов квартир.       Пальцы сжимают сильнее карандаш и скетчбук, а взгляд наконец опускается на белые листы. Чимин делает первый штрих чёрным графитом, а лист заполняется тёмным, начиная вырисовывать что-то, пока отдалённо, похожее на птицу. Она распахивает крылья и пытается взлететь, но остаётся на месте, ведь от лап её идут цепи, которые сдерживают, не дают улететь и быть свободной.       Чимин чертит так же линии, заточая крылатого в клетку, заставляя оставаться в одиночестве. В точности как и его душа. Одинокая и мрачная, наполненная страхом и неуверенностью, но таящая в себе маленькую мечту стать свободной. Такую маленькую и незаметную, которой, кажется, и нет вовсе, но тоненький свет, идущий от этой мечты, даёт понять, что она всё ещё есть.       По щеке Чимина скатывается слеза, оставляя за собой мокрый след, а карандаш рисует птице раскрытый клюв. И даже если бы картины могли передавать звуки, то никто бы не услышал ни звука, лишь Чимин, который кричит как и птица. Кричит громко и надрывно, вот только никто не слышит даже сдавленного хрипа, ведь все слишком заняты собой и никому нет дела до грустного художника, чьи картины потеряли свои яркие краски в один момент.       Всё прошлое, наполненное живыми эмоциями, искренним смехом и радостью, заменяются воспоминаниями о самом худшем, что когда-либо происходило с Чимином. Все те яркие краски, которыми юный омежка рисовал на обычных альбомных листах, тускнеют и выцветают, превращаясь в что-то отдалённо похожее на голубой, розовый, зелёный… В жизни Чимина всё вдруг стало бесцветным. Словно чёрно-белый фильм о чём-то неважном, как и вся жизнь Пака. Неважная. Неинтересная. Пустая.       Чимин не уверен, будет ли у него завтра, ведь терпение может закончиться в любой момент. Как и причины продолжать жить дальше. Но рука почему-то сама выводит в нижнем левом углу, маленькими буквами, еле различимыми.       «Подари мне завтра».       Чимин не понимает себя, не понимает своих мыслей и внутреннего голоса. Он не знает к кому обращается, но знает точно, что к кому-то важному. Возможно, он важен не сейчас. Возможно, он скоро придёт в жизнь Чимина, но Пак уверен, что он будет до чёртиков важным и значимым человеком в никчёмной жизни никчёмного Пак Чимина.

***

      — Сегодня ночью был ливень, — как бы между прочим говорит Тэхён, делая вид, что не замечает отстранённости Чимина. У Пака глаза опухшие и синяки под ними ужасные, словно чёрные дыры. Взгляд уставший и мёртвый, направленный в одну точку. Тэхён не собирается приставать к другу с вопросами, потому что знает сам, что снова что-то случилось. Возможно Чимин сам убивает себя, роясь в своей голове, а может какая-нибудь маленькая деталь напомнила о прошлом, которое отравляет настоящее и омрачает будущее. — Как раз твоё время, чтобы творить.       — Заткнись, — еле слышно произносит Чимин, тяжело вздыхая и выплывая из своих мыслей. Рука падает вниз и с кисти капает краска на пол, ударяясь о него слишком громко в тишине мастерской. Некоторые оборачиваются на Пака, а некоторые не обращают внимания, полностью погружённые в свои мысли.       — Сегодня мы сдаём готовые работы. Сейчас я посмотрю… — дальше Чимин уже не слушает монотонный голос преподавателя, который пытается заставить детей работать хоть как-то. «Слабохарактерный» мелькает в голове Пака, когда до него доносятся перешёптывания о том, какой преподаватель милый. И Чимин уверен, что он слышит каждое слово о себе, но ничего не говорит в ответ, потому что просто не знает что ответить. Вроде взрослый мужчина, а жить так и не научился.       Пустой взгляд блуждает по мастерской, пытаясь занять себя хоть чем-то, отвлечься от пагубных мыслей и как-нибудь дотянуть до конца пары. Стены выкрашены в белый цвет, который тонет в буйстве красок, что творятся поверх него. Неопытные и неряшливые студенты сделали эти стены яркими, добавляя каждый раз всё новые краски, которые смешиваются и создают прекрасные оттенки. Эти стены выпустили много студентов, как гениальных, так и не очень. Эти стены видели множество историй, ведь в стенах этого учреждения всё становится прекрасным.       Взгляд поднимается выше, натыкаясь на картины множества величайших художников, которыми надо восхищаться и брать с них пример, вот только Чимин не может так. Он не чувствует в этих картинах абсолютное ничего, хотя должен. По крайней мере так говорят все вокруг, восторгаясь художниками ранних времён.       Чимин обводит взглядом всю мастерскую, смотрит на картины своих согруппников, которые пустые и безжизненные. Пусть на них множество красок, пусть они светлые и, вроде как, написаны на тему «родные края». Чимин фыркает и отводит взгляд, вновь блуждая им по мастерской, как останавливается на одной картине, которая захватывает внимание и выделяется на общем фоне. Нет, она не какая-то особенная, или в ней использованы другие цвета, нет, это всё не то. От неё веет теплом.       На ней нет ничего особенного или сложного, на ней лишь чуть заросшая тропинка, да деревянный домик на заднем плане. В глаза сразу бросаются разные соцветия, растущие по обоим краям тропы и зелёная трава. Чимин чувствует её на ощупь, ощущает под ногами её мягкость, а когда делает вдох, то лёгкие наполняются сладким ароматов цветов. Ноги утопают в зелени и на лице появляется улыбка, когда Чимин поднимает взгляд и натыкается на дым, что рассеивается в воздухе, как только покидает пределы дымохода. Наверное, хозяйка готовит что-то очень вкусное, отчего во рту скапливается слюна и желудок сводит от желания вкусить стряпню омеги, что хозяйничает в доме.       Чимин улыбается шире, когда видит силуэты высоких деревьев вдали и слышит тихий шёпот ветра. Он приятно охлаждает кожу и будто приносит свежесть вместе с собой, хотя Пак и без него не чувствовал дискомфорта. Тут не стоит знойная жара, наоборот, тут приятно находиться и хочется никогда не покидать пределы этой картины. Тут не холодно, но и не жарко. Тут солнце не слепит, даже несмотря на то, что небо голубое, без единого облачка.       — …мин. Пак Чимин, вернитесь в этот мир, — идиллию разрушает голос преподавателя прямо рядом с ухом. Чимин вздрагивает и хочет уже перевести взгляд на того, кто помешал парню отвлечься от реальности, но взгляд цепляется за ухмылку автора картины. За эту противную ухмылку и выгнутую бровь. Лицо Чонгука выражает явное превосходство над Чимином, ведь у альфы картина готова полностью, в отличие от Пака, который только начал заполнять холст красками. Как всегда тёмными.       — Простите, — всё же выдавливает из себя Чимин, переводя взгляд на преподавателя, стоящего слишком близко. — Можно я принесу свою работу чуть позже?       — Я даю Вам единственный шанс исправить свою двойку. Сегодня после пар занесите картину ко мне в кабинет, — говорит мужчина и даже не смотрит на Пака, который начинает быстро собираться, чтобы выйти вслед за Тэхёном, ведь пара уже закончилась. Время для Чимина пролетело неожиданно быстро, что вгоняет его в небольшой ступор. Он же смотрел на картину лишь несколько минут, как прошла уже вся пара?       — Херово выглядишь, — усмехается знакомый голос рядом. Чонгук выходит следом за Чимином и смотрит ядовито, в то время как омега вспыхивает, словно зажжённая спичка. — Что, мысли обо мне не давали покоя?       — Оставь свои фантазии при себе, старик-извращенец. Фу, — кривится в отвращении Чимин.       — Заметь, не я сказал про извращенцев. Хотя мои слова были девственно невинны.       — Ну да, конечно, педик. Оставь все свои «ой, он думал обо мне, уиии» при себе, — выплёвывает Чимин в лицо Чонгуку и уже хочет развернуться и уйти, как спотыкается о свою же ногу и скрюченной фигурой летит прямо на пол. Ногу простреливает от боли и парню завыть хочется, но он лишь тихо шипит.       — Это конечно мило, что ты мне решил поклониться, но ты делаешь даже это неправильно, — громко смеётся Чонгук, привлекая шумом посторонние взгляды. Вокруг раздаются тихие перешёптывания и смешки, а у Чимина глаза щиплет от обиды и стыда. Уши вспыхивают и тело всё каменеет, ведь парень всегда боялся опозориться так со своей неуклюжестью.       «Ты должен быть сильным, Чимин-и, — мелькают слова матери в голове, — твоя сущность это не проклятье. И твой папа — прекрасное тому подтверждение»       — Я не преклоняюсь перед такими как ты, — Чимин собирает волю в кулак и поднимается с пола, отряхиваясь и уходя прочь. Слова омеги звучат так, словно это оскорбление, словно Чонгук именно тот, чьё имя используют в обществе, когда надо обозвать человека. И Чимин впервые гордится собой, потому что посмеиваются теперь не над ним. Он переборол себя.       — Снова, — закатывает глаза Тэхён, но идёт следом за Чимином и начиная разговор на отвлечённую тему, чтобы друг немного остыл. Но Пак не спешит вступать в разговор, погружённый в свои мысли о прошлом и о матери.       — Чимин, чем он тебе так не нравится-то? — вздыхает Тэхён после долгого молчания, когда понял, что его не слушают. Ким думает, что и сейчас вопрос рассеется в воздухе, оставаясь неуслышанным, но Чимин выплывает из своих мыслей и задумывается ненадолго.       — Не знаю. Просто бесит. Когда вижу его, то так и хочется врезать по его лицу. И ухмылка эта его противная вымораживает, — морщится Чимин, даже не заметив, как они дошли до аудитории, в которой будет следующая пара, и заняли места. Омега обводит взглядом помещение и тяжело вздыхает, а дышать становится труднее от того, как много людей на этом предмете. А всё из-за красивого преподавателя, который ослепляет своей обворожительной улыбкой. Почти все места заняты, но Чимин с Тэхёном заняли самые лучшие, в конце аудитории, куда взгляд преподавателя дойдёт в последнюю очередь.       — Но он ведь не такой уж и плохой. И он не ухмыляется, а просто улыбается, — беспечно пожимает плечами Ким, так же обводя взглядом аудиторию и тут же натыкаясь взглядом на вошедшего преподавателя. Их взгляды встречаются и Тэхён цепенеет, забывая даже подняться. Преподаватель Мин усмехается, понимая, что в его коллекции появилось новое сердечко, и проходит к своему столу. Следом за Юнги залетает Чонгук и сканирует взглядом парты, пытаясь найти свободное место. Из груди вырывается обречённый стон, когда альфа понимает, что место есть лишь одно. Чонгук нехотя проходит в конец аудитории и плюхается рядом с Чимином, начиная готовиться к паре.       Юнги здоровается с учениками и записывает тему на доске, скрипя мелом по ней. Во многих аудиториях старые добрые зелёные доски уже давно сменились на новые, белые, на которые и проектор направить можно, и маркером писать, не царапая поверхность при этом мелом. Но Мин не любит такие навороченные штуки как проекторы, да и любви особой не питает к маркерам, поэтому изъявил желание не менять в его привычной аудитории доску и проектор не ставить вовсе. Его послушали, не стали ничего менять, лишь шторы на окнах заменили на жалюзи и стены побелили, но больше ничего делать не стали, потому что сын самых главных спонсоров может многое. И противоречить ему — себе дороже.       Девушки тихо хихикают и переговариваются между собой, глазея на молодого преподавателя, кожа которого светлая, молочная. И они уверены, что на ощупь она словно бархат, а алые губы на вкус походят на сахар. И даже не сильно ошибаются, ведь омега, которая встречалась с преподавателем Мином последняя, так прямо и сказала, что слаще его губ ничего не найти.       Чимин закатывает глаза и делает вид, будто его тошнит, когда слышит с передних рядов разговоры девушек о том, как в них будет входить большой и толстый член преподавателя, а брать их будут прямо на его столе. Тэхён тихо смеётся с друга и делается такое же скрюченное в отвращении лицо. Чимин тихо прыскает в кулак и, кажется, даже не замечает Чонгука, не поворачиваясь лишний раз в его сторону.       Пак скучающе записывает слова преподавателя, пока не чувствует тычок в бок, от которого Чимин чуть не подпрыгивает на месте и издаёт писк, разносящийся по всей аудитории. Преподаватель зло смотрит на писклявого парня, но тут же смягчается, видя рядом того самого студента, с которым столкнулся взглядом в начале пары. Юнги не любитель всей этой голубизны, но всё равно улыбается ему слащаво, выбивая весь воздух из лёгких Кима. Ведь коллекцию сердец, что трепещут от одного только вида на него, надо пополнять.       — Только попробуй в него втрескаться, — шипит Чимин на ухо Тэхёну, когда Мин отворачивается к доске.       — А вот и попробую, — со смешком произносит Ким. Чимин глаза закатывает и решает не обращать внимания и на друга, ведь Пак хочет как лучше, а Тэхён со своими глупыми шутками. По крайней мере Чимин надеется, что это шутки. Однако не успевает Пак закончить свои внутренние рассуждения, как со стороны Тэ тянется листок, на котором отписано действие первого персонажа.       — Ты серьёзно? — шепчет Чимин. Тэхён уверенно кивает и постукивает пальцами по столу, ожидая ответа. Пак вздыхает, но пишет ответное действие и реплику, передавая листочек Тэхёну.       Чонгук честно не хочет смотреть в сторону Чимина. И до поры до времени успешно справляется с тем, чтобы не поворачивать голову в сторону коротышки. Чонгук записывает тему, обводит взглядом аудиторию и даже подмигивает одной очаровательной особе, которая загляделась на него, и старательно избегает Чимина. Вот только любопытство берёт верх и Чонгук кидает быстрый взгляд в сторону Пака, сразу же его отводя. Но осознание бьёт по голове молотом и глаза расширяются, а Чонгук вновь возвращает взгляд к Чимину. Точнее к листочку, на котором он старательно пишет то, как какой-то альфа из аниме запихивает свой член в… ТЭХЁНА?!       Чонгук конкретно охреневает и теперь уже читает весь видимый ему текст, охреневая ещё больше. Они. Пишут. Порно. На. Паре. Пиздец.       — Хочу стоя, — слышится от Тэхёна и Чимин усмехается, приписывая то, как альфа подхватывает под бёдра омегу и прислоняет к стене, резко входя на всю длину. Чонгук выгибает бровь и хочет отвести взгляд, но не может.       Тэхён быстро пишет ответ и передаёт листочек вновь Чимину, прикрывая руками свои красные щёки. Омега. Пиздец.       Пак не видит взгляда Чонгука и альфа благодарит всех богов, которых он знает, а сам вчитается в текст. Перед глазами возникают картинки, только в роли омеги не Тэхён, а миловидная девушка, которой Чон недавно подмигнул. В паху становится тесно, когда Чимин пишет о том, как альфа вбивается в дрожащее тело, и Чонгук уже спустить прямо в штаны хочет, ведь представляет то, как он вбивается в эту девочку. Пиздец. Приехали.       Звонок оглушительно врывается в фантазии, разрывая их на мелкие кусочки, а Чимин не заканчивает предложение и быстро прячет листок в тетрадь, которая пестрит такими вырванными тетрадными листами. И Чонгук застонать в голос хочет, когда представляет что именно творится в этой тетради.       Чимин впервые уходит, так и не сказав Чонгуку ни слова, наверное, занятый своими фантазиями. Но альфа тоже не спешит вступать в контакт, вылетая из аудитории как ошпаренный и несётся по коридору к туалету, чтобы снять напряжение. Чёртов Пак Чимин. Чёртов педик.