Добро пожаловать в Куббсвилль, или Посторонним W

Найти подходящий терминал оказалось куда сложнее, чем удрать от бдительного взора Джи Джи. У самого входа, на улице, был один, но он не годился точно. Во-первых, открытое место, со всех сторон издалека видать, никакого тебе привата, Тони же для успешной работы необходима спокойная обстановка, это Рик усвоил хорошо. А какое спокойствие там, где любой взрослый может подойти и поинтересоваться — и чем это вы тут, собственно, занимаетесь? И ответить вразумительно будет ой как сложно, особенно если взрослый этот окажется хотя бы на треть таким же бдительным, как Джи Джи или старушка-служительница из второго зала. Терминал в первом зале не подходил по той же самой причине. К тому же Тони говорил, что они все внешние и вряд ли имеют доступ к закрытому внутреннему архиву музея. Пришлось искать туалет, даже у дежурной поинтересоваться — тоже чтобы запомнила. Рик при этом весьма убедительно пританцовывал и гримасничал, стараясь разжалобить и поторопить, не дать разболтаться на полчаса. Терминал в туалете был. И определенная укромность тоже присутствовала, камер можно было не опасаться, следилка в таком месте противоречит правам личности. Только вот выхода во внутреннюю сеть музея терминал этот тоже не имел, как Тони и предсказывал, только внешние операции, ну и баланс проверить. Баланс у охранницы оказался так себе, не на нуле, но очень близко, не пошикуешь. Наверняка она основные деньги не на рабочей насквозь прочипованной карточке хранила, многие так делают, оставляя квишки лишь для опознавания и премиальных. Это давало надежду на дополнительное время до поднятия тревоги обнаружившей пропажу владелицей — набитую деньгами карточку она наверняка бы сразу полезла блокировать, так, на всякий пожарный, а пустую предпочтёт сначала поискать самостоятельно, чтобы начальство лишний раз не алармить. Вдруг просто где обронила? Правда, на карточке были премиальные — десять то ли дней, то ли недель полного пансиона в релакс-центре «Плаза» с возможностью как свободной, так и персональной контрактизации. Свободная предполагает почасовую смену партнеров, нехило живут бедные охранницы исторического музея! Среди карьерных работяг и рядового состава именно такие вот контракты и обладают наивысшей котировкой привлекательности, но Рик лишь презрительно сморщил нос. И не потому даже, что был из чилдергрантов, премиальных детей то есть, просто его мама имела безлимитный персональный контракт и восемь раз награждалась сроками от трех месяцев до полутора лет (Ха! Что там ваши жалкие десять пусть даже и недель!). Мама смертельно оскорбилась бы, посмей ей кто предложить контракт-фри. Мама заснула навек вот уже более девяти лет назад, но Рик отлично её помнил. И уважал куда больше, чем какую-то лохушку-охранницу, неспособную уследить за собственной квишкой. Нет, пожалуй, насчет ранней блокировки карты беспокоиться не стоило — премиальные настроены на генокод, ими никто посторонний воспользоваться не сможет. Разве что через внешнюю мембрану пройдет — и зависнет в Куббсвилле с неактивированной визой. Пансиона ему не обломится, получится как по самой дешевой экскурсионной дэмке, только «на посмотреть», порода не стоит разработки. Проще экскурсионку купить, они даже Рику по карману, если бы кассовый валидатор как-то обойти удалось. И охранница наверняка это знает — это все знают! А значит, волноваться не станет. Да и выбора все равно нет, некогда искать другую карточку. Впрочем, если бы и было время и нашли бы даже подходящую, и стащить сумели — не факт, что она окажется совсем пустой. Придется рискнуть. По кислой морде Тони видно, что вот он-то как раз бы лучше и поискал. Но Тони всегда такой. Паникер и перестраховщик. Пока он возился с карточкой у терминала, проверяя баланс и пытаясь нащупать связь с местным архивом, Рик прошел по кабинкам и в двух отметился, спустил воду, использовал две порции бумаги, а потом и антисептика. Конечно же, на двух разных раковинах. Может, и излишняя мера предосторожности, однако сил и времени отнимает немного, так чего бы не обезопаситься? Камер, конечно, тут нет и быть не может по определению, но счетчики воды и прочих ресурсов наверняка стоят. Вот и пусть считают себе и в архивы потребленного заносят. Вероятность, что кто-то будет проверять записи регистратора, ничтожно мала, но все же не равна нулю. Да и для Тони так спокойнее. Если честно, то Рик даже гордился обстоятельностью и осторожностью своего младшего сопрайдника. Втайне, конечно. Потому что он-то отлично понимал, что это вовсе не трусость — ха! Да Тони поотважнее многих и многих будет! Просто он другой, хотя и тоже из премиальных, но ему повезло, надолго повезло, он и в интернат-то лишь два года как попал, домашний совсем, Рик понимал и это. А вот другие могут и не понять. Да что там — точно не поймут. Они не видят разницы между домашним и слабым. Рик, которому тоже везло довольно долго, в свое время дорого заплатил за то, чтобы доказать им разницу, и после отбивался яростно, но отстоял право не входить ни в чей прайд. Он и себе подопечных брать не хотел. Но пришлось. Иначе Тони по-первости совсем заклевали бы, он тогда и драться-то не умел. На том и сошлись. Не подружились, нет — дружить в интернате было не принято, принято брать под покровительство за хабар или другую какую полезность, или, если уж совсем по-куббиноидски, «включать в прайд». Семей в человеческом понимании у аборигенов не было, прайды служили неким аналогом. Дверь в подсобные помещения располагалась слева от той, что вела в туалеты. Собственно, как Рик и предполагал — стандартная планировка всех административных многофункциональных модулей, для музея исключения не сделали. Надпись крупными буквами: «Только для сотрудников!» и магнитный замок для неграмотных. Замок, разумеется, был заперт. Карточка вошла в щель валидатора, как родная. Впрочем, почему как? Она родная и есть. Замок щелкнул, открываясь. Никаких тебе дополнительных кодов и паролей, входи, кто хочет, бери, что хочешь. Беспечный они народ, эти музейщики! Хотя с другой стороны — что у них воровать? Пока Рик возился, вынимая карточку и прикрывая дверь, как было, Тони каменнозмейкой скользнул внутрь. Пришлось нагонять, стукнув слегка по затылку, чтобы не зарывался. Маленький коридорчик был пуст, бордовый псевдомох дорожки отлично скрадывал шаги. Стены глухие, если не считать дверей — подсобные помещения расположены внутри модуля, а устраивать для сотрудников голо-окна местные начальники посчитали излишеством. Впереди поворот, до него — четыре двери, по две на обеих стенах, через неравные промежутки. Рик поочередно замирал у каждой, прислушиваясь, потом проверял замок. Как и следовало по закону Мэрфи-Дамбовской (в просторечье — закона подлости), квишка подошла лишь к последней, второй справа. За дверью оказалась караулка внутренней службы безопасности, к счастью, пустая. Две верхние койки убраны в стену, нижняя разложена, но застелена несколькими одеялами и используется, похоже, в качестве дивана. Стойка-картотека со стопкой магнитных ключей, стол, кофемашина, стереопанель в углу, мониторы слежения. На столе — чашка с кофе, над ней поднимается парок. Им пока везет, в караулке вполне мог кто-то и оказаться. Как и в коридоре. Да что там мог — наверняка и был, буквально минуту назад, вон кофе даже остыть не успела. Но на большее везения не хватает — никаких тебе завлекательных табличек с надписью: «Архив» или доски почета «Лучшие отцы-производители». И никаких коммов, кроме сб-шных, в которые соваться — себе дороже. Да и неостывшая кофе на столе намекает, что караулка обитаема, покинули ее недавно и в любой момент могут вернуться. Как ни жалко, приходится уходить, аккуратно заперев за собою дверь. После поворота коридор разветвляется на два коротких отрезка, оба нетупиковые. Оба пока пусты, но слева слышны приближающиеся голоса, а потому Рик сразу решительно поворачивает направо. Можно не рисковать и пробежаться до следующего поворота, переждать за ним. А можно рискнуть и проверить двери. Их две. Карточка срабатывает на первой же. За дверью полная темнота, фальшь-окон во внутренних помещениях музея, похоже, не предусмотрено вообще. Но выбирать не приходится. Рик ныряет в задверную темноту и едва успевает затащить туда же замешкавшегося на пороге Тони. От двери через комнату тянется нитевидная полоска света, побоялся захлопнуть, чтобы не услышали, просто прикрыл осторожно. Замерев у стены и затаив дыхание, Рик слушает разговор идущих мимо техничек. Младший сын одной подает надежды, может, и до гранта дослужится, тьфу-тьфу-тьфу, да я не глазливая… У второй все трое обалдуи и балбесы, шахты по ним давно уже плачут, инспектор на днях приходил, опрашивал, старшего вот-вот точно отбракуют. На Кейсель? А куда же… А не надо было рожать от шахтера, все ведь знают, что у них гены порченные. Молодая была, глупая, а теперь вот кусай себя за ухо. Прошли, не заметив неплотно прикрытой двери. Остановились у соседней. Похоже, за нею подсобка с рабочим инвентарем, повозились, что-то выволакивая, хлопнули дверью и дальше пошли молча, сопровождаемые низкочастотным подвыванием плохо настроенного универсального мойщика. Рик захлопнул дверь — теперь уже можно не бояться, не услышат! — и зашарил по стене рукой в поисках выключателя. — Свет! — сказал Тони негромко. Рик хотел было фыркнуть в том смысле, что Тони бы еще мыслеуправление попробовал, это же не элит-номера для туристов, и что кто же будет заморачиваться современным голосовым интерфейсом для административных помещений какого-то там музея, но тут свет действительно зажегся, и пришлось свести фырканье к независимому покашливанию. И поделом. Стоило бы помнить, что Тони никогда не высказывает необоснованных предположений. Потому-то он и первый кандидат на стипендию, а Рик еле-еле в четвертом десятке удержался. Так что неправа техничка — не все чигранты такие уж гении. В интернате вон больше половины премиальных, а гениев что-то не особо наблюдается. Ну, кроме Тони, конечно. А кабинетик ничего так, хотя и без окон. Панели под дерево, зеленый псевдомох на полу и креслах, чилаут за внутренней мембраной. Начальство, похоже. Это им повезло, ежели так: у начальства доступ шире. — Ух ты ж! Ну вот. Перехвалил. Тони увидел комм. Последней модели, если Рик правильно оценил по внешней панельке. А если Тони увидел комм, пусть даже и не последней модели — Тони потерян для общества. Вот и сейчас — просочился за стол, плюхнулся в кресло и слету шлепнул ладонью по столешнице, активируя. Вот так, внаглую, без предварительной проверки… — Ты что творишь?! — Хотелось кричать и бить идиота башкой о стол, а приходилось шипеть, застыв неподвижно. — А если там боевая алармка стоит?! А если на нее какой китцев деструктор законтачен?! Если нас размажет сейчас! — Не-а! — Тони улыбался рассеянно, на лицо его уже легли блики объемного экрана, видимого лишь ему, руки чуть ли не по локоть погрузились в виртуальную клаву. — Я ж не дурной. Нету тут алармки, чистенько все. Да и ты бы предупредил, если что. Алармки, похоже, действительно не было. Никто не бухал сапогами по коридору, не пачкал точками лазерного прицела лоб или грудь, да и амулет молчал, а он о таком обычно предупреждает, тут Тони прав. Выдохнув, Рик обошел стол и попытался пристроиться на подлокотнике кресла, в котором сидел Тони. Но не смог — кресло все время пыталось включить режим вибромассажа, подлокотник трясся под задницей на манер отбойного молотка, где уж тут усидеть! Даже Тони передергивал плечами и ежился, бедолага, но ему не сбежать, пока не наладит связь. Впрочем, он-то наладит, он же гений. Тони был гением коммуникационных сетей. На него уже две фирмы заявки подали, хотя ему три года до аттестации. Пока он проверял базовые установки защиты, Рик еще понимал, что для чего и как делается. Впрочем, было бы что проверять! Ну как дети малые, заходи, кто хочет, бери, что хочет! Брандмауэр ниже даже самого примитивного стандартного минимума, плинтус, а не стена. С ловушками разве что первоклашка не справится, да и то если очень ленивый. Стражи полусонные, арсенал не обновлялся с момента установки. Сюда не то что фаршированную щуку, сюда и простого примитивного трояна запустить можно было, никто бы и не чухнулся! — Флашку давай. Рик снял инфлашку с нашейного шнурка, протянул Тони. Комм опознал ее как родную с полуметра, даже подстраивать не пришлось. Тони поднял бровь, но так ничего и не спросил. Он до последнего не верил, считал, что Рик хвастается. Впрочем, оно и понятно — Тони был лучшим специалистом по коммам, но и он не смог бы настроить флашку на неизвестный комм заранее. Хорошо, что Тони — чел деликатный и лезть с лишними вопросами не станет. Надо только обозначить четко, какие именно из них — лишние. От нечего делать Рик поискал следилку. Нашел целых две. Поулыбался в камеры, подмигнул даже, отсчитывая секунды. Крот уже ушел в чужие корни и растворился там до поры, копая маленькую уютную норку. Щука тоже наверняка не задержалась, Тони мастер. Подгрузилась. Прописалась, зафиксировалась в нужных папках, маскируясь под системные блоки, и рассыпалась сотней безобидных фрагментиков. Шкурка через некоторое время будет опознана как вредоносная прога шестого уровня опасности и благополучно удалена, даже у такого хлама должно хватить на это мозгов. А начинка останется. И будет работать. Причем работать в проблесковом режиме, лишь по конкретным запросам крота и в течение наносекунд, что сводит вероятность случайного обнаружения в разряд исчезающе малых величин, почти не отличимых от нуля. Крот же прокопает норку во внешний мир, по которой с местным внутренним архивом можно будет поработать с любого комма, вдумчиво и неспешно. Да вот хоть с Тониного наладонника и поработать. Это ведь ему приспичило папочку отыскать, самому Рику как-то релевантно. Действительно, ну что это за папочка, которому столько лет насрать было? И не насрать ли на него в ответ? Логично же! Всем и насрать. Но не Тони. Поначалу Рик надеялся его отговорить, приводил аргументы, убеждал, уговаривал, кричал. Даже побил как-то раз, хотя и несильно. Тони сперва пытался отвечать, потом замолчал. Но было ясно по тому, как он молчал — не передумал. И не передумает. — Чем он тебе поможет? — спросил однажды Рик, доведенный до белого каления упрямством сопрайдника. Тони лишь пожал плечами: — Не знаю. Но он же отец.  — Столько лет ему было плевать! — Может, он просто не знал. Тони замолчал тогда, глядя куда-то мимо, и Рик уже думал, что тот больше так ничего и не скажет. Но Тони сказал, очень тихо, но твердо: — Все равно с ним не может быть хуже, чем тут. Нигде не может быть хуже… С последним утверждением Рик мог бы поспорить. Он знал кучу мест, где может быть намного хуже, чем в интернате. Но промолчал. Он уважал чужое упрямство. Вот и пришлось мастрячить подходы к архиву награждений и списку фазер-премиум, прикрывая гения, а то он бы еще и не такой глупости наворотил. С него станется. — Держи. Давай квишку. Вот зачем ему квишка? Давно пора уходить, крот запущен, чего они тут забыли? Нет, возится, гоняет что-то. Неужели все гении такие? Флашка вернулась на свое привычное место, с обратной стороны кулона-талисмана. Убирая их под рубашку, Рик машинально погладил плоскую висюльку по ребристым граням — на удачу. Тони, и ранее проявлявший молчаливый интерес к темному полупрозрачному ромбику со скругленным нижним углом, на этот раз не выдержал: — Я давно тебя спросить хотел — это что? — Ну маленькая, да, десяток терабайт всего, зато удобная. — Рик сделал вид, что не понял. Но Тони не так-то просто сбить с курса. Рук из клавы он не вытащил, продолжая химичить непонятное с карточкой охранницы, но головой мотнул отрицательно. — Нет, я не про флашку. Вот это, синенькое. Я видел, ты даже в душ с ним ходишь. Это ведь не амулет, да? Они не бывают такими! Вот же пристал… — Мамина приблуда. На удачу. — А, понятно… — уважительно протянул Тони, не требуя дополнительных объяснений и с головой уходя в клаву. Все интернатские знали, что мама Рика была перспективным сетевым электронщиком, а мало ли какие странные штучки могут быть у продвинутого электронщика, в течение восьми лет удерживавшегося в десятке наиболее продуктивных и неоднократно награждаемого премиальными контрактами сроком от месяца до полутора лет? Синенькое! Вот же придумал. Самому Рику кулон казался скорее темно-красным, словно псевдомох коридорных напольных покрытий. Тони выключил комм. Вынул квишку. Протер панель и подлокотники заранее припасенной салфеткой. Остро запахло спиртом. Рик, злясь на самого себя, тоже метнулся по кабинету, протирая спиртовой салфеткой все, до чего они дотрагивались точно или только предположительно могли дотронуться. Может, и лишняя предосторожность, но береженые живут дольше и меньше фонят. Коридор по-прежнему был пуст. Осторожно прикрыв дверь до еле слышного щелчка, Рик легким толчком промеж лопаток придал Тони должное ускорение в нужную сторону. Спорить тут было не о чем, всё обговорено заранее и много раз: при возвращении к группе им вместе лучше не светиться. Мало ли. Двое подростков всегда вызывают вчетверо больше подозрений, чем один. Но на самом деле отсылал он Тони не только и даже не столько из соображений безопасности. Просто ему предстояло сделать последнюю необходимую мелочь, и мелочь эта настолько граничила с суеверием, что делать ее при свидетелях Рик не мог никак. И не потому даже, что боялся насмешек. Ну вот не мог, и все! Еще раз воровато оглянувшись через плечо и убедившись, что Тони скрылся за поворотом, Рик достал из-за пазухи мамину приблуду и, держа двумя пальцами за длинный кончик, осторожно вставил скругленным углом в щель для квишки. Ромбик легко вошел почти до половины, а потом словно завяз. Значит, все нормально, замок стандартный, мембранный, теперь нужно сосредоточиться и четко сформулировать просьбу-заказ, как на симуляторе при проверке ментального управления. Низкое гудение ощущается скорее даже не ушами, а кончиками пальцев, сжимающими разом потеплевший ромбик. Стремительная почти неслышимая дробь — заказ принят к рассмотрению. И почти сразу — тройной щелчок подтверждения. Заказ признан сформулированным верно и подлежит немедленному исполнению. Вот и все. В памяти замка уничтожены сведения о последних двух открываниях, самая тщательная проверка не найдет ничего подозрительного. Информация не стерта, это слишком грубо — ее словно бы вообще не было. Камеры в кабинете и коридоре последние десять минут писали лишь помехи. Мамина приблуда действительно приносила удачу, если уметь ею пользоваться. Рик умел. Хотя и совершенно не понимал принципа ее работы. Но это его ничуть не смущало. Кто из неспециалистов понимает принцип работы, допустим, хотя бы того же мнемика? Да никто! И что? Это хоть кому-то мешает селфиться? В сущности, с маминым ромбиком можно было обойтись и вообще без квишки. Но тогда Тони точно бы вцепился, как клещ, и не отстал бы, пока не стребовал объяснений. Он и сейчас поглядывает подозрительно, а тогда бы и вообще жизни не дал. Иначе бы обиделся. А объяснять Рик не хотел. Не потому, что не доверял, что за глупости, просто мама просила — никому, никогда, ни при каких обстоятельствах… — Попался, гаденыш! Ухо выкрутило и дерануло резкой болью, но это бы еще полбеды, за него фиг удержишь, за ухо-то, проверено многократно. Надо только рвануться сильно и не бояться, что будет больно, за ухо неудобно держать… Похоже, это отлично знала и схватившая — в локоть уже вцепились профессиональной хваткой, заломили до хруста, не порыпаешься. Остается одно… — Ай! Тетенька!!! За что?! Тетенька, больно! Ай! — заверещал Рик пронзительно и жалобно, не столько даже надеясь на послабление, сколько стараясь отвлечь, перетянуть на себя внимание всех возможных охранников, если тех вдруг окажется несколько. Отвлечь, оглушить, парализовать звуковой атакой — и надеяться, что у Тони хватит мозгов не броситься на помощь. Обговорено все не раз, и такая вот ситуация в том числе, но с Тони никогда ни в чем нельзя быть уверенным. — Тю! — Хватка на локте ослабла, давая Рику возможность разогнуться. — Я думала, ты Гныш. А ты вовсе и не Гныш… Ты кто такой, паскудник? Охранница была другой. Не той, с чьей квишкой Тони сейчас (будем надеяться!) уже присоединился к экскурсии. Эта была совсем молоденькой и смотрела на Рика без злости. Скорее, с веселым удивлением. Что давало неплохие шансы. Рик улыбнулся самой заискивающей из припасенных улыбок-для-охраны. — Не-не-не, тетенька! Я не Гныш! Не бейте, тетенька, я нечаянно! Я с экскурсией! Заблудился вот… — Точно, не Гныш, — подвела итог охранница, чуть хмуря густые брови. — Да ему тут и делать нечего, он в каптерку лазит, к холодильнику. А тут жрачки нет. Ты зачем сюда лез, племянничек? — Я нечаянно, тетенька! В туалет пошел, а потом заблудился. Не в ту дверь, наверное… У вас тут все так запутано, ничего не понять! — Стоп. А кто тебе дверь открыл? — Какую дверь, тетенька? В туалете? — Пошути у меня! Локоть сдавили сильнее, Рик уткнулся носом в коленки и добавил в голос слезливой паники: — Не-не-не, тетенька! Я не шучу! Не надо, тетенька, не бейте! Там открыто было! Я подумал, что так короче! — Ладно! — Хватка ослабла, но голос охранницы остался суровым. — Там разберемся. Пошли! Понукаемый довольно чувствительными толчками в спину, Рик пошел вперед. Охранница шла следом, как положено, контроля за руку. Двигаясь таким манером, они завернули за угол. Там охранница выматерилась и рванула к двери на третьей крейсерской, не забывая, впрочем, контролить локоть. В итоге Рик болтался в кильватере, семеня спиной вперед и очень боясь споткнуться — связки тогда точно порвет. Дверь между смотровыми залами музея и подсобными помещениями, двадцать минут назад тщательно закрытая и запертая, теперь была распахнута настежь. Молодец, Тони! Наверное, в этот момент Рик вполне мог бы и вырваться. Пока охранница, на все лады поминая родословную растяпистых коллег, запирала дверь и проверяла, хорошо ли заперла, она почти совсем утратила контроль. Да и раньше хватка ее сильно ослабла — как только она увидала, что Рик не врал насчет открытой двери. Так что вырваться можно было вполне. Не факт, что она кинулась бы догонять. А если бы и кинулась — на улицу не выскочила бы точно, ведь это значило покинуть территорию охраняемого объекта. Так что удрать можно было вполне. Но Рик не стал. Зачем? Предъявить ему нечего — заблудился и заблудился, попробуйте доказать обратное. Единственная улика — квишка, но её еще пойди найди. При Рике-то ее точно нет. И Тони, если не дурак, тоже давно ее сбросил. Об этом у них была договорённость заранее — скинуть под ближайшую лавку при первой же возможности. Пусть найдут и думают, что незадачливая хозяйка просто обронила. Связать квишку с Риком нереально. О чем вы? Какая карточка? Да я вообще в коммах не разбираюсь! Поругают и отпустят, главное твердо стоять на своем: дверь была открыта, а я просто хотел срезать дорогу. А вот если попытаться удрать… Если попытаться удрать — сразу же возникает куда больше подозрений. Бегущий всегда подозрителен, бегущий подросток — вдвойне. Невиновные не удирают. На сей раз караулка была не пуста. Похоже на то, что полчаса назад им с Тони действительно крупно повезло — капрал, ныне в ней обретавшаяся, выходила куда-то по своим капральским делам. Теперь же она сидела за столом перед мониторами и неторопливыми глоточками потягивала свою кофе с таким видом, словно вовсе никуда и не уходила последние лет десять как минимум. И еще столько же уходить не собирается. Рику она не понравилась сразу. Сухонькая и жилистая, со стрижкой под седого ежика, тихим голосом и белесыми глазками-буравчиками, она чем-то неуловимым напоминала Директрису, интернатского ректора по учебной и воспитательной работе. Хотя и совершенно непонятно, чем — ведь та была огромна, дородна и громогласна, а прически выбирала по принципу «чем больше, тем лучше». Может быть, разве что въедливостью светлых глаз. Или исходящим от них обеих ощущением близкого аларма. Как бы там ни было, от капрала тоже вряд ли стоило ожидать доброго и светлого. А потому Рик постарался принять самый безобидный вид, когда охранница вытолкнула его на середину помещения со словами: — Шарил вот. Задержала. На закрытой территории. — Взломщик? — Светлые буравчики впились в Рика, и тому крайне не понравился вспыхнувший в них интерес. Охранница посопела задумчиво. Видно, ей очень хотелось заявить о поимке опасного преступника, взломавшего систему допуска, но честность возобладала. В охрану вообще редко попадают нечестные, там отбраковка похлеще интернатской. — Не. Не думаю. Там дверь открыта была, а он инкубаторский. У них сегодня экскурсия. — А… — Интерес в льдистых глазах погас резко, словно выключателем щелкнули. Взгляд капрала вернулся к терминалам, что-то ее там тревожило. Спросила уже почти равнодушно, через плечо: — Обыскала? Пауза была крохотной. Но вполне достаточной, чтобы капрал обернулась и интерес в ее глазах вспыхнул снова, пусть и не с таким накалом. Неприятный такой профессиональный интерес. Только направлен он теперь был не на Рика. — А почему нет, лейтенант, позволите поинтересоваться? Вот же ж! У них с Директрисой даже манера выражаться одинаковая! Охранница помрачнела, сопя, ткнула в плечо: — Как раз собиралась! Не в коридоре же. Эй, ты, как там тебя! Карманы выворачивай. Рик шмыгнул носом. Подумал, не захныкать ли? Но решил, что это будет уже перебор. Карманов оказалось целых семь — четыре на штанах, два на груди форменной рубашки и один на левом рукаве. Обнаружилось в них неожиданно много — просроченный ключ от кампуса, хранимый просто так, на удачу; персональная интернатская квишка, обязательная к постоянному ношению, словно недостаточно чипа-следилки или будто бы о нем никто не знает; вскрытая пачка мятного релакса — вполне легального, зря охранница многозначительно брови поднимала и носом крутила; а также увеличительное стеклышко, втяжной перочинный нож, силовой зонтик-универсал, старый мнемик в поцарапанном корпусе, кожаный шнурок и два металлических шарика от подшипника. Нож тоже сразу же привлек внимание охранницы, та долго вертела его в руках, но потом с сожалением отложила — лезвие было крохотным даже на глаз и существенно не дотягивало до разрешенных пяти сантиметров. А вот капрал оказалась умнее — сразу же ухватила квишку и чиркнула ею по валидатору, мониторя. — Ну конечно, — протянула она тут же странным задумчивым тоном, морщась, словно разжевала корень лимонника. — Еще один премиальный кубиноидный микс. Приамулеченный, разумеется, а как же иначе-то… По её тону было трудно судить, разделяет ли она популярное и весьма лестное суеверие по поводу чигрантов, или же, наоборот, подобно интернатским надзирателям относится к ним как к токсичным химическим отходам: выкинуть бы подальше и забыть, а то вони не оберёшься, да ювеналка не позволяет. Кубиноидный микс в устах представителя администрации — не обзывалка, а констатация, и по сути верно — именно же микс, и именно кубиноидный. Так чигрантов поначалу назвали официально, только вот не прижилось почему-то в народе, разве что в качестве ругательства. Охранница помрачнела и скривилась тоже — вот она чигрантов точно недолюбливала. — Раздевайся! — Что? — Че, не понял? Раздевайся, я сказала! Быстро! Пока пальцы путались в новомодных кнопках-пуговицах форменной рубашки, удалось подумать неожиданно о многом. Мысли были холодные, четкие и стремительные. Как же так получилось, что он совсем забыл о флашке? Почему и ее не отдал Тони? Давно таскает, привык. Перестал замечать. Совсем забыл. Если найдут, не отстанут. Нет, не забыл, просто отодвинул на дальний слой памяти. Не предполагал, что будут обыскивать настолько серьезно. Нет, предполагал. Иначе не повесил бы флашку на тот же шнурок, что и амулет, у нее ведь свой был, кожаный. Охранница — ерунда. А вот капрал — тетка умная. Ее на пустой породе не проведешь… К той секунде, когда была расстёгнута последняя кнопка, Рик уже понимал, отчетливо и безнадёжно, что флашка ни в коем случае не должна попасть в руки капрала. Если бы не она, можно было бы и рискнуть, он везунчик, и не с такими шансами проскакивал. Но против капрала шансов не было, такая обязательно догадается. А значит, выход оставался единственный. Хотя и неприятный до дрожи. Рубашку Рик стаскивал нарочито неловко, выставив вперед правый локоть и словно бы стараясь им прикрыть висящий на груди темно-красный ромбик, но при этом только еще нагляднее выставляя его на всеобщее обозрение и привлекая внимание. Сработало. — А это у тебя что? — заинтересовалась охранница, протягивая руку к кулону. Рик шарахнулся. Вроде бы в сторону, вроде бы в панике — но на самом деле так, чтобы ее пальцы непременно коснулись переливчатого ромбика со скошенным нижним краем… Дальнейшее помнилось смутно и кусками — как и всегда при накрытии внезапным алармом. Жгучий огонь по нервам, от груди и до кончиков пальцев. Зелень в глазах. Запрос доступа. Проверка валидности. Валидность отрицательная. Ин-валид! Аларм! Ин-валид! Проверка свой-чужой. Проверка завершена — чужой. Аларм! Чужой! Чужой! Чужой! Полная боевая модифика… — Не-е-е-ет! — Не трогай его! Он же… Вибрирующий вой, от которого ноют зубы. Боль в горле. Чужие руки хватают за плечи, пытаются удержать. Чужие! Аларм! Боевая модификация невозможна. Бежать. Вырваться, удрать, скрыться, спрятаться. Закуклиться. Не дать чужим… «Никогда, никогда, не позволяй чужим, слышишь?»… Челюсти сводит, под зубами что-то хрустит и рвётся. — А-а-а, гадёныш! — Не трогай! Ты что, сдурела? — Но он же кусается! Удар в висок почти неощутим, только медленно гаснут звуки в нарастающем звоне аларма. *** Позже, когда уйдёт срочно вызванный врач, а обколотый транквилизаторами Рик будет спать на кушетке в ожидании интернатского надзирателя, капрал спросит у охранницы, перевязанной и тоже обколотой, но уже антибиотиками, на всякий пожарный: — Что на тебя нашло? Он же чигрант! При амулете. Даже если бы я не проверила и вслух не предупредила, у него же эта премиальность квадратными рунами через всю рожу светится! А что у чигранта на груди висеть может, кроме как дрянь эта куббсвилльская… Ну сама подумай! Ну и что, что форма нетипичная, что мы вообще знаем об этих долбанных миксах, чтобы хоть в чем-то уверенными быть! Висит — значит, не трогай. Ты же не маленькая, должна понимать, куда можно ручонки тянуть, а куда… И охранница ответит растерянно: — Да сама не понимаю. Словно кто под локоть толкнул… ***