Высокое напряжение

Сугавара не отнекивался, понимал, как это вышло и куда его завело, но все равно был немного обижен – скорее сам на себя – за то, что сейчас сидел за столиком один. Пару дней назад его кохай сообщил, что собирается в Токио и рад был бы повидаться. Суга, конечно, был очень даже за. В конце концов, то, что удалось наладить с Цукишимой, когда он еще был в школе, было чудесно. И терять это Коуши не спешил. И вот в субботу днем он стоял возле метро и удивленно смотрел на приближающуюся пару. Конечно, он замечал, что между Куроо и Кеем что-то происходило, но чтобы так – прямо посреди улицы, за руку. Невероятно. Теперь же Сугавара с трудом вспоминал, какие именно эпитеты подбирал Куроо, когда пытался уговорить его пойти с ними в гей-бар. Но итогом – он сидел здесь, крутил в руке сладкий коктейль и думал о смысле жизни. А о чем еще думать, когда твой кохай сладко обжимается со своим парнем на танцполе, как и присоединившиеся к ним Бокуто с Акааши. Суга был пятым колесом в телеге, и звали его явно из вежливости. Но Сугавара был геем, а найти хоть кого-то для знакомства на улице было и смешно, и мерзко. Сайты знакомств его пугали, а из знакомых все геи были заняты. Поэтому он здесь. Весь этот круговорот, приводящий к одному и тому же финалу, ему порядком надоел, и он хотел тихонько сбежать, пока на него не обращают внимания. Но жизнь она ведь такая мразь. Она ведь не может, чтобы все было просто. Поэтому Коуши, собирающийся уйти, слышит над собой ленивый, язвительный голос. – Бодрячок-кун, какая встреча! Суга весь сжимается, не верит даже и поднимает взгляд, скользнув им по стройным, сильным ногам. Ойкава Тоору. Ойкава, мать его, Тоору. Лично прям, перед ним. Весь такой – в серых джинсах в облипку, футболке с инопланетянином и черных конверсах. Укладка – волосок к волоску, на лице нахальная улыбочка, а в глазах – ну, просто буря. И ну куда ему, Суге, теперь деваться? Сбегать как-то невежливо, а послать Ойкаву он всегда успеет. Поэтому Коуши вполне даже искренне улыбается, удивляя своего внезапного собеседника, и отвечает: – Привет, Ойкава. Рад встрече. И Ойкава, на секунду даже опешивший, садится напротив, и снова – ухмылка. – Какими судьбами? – наклоняется над столом и смотрит, смотрит. – Вот уж не думал встретить тебя в таком месте. Я, конечно, догадывался, что ты из наших. Но ты ведь такой весь – божий одуванчик. Ойкава смешно размахивает руками, когда объясняется, и вызывает чуть ли не умилительную улыбку. – Я здесь с друзьями, но вообще-то собирался уходить, – Суга сам себя по спине готов похлопать за сообразительность. – Ну уж нет, – глаза Тоору недобро поблескивают. – Так просто я тебя не отпущу. Ойкава ловит официанта за рубашку, заставляет наклониться к себе и шепчет что-то на ухо. Тот кивает и уплывает к бару. Коуши напрягается. Этот тип явно что-то задумал. Надо было просто сваливать, пока мог. Официант возвращается быстро и ставит перед ними поднос – с шестью шотами текилы и блюдцем с лаймом – и желает приятного отдыха. Твою мать. Ойкава, черт бы его драл, всем своим видом – вызов. Не принуждает пить, не уговаривает, вообще молчит, зараза. И смотрит. А Суга ведется. Как дурак, хотя почему «как». Дурак и есть, но хватается за шот, придвигает к себе, уговаривая, что нет, Суга, это не матч Карасуно – Аоба Джосай, ты не на площадке, и вы не боретесь за место на национальном. – За встречу, – широко улыбаясь, произносит Тоору и сыплет на руку соль. Сугавара повторяет и следом за Ойкавой опрокидывает в себя шоты один за другим. Ойкава выпивает первым, и это почему-то злит. Они ведь не спорили даже ни о чем, а все равно хотелось выиграть. Смотрят они друг на друга после секунды три, а потом вдруг вместе смеются. Задорно так. – Так с кем ты тут? – отсмеявшись, интересуется Ойкава. Коуши переводит взгляд на танцпол, ищет Цукишиму и слегка залипает, когда находит. Тот едва не висит на Куроо. Голова откинута назад, а Тетсуро, явно пользуясь ситуацией, буквально впивается в его шею. Суга отвлеченно думает: он что, вампир? Разве можно в самом деле так впиваться в живого человека? – А им похоже весело, – замечает Тоору. – А ты значит – третий лишний, – не вопрос, совсем не вопрос. – Скорее пятый, – Коуши не отнекивается. – Здесь где-то Бокуто и Акааши должны быть. – Бокуто здесь, – раздается прямо над ухом. – Скучал без меня, сладкий? Суге хочется фыркнуть. Потому что – ну, хватит уже его пугать, и уж тем более так тупо шутить. Ойкава фыркает без стеснения. – Сильно сомневаюсь, что без тебя, Котаро-чан, кто-то будет скучать, – усмехается Тоору. Бокуто обиженно надувает губы, Коуши хочется расхохотаться. Бокуто подсаживается к ним, следом садится Акааши, а за ними вдруг появляются Куроо с Цукишимой. И становится как-то тесно и вообще не круто. Куроо радостно приветствует Ойкаву. Они, оказывается, учатся в одном университете. Кто-то заказывает еще текилы, Бокуто заказывает поесть. Ну еще бы! И разговор завязывается сам собой. Спустя пару шотов (пару десятков), кто-то хватает Сугавару за руку и тащит танцевать. Суга надеется, что это Ойкава, но, к его разочарованию, это всего лишь Бокуто, которому приспичило его растормошить. Потом Коуши почему-то радуется, что это все же не Ойкава, но именно в этот момент его талию оплетают теплые руки. Хочется утонуть в этих объятиях, хочется слететь с катушек этой ночью, и Сугавара думает четыре секунды, прежде чем отпускает тормоза. Какая к черту разница, когда все так классно? Вот именно – никакой. И он тоже – никакой. Руки гладят талию, шепот обжигает ухо, и только он хочет разобраться в этом шепоте, как музыка стихает, а со стороны бара раздается: – Текила-бади шот – за счет заведения. Есть желающие? Толпа думает, жужжит, как пчелиный рой, и Суга с интересом смотрит на бар, ожидая смельчаков. – Есть, – подает голос Куроо совсем рядом. Коуши удивленно вскидывает брови. Ничего себе! Вот это да, Куроо крутой. Суга уже хочет похлопать, как с него стаскивают футболку и толкают к бару. Что-то не так, слабо подает сигнал пьяный мозг. Но его уже хвалят за смелость, и он сам не понимает, как оказывается лежащим на барной стойке голой спиной. Суга в ужасе думает, что Куроо будет проделывать это с ним, но на его бедра взбирается вовсе не Куроо. О нет, совсем не Куроо. Ойкава улыбается, смотрит прямо в глаза, даже дальше, в душу. Седлает его бедра, как заправский ковбой и притирается стояком. Вот ты, Суга, и попал. – Сделаем это, Коу-чан? – заговорщицким шепотом спрашивает Тоору и трется, трется. У Сугавары, конечно же, начинает вставать, да что там, вскакивать, как боевой скакун. Вот уж – ситуация. Бармен рассыпает соль – от пупка до ключиц, сует ему в рот дольку лайма и чуть отступает. Толпа улюлюкает. Ойкава снова встречается с ним глазами и подмигивает. И Коуши, который, видимо, рассудок потерял еще пару шотов назад, вдруг провокационно смотрит и чуть разжимает зубы, позволяя лайму скользнуть глубже в рот. Тоору наклоняется и, высунув, мать его, раздвоенный язык, ведет им по телу, собирая крупинки соли. Медленно вылизывая, не пропуская ни единой, сглатывает лишь иногда, и по новой – поднимается выше, слизывая соль. Заканчивает наверху и влажно засасывает кожу на ключице в довершении. Отстраняется и смотрит, так горячо, что у Суги яйца поджимаются. Бармен наклоняет бутылку текилы над животом Коуши и льет напиток прямо в пупок. Ойкава ловит прозрачные капли, лижет, собирает губами, стараясь не пропустить ни одной, и отстраняется лишь секундами позже бармена, переставшего лить. Глаза у Тоору совсем пьяные и сумасшедшие. Он склоняется над Сугой и, лишь немного медля, приникает к его губам. Поцелуй на вкус горький и кислый, но такой вкусный, что дурно. Ойкава выуживает языком лайм из его рта, глотает, почти не жуя, и снова впивается в губы. Вокруг шум, толпа ревет, орет. А Суге вот плевать вообще. Пусть только Тоору не останавливается. Но он останавливается, глядит на Коуши совсем разгоряченно и ловко спрыгивает на пол. Сугавара лежит на стойке еще с минуту под отчаянный крик толпы, тут же заглушаемый музыкой, а потом заставляет себя отскрестись от стойки и сползает на пол. Куроо протягивает ему футболку, и Суга сразу же натягивает ее, стараясь прикрыть явный стояк. Хочет осмотреться, чтобы найти уже чертового Ойкаву и... сделать что-нибудь. Но не успевает. Его хватают за руку и, кинув небрежное: «Мы уходим», тянут к выходу. Суга напоследок машет Цукки, который глазами явно желает повеселиться, и позволяет себя увести. Ойкава сразу же забирается в такси, стоящее прямо у входа, и называет адрес, кидает деньги в двойном размере, едва слышит сумму, и тут же целует Коуши. Страстно, мокро, до мурашек. Сугавара слабо думает о том, что таксист, наверное, в шоке, но потом понимает – раз стоит у гей-бара, значит, знал, на что шел. Ему вон и заплатили больше, нечего жаловаться. Хотя тот и не жалуется, даже не смотрит на них. Суга отвечает на поцелуй, потому что хочется и нравится. И потому что все тормоза уже слетели. Тоору шарит руками по телу, забирается под футболку, оглаживает живот, ребра. Коуши думает о том, что они сейчас и здесь могут потрахаться, но такси тормозит именно в этот момент. – Приехали. Ойкава выбирается первый, тянет Сугу за собой и чуть не бежит к подъезду. Открывает, заталкивает его внутрь и, прижав к двери, снова целует, сжимая руками ягодицы. – Может, мы хоть до квартиры дойдем? – слабо интересуется Сугавара, пытаясь воззвать к здравому смыслу. – Дойдем, – отвечает Тоору, напоследок лизнув его щеку. Затем снова тянет за собой к лестнице. Ну, и правильно – в лифт им точно нельзя. Они вбегают наверх, Ойкава наконец отпускает его руку и звенит ключами, пытаясь открыть дверь. Руки дрожат, он никак не может попасть и матерится. – Эй, – Суга мягко обхватывает его ладонь своей и прижимает к губам, целуя. – Я здесь и сбегать не собираюсь. Это, кажется, действует правильно, и Тоору расслабляется. Уже спокойнее подносит руку к замку и открывает с первого раза. Они заходят внутрь, дверь хлопает, и Ойкава тут же впечатывает в нее Сугу, снова ловит его губы и влажно целует. Подхватывает под колени, заставив обхватить его бедра ногами, и трется членом о член. – Какой же ты, – неопределенно кидает он. Потом перехватывает сильнее и прямо в руках несет в спальню. Кидает на кровать и тут же стаскивает футболку. Коуши в ответ цепляет инопланетянина и снимает с Ойкавы. Футболка цепляется за уши, они смеются, как дураки, но потом снова вдруг смотрят серьезно и одновременно тянутся к джинсам. Джинсы летят на пол за футболками, Ойкава нависает сверху, целует шею, кусает ключицы, всасывая тонкую кожу и оставляя метки. – Знаешь, Коу-чан, я хотел тебя трахнуть еще в школе, – громко дыша, начинает откровенничать Тоору. – Все смотрел. А ты такой весь милый и красивый, и девственный, как ангелок, ну ей-богу. Так хотелось тебя испортить, особенно твой милый ротик. Сугавара смотрит секунду, и Ойкава думает, ну вот, теперь он уйдет. Но Суга не уходит. Он изворачивается и оказывается сверху, сверкнув глазами. Немного неловко стаскивает трусы, и вот он – весь обнаженный и открытый перед ним. Член Коуши ложится Ойкаве на живот и пачкает смазкой. Сугавара ловит ошарашенный взгляд, хмыкает и хватает Тоору за руку, поднося к своим губам. Обхватывает пальцы, облизывает, толкает в свой рот. А взгляд – ад. Тоору хочется ущипнуть себя, ведь это внезапно слишком похоже на сон, но он только смотрит завороженно, как самый красивый парень на нем сосет его, Ойкавы, пальцы. Сосет, вылизывает так тщательно, что в мозгу не укладывается, и выпускает изо рта с влажным хлюпом. И чуть приподнявшись, тянет их прямо за спину, к своей заднице. – У меня есть смазка, – почти не запинаясь, говорит Тоору. – Я знаю, – отвечает Суга и так сверкает своими блядскими глазами, что умереть можно. А потом с силой насаживается сразу на два пальца и стонет. Так мучительно и протяжно, что Ойкаве хочется все прекратить, потому что это и правда немного жутковато. Но потом Сугавара начинает двигаться на его пальцах своей блядской задницей. Своей. Блядской. Потрясающей. Задницей. И Тоору может только смотреть, только сходить с ума, от этой тесноты внутри него. Только желать оказаться там, внутри, членом, а не пальцами. Морщинка между бровей Коуши разглаживается, и теперь лицо выражает лишь чистое удовольствие. Глаза чуть прикрыты, губа закушена, как в чертовом порнофильме. И Тоору не выдерживает, одной рукой нашарив ящик, вытаскивает смазку и переворачивает блядского Сугу на спину, снова оказываясь сверху. Вытаскивает пальцы и, обильно налив смазки, проталкивает внутрь сразу три. Разводит ноги широко, смотрит, как пальцы скользят туда-сюда в чуть припухшем, раскрасневшемся анусе. – Твою мать, Сугавара, ты – гребаная звезда порно. Ты в курсе? Суга смеется через силу, стонет и насаживается на пальцы сильнее. – Еще, – закусывает губу, – добавь еще. – Смазки? – обеспокоенно. – Нет, еще палец. Ойкава выпадает из реальности, даже останавливается на секунду, смотрит на Коуши так, словно тот попросил его выйти в окно. Потом осознает, понимает. А тот насаживается на пальцы, постанывает, губы кусает и смотрит, ну правда, так по-блядски. – Ты уверен? – Давай, Тоору, – так жалобно и просяще, и развратно, черт возьми. Ойкава вынимает пальцы, смазывает всю руку и аккуратно, очень аккуратно начинает вводить четыре пальца. Суга замирает, примеряется к ощущениям, не торопит, просто чувствует и смотрит. И черт возьми, Ойкава тоже смотрит. Смотрит, как влажная рука сантиметр за сантиметром проникает внутрь. Как вокруг его пальцев смыкаются мягкие стенки, как Сугавара судорожно выдыхает, поскуливает, закрывает глаза и выгибается. И все, крышу рвет уже не по-детски. Тоору сдирает с себя боксеры и, вытянув руку, толкается внутрь Коуши. Тот сразу обхватывает его руками, подмахивает и стонет, стонет, стонет. Так протяжно и громко, что охренеть. И кончает тут же, содрогаясь весь. Ойкавы надолго тоже не хватает, толчок, еще – и он изливается прямо в нутро. Целует и наваливается сверху, не в силах жить вообще. – Ты в курсе, что ты потрясающий? – спрашивает Тоору, чуть отклонившись. Суга закусывает губу, смотрит так дьявольски, что треснуть хочется, и кивает. Вот ведь. Потом смеется и целует. – Надо было трахнуть меня еще в школе, – заявляет так нагло, что челюсть отвисает. – Знаешь, что, – Ойкава вдруг меняется в лице, пробирается рукой к его члену, наглаживая. – Я сейчас все наверстаю.