Пролог
9 июля 2019 г. в 18:37
Шёл 2473 год. После третьей мировой войны в 2061 году Земля поглотилась сумерками испарений, исходящих из алой глинистой почвы под ногами.
Пустыня. Кругом одна лишь пустыня. Словно бы под кирпичной кладкой она похоронила землю. Малая горстка выживших людей обосновалась в ближайших друг к другу обломках городов, более или менее сохранивших приличный вид, создавая тень былого бурления жизни.
Прошло немало времени с тех пор, как люди смогли оправиться от бед, нищеты, голода, лишений. Но Рок Судьбы не оставил человечество прощёным за свои ошибки. Мутация окружающей среды вызвала изменения и в организме человека, не позволяя продолжать его род. Так оставшиеся первые умы, надежда и двигатель человеческой расы стали проводить эксперименты над бессмертием и вскоре люди забыли о времени. Время замерло внутри них.
Солнца нет. Вернее, нет того самого тёплого, яркого и сочного, как спелый освежающий фрукт, жёлтого цветка. Никто за последние 400 с лишним лет не видел, — даже крупицы представления не имел! — как оно могло выглядеть на самом деле, без тусклых алых разводов на небе, безмолвном, безжизненном, как всё в округе, как все, на кого бы ни указал пальцем, холодно-сером небе. Оно блекло. Оно угасало, казалось, с каждым днём, будто бы алая толща испарений стирала его, как стирала память людей о ценности, свете, настоящем вкусе навсегда потерянной жизни.
Никто не мог объяснить происхождение вездесущего красного тумана.
Однажды кто-то кинул доверчивой своре зевак свою неуместную для шуток догадку, что, якобы, это кровь убитых испаряется, и что всё, по чему мы ходим, их измельчённые, перемолотые тела, подпалённые огнём войны. Кто-то простодушный, наверное, и принял смех за действительность и нога его больше никогда не ступала в это месиво, и ходил он лишь по строго выложенным тропам внутри уцелевшего города. Но каждая шутка скрывает за собой долю правды. Испарения действительно исходили из почвы. Как будто бы земля отмирала, возносилась к угасшему небу. Порой испарения были настолько густые, совершенно алые, что даже пачкали некоторые участки кожи, неприкрытые специальным костюмом, который был предназначен для изоляции человека от внешней среды. Особая непроницаемая оболочка покрывала всё тело, за исключением головы и кистей рук. Можно сказать, это был герметичный скафандр каждого землянина.
Любой из выживших сознавал, что Земля — одно бескрайнее кладбище, и кто-то смиренно пачкал ноги в хлюпающем месиве, не терзаясь природной совестливостью души, а кто-то кротко уходил от правды по неаккуратно, неуклюже выложенным тропкам. Единственное, что долгожителям было известно наверняка, так это непригодность паровых выделений для естественного дыхания, и без респираторов на улицах появляться было небезопасно.
Не смотря на достижения науки в области долгожительства и искусственному воспроизведению человека, трагедия войны отбросила человечество на тысячи лет назад, к основам феодального строя. Но ни жажда, ни голод не могли заживо умереть вместе с человеком. Всё, что имело теперь значение для человека, — плодородная почва, которая способна прокормить человека, а не повсеместная глина на сотни километров к ряду, превращающаяся в керамический склеп в период засухи, где даже жухлая трава не прорастала, и возможность утолить голод, который пусть и отошёл от крайности, но всё-таки продолжал напоминать о себе, когда земля не давала плодов, когда приходилось перебиваться одними только бобами и кукурузными лепёшками.
Ни о каком прогрессе не могла идти речь, когда люди думали лишь о том, к каким прибегнуть хитростям, чтобы уважить землю для хорошего урожая, так как почвенная структура продолжала деформироваться и частенько собранный урожай был не пригоден для человека.
Продукты стали заменой денег. Нет. Дороже денег. Налоги, залоги, платежи, заработная плата — продуктами. Еда, еда, еда — только бы выжить, только бы не голодать! Кто владел плодоносной почвой — вгрызался зубами в глотку счастья.
Теперь балом в мире человеческих капризов, жадности и страха правили спекулянты продовольствия. Проворные и тщеславные они, словно боги, снисходили до простого народа. Что только они имели с этого, до сих пор не ясно, разве что люди торговались крохами своей земли. Или, быть может, кто-то закладывал души?.. В суровые времена даже душа стала рядовым товаром, который можно было обменять на более стоящее, вещественное, нужное. Обычное дело было — заложить душу за мешок картошки, парочки редиски и жалкий горсти гороха.
Ненамеренно спекулянты, по доброй воле людей, стали голосом народа, посредниками между простым людом и верхушкой власти, что самолично покрыло свои головы короной — короли ничтожных, задохшихся городков, засевшие в высоких башнях над головами бедствий, над пропастью безбожных, безбрежных тягот новой жизни! Кто-то говорил, что там, среди высших, были одни тех первых долгожителей, кто своими глазами узрел гибель цивилизации — конец света.
Люди стали независимы от биологического старения, но по-прежнему были восприимчивы к физической боли, насилию, убийству, душевному гнёту. Они не могли справиться со всепоглощающей тоской своего бессмертного бремени. Обычная усталость, скука от бессмысленного прозябания. Человек — существо, движимое целью, идеей, своей страстью жизни. Но какой в ней смысл, если ты знаешь, что твоя жизнь навечно связана цепями бренного выживания? Многие не в состоянии были до конца осознать всю отчаянность своего положения. Они точно не замечали, что оказались в ловушке. Они противились самой мысли о том, что обречены вечностью за свои алчность, амбиции, жаждой власти. Земля преклонила их, душа обременяла, и кто давал свободу сознанию, больше не мог слепо нести на плечах ношу своей безысходности. Города были охвачены лихорадкой самоубийств. Популяция людей резко сократилась втрое. Правительство пошло на крайние меры, чтобы сохранить, ни больше, ни меньше, четыре оставшихся населённых города. Жёсткий контроль специальных патрульных команд был призван пресекать любые суицидальные попытки на улицах, в общественных местах, в жилых домах, квартирах. Теперь люди были связаны по рукам и ногам собственным отчаянием. Задыхаясь алым туманом, они бродили по вытоптанным глиняным тропам, как сомнамбулы, угнетённые мрачными иллюзиями на своё освобождение из вечных пут. Они, их тела, их душа и сознание, их мысли находились под беспрестанным контролем. Тех, кто пытался наложить на себя руки, забирали в башни, «перекраивали», как говорили жители, забирая душу и сознание человека и перенося их в машины, сковывая вокруг их и без того непроглядной свободы, железные стенки карцера, обрекая на извечные душевные муки. В кротчайшие сроки «железные люди» нежеланным, насильным потоком заполонили города.
Однако какова бы ни была велика трагедия человечества, его мир зиждется на трёх составляющих: вино, развлечения и женщины. Среди необъятного океана безумствовавшего смертного уныния мужчины, женщины, пары, много мужчин с невообразимо богатой фантазией маскировки, чтобы избежать встречи с городскими патрулями, священники с библией, монахи — буквально все устремлялись в единственный оазис спасительного глотка счастья, где они могли заглушить заунывный шёпот горестных мыслей своими живыми голосами, ехидным смехом над своей несчастливой судьбой и довольствоваться компанией серых, помятых отчаянием лиц. Лёгкий алкогольный румянец, что красовался на их щеках и пьяные улыбки всё же не могли не греть истерзанные души и заставлять веселее биться потухшие сердца, а красавицы своими умелыми ласками утешали, нежили, дарили утерянное, стёртое в пыль, кажется, позабытое всеми умиротворение и эмоции.
«Дионис» — клуб для тех, кто не знает, что делать со своей жизнью. Он служил приютом для пострадавших от хлыста суровой реальности. Сюда приходили зализывать ноющие раны. Он был открыт для любого, нуждающегося в утешении, 24 часа в сутки. Рано утром, после обеда, в перерыве между работой, поздно ночью — каждый шёл знакомой дорогой, прямиком к дверям «Диониса». Но что по-настоящему привлекало интерес осведомлённой половины человечества об этом клубе, так это негласное, подпольное ремесло, на котором он специализировался. По давно утерянным легендам, как и всё, что ранее имело смысл, из уст в уста нарекли Жнецами тех, кто скрывался неприметной личиной здешнего сотрудника. Пусть никто толком и не разбирался в значении этого термина, но каждый по неизвестной причине был убеждён, что им подвластно время и смерть. Любой долгожитель мог обратиться к ним с просьбой, столь неприемлемой и невозможной в нынешнее время, что сердце холодело от страха от одной мысли, что об их запретном стремлении мог прознать патруль. Никому жизнь больше не была мила, не завлекала мнимой весёлостью, и никто не в силах был поверить в нарисованные радостные улыбки, потому что никому другому, кроме как правительству, жизнь не принадлежала. Те, кто желал смерти, избавления, очищения от всех земных тягот больше всего на свете, тайно нанимали Жнецов, и платой им служила душа убиенного, что играла немало важную роль в подпитке духовных сил долгожителей.
Жнецы выполняли свою работу добросовестно, даже безупречно, быстро и, что важнее всего, незаметно. Они были самым настоящим гнойником правительственного порядка, от которого было не так-то просто избавиться. Никто не мог понять, как они умудряются избегать патрули, собственно, и лицом к лицу с ними мог столкнуться лишь заказчик, в благодарность пожав руку за мгновение до своей смерти. Народ считал их милосердными заступниками чужих душ, но, к счастью или сожалению, Жнецы только криво ухмылялись, слыша подобное на последнем издыхании умирающего. Не было в них ни жалости, ни сострадания к людям. Обычный случай наживы на разорённой цивилизации, только и всего. Но люди нуждались в восхвалении своих героев, своих освободителей. Это дарило им незыблемое успокоение, уверенность, надёжность, что в своё время можно покончить со всем сумасбродством и уйти... Уйти навсегда и никогда больше не видеть алых пятен перед глазами, и не волноваться об изголодавшемся завтрашнем дне!
«Дионис» — клуб для тех, кто желает поработать на смерть, пока по глинистой красной земле ходят падшие боги некогда великой расы, мучимые жаждой настоящей жизни.