Rollercoaster

      Кроу удобно устроился у Азирафаэля на коленях, жмурясь от яркого света. Тот с тихим смешком накрыл его глаза теплой ладонью — знал, что чувствительные, — другой осторожно разбирая спутанные пряди на затылке.       — У тебя очень красивые волосы, — заметил он. — Так блестят. Почти как огонь.       — Ага, как твой меч, — лениво отозвался Кроу, ловя его руку и притягивая ко рту. Поцеловал пальцы — Азирафаэль засмеялся от легкой щекотки, и, Боже, как же Кроу обожал его смех:       — Ты милый.       — Как скажешь, мой хороший, — Кроу потянулся, переворачиваясь, и ткнулся носом Азирафаэлю в живот. Тот засмеялся снова, гладя его по голове:       — Ты не можешь так говорить. Это жадно, плохо быть жадным, Кроу, не надо.       — Как скажешь, дорогой, — легко согласился Кроу, обхватывая его за пояс; Азирафаэль ласково провел по его виску кончиками пальцев.              *              Азирафаэль нашелся в саду: ходил между цветами, что-то шептал им, невесомо водил по листьям кончиками пальцев — у Кроу мурашки по спине пошли от мысли, что с точно таким же трепетом эти пальцы могут касаться — и касались! — его лица, плеч, рук…       Азирафаэль вздрогнул и обернулся. Улыбнулся бегло, неподлинно, быстро отводя глаза и возвращаясь к растениям — и глубоко вздохнул, накрыв руку Кроу у себя на локте. Тревожный узел у Кроу в груди слегка ослаб: не оттолкнул, не увернулся. Хорошо.       — Что-то не так? — шепнул он, обвивая Азирафаэля руками, прижимаясь головой к голове — ближе, теснее, чувствовать его, знать, что он здесь, с ним. Только с ним.       — Иногда я думаю о том, что это… неправильно, — пробормотал Азирафаэль, вжимаясь в Кроу крепче, будто прячась от чего-то в его объятиях, и тот бережно поцеловал его в затылок, успокаивая:       — Что неправильно, мой хороший?       — Вот это, — безнадежно вздохнул Азирафаэль и шагнул из его рук. Развернулся, чтобы смотреть в глаза, и от того, какой болезненный был взгляд у его ангела, у Кроу в груди что-то зашевелилось — что-то, чего там не должно было быть.       Азирафаэль взял его за руки и добавил еще тише:       — Мы.       — Почему? — беспомощно спросил Кроу, потому что знал у него это лицо: он все решил. Баста. — Азирафаэль, Бог есть любовь, мы — это… почему? Что с нами не так?       — Любовь, — Азирафаэль устало и как-то мрачно улыбнулся, — это не то. Это не мы. Мы — это другое, это просто… я так отношусь к цветам. Я дарю им это чувство, Кроу, когда не могу дарить его тебе, и посмотри на них. Они… им плохо от этого. — Кроу обернулся. Цветы были обычные, кое-где в желтых пятнах, но для цветов это как бы… нормально? Азирафаэль, очевидно, считал иначе. — Это неправильно, видишь? Мы… мы не должны.       — Это не может быть так, — возразил Кроу внезапно охрипшим голосом, стиснул его руки крепче, будто боясь, что Азирафаэль сейчас просочится сквозь пальцы, ускользнет, исчезнет, и повторил громче, уверенней: — Это не может быть так, нет, то, что у нас с тобой… Это просто не может быть неправильно. Это правильнее всего, что я встречал. Я… Я узнаю точно, хочешь? Я просто пойду и спрошу.       — Нет! — на лице Азирафаэля на мгновение отразилась паника. — Не надо, Кроу, это не закончится ничем хорошим.       — Почему? Мы здесь пытаемся делать то, что правильно. Вряд ли меня накажут за попытку узнать, как именно — правильно, — улыбнулся Кроу и подмигнул, быстро притянул Азирафаэля к себе, чтобы поцеловать прежде, чем тот сообразит, что происходит, обнадеживающе сжал его пальцы и исчез.              *              Крылья болели.       Их еще жгло, казалось, перья дымятся, опадают горячей золой под ноги. Коули махнул ими — раз, другой, третий, оттолкнулся, с усилием, тяжело отрываясь от земли, пролетел полого несколько шагов и рухнул на колени под деревом, выдохнувшись от бесполезной попытки набрать высоту: воздух только виновато свистел в потрепанном оперении, не собиравшемся его держать.       Нужно было попить. Изнутри тоже калило, как будто его размололи в порошок, смешали со жгучим перцем и слепили заново, как в день Творения. Совсем недалеко должно было быть озеро, Коули помнил, но встать на ноги было выше его сил — ползти было проще, гораздо проще. Почему-то проще, чем раньше — хотя он вообще пробовал ползать раньше?.. Кажется, нет, но…       И тогда Коули увидел свое отражение.              *              Азирафаэль его не помнил.