Дом с уценкой

Осаму было сложно привыкнуть к тому, что между ними с Накахарой что-то есть. Что-то очень плотное, теплое, что можно прочувствовать сердцем, и подобное ощущение постоянно пыталось вырваться то ли из легких, то ли из штанов. Да, Дазаю это чувство знакомо, он не впервые открывает его, однако первый раз он чувствует такое сильное эмоциональное состояние, когда буквально хочется дышать объектом своего обожания. Руки сжимались в кулак каждый раз, когда Чуя подходил к нему. Тот, кстати, выглядел в его обществе более, чем спокойным. Наверное, ему просто не привыкать к подобным ощущениям, и это стало для него чем-то, вроде бытовухи. Хотя Накахара прекрасно видел, как Осаму сложно находиться рядом, видеть, что юноша еще совсем не созрел для подобного, однако пора бы, наверное. Поэтому Чуя его не торопил, наоборот, он делал что-то интимное очень редко, только чтобы подчеркнуть свое небезразличие по отношению к призраку. Обычно это проявлялось в виде легкого прикосновения к щеке, растрёпыванию волос; порой Чуя мог провести пальцами по его ладони, очень нежно и трепетно, будто бы боясь нормально ухватиться за руки. Очень редко он позволял себе обнимать его, за исключением ночи, когда они спали в обнимку, ибо без этого было просто невозможно. Осаму оправдывался тем, что может упасть вниз, и один раз подобное действительно случилось, из-за чего Накахаре пришлось бежать за ним на первый этаж. В следующий такой раз он уже успел поймать его и вытащить на кровать. Дазай тогда, словно котенок, прижался к парню со всей силы, а Чуя лишь, как обычно, поцеловал его в висок и погладил по спине. Большего Накахара себе не позволял. Он хотел еще разок поцеловать юношу в губы, но почему-то не решался. Он видел, как Осаму переживает, и решил, что пусть лучше призрак сам решится на подобное, ведь ему лучше знать собственное эмоциональное состояние. И всё равно Чуя не переставал ругать его. Только уже по-доброму. Он его практически даже не бил, только давал подзатыльники, на что Дазай смеялся и только сильнее приставал к Накахаре. Теперь уже сам Осаму пользовался тем, что может дотрагиваться до парня, лезть к нему и делать прочие подобные глупости. Например, Чуя уже устал от постоянной щекотки, щипаний и прочих вещей. А главное, от него и подушкой не отмахнешься, если пристанет. Прилипнет, как пиявка и начнет лезть, лезть, лезть. Парню ничего не остается, кроме как хватать его и обездвиживать. Но самое интересное, когда у Дазая внезапно просыпается трахалка в такой момент, и он начинает приставать уже по-другому. И Накахара бы ему ответил, если бы не был таким вредным, однако… нет, отвечать в такие моменты он не… … А хочется, блин, всё-таки. У Осаму такие розовые пухлые губы, щечки, глаза такие яркие, хоть и мертвые. В нём столько жизни, столько прекрасного, столько… девственности, что хочется уже поскорее сорвать с него бинты и зацеловать. И Чуя знает, что мысли его слишком грязные для этого лучика света, к тому же дико травмированного, однако чувствует, что скоро не выдержит напора этих глазок, губ, рук, которые нежно обнимают ночью, а иногда и днем, ласково укладываются на плечи, щекочут. Накахара уже срывается, лишний раз дотрагиваясь до Дазая. Когда призрак сидит на диване, Чуя тихо подходит сзади и кладет свои руки на его плечи. Осаму медленно поворачивается и смотрит вопросительно на очень обеспокоенное лицо парня, который не знает, что можно сделать: приблизиться или отойти. Дазай прекрасен в своей невинности, прекрасен своим еще недозрелым личиком, худыми пальчиками, не сформировавшимся до конца голосом. Его образ всегда будет таким, и Накахара не знает, что с этим образом сделать, чтобы не было такого сильного желания его испортить. Интересно, а испорченным он разве будет хуже? Осаму подходит к плите и, как обычно, заваривает чай. Сегодня его настроение снова тоскливое, возможно, из-за непрекращающегося дождя на улице. Да и Чуя чувствует себя не особо позитивно. В голове постоянно мелькают воспоминания из поездки в Йокогаму, на кладбище. Мысли о матери Дазая. Хотелось подробнее расспросить об этом призрака, но Накахара отмахивался и не решался. Он не мог определить стабильность состояния Осаму и не знал, как он отреагирует на подобные вопросы. Да, он уже был адекватнее, но всё случившееся недавно никак не может его отпустить, заставить исчезнуть приевшееся чувство ненависти к себе. Чуя подумал, что, пока он в комнате, можно было бы подойти и обнять его, однако парень сдержал внутренние порывы нежности и просто отвернулся обратно к компьютеру, игнорируя присутствие Дазая. — Чай будешь? — спросил его призрак. Накахара поднял голову и взглянул на Осаму. Тот держал в руках чайник с кипятком. — Да, — ответил Чуя, снова отворачиваясь к монитору. Так странно. Осаму явно грустно, но он… всё равно заботится о нем. Это мило. Легкая улыбка коснулась лица Накахары при этой мысли. Он максимально отворачивался к компьютеру, чтобы не выдавать своих эмоций, которые так и пёрли. Дазай недолго побыл на кухне, добавил в чай мяты и наконец-то подошел к столу, поставив на него кружку Чуи… и свою. Он что, хочет рядом сесть? Ну ладно. — Спасибо. Не прошло и минуты, как рядом с Накахарой оказался еще и второй стул, на который приземлился призрак. Он тяжело вздохнул, посмотрев в экран, а затем, не говоря ни слова, опустил голову на плечо Чуи, устраиваясь удобнее и ласково дотрагиваясь до его руки. Теперь парень и правда не мог не улыбнуться. Он чуть развернул голову и коснулся носом прикрытого каштановой челкой лба. Губы по инерции вытянулись, оставляя среди волос легкий и нежный поцелуй. К таким поцелуям Дазай уже привык, но каждый раз это было особенно приятно. Его пальцы сильнее сомкнулись на чужом плече, но не менее ласково. Он как ребенок хватался за маму, чтобы не потеряться. Только Чуя с каждым днем всё меньше напоминал ему родителя. В его действиях, словах, прикосновениях было нечто совершенно иное, но такое же ласковое, такое же заботливое и чистое. — Скучаешь? — спросил Чуя, укладывая руку на ладонь Осаму. Тот даже чуть дрогнул от внезапности. — Не знаю. Мне грустно. — Почему? — А почему мне должно быть не грустно? — Вроде, ты был позитивнее вчера. — Сомневаюсь. — Тогда скажи, почему тебе грустно? Дазай прижался к нему сильнее, будто пытаясь согреться, и Накахара чмокнул его еще раз. — Не знаю, — снова сказал призрак. — Я… привык к этому состоянию, и оно для меня обыденно. — Ну, пойди займись чем-нибудь. Уборкой, например. — Не хочу. — Поиграй на фортепиано. — Не хочу. — Ну, подрочи хотя бы. Послышался тяжелый вздох, полный безысходности. — Я подумаю. Чуя тихо посмеялся, а затем отпустил Осаму и потянулся за кружкой с чаем. Дазай сделал то же самое. — Придумай мне занятие, — сказал тот, отпивая немного затем. — Хочешь, мне подрочи, если своё не стоит? — Чуя, я тебя сейчас ударю, — ответил ему призрак, сдерживая улыбку. — Ну-ну… — он тоже отпил немного, усмехаясь. — Ну, раз не хочешь, то давай споём. — Не хочу петь. Хочу… хочу… — Танцевать? — Не-е-ет… это слишком. — А что, давай станцуем? — Нет, я не хочу. — Тогда я не знаю, чем тебе помочь. Потерпи, вечером фильм посмотрим. — А может, сейчас? — А вечером что делать будем? — Не знаю… тайны рассказывать. Или страшилки. Ну или что-нибудь еще… — Устроим свидание? — Свидание? — Осаму даже поднял голову, сразу же обращая внимание на довольное лицо Накахары. — Дома? — Ну, а что? — Это странно. — Мы с тобой вообще странные, не замечаешь? Парень-медиум и призрак? — Да нет, ничего такого, — специально ответил Дазай. — Так что, мы будем смотреть фильм или как? — Тогда ты исполняешь одно моё желание вечером. Как тебе такое, пупсик? — Чего?! — возмущению Осаму не было предела. — Нет-нет-нет! Я не хочу ничего выполнять. — Всего-то показать мне, что же ты прячешь под бинтами. — Раздеть меня вздумал? — Чего я там не видел? — Раз интересуешься, значит, толком ничего не видел? Чуя вдруг подвинулся к нему, обнимая за талию и прижимая призрака к себе. Он коснулся носом его виска и томно прошептал на ухо: — А я разденусь вместе с тобой. По коже Дазая пробежали мурашки, и он по инерции принялся отпихивать Накахару, потому что не привык к подобным ситуациям. Это действительно выбивало его из колеи и пугало. — Н-нет… — он аж отодвинулся от него. Чуя опять проклинал себя за то, что спугнул Осаму. — Мне не хочется. Я просто… просто найду себе другое занятие. Он уже собрался подниматься с места, как Накахара ухватил его за предплечье и сказал: — Прости меня, — он говорил искренне, ибо всегда стыдился своих неуместных подкатов: — Я… не знаю. Прости. Глупо вышло. Я не заставляю тебя показывать, просто… мне важно знать. — Я… подумаю. Повисло молчание. Они смотрели друг на друга, ожидая чего-то, и оба не понимали, чего именно. Первым не выдержал Чуя: — Так мы будем смотреть фильм? Осаму робко улыбнулся и наконец-то приземлился обратно на стул. — Давай. Парни быстро настрогали себе бутербродов, а затем поднялись наверх в спальню, захватив чай, еду и ноутбук. Накахара не постеснялся стащить штаны, залез под одеяло и накрыл им призрака, который, конечно, раздеваться не стал. Он, как обычно, был в штанах и белой футболке, поэтому худые руки привидения обернулись бинтами. Чуя, прижав к себе юношу, всё равно продолжал трогать его за повязки, иногда даже залезая под них пальцами, нащупывая кожу и пытаясь понять, что же там такое скрывается. Дазай не сопротивлялся. Он знал, что нащупать это всё равно сложно, хотя иногда Накахара интересовался, мол, что это за выпуклость. Осаму краснел и ворчал, отказываясь отвечать на подобные вопросы. Да, он понимал, что ответить надо, но так не хотелось. Ему хотелось просто продолжать лежать под одеялом вместе с таким теплым и уютным Чуей, нос которого периодически нежно касался виска. Плечо у парня довольно твердое, но Дазаю всё равно было удобно, хоть он позже и опустил голову Накахаре на коленки. Тогда в ход пошли руки, вплетающиеся в каштановые кудри. Осаму от этих прикосновений засыпал, и еле сдерживал мурлыканье, однако дернулся, когда к ним на кровать запрыгнул кот и приютился прямо у живота призрака. Рука Чуи сразу же погладила животное, а Дазай ревниво заворчал, поэтому вскоре Накахаре пришлось вернуть ладонь на его голову. К концу фильма привидение уже совсем не смотрело фильм, а лишь посапывало и ворочалось на коленях у парня, который не будил его, а лишь умилялся. Конечно, тот не спал, а просто кайфовал от прикосновений, действительно, как кот. Периодически он прижимался ближе к Чуе, утыкаясь носом в его шею и получая очередной нежный поцелуй в щеку или лоб. Накахара уже устал обнимать его, но просто так отпустить тоже не мог. Надо затискать его окончательно, чтобы у Дазая и самого появилось желание свалить. Конечно, сваливать он не собирается, это не в его стиле. Для того, чтобы прогнать Осаму, этого недостаточно. Однако фильм закончился, а вот их нежности всё не останавливались. Кот уже съехал на другой край кровати, потому что Чуя всё-таки спихнул Дазая вниз и улегся сверху, принимаясь целовать его лицо, из-за чего Осаму щурился, посмеивался и пихался, хотя получал от этого тоже много удовольствия, иначе бы пихался он активнее. В какой-то момент он вообще перестал сопротивляться, и даже наоборот прижался к Накахаре ближе, подставляя ему места, куда надо целовать. Тот целовал очень нежно, ласково, плотно прикасаясь губами к коже, даже слегка присасываясь, отчего на щеках оставались влажные следы. И Дазай уже не знал, как ему прижаться ближе. В ход пошли ноги, которые он по-хозяйски закинул на Чую. Руки Накахары сразу же ухватились за худые бедра, подтягивая призрака ближе к себе, а сам Осаму не смог сдержать резкого дыхания, чувствуя, что теперь тот действительно слишком близко. Интимно близко. Поцелуи перестали быть невинными, в каждом прикосновении чувствовалось пьянящее желание, скрывающееся за нежностью, и Накахара надеялся, что Дазай позволит ему быть немного настойчивее. Что удивительно, Осаму и правда позволял. Его руки опустились чуть ниже, заползая под футболку Накахары, и тут парень даже отдалился от улыбчивого лица привидения, изучающе взирая на него. Дазай прикрыл глаза и приоткрыл губы, слегка приближаясь. Чуя не стал его мучить и ответно приблизился, пробуя языком розовые губы Осаму. Призрак тяжело выдохнул, но отдаляться не стал. Он крепче уцепился ногами и руками за Накахару, чувствуя, как пальцы того жадно впиваются в ляжку, а поцелуй становится требовательнее. Язык снова дотрагивается до губ, а затем Дазай слегка касается его своим. Они сплетаются в горячих и влажных ласках, отчего по коже бегут мурашки, и, дабы погасить их, объятия становятся крепче. Осаму не стесняется придвигаться пахом к Накахаре, чувствуя пульсацию во всём теле и легкое головокружение. Наверное, так и должно быть? Хотя, какая сейчас разница? Ему невероятно хорошо, и это главное. На секунду Чуя отодвигается и смотрит вопрошающе на Дазая. Он хочет что-то спросить, но Дазай снова притягивает его к себе. Впервые он позволяет эмоциям взять контроль, позволяет себе приближаться к заветному телу Накахары, целуя его страстно, мокро, так… по-взрослому. Чуя не сопротивляется, наоборот, он лишь подбадривает его. Целует так же страстно, доминируя, хватаясь уже за талию юноши, притягивая к себе. Ему очень приятно от прикосновений к своему телу, это невероятно возбуждает, однако так хочется и самому прикоснуться к Осаму. А если попробовать? Медленно ладони поползли вниз, залезая под футболку и касаясь вечно закрытой от постороннего взгляда кожи. Осаму резко вздыхает и отдаляется, с волнением смотря на непонимающего ничего Накахару. — Тише… — он остановился, однако не убрал руки. — Я только потрогаю. После этих слов по коже призрака пробежали мурашки, и Чуя это почувствовал. Он сполз чуть вбок, устраиваясь поудобнее, а затем снова поцеловал Дазая, уже аккуратнее. Ладонь направилась выше, сползая с талии на живот. Руки то и дело нащупывали какие-то неровности, а затем большой палец прошелся по пупку, и Накахара ощутил, как в голову ударила волна возбуждения, из-за чего он неосознанно, со страстным дыханием, углубил поцелуй. Осаму лишь двинулся ему навстречу. Его ладони уже совсем забрались под футболку Чуи: одна прощупывала позвонки, а другая ребра, двигаясь в сторону груди. Дазай тоже понимал, что возбуждается. Более того, откровенно чувствует между ног набухший от крови член. И самое страшное: он чувствует член Накахары. Рука того, кстати, решила не задерживаться на животе, а полезла выше, тоже трогая ребра, а затем прощупывая худенькую грудь. Осаму пришлось прервать поцелуй для того, чтобы выдохнуть и посмеяться, когда палец Чуи коснулся соска, чуть нажимая на него. Пользуясь этой паузой, Накахара снова мокро поцеловал его в щеку, а затем нашел ушко, прикусывая его. Еще одна волна мурашек. Дазай выгибается под ласковыми прикосновениями и даже тихо стонет. Голова кружится от чрезмерно пьянящей нежности, его руки неконтролируемо ласкают тело Чуи, тоже дотрагиваясь до ребер и груди. Вскоре Чуя возвращается с новой порцией мокрых поцелуев. Его язык такой приятный на вкус, такой ласковый и нежный, что не хочется отрываться. Осаму понимает, что делает что-то уже из ряда вон выходящее. Хотя бы потому, что сейчас, наверное, позволяет человеку совершить акт некрофилии. Тем не менее, тут, скорее, сам Накахара инициатор, и Дазай просто не может устоять. Ему сложно остановиться: Чуя слишком нежен, слишком красив, и тоже слишком возбужден. Призрак хватается за его футболку и тянет вверх, снимая её и отбрасывая в сторону, из-за чего Накахаре приходится слегка приподняться. Осаму, понимая, что тот остался в одних трусах, чуть ли не бросается к парню, заваливая его на кровать и целуя в шею. Чуя смеется от неожиданности и снова разгребает каштановые кудри, заваливая затем Дазая на спину, уже свободно и страстно целуя. Призрак даже привыкает к подобным действиям в свою сторону, разве что уже хочется, чтобы позаботились о члене в его штанах. Вот только тогда, наверное, всё равно придется раздеться. — Хочешь, я выключу свет? — шепнул ему на ухо Накахара, оттягивая затем губами мочку. — Не знаю, — ответил Осаму на вздохе. Всё тело пульсировало от желания. — Хочу, чтобы тебе было комфортно. — Тогда это будет нечестно… ах… — внезапно рука Чуи ухватилась за его ягодицу, из-за чего их тела прижались еще плотнее друг к другу. Ах… если бы не одежда… — Но ты же… ты же не хочешь, чтобы я видел, — сказал Накахара, отрываясь от его уха. Он посмотрел в блестящие карие глаза и заправил очередную прядь юноши за ухо. — Не хочу, но… не знаю. Мне надо тебе показать. — Тогда я раздеваю тебя, — он пошло улыбнулся и приблизился, целуя оголенный участок шеи, отчего Осаму даже громко выдохнул. На него напало волнение, и парень понимал, что это не к добру. Однако рано или поздно это должно было произойти, поэтому просто необходимо раздеться. Да, он боится реакции Чуи, но, может, тот поймет? Может, он не испугается? Очень хочется в это верить. Ведь нельзя просто так вот брать и скрывать свою отвратность? Это будет просто нечестно. Возбуждение заставляло кровь в жилах вскипать, и Дазай просто не мог оттолкнуть Накахару из-за непреодолимого желания наконец-то повзрослеть хотя бы чуть-чуть. Когда ладонь Чуи снова забралась под футболку, их губы соприкоснулись в поцелуе, и вскоре футболка, под воздействием пальцев Накахары, полезла наверх. Осаму затрясло; он оторвался от парня и панически задышал, из-за чего тому пришлось прекратить свои действия. — Эй, ты чего? — Чуя ухватился за его щеки, всматриваясь во взволнованные глаза. Он чмокнул его в нос и прижал к груди. — Видишь, я остановился. Я ничего не делаю, Дазай. Всё хорошо. — Прости… — шептал тот, пытаясь отдышаться. — Я… я не знаю… Давай, я сам. Он чуть отстранился, усаживаясь на кровати. От возбуждения не осталось и следа. Не думал юноша, что такая банальная вещь может так сильно его подкосить. Накахара присел напротив, наблюдая за действиями Осаму. Тот неспешно оттянул край бинта на запястье, развязывая его, а затем потянул, из-за чего повязки начали разматываться. Дазая трясло; он делал это очень медленно, пытаясь игнорировать взгляд Чуи, и вот наконец-то показались первые оголенные участки кожи. Сначала Накахара совершенно не понимал, что это такое. Его сознание с трудом могло принять увиденное, он и сам не понимал, как реагировать на это. Дазай не был уродлив, Дазай не был отвратителен, просто он… был другим. Оттенок кожи не менялся на его теле, однако на руках он будто бы казался иным. Более мёртвым, будто бы всё было прогнившим и истлевшим. Однако запаха падали не было, да и вообще какой-либо грязи, были лишь набухшие воспаленные вены, если это вообще были они. Черные сосуды, заметно пульсирующие под зеленой кожей, просвечивались так хорошо, будто бы они были составляющей абсолютно всего тела. Эти сосуды действительно были черными, будто по ним текло что-то вроде нефти. Одни сосуды находились на самой поверхности кожи, другие же чуть глубже, однако они тоже были хорошо заметны. Ответвлений на его руках, казалось, было больше, нежели на обычных человеческих, и если там обилие сосудов выглядело красиво и эстетично, то тут вся эта картина казалась жутковатой и сомнительной. Особенно, когда очередной сосуд пульсировал, и, казалось, сейчас лопнет. Дазай размотал одну руку, и Накахара просто не мог от нее отлипнуть. Он смотрел, не понимая, что это такое, и можно ли вообще до этого дотрагиваться. Спустя минуту он все-таки потянул руку к его запястью, притрагиваясь к толстой вене, как-то неестественно изогнувшейся, будто её ломали. — Это выглядит так, потому что я резался, — объяснил Осаму. — На других участках тела они ровнее. Чуя ничего не говорил, он трогал выпуклые сосуды, чувствуя, как в них пульсирует кровь. Они действительно были толще обычных вен и совсем на них непохожи. Он продолжал ощупывать эти рельефы, изучая строение призрака. — Ужасно? — спросил Дазай, поймав затем удивленный взгляд Накахары. — Я ужасен? — Ты чего, Осаму? — тот улыбнулся и хватился за руку юноши, поднося его ладонь к лицу и целуя почерневшее запястье. — Ты прекрасен. — Это не так… — Для меня — так. Дазай сглотнул образовавшийся в горле ком, чувствуя, как к глазам подступают слёзы. Чтобы избавить Чую от очередного лицезрения его соплей, он подлез к нему ближе, обнимая за шею. Тот ответно обвил его руками за талию и поцеловал в щеку, принимаясь успокаивающе поглаживать. Он знал, что для Осаму этот момент очень важен. — Ты самый-самый красивый призрак, — шептал ему Накахара. — И мне ты нравишься любым. Даже таким. — Я всё равно отвратителен, да? — Я еще не всё видел, — пошло усмехнулся тот, отодвигаясь и страстно целуя юношу в губы, заваливая на спину. Чуя улегся рядом и принялся раскручивать его второе запястье. Тут вены были практически такими же, и это уже парня совсем не отталкивало. Казалось, так и должно быть. Как только руки освободились от повязок, Накахара прошелся пальцами по животу Осаму, оголяя его. Тут сосуды были такими же выпуклыми, но без неестественных изгибов. Значит, здесь Дазай не резался. Да и вообще, здесь черноты было очень мало, а то, что было, скорее казалось похожим на татуировки. Чуя прикусил нижнюю губу, а затем наклонился, целуя юношу в живот чуть выше пупка, из-за чего тот выгнулся и возбужденно вздохнул. Здесь очень приятно, но немного щекотно, в таком интимном месте его целуют впервые. Руки Накахары параллельно задирают футболку кверху и снимают её окончательно. Часть бинтов, скрывающих шею, обвиваются вокруг груди, но парень быстро с ними справляется и лишает Осаму последних повязок. Взгляд неосознанно цепляется за действительно изуродованную шею. Здесь сосуды вообще сплетаются в такие узлы, что практически не видно чистой кожи, а также виднеется очень жирный след от веревки, к которому снова на автомате тянутся руки. Дазай замирает, когда до его шеи дотрагиваются сначала руками, а затем и губами. В этот момент Накахара и правда чувствует себя фетишистом, но он хочет, чтобы Осаму просто было приятно. Руки свободно оглаживают уже голое тело, прощупывают черные сосуды, ощущая, как по тем течет черная кровь. Дазай действительно не знает, как бороться с этими странными ощущениями. Ему, вроде, стыдно, а вроде, и слишком приятно, чтобы сопротивляться. Чуя целует его тело, ласкает руками, обнимает и вжимается с неведомой ранее призраку страстью. Это действительно того стоило. Когда Осаму привыкает к его прикосновениям, Накахара решается на действительно серьезный поступок. Он собирается стащить с него штаны. Пальцы ловко подцепляют резинку, спуская одежду ниже и оголяя лобок. Теперь Чуя и сам с цепи сорвался. Он присасывается к его губам, шее, ключицам. Дазай приподнимается, позволяя себя раздеть, и вскоре штаны, вместе с трусами, окончательно с него слетают и оказываются на полу. Ему всё еще странно, потому что уж так к нему точно никто не прикасался, однако вместе с этим разум и тело охватывает пожар, и Осаму держится, чтобы не сделать чего-нибудь лишнего. Накахара целует так приятно, и Дазай понимает, что эти поцелуи просто гипнотизируют. Отлипнуть от парня он просто не может, однако все же осмеливается и сам приспустить Чуе трусы, чувствуя, как тот улыбается и придвигается ближе. Теперь Осаму чувствует, как в него упирается горячий половой орган, и всё тело сводит от возбуждения. Накахара же даже не знает, что ему делать, хотя, вроде, в голове всё представляется довольно-таки ясно. Делать подобное с кем-то, кто тоже имеет член, — странно, но Чуя не боится и не пугается, ведь это всё тот же девственный призрак, который и сам не знает, что ему делать, кроме как млеть от прикосновений. — Чуя… — вздыхает он, придвигаясь бедрами ближе, чувствуя, как их органы соприкасаются. — Что? — парень страстно шепчет ему на ухо, в очередной раз целуя мочку уха. — Ты… что ты именно хочешь сделать? Накахара тихо посмеивается, а затем целует Дазая в нос. — Просто потрогать, и всё, — объясняет Чуя. — Просто… потрогать? — Да. Осаму смотрит так, будто бы вообще ничего не понимает, и Накахара тяжело вздыхает, объясняя: — Да просто подрочу тебе и всё, Осаму, не бойся. Ебать тебя не стану. У того будто бы камень с плеч упал, и призрак в следующее мгновение запрокинул ногу на Чую и поцеловал его. Вот такого парень точно не ожидал, но не растерялся и ответил на поцелуй, параллельно поглаживая горячее тело Дазая. Руки опускались всё ниже, и дыхание от подобной близости срывалось. Когда рука Накахары оказалась совсем внизу, Осаму весь сжался. Чтобы было удобнее, Чуя сполз чуть в бок, одной рукой приобнимая Дазая, а другой дотрагиваясь до лобка. Он с каждой секундой опускал руку всё ниже, не прекращая целовать призрака в губы, и вскоре тот почувствовал прикосновение к члену, совсем легкое, изучающее. Накахара обхватил его ствол рукой, слегка массируя затем. Осаму выдохнул и прижался ближе. Кажется, пока всё нормально. Более того, Дазай тоже начал медленно двигать руку к паху Чуи. Тот чувствовал, как член в его руке всё больше твердеет, а дыхание юноши срывается. Не прошло и минуты, как ладошка Осаму прошлась по его органу и нежно ухватилась за основание. Накахара даже чуть дрогнул, но лишь крепче ухватился за член юноши, слегка надавливая пальцем на головку. Дазаю, конечно, всё очень нравилось. Разве что было суховато, поэтому он разорвал поцелуй и сунул два пальца себе в рот, отчего аж зрачки у Чуи расширились. Затем он снова дотронулся до его члена, слегка размазывая слюну и принимаясь заново ласкать его. Накахара намек понял и сделал так же, пока Осаму нежно ублажал его и целовал шею. Как же давно он хотел поцеловать эту шею, эти губы, это лицо. Обнимать Чую со всей силы, трогать там, где можно и где нельзя. Слушать, как он грубо дышит от возбуждения ему на ухо, как он делает приятно в ответ. Дазай просто не понимает, как подобное вообще могло осуществиться. С чего вдруг боги позволили ему испытать счастье, вожделение и… любовь? В комнате становилось так жарко, хотя ничего сверхъестественного они не делали. Просто ласкали друг друга, как это порой бывает в первый раз. Чуя был максимально нежным, позволяя Осаму проявлять инициативу, и тот действительно расслаблялся. Ему нравилось, что Накахара не пытается чересчур доминировать над ним, а просто ласкает его, целует, гладит. Он будто бы действительно пытается успокоить, и Дазай вообще забывает о противоестественности их отношений, о предрассудках, о том, как это выглядит со стороны для людей, не видящих мертвых. Осаму расслабляется окончательно. Все свои силы он тратит лишь на размышления о том, приятно ли Чуе. Он продолжает аккуратно дрочить ему, целовать, трогать. Он прижимается всё ближе, чувствуя, как они уже упираются друг другу в живот головками, и от этого только приятнее. Начинаются самые приятные моменты, когда уже с трудом соображаешь, куда целовать, как двигаться и как прижаться еще сильнее. Дазай, желая продлить момент, все-таки отпустил его и перевернул Накахару на спину, усаживаясь на него сверху. — Ты чего? — удивился Чуя. Но тот лишь хитро улыбнулся и нагнулся к нему, чтобы поцеловать. Накахара сразу же ухватился за его задницу, прижимая ближе, отчего Осаму аж выгнул спину и довольно заурчал. Он чуть приподнялся и принялся потираться членом о член Чуи, уже не сдерживая пьянящего и страстного дыхания. У Накахары от этого шикарного вида кружилась голова. Он хватался за его ягодицы, по инерции прижимая тело призрака к себе. И если Чуя порой даже терялся, Дазай смотрел четко в глаза, отчего у первого от вожделения сводило живот. То, как потирался об него, как позволял себя трогать… Кажется, он действительно долго ждал этого момента. Накахара было хотел сменить позу, однако решил, что с этого ракурса Осаму выглядит слишком красиво, и вскоре он чуть отклонил его, чтобы снова ухватиться за его член. Потянув руку к талии Дазая, он прижал его к себе, целуя вновь, заодно захватывая еще и свой член в руку, так, что их органы еще и потирались друг об друга. Осаму не был громким по своей натуре, но ему приходилось прерываться во время поцелуя, чтобы отдышаться. Еще он помогал Накахаре, поэтому мальчик не просто получал удовольствие, а еще и выкладывался по полной. И действительно, он выглядел так, будто прилагает колоссальные усилия, что Чуе очень нравилось. Он и сам еле сдерживался, чтобы не застонать, но пока что держался. И всё-таки Дазай был очень красивым и очень сексуальным. Он выглядел старше своего возраста смерти, поэтому это казалось Накахаре вполне нормальным. Он и сам лишился девственности рано, не говоря уже о подобных, как сейчас, взаимодействиях. Однако Осаму не выдержал и упал на Чую, поэтому тот, чтобы было удобнее, снова перевернул его на бок и прижал к себе, продолжая ласкать их обоих в том же темпе. Но Дазая это не устроило, и он всё же ухватился за член Накахары, массируя, поэтому тот смог расслабиться. Поцелуи не прекращались. Слишком сладко было целоваться, чувствовать друг друга, рвано дышать в губы, прерываясь, чтобы посмотреть в глаза, опьяненные вожделением. Иногда они просто вжимались друг в друга и дышали запахом волос, кожи, изредка покрывая щеки легкими поцелуями. Под конец сил хватало только на это, потому что дышать было очень тяжело. И вот, вжимаясь со всей силы в любимое тело, Осаму все-таки срывается на тихий писк и кончает. Накахара почувствовал, как сперма плеснула ему прямо на живот, и от этого почему-то стало очень странно, но и по-своему приятно. Да уж, с девушками такого не бывает… Чуе же понадобилось больше времени, но Дазай не сдавался и продолжил ласкать Накахару до тех пор, пока тот тоже не сорвался на тихий стон и не излился. Осаму прижал его к себе в этот момент как можно сильнее и поцеловал, будто бы пытаясь ухватить этот стон губами. После всего этого они наконец-то смогли расслабиться на кровати, всё еще все в сперме, слюне, уставшие, но очень довольные. Чуя поглаживал Осаму по голове, расплетая спутавшиеся пряди волос. Таким умиротворенным он кажется еще милее, и очень просто можно игнорировать его ужасные воспаленные сосуды. Всё-таки Накахара полюбил его не из-за тела, не из-за лица, а просто… просто потому что. Просто потому, что Дазай ему нравится весь целиком, в своей совокупности. Ему нравится его поведение, пускай и раздражающее, ему нравится его игра, его улыбка, то, как он ненавязчиво подкатывает, дуется. Ему нравится, что он ведет себя порой, как ребенок, и ему нравится понимание того, что это далеко не так, что Осаму в чем-то взрослее и умнее его самого, потому что видит мир под иным углом, с его обратной стороны. Он понимает это, поэтому не отпускает его. Поэтому он хочет, чтобы Дазай был рядом, вот так лежал под боком и сопел, пытаясь отойти от подобных приятных моментов. Чуя впервые готов кого-то защищать и по-настоящему любить. Иных таких случаев не выдавалось, да и не было у него времени на подобное. Он знает, что Осаму, возможно, не чувствует этого, ведь его ум — до сих пор штука потаённая. Непонятно до конца, что в его сознании еще может функционировать, а что — нет. Тем не менее, он кажется ему живее всех остальных людей. Чище, добрее, нежнее. Он кажется настоящим, и Накахара признает, что это болезнь, что зря судьба подкинула ему такой дар. Он сломает свою жизнь, даже не понимая этого. Сломает жизнь из-за мертвого мальчика. Но как Дазай может быть мертвым, когда он существует? Он дышит, он ест, он даже кончает. Осаму чуть поворачивается к нему и улыбается, прижимаясь поближе. Ему хочется что-то сказать, но нужных слов в такой момент он подобрать не может. Подобных моментов у него еще не было. Чуя ничего ему не говорит; он целует призрака в лоб и гладит, прикрывая одеялом. Дазай мурчит ему на ухо, а затем шепчет: — Я люблю тебя. Накахара поворачивается к нему. Выражение лица его серьезно. Чуя целует Осаму в губы, передавая всю свою любовь к этому поразительному существу, а затем также шепчет: — Я тоже тебя люблю.