Новая жизнь

***

      В Питере выдался особенно прекрасный день. Солнце ласково вылизывало своими лучами оживлённые улицы города. За окном достаточно тепло, но совсем не жарко, как часто случается летом. Приятный ветерок легко холодил кожу, создавая идеальный контраст. Ещё не час-пик. Но людей было достаточно много, они бесчисленной стаей носились среди домов, не давая спокойно спать их жителям.       Паша резко проснулся, тяжело дыша и хватаясь за грудь. Боль медленно разливалась по всему его телу уже далеко не первый день.       «Неужели любить так тяжело. Почему это настолько мучительно — делить её только с собой, не имея возможности отдать хоть маленькую часть своих чувств ему. Я ведь люблю его… А он... А что он? Да ему плевать на меня», — думал Личадеев каждый день, грустно смотря в окно. А Юра не знал, что с ним происходит. Да, в принципе, его это не касается.       Сегодня Паша выкашлял первый бутончик бархатца. Хрупкий и нежный цветок уже долгое время разрастался в нём, пытаясь заполнить собой место, предназначенное Юре. Он медленно оплетал пульсирующее сердце и уже начал пускать свои тонкие стебельки в сторону лёгких, пытаясь обнять их.       Паша заплакал. За что ему это? Он мог просто поговорить с Музыченко, но нет. Так нельзя. Нельзя так просто сказать о своих чувствах этому человеку… Почему?.. Страх услышать отказ управляет сознанием, но неужели жить с этим страхом намного лучше, чем перетерпеть один раз. Наверное, да, ведь Паша так и делает.       Он медленно встал, стараясь не обращать внимания на удушающую боль, так старательно причиняемую цветами. Куда пойти? Куда от неё деться? Ответ прост и ясен — никуда. Давая новую жизнь, Паша медленно увядает, как и сам цветок. Но Личадеев вянет только снаружи, расцветая внутри. Скоро он также погибнет, оставаясь лишь в памяти друзей, которые даже не представляют о его состоянии. Хотя… Выход. Он же всегда есть, также, как и есть Юра. Любимый Юра, его ласковые объятья, уничтожающие оковы цветов.       Личадеев сполз с кровати, решив сходить на улицу. Есть не хотелось, вообще ничего не хотелось. Все мысли были заняты Юрой, прерываясь моментами особо сильной рези в груди. Он быстро переоделся и направился к выходу из квартиры, попутно хватая куртку. Паша приведением выплыл на улицу, растворяясь в толпе.       Вскоре Паша также легко отделился от однородного потока людей, свернув в сторону дома Музыченко. Тот ещё спал. То есть, он был уверен, что Юра спит. Личадеев сел на лавку возле его дома и замер. Одно ощущение того, что Юра сейчас здесь, рядом успокаивало цветы, с каждой секундой растущие всё быстрее и быстрее.       Вдруг новый удар сразил его, заставляя согнуться пополам. Как же хорошо, что в этот же момент из подъезда вышел Юра, спокойно вылезая в одних штанах из дверного проёма. Но все его спокойствие прервалось, когда тот увидел Личадеева, лежащего на асфальте и стонущего от боли. Музыченко сразу заметил его и моментально оказался рядом. — Господи! Паша, что с тобой?! — Юра подбежал к другу, тряся того за плечи. — Что же ты творишь?!       Личадеев валялся на земле и корчился. Его болезненно бледная кожа сильно выделялась на фоне серого асфальта. — Паша, блять! Держись, я сейчас скорую вызову!       Юра трясущимися от страха руками достал из кармана мобильник и набрал номер скорой. Он сбивчиво что-то говорил и объяснял, умолял быстрее приехать. После разговора Юра бросил трубку и снова заговорил с Пашей. — Пашенька, ты меня слышишь? Я уже скорую вызвал, она сейчас приедет. Паш, держишь, пожалуйста, только не умирай, слышишь, Паш... — со слезами на глазах молился всем богам Музыченко. Но Павел его уже не слышал...       Через несколько минут подъехала машина, разрезая своей сиреной тишину, которую до этого прерывали только тихие всхлипы и мольбы Юры. — Паш, вон скорая приехала, сейчас тебе помогут, слышишь?       Пашу быстро погрузили в машину. Он больше не шевелился и не дёргался, сил на это не было, а бархатцы продолжали ласкать его изнутри, пытаясь успокоить. Музыченко запрыгнул в машину следом. — Пашенька, Паш, обещай мне, что всё будет хорошо, Паш, ты мне расскажешь, что случилось, когда тебе станет легче. Паш, я же люблю тебя… — слова оказались прерваны писком приборов, которые успели подключить к Личадееву. — Чёрт, у него асисталия, быстро давайте дефибриллятор, — спешно говорил врач, реанимируя Павла. — Ставь на 200... Разряд!       Экран монитора показывал по нулям. — 220... Разряд!       И снова этот противный писк монитора, не предвящающий ни черта хорошего. — Давай на 250. Разряд!       Пиииииииииииииииии