Туман над призрачной горой

1343 год третьей эпохи по летоисчислению Эрмемари       Осеннее небо над Эрмемари затянулось серой пеленой. С ночи моросил ледяной дождь, а ближе к полудню посыпались крупные хлопья снега. Настоящие заморозки ещё не наступили, но мрачная погода напоминала о скором приближении зимы.       Лишь к вечеру небо очистилось — резкие порывы ветра раскидали угрюмые тучи, открыв взорам жителей королевства сияющие луны. «Не иначе как сам Анреншен постарался», — молвили люди и отправлялись спать со спокойной душой, зная, что их сон оберегает сам владыка мира.       С наступлением ночи жизнь в королевстве замирала — на витиеватых улочках нельзя было встретить ни души. Таков древний порядок, установленный великим Анреншеном. Только часовые лениво прогуливались по городу и, поёживаясь от холода, брюзжали на пронзительный горный ветер, строгих командиров и на бессмысленность подобных обходов. Иные солдаты бросались в пространные рассуждения о том, что, находясь на улице в запретный час, они и сами становились нарушителями. Но их оробевшие напарники быстро одёргивали горе-мыслителей: «Мы на особом положении. Владыка знает, что мы бы никогда не нарушили запрет просто так. Он не направит гнев против своих слуг».       Два ока Анреншена — Белая и Алая луны, освещали извилистые тропинки парка, раскинутого между королевским замком и храмовым комплексом. На траве и ветвях пышных кустарников искрились снежинки. В другое время жрица обязательно остановилась бы, чтобы полюбоваться столь чудесной картиной, но в этот раз она свернула с главной аллеи на заросшую дорожку, даже не обратив внимания на живописные пейзажи.       Некоторые деревья уже успели сбросить листву, и их голые ветви отбрасывали причудливые жутковатые тени, отчего по венам растекался суеверный страх. Жрица ускорила шаг. Нужно как можно скорее добраться до тайника. Мужество, с которым она начала свой путь, постепенно ослабевало. Каждой клеточкой тела ощущала она гнев Анреншена, чувствовала на себе пристальный взгляд отца. Ведал ли он о греховных мыслях заблудшей дочери? Знал ли об уготовленном ею предательстве? Выбрал ли должное наказание изменнице?       И всё же жрица не хотела отступать. Поёжившись от холода, девушка укуталась плотнее в алый плащ и накинула капюшон, словно он мог скрыть от божьих глаз.       Наконец жрица достигла своей цели, старой полуразрушенной беседки, обвитой узловатыми стеблями дикого сулуми. В который раз девушка прислушалась к ночной тишине и, убедившись, что никто за ней не следил, скрылась за каскадом нежно-зелёных лоз.       Внутри царила холодная темнота. Даже лунному свету, проникавшему сквозь щели в прохудившейся крыше, не удавалось разогнать зловещую тьму. Означало ли это, что здесь Анреншен был слеп и глух? Жрица этого не знала. Она стояла в нерешительности около входа, и лишь когда глаза привыкли к темноте, робкими шагами направилась к дальней стене и опустилась на колени рядом с гранитной скамьёй. Каменный пол обжёг холодом, и по телу пробежала неприятная дрожь.       Пару лет назад, играя в этой беседке, жрица случайно обнаружила, что один из камней выпадал, стоило нажать на него посильнее. Тогда она решила сделать это место своим тайником, и вот, впервые за всё время, выпал случай воспользоваться им. Желая поскорее исполнить задуманное и вернуться в свои покои, девушка приступила к делу. В полумраке нужный камень пришлось искать на ощупь: третий ряд снизу, четвёртый — от левого края.       Заросшую густым влажным мхом стену покрывала липкая паутина. Дотронувшись до серебряных нитей, жрица невольно отдёрнула руку: жутких букашек, что плели эти сети, она никогда не любила. Девушка стряхнула паутину с пальцев и, поборов брезгливость, вновь попыталась вытащить камень. Замёрзшая и напуганная, жрица начинала терять терпение. В тщетных попытках вытянуть гадкий кирпичик из плена каменной кладки она сломала ноготь и вскрикнула от боли. С досадой приложила раненный палец к губам и с замиранием сердца прислушалась. Но снаружи не раздавалось ни звука, и девушка продолжила работу.       Наконец камень поддался. Жрица выдохнула с облегчением и достала из-за ворота натроко листы пожелтевшей бумаги. Она положила их в небольшое углубление в стене и вернула камень на место. Но даже выполнив то, зачем пришла, девушка не торопилась уходить, вновь и вновь проверяя, надёжно ли замаскирован тайник. В конце концов, убедившись, что всё в порядке, она поднялась на ноги, отряхнула руки и покинула беседку.       Казалось, похолодало ещё сильнее, и жрица закуталась в плащ в тщетной надежде согреться. Её сестра сейчас, скорее всего, безмятежно спала в своих покоях. При мысли об уютной, тёплой постели на девушку навалилась огромная усталость. Завтра. Она обязательно расскажет обо всём сестре, покажет найденные бумаги, и вместе они решат, как поступить. Но всё это завтра, а пока хотелось только спать и ничего больше.       До храмового комплекса можно было дойти никем незамеченной по ближайшей тропинке. Путь предстоял совсем короткий, и жрица позволила себе задержаться у клумбы с любимыми флорами, не увядавшими до поздней осени. Она дотронулась до одного из ярко-синих бутонов и ощутила кончиками пальцев приятный бархат лепестков. Но, залюбовавшись цветами, девушка утратила бдительность, осознав это слишком поздно.       — Кто здесь?! — раздался звонкий взволнованный голос.       Объятая страхом, жрица замерла на месте. Сердце затрепыхалось в груди, и его стук отдавался в ушах набатом. Сделав усилие, она обернулась и увидела перед собой молодого солдата на вид не старше лет шестнадцати.       — Вы не признали меня, храбрый страж? — спросила жрица, с трудом скрывая дрожь в голосе.       Часовой ответил не сразу. Когда же юноша осознал, кто стоял перед ним, то поспешно отдёрнул руку от меча, который собирался обнажить, и преклонил колено.       — Кси-атуа-ноэ ! Смиренно прошу прощения. Я… не ожидал увидеть вас здесь, — запинаясь, сказал он. — Но что вы делаете в парке в столь поздний час?! Разве это не запрещено?       Хотя замечание было справедливо, оно задело жрицу. Юноша же, не то заметив недовольство в её взгляде, не то просто осознав, насколько грубо прозвучал его вопрос, виновато потупился. И всё же, надо было придумать отговорку, ведь даже дочерям Анреншена — нет, особенно им — не дозволялись ночные прогулки. Но в голову, как назло, не приходило ни одной дельной мысли.       — Владыка расчистил небо, чтобы наблюдать за своими слугами, — выпалила она. Прозвучало глупо и не совсем уместно, но всё лучше, чем просто промолчать.       — Хвала Анреншену, — машинально ответил часовой.       — Я подумала, что отец хотел поговорить со мной.       Жрице показалось, что алая луна на миг стала ярче. Неужели Анреншен злился? Но могло ли это быть правдой, ведь она слышала, как…       — Простите, что потревожил вас, кси-атуа-ноэ, — виновато произнёс юноша. Его смущение придало девушке уверенности.       — Не беспокойтесь, храбрый страж, — ответила она, расправив плечи. Голос зазвучал ровнее. — Я уже собиралась возвращаться в храм. Можете меня не провожать, я хорошо знаю дорогу, — поспешно добавила она.       Юноша вскочил с колен и неуклюже поклонился, но не торопился продолжать обход. Жрице показалось, что наглец с нескрываемым любопытством рассматривал её. Ей захотелось осадить грубияна, но усталость брала своё, а здравый смысл подсказывал не затягивать нежелательный разговор. И, подавив негодование, девушка направилась в сторону храма неспешным шагом, чтобы не вызвать лишних подозрений.       — Вон она! Держите её!       Тишину пронзили громкие крики и топот тяжёлых сапог. Жрица оглянулась. В её сторону неслась толпа солдат и монахов.       Она бросила взгляд на стоявшего рядом часового — тот, судя по всему, был ошарашен развернувшейся перед ним картиной. Воспользовавшись его замешательством, жрица юркнула в темноту парка. О возвращении в храм теперь не могло идти и речи.       — Что стоишь, как истукан? — рявкнул кто-то. — Догоняй её!       — Но… Но это же кси-атуа…       — Это приказ! Выполнять!       — Е-есть!       Она старалась держаться как можно дальше от главной аллеи, прячась от преследователей среди разросшихся кустарников и мощных деревьев. По́лы длинной накидки то и дело цеплялись за ветки, и каждый раз сердце замирало от ужаса, воображая, что это цепкие руки кого-то из идущих по пятам стражников.       Жрица плутала в лабиринте тропинок, пока не оказалась у обрыва Чар — единственном месте в парке, а может, и во всём королевстве, не защищённом мощными каменными стенами. Во время прогулок она всегда обходила Чар стороной: даже на большом расстоянии от него веяло опасностью.       От пугавшей пропасти хотелось скорее уйти, но тут за спиной послышался мужской голос:       — Кси-атуа-ноэ, пожалуйста, пойдёмте со мной.       Запыхавшийся монах медленно приближался к девушке, протягивая морщинистую руку.       — Никуда я с вами не пойду!       Жрица сделала пару шагов назад и в ужасе замерла: слишком близко к краю бездны.       Монах тоже остановился.       — Я нашел кси-атуа! — не сводя с неё взгляда, громко крикнул он.       Его товарищам не понадобилось много времени, чтобы добраться до обрыва и окружить девушку со всех сторон. Жрицу била нервная дрожь. Ни сил, ни возможности бежать не осталось. Теперь её отведут к тар-атуа , и лишь Анреншен знает, какое наказание придумает для неё верховный жрец.       Встретиться с ним пришлось намного раньше, чем она рассчитывала. Раскрасневшийся от бега тар-атуа бесцеремонно растолкал столпившихся мужчин в рясах и латах и вышел вперёд.       — У вас есть то, что вам не принадлежит, кси-атуа-ноэ, — сердито заявил он. — Верните то, что взяли без спросу, и мы забудем это пренеприятнейшее недоразумение.       — Нет, — тихо, но уверено произнесла девушка.       — Обещаю, мы во всём разберемся, — улыбнулся жрец, но от его улыбки веяло холодом и фальшью. — Даю слово тар-атуа. Или для вас это уже ничего не значит?       — Я вам не верю! — замотала головой жрица.       Она попятилась, подходя всё ближе к краю обрыва, и, поскользнувшись на сырой земле, на секунду потеряла равновесие. В толпе кто-то ахнул.       Глаза тар-атуа полыхнули гневом.       — У тебя нет выхода, девчонка! Ты обязана мне подчиниться!       Подчиниться? Она, кси-атуа, должна подчиниться тар-атуа? Дочь самого владыки мира должна делать то, что велит какой-то слуга? Нет. Она больше не собиралась выполнять приказы этого напыщенного болвана, которого презирала столько лет.       Гнев смешался со страхом. Смесь нахлынувших эмоций придала сил и уверенности. Если бы только удалось проскочить между тем толстым монахом слева и неповоротливым жрецом…Жрица приготовилась бежать, но тут один из солдат кинулся к ней, то ли не выдержав напряжения, то ли следуя чьему-то приказу. В попытке увернуться девушка отскочила в сторону, но, сделав неосторожный шаг, оступилась. Земля ушла из-под ног. Резкий горный ветер захлестал по лицу и растрепал густые косы. Исказившиеся в гримасах ужаса лица мужчин стремительно отдалялись, превращаясь в размытые пятна. Странно, но сама жрица больше не чувствовала страха, и думала лишь о сестре.       «Прости, что подвела тебя, — мысленно обратилась она к ней, прежде чем навеки утонуть во тьме. — Надеюсь, ты всё поймёшь и справишься без меня». __________________________________ [1] Натроко (эрм. «нат» — ночь, «роко» — платье) — одежда жриц для сна. Состоит из брюк–шароваров и халата из лёгких тканей. Дзироко (эрм. «дзи» — день, «роко» — платье») — будничная одежда жриц. От натроко отличается длинными рукавами, полностью скрывающими руки жрицы. [2] Кси-атуа-ноэ — уважительное обращение к жрицам храма Анреншена. «Кси» — дочь, «атуа» — бог, «ноэ» — господин/госпожа, уважительное обращение к служителям храма. [3] Тар-атуа — титул жреца храма Анреншена. «Тар» — слуга, «атуа» — бог. При обращении к жрецу также добавляется уважительный суффикс «ноэ».