Ни один человек не может укрыться за стенами одиночества, как бы ему того ни хотелось. Ни один человек не может быть чем-то одним, пусть для всех было бы легче, если бы это было так. Любого человека можно спасти, даже если он пытается отвернуться от своего спасителя. Волдеморт; триптих
Сидевший в кресле у камина Волдеморт довольно вздохнул. После драмы, знаменовавшей начало помолвки, вернуться в знакомые стены библиотеки, без заморочек реального мира и головокружащей близости его человеческого крестража, было сродни облегчению. Гарри пока не появилась, но это было в порядке вещей — с ее жутким графиком сна объявится она нескоро. Что было даже хорошо, учитывая беспорядок, с которым он вынужден в очередной раз разбираться. Волдеморт обвиняюще уставился на книжные полки, решившие зажить своей жизнью, потому что, видимо, сегодня опять был не его день. Когда во снах у него появилась компания, Волдеморт добавил ещё одну полку в секции крестражей и переместил туда все факты и воспоминания, касавшиеся одной конкретной Гарри Блэк-Поттер. После чего Волдеморт счёл, что на этом с делом покончено, но в какой-то момент его подсознание решило внести корректировки. Гарри не было в секции «Крестражи», в секции «Союзники», «Враги», «Полезные люди» и даже в углу, где содержалась информация по душам и магии душ. Нет, Гарри Блэк-Поттер горделиво обосновалась на новехонькой полке под названием «Соулмейты». Временами он ненавидел нейропластичность. По замыслу, библиотека представляла собой интуитивную систему, автоматически категоризирующую вещи на основе его личных ассоциаций; и теперь Волдеморт не знал, испытывать ему стыд или ужас от того, что его же подсознание выкинуло подобный фокус, причём в такой пассивно-агрессивной манере. Как будто ему и так не хватало доказательств, что несносная нахалка забралась слишком глубоко под кожу. Нехотя поднявшись из чересчур удобного кресла, Волдеморт подлетел к действующей на нервы полке, чтобы второй раз за несколько месяцев переставить книги с новой полки туда, где им, черт возьми, положено быть. Он не позволит собственному разуму над собой измываться, спасибо огромное; одного такого случая было более чем достаточно. Уже готовый бросить последнюю книгу в растущую кучу на столе, Волдеморт осознал, что держит в руках воспоминания о последней встрече с Гарри. Книга была обёрнута в чёрную кожаную обложку с золотыми рунами; бóльшая часть страниц была пуста, словно в ожидании, когда их заполнят воспоминаниями. От обложки едва заметно веяло теплом. От Гарри тоже веяло теплом — совсем не вовремя напомнил отдаленный уголок сознания. И, хотя их последние занятия в библиотеке были очень даже приятными, все же это не шло ни в какое сравнение с тем, каково целовать Гарри Блэк-Поттер в реальности — все равно что целовать чёртово солнце. Может, дело было во влиянии крестража на его душу, или в помолвочной клятве, или в торжестве от победы, — но в любом случае для него Гарри была подобна ярчайшему квазару. Волдеморт провёл руками по лицу, вспомнил ощущения от ее магии: словно проливной дождь после лесного пожара — сплошь зелень, пепел и неиссякаемый потенциал. Он вспомнил, как, смешиваясь с его магией, ее магия превращалась в нечто могущественное, и он даже мог учуять слабые нотки соли и опасности бесконечного, дикого, древнего океана. Возможно, его так привлекала не только восхитительная извращенность близости с собственным крестражем, но и никак не уходящее ощущение, что ещё немного — и он в ней утонет. Невозможно стать таким могущественным волшебником, как Волдеморт, и не понять, как важно прислушиваться к своему чутью — к тому, как интуиция и ум, работая вместе, помогают увидеть то, чему многие не придадут значения. И прямо сейчас все его инстинкты кричали, что было в Гарри что-то ещё, что она не просто его крестраж и будущая королева; что-то, чего он пока не понимал. Более того: он и себя не понимал, когда оказывался рядом с ней. Волдеморт вспомнил один из первых их снов, когда он объяснял Гарри, каково ощущать рядом частичку души, — что это адреналин, несущийся по венам, и волнение, и ощущение правильности происходящего. Так что неудивительно, что рядом с ней он чувствовал себя так хорошо, как не чувствовал уже очень давно. Волдеморт подплыл обратно к столу, вытащил содержимое одного из ящиков и смахнул туда все инкриминирующие улики, включая последнюю чёртову книжку. Это был особенный стол, позволявший работать над одной и той же проблемой в течение нескольких снов, и, если надо, вещи, складываемые в ящики или оставленные на столешнице, там же и оставались. С глаз долой, из сердца вон, и так ему больше не придётся ломать голову над этой проблемой. К тому же, Гарри ни в коем случае не должна наткнуться на эти книги. И только он разобрался с этим, как знакомая вибрация в воздухе оповестила о появлении его крестража, так что он поспешно захлопнул ящик и схватил первую попавшуюся книгу до того, как она закончила материализоваться. — Добрый вечер, Гарри, — любезно сказал Волдеморт, имитируя беззаботность перелистыванием страницы, которую он даже не читал. Гарри улыбнулась, не почуяв подвоха. Десять очков Слизерину. — Привет, монстр, — прощебетала она, изящно подплыла к камину и не так изящно упала в кресло — с довольным вздохом, почти как он сам пару минут назад. — Ты будешь рад узнать, что мое отсутствие в школе в течение целого дня прошло незамеченным. Видимо, необходимость медитировать и оттачивать окклюменационные навыки в тишине и спокойствии, чтобы защитить мой разум от тебя, звучит достаточно нудно и скучно, чтобы а) поверить в это и б) не любопытствовать, как именно это происходит. Волдеморт не мог не усмехнуться, и все возмущения по поводу наглых волшебных систем хранения тут же вылетели из головы. — Очень хитро с твоей стороны, маленький крестраж. — Учитывая, что мне придётся очень часто так ускользать, дабы задобрить твою требовательную эгоистичную персону, нужно было придумать хорошее постоянное оправдание, а не разовую отмазку. — Гарри скривилась. — Мне не нравится врать друзьям, но раз им никак не объяснить, почему мне больше не надо волноваться, что ты влезешь в мою голову, я могу извлечь хоть какую-то пользу из этого объяснения. — Тебе бы очень пошёл Слизерин, — вздохнул Волдеморт, решив игнорировать и ее грубость, и пробившееся в собственном голосе почти сожаление. Гарри рассеянно смотрела на огонь в камине. — Да, Распределяющая шляпа сказала то же самое. Волдеморт удивленно моргнул и даже прекратил притворяться, что читает книгу. — Прошу прощения? — О, это было бы очень мило с твоей стороны. Ну какая нахалка. — Гарри. Гарри безразлично пожала плечами. — Она сказала, что «Слизерин поможет мне достичь величия». Теперь-то понятно, что она скорее всего почувствовала, что я змееустка, возможно даже, что я твой крестраж. Спасибо, но нет. Так что я сказала ей отправить меня куда угодно, только не в Слизерин. — Глаза озорно блеснули, ведь она прекрасно знала, как сильно ему это не понравится. — И так я оказалась в Гриффиндоре. Волдеморт редко терял дар речи, но сейчас был очень близок к этому. Все это время она могла учиться на факультете их прославленного предка и она просто сказала нет? Пусть его первые годы на факультете выдались нелёгкими, все же Слизерин всегда был для него источником гордости, даже до того, как он выяснил, что является потомком легендарного Салазара Слизерина. После многолетней травли и насмешек однокурсников этот момент, полный злорадного торжества, стал самым воодушевляющим в его жизни, а она просто сказала нет? — Но ты слизеринка, по сути и фактически по крови, как ты можешь с таким безразличием относиться к наследию, которое даровано тебе по праву рождения? — Тогда я об этом не знала, — заметила Гарри, что, конечно, было разумно, но упускало суть. — Неважно, знала ли ты тогда; ты знаешь сейчас, но тебя это не особо волнует. — Дражайший Мерлин, почему он вообще должен объяснять такие элементарные вещи. — Родословная важна, Гарри, особенно когда дело касается древних и благородных семейств. Мы те, кто мы есть, в немалой степени благодаря тому, откуда мы пришли, благодаря истории нашей крови и магии. Взгляд Гарри стал задумчивым. — Ну, тогда я точно скорее Блэк, чем кто-то ещё. До него кое-что дошло. — Хм. Гарри, а скажи-ка, что ты знаешь об истории Блэков. Не про события последних десятилетий, а про твоих предков времён Мерлина. Гарри подняла взгляд, удивлённая резкой сменой темы. — Ну, я знаю, что наши корни идут из Рима и что мы прибыли в Англию, примерно когда возводился Вал Адриана. Сириус не знал точно, что происходило до этого, — чем дальше по времени, тем фрагментарнее становятся семейные хроники. Но он любил повторять, что Блэки всегда защищают принадлежащее им, чего бы это ни стоило. Волдеморт хмыкнул, потому что это ли не преуменьшение в поистине эпических масштабах. — Он совсем не преувеличивал. Блэки не просто прибыли в Англию, когда возводился Вал Адриана. Они пришли сюда специально, чтобы помочь построить его. — Ты шутишь, — выдохнула Гарри. — Ни в коем случае. Блэки были одной из семей-основоположниц древнего Рима, старинной магической ветвью, породившей немало рунных мастеров, которые помогали строить и защищать город. А все потому что, когда Ромул воззвал к мужам прийти и обосноваться в его новом городе, готовый принять и свободных людей, и бежавших рабов, Блэки откликнулись на его зов. Сам Ромул не был волшебником, но, как все магглы того времени, знал о существовании магии и почитал ее, и, когда Блэки предложили укрыть город охранными чарами в обмен на его протекцию, Ромул согласился. От услышанного Гарри соскользнула на край сиденья, вибрируя от нетерпения. — Зачем им была нужна защита? Окончательно смирившись, что сегодня ему не дадут сделать ничего продуктивного, Волдеморт отложил книгу и присоединился к Гарри у камина, сев в своё кресло. — В то время Блэки были небольшим кланом беженцев с Дальнего Востока; покинув неизвестную родину после некоего ужасного катаклизма, они искали новые безопасные земли. — Но что заставило их бежать оттуда? — спросила Гарри, подбирая колени и устраиваясь поудобнее. — Точно неизвестно. Они не стали рассказывать о причинах посторонним. Мы знаем только то, что, следуя совету какого-то провидца, они долго скитались, несмотря на опасности, возникавшие в пути. Многие страшно ослабли и по прибытии в Рим должны были вот-вот скончаться. После совещания Ромула и старейшин племени, умирающие были принесены в жертву на верху холма Палатина. Их кровь смешали с цементным раствором, а тела захоронили в фундаменте молодого города, тем самым освящая и укрывая его защитой. В качестве благодарности Ромул дал Сакраментум Тенебре, священную и недвусмысленную клятву о предоставлении убежища, несмотря на тайное и темное прошлое. Клятва гласила, что, в обмен на кровавую жертву и безоговорочную преданность городу, Блэки всегда смогут найти убежище в стенах Рима, до скончания времён. — О, Мерлин! — захлебнулась восторгом Гарри. — Я знала, что история семьи прослеживается до Рима, но не представляла, что корни уходят так глубоко и что Блэки приложили руку к строительству города. Я не эксперт, но помню, как мы изучали Древний Рим в начальной школе, и там ничего подобного не рассказывали. — Конечно не рассказывали, — презрительно фыркнул Волдеморт. — Эти идиоты только и могли дать тебе огрызки правды, потому что наши знания и достижения стираются из истории из страха и зависти магглов. Гарри закатила глаза. — Сегодня мы не будем об этом спорить, но, чисто для справки, ты все ещё помешанный фанатик. Ну же, монстр, я хочу больше услышать про Блэков! Ну до чего очаровательна. — В период между возведением Рима и созданием Римской республики Римским Царством правило семь королей. Все они были патрициями, их выбирал Сенат, и после получения титула они оставались во главе царства до самой смерти. После избрания и последующей коронации каждый король получал так называемый империум — символ абсолютной власти, их неограниченного права на царство, включая землю, подданных и армию. Блэки, считавшиеся патрициями хотя бы из-за статуса, были, тем не менее, лишены права становиться королями, и лишил их этого права сам Ромул. Он обосновал это тем, что, так как именно их магия удерживала охранные чары и тем самым гарантировала безопасность Рима, в политике они должны оставаться нейтральной стороной, чтобы отсечь риск нежелательных влияний. При этом они сохраняли остальные права граждан, и даже более того: ни один король не мог вмешиваться в их роль в царстве, несмотря на империум; они были не просто гражданами, а, по сути, человеческим воплощением самого города. Необычная лазейка, чтобы обойти условие абсолютного владения, но она сработала: сила империума сохранялась, а Блэки спокойно защищали Рим, и неважно, кто в тот момент стоял у власти. — Но как это вообще сработало? Волдеморт усмехнулся, зная, как ей это понравится. — Первый закон Эрасмуса Уинтерли о самозащите, маленький крестраж. Они считали себя частью Рима, и Рим — частью себя, они заплатили за это право собственной кровью и всецело в него верили, и эту веру никто не пытался оспаривать. Конечно же, это сработало. Как и предполагалось, Гарри чуть не подскочила от восторга. — Цирцеевы сиськи, это потрясающе! Почему никто не рассказывал ни о чем подобном на уроках истории магии? Это гораздо интереснее, чем заунывные лекции Биннса о гоблинских восстаниях. Волдеморт с трудом подавил желание закатить глаза. Биннс и ему преподавал, и он вполне мог прожить свою бесконечную жизнь без лишнего напоминания об этом преподавательском недоразумении. — Начнём с того, что с исторической точки зрения восстания гоблинов — очень важная тема, и меня все ещё поражает, как за пять лет высиживания на этом курсе никто даже не пытается вникнуть, почему; но в целом проблема в смехотворно низких стандартах образования в нашей стране, и да, эта сфера станет первой в очереди на реформы, как только я приду к власти. Теперь Гарри с трудом сдерживала смех. — Ты в курсе, что жалуешься на наши образовательные стандарты в точности как Гермиона? — Впоследствии, — продолжил он, как только испепелил ее взглядом, — Рим стал республикой, а затем Империей, и многие утратили своё влияние, но Блэки не просто удержали свои позиции — они процветали. Все благодаря их влиянию в Сенате и одновременно с тем их отдаленностью от него. Прямо как весталки-провидицы, Блэки были почитаемы и неприкосновенны, ведь их священной обязанностью считалась защита Рима, и, к их чести, они никогда не пренебрегали этой обязанностью, ни разу за более чем тысячу лет. Охранные чары построены на владении, а так как сам Ромул объявил их частью города и город был в прямом смысле слова построен на их костях и крови, никто не мог оспорить право Блэков защищать часть самих себя, даже если этой частью была самая настоящая империя. Более того, каждый римлянин знал, что их следует почитать и уважать, ведь город неизбежно разрастался, его границы расширялись, и Сенату приходилось постоянно упрашивать Блэков добровольно проливать кровь или даже приносить в жертву одного из членов семьи ради поддержания защиты. Восхищение на лице Гарри быстро сменилось шоком. — Но это варварство! Волдеморт пожал плечами. Уж не ему судить тех, кто убивал невинных ради достижения своих целей, да и не то чтобы он сильно хотел осуждать. — Для нас — возможно, но, моя дорогая, тот мир разительно отличался от нынешнего: в нем царствовали гораздо более дикие и жестокие порядки. Блэки не сильно отличались от солдат, идущих на войну. По сути, это лишь ещё один пример того, как единичные жертвы защищали сотни, а на пике расцвета Империи — тысячи людей. Не забывай, что в глазах римлян Блэки были не просто людьми: они были физическим воплощением ожившего Рима, и каждый Блэк с рождения знал, что, когда понадобится, их призовут обратно к истокам. — Не могу поверить, что они решились на жертвоприношения членов собственной семьи только ради того, чтобы защитить свою страну. — Признание вышло совсем тихим. То были слова сироты, чью семью принесли в жертву по той же самой причине, и, хотя Волдеморт очень хотел, чтобы она почаще выказывала здоровый прагматизм, все-таки даже он не был настолько сволочью, чтобы просвещать ее в этом вопросе и именно по этой теме. — Нельзя отрицать, это был очень действенный способ. Охранные чары, которые они возвели и поддерживали во имя названной родины, продержались дольше тысячелетия и в определенный момент истории растянулись от Вавилона до Британии. И что бы тебе ни говорили на маггловских уроках истории, Риму удалось удерживать захваченные территории так долго в той же степени благодаря защите Блэков, в какой благодаря сильной армии и проложенным дорогам. — Но Рим все равно пал. И, должна заметить, это было впечатляющее падение. Волдеморт презрительно усмехнулся: нестихающая ненависть к магглам, угнездившаяся глубоко внутри, вспыхнула с новой силой. — Вряд ли для тебя станет таким уж шоком, что в конце концов настал день, когда Блэков предали и изгнали из Рима, после того как в четвёртом веке император Константин принял христианство в качестве официальной религии. Согласно немногим сохранившимся свидетельствам, последнее, что Блэки успели сделать — это скрыть свой коллегиум, а затем прокляли и Рим, и собственную кровь, чтобы убедиться, что ублюдки, нарушившие священную клятву, больше никогда не смогут воспользоваться ее защитой. Меньше века спустя Рим пал, разграбленный варварами. Сначала Империя разделилась на восточную и западную части, а потом и вовсе исчезла с лица земли, и с тех пор никто из Блэков не может вернуться в Рим и не пасть жертвой проклятия предков. — О, Мерлин. — Он ждал момента, когда Гарри осознает смысл сказанного, и она его не разочаровала: глаза расширились от страшного понимания. — Ты сказал, что Фомальгауту убили в Риме, но ведь она должна была знать о проклятии! Какого черта ее туда понесло, когда она понимала, какая важная и серьёзная работа ей предстоит и что слишком велики шансы, что там она может умереть? — За прошедшие годы я не раз задавался этим вопросом в краткие моменты, когда утихала злость на неё за то, что была упрямой гордячкой и не попросила меня о помощи, — прорычал Волдеморт, после чего сделал успокаивающий вздох и продолжил: — Может, она надеялась, что за долгие века проклятие ослабло. Может, была в отчаянии. Думаю, она что-то искала, скорее всего, старые записи или скрытый коллегиум Блэков. Должно быть, она считала, что решение лежит в руинах охранных чар Рима; и если спустя столько лет хоть какие-то знания Блэков сохранились, они могли содержать ключ к спасению нашей магии и уклада жизни. И очень вероятно, что только истинный Блэк может найти ответ. — Как ты об этом узнал? — тихо спросила Гарри. — Это она тебе рассказала, да? Волдеморт перевёл взгляд на огонь. — В последний раз, когда я видел Фомальгауту, мы курили на берегу реки Рено, пока занимался рассвет. Обычно Фомальгаута была раздражительна и упряма, как дракон, которого совсем не вовремя разбудили, но пока она рассказывала про святых мучеников Рима, непрерывно бдящих позади тронов королей, советников и императоров, в глазах у неё стояли слезы. Как веками они ходили по улицам любимого города и слушали, как резонировала мощь их защитной магии. И что для них оставить это позади было все равно, что быть изгнанными в самый дикий, заброшенный и забытый край земли. Худшее предательство из возможных — и совершили его те, кого Блэки так рьяно защищали не одну сотню лет. Я не особо склонен к сентиментальности, но честно признаю: даже я был потрясён ее словами. Посмотрев на Гарри, в чьих глазах тоже блестели грозившие вот-вот политься слёзы, Волдеморт почувствовал внезапное желание утешить ее; не дав себе времени как следует подумать, он в очередной раз упал перед ней на колени и крепко прижал к груди. По крайней мере, ее чувства были понятны: масштаб того, чем пожертвовали ее предки, только чтобы получить в ответ жуткое предательство, расстроил бы кого угодно. — Но Блэки всегда выживали, — негромко сказал он, принявшись поглаживать Гарри по волосам, когда она сильнее прижалась к нему. — Они пережили первоначальную катастрофу, которая вынудила их искать новый дом, и изгнание из Рима тоже смогли пережить. Они разделились, рассеялись по миру, чтобы избежать преследования, хотя большинство все равно пришло в Британию и переженилось на представителях семьи, которая возвела и окружила охранными чарами Вал Адриана. Здесь они и осели, охраняя самую дальнюю границу с империей. Когда Римская империя распалась, они объявили Британию своим новым домом и даже присоединились к другим шестнадцати древним семействам в войне против Волшебного Народа — Блэки всегда фанатично преданны тому, что поклялись защищать. Именно так они стали одним из древнейших семейств Магической Британии. Они выживали всегда и везде, эта способность передавалась из поколения в поколение и наконец воплотилась в тебе, моя дорогая наследница Блэк. Гарри еле слышно фыркнула ему в плечо, не поднимая головы. — Как она все это узнала, если архивы давно утеряны? — Как это часто бывает с по-настоящему древними семьями, летописи и знания Блэков были утеряны во времена зачисток в Средние века, но, видимо, не все, раз Фомальгаута смогла что-то раскопать и поделиться своими соображениями со мной. Полагаю, она нашла записи в архивах далекой семейной ветви, представители которой бежали на восток. По иронии судьбы, эту ветвь полностью уничтожила эпидемия Чёрной чумы, однако часть их архивов сохранилась. — Я спрашивала раньше и, вне всякого сомнения, ещё не раз спрошу в будущем, но зачем ты рассказываешь мне об этом? Волдеморт молча наколдовал ей носовой платок, обдумывая, как изложить свои причины так, чтобы она поняла. — В основном потому что это твоя история, и ты заслуживаешь ее узнать. — А остальное? — невесело усмехнулась Гарри, вытирая глаза платком. — Ты никогда ничего не делаешь по одной причине. — Полагаю, чтобы дать тебе контекст, лучше понять одну из моих многочисленных мотиваций. Предстоящая нам работа опасна и масштабна, но если Фомальгаута смогла подобраться к решению, то, уверен, со временем и я смогу. — Волдеморт посмотрел на свой крестраж, на наследницу бесчисленных поколений Блэков и в перспективе — одну из немногих волшебниц в истории, способную превзойти их невероятные достижения. — Она будет последней из Блэков, кому пришлось стать мученицей во имя магии. Обещаю, Гарри.***
Ему никогда не надоедало слушать чужие крики боли, какой бы ни была их продолжительность или частота. Волдеморт досадливо поморщился и вытер платком кровь с кольца Феде, раздраженный, что такую ценность замарала кровь жалкого подобия волшебника перед ним. — Знаешь, для Невыразимца ты весьма разговорчив. Жаль, что пока ничто из сказанного тобой нельзя назвать особо ценным. Допрашиваемый обмяк на стуле, к которому был прикован, застыв в ужасе, пока Нагини кружила вокруг него в неторопливо-созерцательной манере. — Я п-правда больше не м-могу с-сказать вам н-ничего важного. П-поступая на службу в От-тдел тайн, мы даем Н-непреложные обеты. Волдеморт презрительно посмотрел на идиота сверху вниз и взмахнул палочкой. — Ты правда думаешь, я не знаю о таких элементарных вещах? Круцио. Невыразимец не имел возможности ответить ввиду того, что зашелся криком от боли. — Такой громкий, — прошипела Нагини, совсем не впечатленная пленником, которого они в данный момент допрашивали. — М-да, он довольно раздражающий, — согласился Волдеморт, снял проклятье и сложил платок во внутренний карман мантии. — А теперь, пожалуйста, с самого начала, Невыразимец Хайнд. — П-пожалуйста, прекратите! Я правда не знаю ничего важного! — Мне докладывали обратное, — небрежно ответил Волдеморт, тщательно осматривая кольцо на предмет пропущенных пятен. — Вообще-то, как я понял, за последние десять с лишним лет только ты отвечал за поддержание охранных чар на правительственных и общественных объектах в оперативной группе по Накладыванию Чар Невидимости. Эта группа входит в состав Отдела магических происшествий и катастроф, а значит, на ее работу Непреложный обет не распространяется. — Да почему вас это вообще волнует?! — захрипел окончательно сбитый с толку волшебник. — Я всего лишь младший научный сотрудник, который выбесил руководителя во время обучения и в итоге застрял в бесполезном отделе с бесполезной работой! Да ради всего святого, вот из-за такого отношения он и стал чертовым Темным Лордом. — Видишь ли, Невыразимец Хайнд, мне очень не нравятся некоторые данные, которые ты исследовал, — или скорее не исследовал, что, в свою очередь, значительно усложнило мне работу. Понимаешь, как это работает? После того, как его схватили на улице средь бела дня, бедный Невыразимец ожидал чего угодно, но уж точно не того, что Темный Лорд будет отчитывать его за плохо исполняемые рабочие обязанности. — Н-но я н-не думал… — …Не думал, что ребяческая обида на своего руководителя и вытекающее из нее пренебрежение своими обязанностями перед Магической Британией приведет к серьезным последствиям? — усмехнулся Волдеморт, и пленник каким-то образом умудрился побледнеть еще сильнее. — Что ж, тогда я не думаю, что тебе понадобится правая нога. — Ты сегодня в хорошем настроении, — заметила Нагини поверх истошных воплей. Она высунула кончик языка, чтобы как следует принюхаться к теперь уже оторванной конечности, подождала, пока Волдеморт испарит ботинок и заляпанную кровью одежду, после чего одним плавным движением заглотила ногу целиком. Будучи очень большой и очень волшебной змеей, Нагини легко могла переварить практически любую органику: ботинки, кости и прочее, — и частенько ее хозяин скармливал ей жертв целиком на глазах у последователей и врагов. Но, когда они не пытались произвести впечатление, это в край разбалованное создание предпочитало чистую, без всяких примесей, плоть. — А почему не должен быть? — спросил Волдеморт, лениво пожав плечами, и в приливе вдохновения со взмахом палочки выкрутил руки несчастной жертве, и те повисли у него за спиной безвольными плетьми с проступающими обломками костей и ошметками плоти. — Моя будущая королева — потрясающая змееустка и по совместительству Избранная, которую я украл прямо из-под носа у Дамблдора, и вместе мы собираемся спасти мир. Все идет согласно плану. Змеи не умели по-настоящему смеяться, но после стольких лет бок о бок Волдеморт легко различал, когда он забавлял Нагини настолько, что она точно бы рассмеялась, если бы могла. — Да здравствует король. Волдеморт вытер с лица кровь и плотоядно улыбнулся. После драмы и перипетий последних дней было донельзя приятно окунуться в старое-доброе и такое знакомое насилие. — Ты все еще голодна, принцесса? — спросил он. Невыразимец уже потерял сознание от боли, но его всегда можно привести в чувство, а чтобы отвечать на вопросы, ноги совсем не нужны. — Конечно, да. Этот хиляк Петтигрю никогда не приносит мне ничего стоящего, одних тощих кроликов, — фыркнула Нагини. — А ведь скоро зима, мне надо есть вдоволь, чтобы как следует растолстеть к моменту, когда придут холода. — Так не пойдет. — Кажется, ему надо провести воспитательную беседу с крысиным ублюдком, раз тот смеет так пренебрегать его фамильяром. — Может, вместо него стоить назначить Барти ответственным за твой рацион? Он гораздо внимательнее, и после отсидки в Азкабане его не так-то легко напугать. Нагини смотрела, как Волдеморт отрезал для нее вторую ногу, после чего взмахом палочки прижег оба обрубка, чтобы пленник не истек кровью раньше срока. — Да, он мне нравится, очень вежливый молодой человек. — Тогда решено, — объявил Волдеморт, снова испарил обрывки одежды и обувь и левитировал конечность так, чтобы она зависла в паре метров над головой змеи. — Давай, принцесса, скажи ам. — Пошел ты. И на следующей неделе я хочу оленя, — прошипела Нагини вроде как раздраженно, но все равно нетерпеливо раскрыла пасть. Волдеморт только рассмеялся. — Ты ж моя девочка.***
Опять этот сон. Беззвучная пустота, абсолютный конец абсолютно всего. В начале сотворил Бог небо и землю. Волдеморт сжался в комок — ну, или в ближайшее его подобие, какое возможно для бестелесного человека под два метра ростом. Как будто он мог спрятаться теперь, когда в целой вселенной остался только он один. Земля же была безвидна и пуста. Это была глупая привычка, выработавшаяся до того, как он узнал о способах получше, — спасибо детству в дерьмовом, спонсируемом разве что церковью приюте в тридцатые годы; а когда узнал, привычка прочно въелась в подкорку и была единственным, что могло его более-менее успокоить, пока он ждал окончания ночного кошмара, ставшего буквальным олицетворением Генезиса. И тьма над бездною… Черт бы побрал короля Якова и его чёртову Библию. Какая жалость, что он много веков как мёртв. Где его похоронили? Скорее всего, в Вестминстерском аббатстве, как и остальных маггловских королевских особ. Хм, он вполне мог прокрасться туда и превратить останки ублюдка в инфернала. — Монстр? Попытки отвлечься от экзистенциального ужаса были прерваны нахлынувшим чувством, до неуютного похожим на… страх. Волдеморт медленно поднял голову и увидел свой крестраж, который явился чуть ли не подобно ангелу посреди его личного ада. Как и он сам, Гарри лишь частично походила на саму себя — их формы были неопределенными, расплывчатыми, прямо как когда они спустились в глубины его сознания, чтобы он мог укрыть ее своими окклюменационнымми барьерами. Хотя глаза ее были такими же яркими и сияли, как два путеводных фонаря, отгоняющих худшие порождения мрака. — Гарри? — спросил он недоверчиво, изо всех сил стараясь подавить дрожь в голосе. Судя по ее округлившимся глазам, получилось не так хорошо, как он надеялся. Ну и к черту. Слабость была подобна кислоте, она заполняла внутренности, разъедала органы, и Волдеморт даже не мог решить, что было унизительнее: что Гарри увидела его в таком состоянии или что он почувствовал колоссальное облегчение от того, что его одиночеству был положен конец. С неохотой пришлось признаться (только самому себе), что облегчение победило, когда Гарри аккуратно расцепила его конечности и забралась к нему на колени, и он вцепился в неё так, словно она была последним, что у него осталось в этом мире. — Не ожидала увидеть тебя здесь, — сказала Гарри некоторое время спустя. — Обычно мне снится или библиотека, или… — …Или? — спросил он. Его все ещё слегка потрясывало, и он отчаянно нуждался в чем-нибудь — чем угодно — на что можно отвлечься. Гарри уткнулась носом в сгущенную тень, которая в этом ужасном месте могла бы сойти за его волосы. — Воспоминания. Не нужно уточнять, что за воспоминания. До недавнего времени они состояли исключительно из вариаций на тему кошмара. — Так что, монстр, как ты думаешь, где мы? И Дух Божий носился над водою. — Скорее всего, так проявляется ресинхронизация вкупе со связующей магией контракта, положившего официальное начало помолвке. — Если сосредоточиться на тепле Гарри в его руках и мудрёной теории магии, то у него неплохо получалось справляться с гнетущим ощущением пустоты, которое грозило затянуть его с головой. — Побочные эффекты пропадут сами собой, как только наша магия подстроится друг под друга. Точнее, подстроится заново. Честно говоря, даже он не был до конца уверен в метафизических нюансах. Что должно происходить, когда с помощью ритуала объединяешь свою душу и магию с душой и магией другого человека, который, по сути, является вторым проявлением тебя самого? Или это он был вторым проявлением Гарри, если брать в расчёт кровь. Дражайший Мерлин, иногда Гордиев Узел из их личностей озадачивал даже его. Некоторое время они молча смотрели в пустоту, каждый погряз в своих мыслях, пока Гарри тихо что-то мычала себе под нос и время от времени поглаживала его по спине. Никто никогда не делал для него ничего подобного, в основном потому что никто никогда не беспокоился о его эмоциональном состоянии, чтобы даже попытаться, ну и отчасти потому что он скорее разорвал бы им глотки собственными зубами, чем позволил подобное. Но ни за что, ни в одной жизни он бы даже не подумал о том, чтобы сделать такое с Гарри, и это было настолько противоречивое чувство, что, с одной стороны, его бесила ее нежность, а с другой, он был всецело ею поглощён. К черту короля Якова. Волдеморт никогда бы не подумал, что из всех людей именно с Гарри Поттер подобная невыносимая уязвимость станет для него чем–то сокровенным. — Кажется, ты совсем этим не удивлён, — погодя, сказала Гарри. — Ну, полным отсутствием всего. Ярко-зелёное свечение ее глаз осталось последним светом во всем мире — и он был идеален. — С чего бы? Мне это снилось дольше, чем я себя помню. — Хах, и тебе? Волдеморт перевёл на неё удивленный взгляд. — Что, тебе тоже? — Дольше, чем я себя помню, — со вздохом повторила Гарри. — В буквальном смысле, раз уж у тебя все обстоит так же. — Я всегда представлял, что так выглядит смерть, — тихо признался Волдеморт, не зная даже, почему он ей это рассказывал; но стоит признать — пустота становилась менее давящей, если заполнять ее разговором, заполнять Гарри. — Во время войны, когда я возвращался на летние каникулы в Лондон, когда бы ни раздавались сирены воздушной тревоги, нас всех, подобно скоту, сгоняли в бомбоубежище. Там всегда было душно и жарко, полно плачущих детей, слишком много тел в тесном пространстве, но при этом каждый раз меня трясло от холода. Казалось, это место всегда меня поджидало; одно неудачливое мгновение — и я навсегда в нем застряну. — И часто мы оказывались к нему близки? — спросила Гарри с бесконечной мягкостью в голосе. — К этому неудачливому мгновению? Столько раз, что он даже не пытался удержать их все в памяти. — К счастью, самый разгар Блитца прошёл мимо нас — бомбардировки развернулись во всю мощь спустя неделю после нашего возвращения в Хогвартс на третий курс, но, пусть это была самая страшная атака на Лондон, она была далеко не единственной. Однажды тем же летом старшие сироты намеренно не пустили меня в бомбоубежище, а воспитательницы были либо слишком заняты, либо им было все равно, так что они не заметили, что я остался снаружи. — Это ужасно! Я понимаю, дети могут быть жестокими тупицами, но ведь была война! Как они могли пойти на такое паскудство? — Потому что они меня ненавидели, все они. Я колотил в дверь, но это был сплошной толстый металлический лист, который в любом случае не откроют, пока не дадут сигнал отмены тревоги, да и кто бы мог что услышать за сиренами и взрывами. Я провёл на пороге долгую ночь, жутко замерзая, хотя была середина лета, и вцепившись в палочку, которую все равно не решался использовать для защиты, чтобы не дать им повода исключить меня. Дамблдор только ждал удобного момента, а у меня тогда ещё не было достаточного влияния, чтобы кто-то мог по-настоящему за меня заступиться. Я был всего лишь ещё одним сиротой-грязнокровкой, до которого никому не было дела. — Мне жаль, что это с тобой произошло. Никто не должен проходить через такое. Кого угодно другого он бы убил на месте за проявление жалости, но, как ни странно, от Гарри он мог ее принять, — наверное, потому что она тоже была там как часть его, хоть и не помнила этого. — Я раньше боялась только необъяснимости этой пустоты, но не ее саму. Она слишком напоминает мне чулан под лестницей. И пусть я ненавидела эту каморку, в ней я всегда была в безопасности. — Темнота, пыль и железо, — проговорил Волдеморт сквозь зубы, руки сами собой сжались в кулаки в невесомых тенях очертаний Гарри от одного воспоминания о проклятом чулане, который он превратил в кучку пепла, потому что даже столько лет спустя все ещё чувствовал горечь и слёзы Гарри, пропитавшие стены и едко отдававшиеся в горле. — Хотя я понимаю, что ты имел в виду, когда сказал, что пустота словно тебя поджидает, — продолжила Гарри, словно он ничего и не говорил. — Но мне никогда не казалось, что она хочет что-то у меня забрать. Скорее, наоборот. — Это как? — Гарри откровенно избегала тему, но в этот раз он решил ничего не комментировать. Хватит и того, что один из них испытывал личностный кризис, двое за раз — это уже слишком. Гарри пожала плечами, поигрывая тенями его волос, которые сливались с ее собственными. — Мне кажется, она ждёт, чтобы что-то дать, понимаешь? Если постоянно забирать и забирать, от тебя ничего не останется, это будет абсолютный конец, но не думаю, что это такой случай. Здесь кроется нечто большее. Какие абсурдные слова. — Тогда чем ещё это может быть? Гарри многозначительно улыбнулась, ядовито-зелёные глаза прорезали пустоту. Она жестом попросила наклониться к ней поближе, словно хотела рассказать секрет. В любом другом случае он бы попытался отвертеться от ее ребяческих уловок, но сейчас чувствовал, что обязан уступить, — казалось, сама бесформенная пустота задержала дыхание, чтобы услышать, что же скажет Гарри. Так что он прильнул к ней, словно она была центром притяжения, от которого не убежать и не увернуться. Прижавшись к нему так, чтобы бестелесные губы касались кожи, она прошептала секрет — возможно, самый важный секрет из всех — прямо ему в ухо. — Это не только конец, монстр. Это ещё и начало. Эта идея клещом впилась в мозг, и что-то разрушительно-мощное начало подниматься в темнейших уголках души, пока его охватил благоговейный трепет, — эмоции такой силы он ещё не испытывал. Потому что, пусть даже ее слова шли против логики и здравого смысла, они были подобны новоявленным звёздам, рождённым из глубин ее существа; они драгоценными камнями срывались с дымчатых губ, прожигая пустоту. И в расплавленном ядре, горизонте событий между ними двумя и вокруг них, Волдеморт почувствовал шевеление древних морских существ, может, даже самих богов, расступавшихся перед Гарри в знак почтения. И сказал Бог, да будет свет.