***
АПД 2022: пишу это здесь, поскольку люди пишут мне и не понимают чего я не отвечаю или что с профилем, а шапку профиля не все читают. Так вот, я бегу от войны в Украине. У меня больше нет дома. Последние тексты писала в поездах и автобусах. Я буду благодарна, если вы поддержите меня отзывами на мои тексты здесь или кудосами в профиле на оа3 https://archiveofourown.org/users/KiRa_fromJune, рекомендацией моих текстов или вдруг даже крошечным донатом (ссылка в профиле Твиттера https://twitter.com/_jyoonki). Спросить меня о чём-то можно там же
Чанбин отчетливо помнит тот день. Полтора года назад. Перед смертью, говорят, проносится вся жизнь. Когда ты чувствуешь ее холодное приближение через, скажем, пять-десять минут, прикидываешь, на что стоит потратить отведенные мгновения. Ты уже не успеешь отправиться в путешествие, о котором мечтал когда-то, позвонить маме и попросить прощения за то, что был отвратительным сыном. Никогда не станешь известным писателем, гонщиком, спортсменом или кем-то еще. В этот момент ты – это только ты. И все самое гнусное, как и самое лучшее придется унести с собой. Сначала он говорит Минхо, сидящему рядом, не бояться. Руки в кожаных перчатках крепко стискивают руль. Дорога уходит вправо, отчетливо выделяется на фоне белых разделительных линий огненный закат. Эти дороги Чанбин неплохо изъездил. Через несколько километров развилка. То, что выглядит единственным маршрутом для обычного водителя, для знающих открывает гораздо больше возможностей. Чанбин искренне надеется, что их преследователи были откровенно тупыми, и на указатель в начале трассы не смотрели. – Мы же можем отдать им то, что они хотят… У Минхо поломанный голос, и это заставляет сильнее сжать руль и прибавить скорости. На повороте их унесет, но сейчас нужно дать себе немного разогнаться. Чанбин припоминает ширину трассы. Должно повезти. Сколько гоночных трасс было изъезжено! Главное вовремя выровнять машину. Нехитрый план позволит оторваться, в отличии от тех сук на Вайпере, – нескольких секунд хватило, чтобы распознать его как третье поколение, – они потеряются и слетят с дороги. – Мы в сделку вложили последние деньги. Думаешь, я так просто сдамся? Нет, – голос рычит вместе с мотором. Легко понять, что из машины он выжимает последнее. Хотелось бы сидеть за рулем спорткара и просто думать, что это очередное соревнование. Минхо примирительно сползает по сидению. Он и сам горло перегрызет, если увидит вблизи кретинов из Вайпера. Но почему-то именно в этот момент он больше испуган. Чанбин пытается вернуть ему привычное саркастичное настроение: – Не раскисай, Минхо. Оторвемся и после будем веселиться с нашим заказом и нашими денежками. – Есть кое-что важнее денежек. У Чанбина так-то тоже. И именно в том причина, которая заставляет просчитывать каждый поворот руля и вслушиваться в звонкий свист колес по асфальту. Кажется, после того, как машина завалилась на бок, а лобовое стекло едва не разрезало челюсть до зубов, он еще слышал шипение Минхо, какие-то невнятные бормотания и просьбы. По лицу стекает собственная кровь, и не удается разобрать, откуда она, насколько глубокая рана и какого черта вообще произошло. Правая нога горит так, что хочется орать на всю мощь легких, лишь бы перекрыть это ощущение. Обеспокоенное лицо Минхо запомнилось размытым пятном на фоне выбитых окон. –…кий ублюдок. «Мелкий». Читать по губам удается лучше, чем разбирать слова на слух. – Из машины, Минхо… выбирайся немедленно. Вероятно, в ответ звучит просьба заткнуться, но он продолжает хрипеть и надеяться, что это хоть чем-то напоминает человеческую речь. Сознание оставляет стремительно. Когда он отключается, Минхо еще с ним, и страх, что тот не успеет выбраться, оказался сильнее любых предсмертных желаний, любых воспоминаний. Мир тонет в глухой черноте. Чанбин не любит вспоминать о том дне, и о том, как очнулся на больничной койке в тупом стерильном одиночестве. * – Да у него задний привод расхерачили подчистую, чего втыкаешь? Гони его в дальний цех, этот боец у нас на пару дней застрянет, – Уджин закидывает грязное полотенце на плечо и, приложив новенького по спине мощным мотивирующим ударом, тащится к офисной части. Чанбин приоткрывает крышку капота и ныряет внутрь едва ли не с головой. Краем глаза он наблюдает, как Уджин, насвистывая Only The Lonely Синатры, скрывается за массивной железной дверью. Если повезет, он застрянет там с очередным телефонным звонком и не будет надоедать до конца дня. – Эй, клиент на заправке! С дальнего выхода раздается писклявый голос менеджера. Зараза, шипит Чанбин, опять все стажеры разбежались по углам, удавлю. – Чья смена? – рявкает Чанбин из-под капота, и добавляет на правах хозяина этого места: – Высчитаю из кассы! Механики, менеджеры и простые заправщики начинают шевелиться с утроенной скоростью. Удовлетворенно хмыкнув, Чанбин возвращается к работе. Не своей так-то, но руки и голову всегда следует занимать тем, что получается лучше всего. Счета и договора подождут еще день, как ждали всю неделю. Копаться в деталях, заливать масло и чистить двигатель он научился еще в тринадцать. Поначалу азы ремонта постигались под присмотром отца. В пятнадцать чья-либо помощь уже не требовалась. Да и отец укатил с какой-то красоткой на побережье, оставив сыну старенький Ford и пару знакомых с картинга. Проехав первые пятьсот метров, Чанбин понял, гонки – это на всю его чертову жизнь. Все самые важные знакомства возникали где-то поблизости гоночной трассы. С Уджином они работали механиками для чокнутого гонщика формулы Reno. С Чонином познакомились на картинге. Детское развлечение на тот момент. Чанбин притащился отдохнуть от серьезных дел, а Чонин увязался за старшим братом, впервые сел за руль. Небольшая ошибка в управлении – и «добрый дядя-гонщик» стал подсказывать ребенку, как правильно нажимать педали. Через два года для Чонина стало обычным сбегать со школьных уроков посмотреть на гонки. Мелкий в итоге выучился и свалил к Чану, но там и денег побольше, и должность поприличнее, чем место в потной мастерской. Сложно обвинять мальца. Минхо… Капот захлопывается особенно громко, оповещая соседних мастеров о не самом лучшем настроении их босса. Вспоминать об этом ублюдке не хочется, и Чанбин, ковыляя, – колено хорошо дает о себе знать после аварии – отправляется в дальний цех. Работа с приводом займет его мысли и внимание. Хотя бы на ближайшие пару часов, пока рабочие и Уджин не разбредутся по домам. – Погоди, Чанбин! Да успеешь ты починить эту развалюху, ее только сегодня привезли, – Уджин перехватывает молниеносно, явно выжидал момент. Коробка с инструментами любовно перекочевывает в руки, но видимая занятость не останавливает. – Мы не закончили насчет того предложения. Этот парень, Хенджин, звонил сегодня и просил напомнить, что все еще ждет твоего согласия. Ему нужны все: механики, телеметрики, тестировщик перед заездом… Чанбин обходит Уджина, ловко увиливая от захвата. – Этот парень, Хенджин, – коверкает он, – полный кретин. Он работает на какого-то богатенького спонсора и сам не отличит корову от Aston Martin, а гоночную трассу от велодорожки. Там не о чем говорить, Уджин. Чанбин присвистывает, оценивая масштаб работы. Ближайший час может стать неделей, судя по состоянию машины. – Слушай, не важно в чем разбирается пацан. Если мы участвуем в гонках как команда, наша работа следить за машиной. Хенджин не больше чем промежуточное звено, его задача собрать профессионалов. И мне, честно говоря, все равно кто нанимает, пока они предлагают такие деньги. Окинув приятеля уничтожающим взглядом, Чанбин полностью концентрируется на приводе. Он не надеялся, что как-то пронесет в этот раз. Но хотелось, чтобы чертовы гонщики перестали толпой выстраиваться у его мастерской. Собственная репутация вместе с рекомендациями Чана давала щедрые плоды. Любой механик и владелец автомастерской финансово завидовал бы такому потоку клиентов. Это не раз в неделю шасси протестировать, а полноценная загрузка в работу команды. И если кто-то из мастеров хотел, Чанбин отпускал без обид. Заинтересованным в карьере давал рекомендации. Путь к Формуле 1 всегда начинается с картинга, с местечковых и спонсорских чемпионатов, и кто Чанбин такой, чтобы мешать чьим-то планам? Другое дело – он сам. Нет, эта дорога закрыта. Хенджин доставал уже дольше месяца. Торчал в офисе, названивал. Подготовь машину к гонке, пошли в команду, и хоть убейся. – Он на днях снова зайдет. Ты бы мог его хотя бы выслушать получше, чем прошлые разы. – Напомню, – рычит Чанбин, растирая мазуту, – прошлые разы я выпихал его пинком по заднице. Если ему мало, я добавлю. Уджин заметно недоволен. Какой же упрямец. Либо накопал на пацана что-то интересное, либо преследует свои мотивы. – Тебе нужны деньги. И несмотря на то, что у нас неплохо идут дела здесь, – Уджин постукивает по крыше автомобиля, – ты знаешь, что тебе нужно больше. Чан… – Заткнись, – Чанбин устало подтягивает ящик с инструментами. Закатывает рукава повыше, открывая вспотевшие измазанные руки. – Я не хочу слышать о деньгах, о Чане. Хенджине заодно. Если тебе так нужны деньги, увольняйся и вали в команду к этому мелкому недоумку. Я не гарантирую, что он не заберет все бабки себе, а машина не окажется настоящей развалюхой. Уджин нависает еще минут с пять. Даже здравые аргументы Чанбин намерено пропускает мимо ушей. Различает только: «Ты боишься подставы». А кто бы не боялся, хмыкает он, разглядывая движок. Хотя, возможно, в этом есть доля правды. В конце концов, с прошлой сделкой именно так и вышло. * – Закрыто! Чанбин ненавидит, когда надоедливые автомобилисты или пассажирские автобусы сигналят на всю округу. Им что, заправок мало? В паре сотен метров еще одна, круглосуточная. А Чанбин имеет право на отдых. Мастерская достойное и внушительное двухэтажное строение, где первый этаж взрывоопасное, захламленное деталями, инструментами – рабочая стихия, а выше - скучный и неинтересный офис. Рядом, едва ли не стариковская хижина – дом. Чанбин с досадой вспоминает небольшую квартирку в центре города, которую он снимал несколько лет. Гоночная карьера приносила славу и деньги. Большая часть заработанного ушла в создание мастерской. Но, даже формально являясь ее хозяином сейчас, он больше не владелец. Чан выкупил все до последней детали, но добродушно разрешил занять крохотное здание и оборудовать под собственное жилье. Знал ведь, что Чанбину пойти некуда, а терять такого мастера не хотел. Привычно напиваясь дешевым пивом, Чанбин вспоминает те счастливые времена, когда ему принадлежало все: удобная квартира, деньги, работа, о которой он мечтал. Минхо. Гудок автомобиля прерывает самоуничижительные воспоминания. Никакой реакции яростный крик не вызывает. Кажется, на кнопку приложили что-то тяжелое, чтобы не прерываться и не давить самостоятельно. – Я сейчас кому-то!.. Чанбин хватает гаечный ключ помощнее и, споткнувшись раза два, добираясь к двери и распахнув ее пошире, ищет бесящий его объект. Обнаруживается он за кроваво-красным от тусклого света Alfa Romeo Spider. От вида такой красотки Чанбин присвистывает. Если эта та самая модель, что он думает, то их выпуск приостановили несколько лет назад. А ведь хороша была, детка, слишком хороша. Отыскать ее сейчас вопрос либо больших денег, либо хороших связей. – Нравится? – самодовольно шепелявит Хенджин, и Чанбин только тогда замечает, кто именно приехал доставать его поздней ночью. В то же время, все как-то сразу становится на свои места. – Я знал, что машина тебя заинтересует, потому что ничто другое не действует. Пришлось проехать полстраны, чтобы выкупить ее. – И чтобы вернуться и действовать мне на нервы тоже, – отрезает Чанбин. Не завидовать покупке сложно. Серьезно, наглец, умостивший тощую задницу на капоте, бесит своей самоуверенностью. И все же вызывает любопытство. – Кто тебе сказал, что я люблю родстеры? Уджин? Хенджин деловито обходит, поглаживает спинку сидения, хмыкает себе под нос. Тянет время, устраивая драму. На нем красный берет и черная футболка. Широкие джинсы. В сочетании смотрится хорошо, но Чанбин делает очевидный вывод – пацан тщательно готовился к маскараду на вечер. Если Уджин ему помогал, то он же и лишится своих премиальных. Что за хамство? Заставляет соглашаться на работу, за которую, знает же, Чанбин браться не хочет. – Я не участвую в гонках, Хенджин. Не тестирую тачки накануне. Черт подери, тебе рассказали, чем я живу и что люблю, но почему никто не упомянул, что мое колено едва начало сгибаться, и ни один идиот не пустит меня за руль? По трассе проносится ночной бандит, какой-то пьяница, или ловелас, решивший впечатлить подружку. Колеса скрипят, и через метров триста мелькают только допы. – Ладно, – Хенджин равнодушно пожимает плечами, когда шумный водитель полностью скрывается. Манит рукой к своей машине. – Я пришел похвастаться сегодня, признаю. И дело не в Уджине. Или в том, что я хочу тебя в команду. У тебя в офисе фотка… старая распечатка с Little Bastard. Я немного знаю о первом владельце. Чанбин откровенно ржет, и ловит наивное несмелое внимание Хенджина. Сущий пацан, зато какое веселье устроил. – А кто не знает. Джеймс Дин был легендой. В этом нет секрета. – Значит, и в том, что он тебе нравится, тоже, – парирует Хенджин. Гаденыш, шипит Чанбин, подбираясь ближе к Спайдеру. Раз уж привез хвастаться, надо осмотреть, заглянуть под капот, присесть в салон. Но Хенджин предлагает даже больше: – Погнали, угощу тебя нормальным пивом. Нормальным, в понимании Хенджина, – скорее всего таким, что простому механику не по карману. И если бы подобное кто-то заявил полгода назад, когда Чан выкупал все владения Чанбина, он бы наставил синяков. Привыкнуть к самодовольным богачам Чанбин смог сразу, едва окунувшись в мир автогонок. Это въелось в кровь и уже не задевало. К тому, что после аварии у него не осталось ничего, кроме формального управления собственным бизнесом, ненужной славы, но вместе с тем непререкаемого авторитета, – не удалось привыкнуть до сих пор. Придирчиво оглядев непрошеного гостя и его лихую покупку, Чанбин забирается в салон. – Начнешь болтать про гонки, вспомнишь, что у меня тяжелая рука. Хенджин со смехом запрыгивает на водительское сидение. Машина легко трогается с места. Чанбин с удовольствием прислушивается к работе слаженного механизма, как крутится руль и как реагирует привод и колеса на первый поворот. – У меня спина и задница неделю болели. Чанбин, ты всех, кто делает деловые предложения, так радушно встречаешь? Звучит совсем без упрека, настроение перерастает в шутливый диалог: – Для тебя пришлось сделать исключение. Ты был уж слишком непонятливым. Ладно, откуда тачка, рассказывай? Хенджин рассказывает на удивление много. И про тачку, и про переезд в их захудалый городишко: «Подальше от своих, достали, сил нет». Хенджин хочет быть крутым и самостоятельным, а в итоге прибивается к тем, кто умнее и сильнее – устраивается кем-то вроде мальчика на побегушках у Чжинена. – Ну, зато он тебе неплохо платит. Да и с тачкой помог, – пьяно замечает Чанбин. Они сидят в Спайдере у заправки – ни в офис, ни в дом Чанбин не приглашает. Кто такой этот Хенджин, чтобы подпускать ближе. Тот хихикает. Пиво вперемешку с крепким виски развезло юное создание и, честно говоря, выглядит он жалко. – Этот мир автоспорта, – Хенджин заикается, – такой. Ну, типа, все друг друга знают. Я к Чжинену случайно попал. Нихуя не шарю в этих ваших тачках, просто отец всегда таскал с собой на любые чемпионаты. А Чжинен сказал, что у меня лицо запоминающееся. А теперь эти чертовы моногонки… Почему я должен всех уговаривать? Механика нет, телеметрист слился. Вот закончатся, заберу бабки и уйду. Господи, я кажется нажрался с тобой, – он сползает по сиденью, буквально растекаясь в желе. Чанбин сплевывает, переклоняясь через дверцу. И остается сидеть с Хенджином до утра, пока тот не трезвеет настолько, чтобы вспомнить свой адрес и вызвать такси. За машиной он приезжает через три дня и почему-то заново напивается в лепешку. Помня прошлый опыт, Чанбин выпивает только одну. И когда Хенджин отрубается, затаскивает в дом. В конце концов, решает он, выносить больше нечего. А свою жалкую жизнь и он сам бы с радостью выкинул на помойку. * – Ты поладил с этим мальчишкой, – замечает Уджин месяца через два. – Даже посоветовал ему телеметриков. Я виделся с Сынмином недавно, и он сказал, что за те деньги, что платят команде, можно разок и душу продать. – А у него есть, что продавать? Мне казалось, он давно уже лишился ее за ненадобностью. Доверять Хенджину нет необходимости, но вот выпивать и выслушивать жалобы получается практически регулярно. В холодильнике постоянно стоит «нормальное пиво», купленное про запас самим Хенджином. Сынмина Чанбин и правда посоветовал как знатока своего дела. Дотошность и придирчивость в сборе показателей были несомненным плюсом. Кого-то более занудного, чем Сынмин, припомнить не удалось. Уджин посмеивается, оставшись довольным ответом. – И все же ты помог ему. Чанбин кивает отвлеченно, сверяясь со счетами. Конец квартала выдался прибыльным, и Чана порадуют дополнительные нули в строке доходов. Разобравшись с бумагами, Чанбин отдает папку. – Отвезешь им в офис? Или от Чана кто-то приедет? – уточняет Чанбин, уже мысленно планируя, чем займется после нудной бумажной работы. – А, я разве тебе не сказал? Чан хотел, чтобы ты сам заехал. Что-то обсудить с тобой. Плохие новости всегда сваливаются внезапно. Уджин возможно и забыл сказать. Забыл, выходит, еще месяц назад, когда встречался с Чаном и передавал бумаги. Надеялся, что все как-то уладится, или не хотел портить нервы и нагнетать заранее? – Может повезет, и его там не будет, – негромко говорит Уджин. Хороший друг, отличная поддержка. – Заткнись уже. Когда мне вообще везло? Уджин не виноват. В том, что приходится видеться с Чаном, отчитываясь за утраченный бизнес. И в том, что случилось после аварии и разбило жизнь на черное и белое. Колено болит, пока Чанбин надавливает на педали. Хирурги говорили, что ногу собирали по косточкам, и способность ходить была под большим сомнением. Но то ли это было последнее, на что ушли запасы удачи, если все последствия в целом можно хоть как-то называть счастливыми, либо злость не позволила смириться. Чанбин встал на ноги, сел за руль. В большие гонки ему навсегда закрылась дорога, но он и не стремился. От прошлых желаний осталось совсем немного – распечатанное фото Little Bastard, которое разглядел Хенджин. И из новых – подобраться к Минхо и спросить: зачем, что заставило предать все их планы, доверие и оставить подыхать? И последнее практически без труда можно реализовать. Зайти в огромное офисное здание, которое уже несколько лет подряд арендует Чан. Проследовать на пятнадцатый этаж. Кабинет Чана – пятый по коридору направо. Минхо – соседний. Зайти туда и схватить ублюдка за выглаженный ворот пиджака, разбить лицо в кровь, чтобы хоть как-то отомстить за испорченную жизнь. Стоило начать представлять, кулак проезжается по ухоженному личику, так воображение подкидывает все более кровавые картины. Казалось, и Минхо опасался, что Чанбину не удастся найти ту грань, где пора остановиться. Он не искал встречи и не пытался прояснить прошлое. А, возможно, его надменное поведение и полное отсутствие интереса к новой жизни Чанбина выдавали настоящую сущность, где стремительный карьерный рост оказался важнее чувств, что были когда-то. Минхо полностью вычеркнул прошлое и начал новую жизнь. Они стали видеться только чтобы решить неотложные вопросы о мастерской и обсудить финансы. Чанбин на пальцах может сосчитать их встречи после аварии. День, когда Чан пришел выкупать мастерскую и заправку. Тогда прошел ровно год, как Чанбин разбился и едва не отправился в другой мир. После – Минхо, впервые приехавший за отчетами. Чанбин смотрел на него через окна своего дома, а Уджин передавал бумаги. Собрание в центральном офисе у Чана, спустя еще месяц. Случайная встреча в клубе по случаю дня рождения Сынмина. Удивительно, что эти двое не перестали общаться после аварии. Минхо ушел сразу, едва увидел Чанбина. Сбежал, как последняя крыса. А Сынмин виновато слонялся с извинениями весь вечер: – Он же прекратил общаться со всеми нами… Со мной, с Феликсом. Я едва отыскал его новый номер телефона. Ты не говорил, что он работает на Чана теперь. И я не знал. Я честно думал, как бы он с собой ничего не сделал… Это же наш Минхо. В нем есть, ну, или было нечто такое. Вот я и искал его, хотел повидаться. Чувак, прости. Но ты правда веришь, что Минхо предал тебя? Чего ради? Место помощника Чана не так много стоит, чтобы обрывать все, что между вами было. Еще и Чан почти всегда был неподалеку, будто настороже. Во время ссоры с кулаками, когда все-таки лопнуло терпение, именно Чан кинулся на защиту, отпихивая разгневанного Чанбина. Он даже запретил появляться в офисе, пока Чанбин не успокоится и не будет готов вести диалог. – Мы деловые люди, Чанбин. Мы работаем вместе, а ты ведешь себя, как недоумок и хам. Черт, ты же столько добился. Сам достиг всего, я знаю. Что с тобой сейчас? Лицо Минхо не украшала кровь. Его сгорбившаяся фигура не вызывала радости. Хотелось одного – понять. Чанбин давно распрощался со своей удачей. Судьба всегда поначалу приманивает, подкармливает приятными сюрпризами, чтобы после уничтожить любые зачатки хорошего. На входе его встречает хорошенькая Рози, одна из самых искренних и приветливых сотрудниц центрального офиса. Она интересуется коленом Чанбина, приносит вкусный кофе и конфеты. Рассказывает местные сплетни о большом бизнесе, вроде перспективного контракта с Мерседес. – У Чана недавно были переговоры. Ты его знаешь, если он берется за дело, значит, все выйдет. Да уж, соглашается Чанбин. Еще как. Его бизнес он купил по дешевке, стоило тому оказаться на дне. Чанбин грубовато напоминает об этом Рози, заставляя краснеть и виновато отводить глаза. Девушка не сразу находится, что возразить, но ее опережает строгий голос: – Мне казалось, Чан заплатил в два раза больше, чем финансисты оценили стоимость твоего бизнеса. Никто другой не стал бы платить сверх положенного за загнивающее предприятие… – Ты же не думаешь, что я рассыплюсь в благодарностях, Минхо? Говорить с ним напрямую получается впервые. Стоит ли вернуться к диалогу о прошлом? Вопрос, на который нет ответа. Язвительный тон Минхо, вздернутые брови и острый блеск в глазах стоят того, чтобы спросить об этом прямо сейчас. Но Чанбин все еще опасается, что это зайдет слишком далеко. Что-то подсказывает, что и Минхо так просто не даст ответ. Особенно здесь, когда вокруг снуют любопытные коллеги. Минхо хмыкает, оглядывая Чанбина. Указывает рукой на лифт и говорит Рози: – Я сам проведу к Чану, можешь заниматься своими делами. Чанбин следует к служебным лифтам, прожигая взглядом гордую осанку. Минхо останавливается резко, разворачиваясь с усмешкой: – Я не слишком быстро? Хотя, если ты приехал на машине, значит, твое колено уже полностью восстановилось? – Оставь-ка эту лживую заботу. Или, – Чанбин подходит вплотную и, кажется, даже заставляет Минхо нервничать, – боишься становиться ко мне спиной? – Чанбин, ты не сделаешь мне ничего, о чем будешь жалеть, – хотя улыбка и ложится ехидным отпечатком на ярко очерченные губы, но Чанбин видит, как ноготь большого пальца упирается в указательный. Давняя привычка скрывать нервозность. Подобные мелочи и сейчас выдают с головой. Слишком хорошо Чанбин их изучил. В копилку вопросов добавляется еще один – неужели в тебе ничего не изменилось за полтора года? В лифте они едут молча. Чанбин прислоняется плечом к зеркальной стенке и разглядывает Минхо. Он немного отпустил волосы и выкрасил в сероватый оттенок. Его ногти ровно острижены, как и положено работнику офиса. Нет, таким он был и раньше – телеметрия не требовала возиться с машинным маслом и часами торчать у раскрытого капота. Но костюм на нем стал дороже, осанка ровнее и напряжённей. А лицо… Как бы научиться не моргать, чтобы не упустить в нем все совершенство. Минхо стал еще красивее, чем прежде. Заострились скулы и подбородок. Только глубокая печать усталости портила впечатление: темные круги под глазами и блеклый, ничем не заинтересованный взгляд. Чанбин никогда не видел такого безразличия, хотя их знакомство длилось чертовых четыре года. – Когда ты последний раз нормально спал? Минхо задирает подбородок, словно получая удар по лицу. Что же его так задевает? – Странно слышать подобные вопросы от человека, который регулярно напивается едва ли не больше года. – Какое тебе к черту дело, напиваюсь я или нет? Ты следишь за мной? Чанбин дергается мгновенно, хватая за руку. Дорогая ткань мнется и трещит. Минхо наклоняется практически вплотную к лицу, обдавая запахом свежего парфюма. Чанбин морщится. – Незачем следить. По тебе прекрасно видно, что за жизнь ты ведешь. Может быть, уже прекратишь драматизировать и возьмешь себя в руки?! В этот момент очень многое хочется сказать. Начать с того, благодаря кому его жизнь стала именно такой, но лифт издает предупреждающий сигнал и через мгновение раскрывает двери. – Идем, – бросает Минхо деловым тоном. – Есть несколько моментов, которые Чан хочет обсудить. Он уже ждет. К несчастью, я тоже буду присутствовать. Поэтому если хочешь набить мне морду, рискни сделать это после окончания разговора. * – Я проебался, – Хенджин заваливается в чанбинову халупу около двух ночи, перецепляется через коврик и, шатаясь, становится в трех шагах от выхода. Чанбин без слов пихает его на диван и выглядывает в сторону заправки. Пять минут назад его разбудил свист колес и шум столкновения. Чанбин поначалу подумал, либо очередной ночной клиент недоволен тем, что заправка закрыта, либо юный кретин не справился с управлением. Второй вариант оказался частично верным. Хенджин разбил всю левую сторону, фары, помял дверь. – В кого ты такой долбоеб, – поражается Чанбин, осматривая самого Хенджина на предмет повреждений. Правду говорят, пьяному все нипочем. Длинноногая туша падает на диван и слюнявит подушку, неразборчиво мыча о том, что пофиг, главное доехал. Он ведь даже испугаться не смог, толком не разобрал в чем дело. Об аварии и о том, чем могло закончиться ночное путешествие, лучше говорить утром. Развалившись вдоль дивана, Хенджин едва соображает, что плетет: – Чувак, Чжинен мне яйца отрежет. Я не могу с этими гонками. Знаешь, откуда такие деньжищи водятся? Почему там столько нулей в чеках? Потому что все… – красноречивый жест рукой охватывает всю комнату. Хенджин пытается сфокусировать глаза на собственных пальцах, пока Чанбин тарахтит аптечкой и всовывает ему в руки стакан с водой. Наутро чудовище будет выть, что башка трещит. Лучше позаботиться об этом заранее. Бросив взгляд на Хенджина, Чанбин вспоминает и упрек Минхо. Неужели со стороны сам Чанбин выглядит таким же мерзким и бессмысленно напивающимся? Но какого черта его должно волновать мнение предателя-недоумка?.. И все же. Выглядеть даже в собственных глазах законченным пьяницей отвратительно. – Что – «все»? Чанбин тащит одеяло. Поддерживать разговор с не соображающим приятелем бесполезно, но тот никак не отключится. – Все, блять. Все куплено. Моногонки отстой. Пилот ничего не решает. Техники и места определены уже. Сынмин будет молчать или разболтает судьям? – Откуда я знаю, – пожимает плечами Чанбин. – Душу-то он уже продал. Может, и будет, если попросишь. А, может, свалит до начала тестирования. Хенджин кивает с каким-то особенно задумчивым видом. Глотает воздух. Икает. Тянет ладонь ко рту, когда до Чанбина доходит: – Нехрен мне на пол блевать! Он быстро тянет побледневшего гостя в туалет и пинком наклоняет над унитазом. Громко матерясь, еще с полчаса ждет, когда Хенджин очистит желудок, умоется и наконец заснет в обнимку с подушкой. Перед сном тот бормочет совсем бредовые признания: – Заберу свои бабки и нахрен… к этому красавчику. Кот... Надо узнать у Сынмина… Пойдешь со мной, Чанбин? – Ага, спи уже! Согласиться хочется, лишь бы Хенджин уже заснул сам и дал поспать другим. С утра предстоит разбираться с чужой тачкой. Отчитывать тупицу за вождение в пьяном виде. Чанбин глотает несколько таблеток от головы. И надеется, что утром обещание забудется. На удивление, выходит наоборот: Хенджин помнит только то, что Чанбин пообещал пойти с ним на гонки, а как он доехал, разбил машину и жаловался на нечестный бизнес – ничерта. Приметив на стене старый плакат с Джанис Джоплин, Хенджин хлопает себя по лбу. Он влетает на кухню, где на сковороде шкварчит кусок залежавшегося в холодильнике бекона, и начинает напевать мелодию. Ритм кажется подозрительно знакомым, и Чанбин недоуменно подхватывает. – Что за старье ты поешь? – Кто бы говорил. Ты это старье слушаешь постоянно, когда мы сидим у тебя. Джанис, Мик Джаггер. А эта уже несколько дней не идет из головы. Разве она не твоя любимая? I know I dreamed you a sin and a lie I have my freedom but… Что там дальше? – I don't have much time. Faith has been broken, tears must be cried. Let's do some living after we die. Ты у меня ее услышал? У Хенджина выходит отвратительно подражать оригинальному звучанию. Собственный голос хоть и звучит джаггеровской скрипучей мягкостью, но все равно звонче и грубее. И холодеет все не от жуткого исполнения песни, а от того, что Чанбин боится узнать, кто включал такую музыку, кроме него самого. Хенджин мнется, разглядывая пригоревший бекон. Топчется с ноги на ногу. Пьяным он был смелее или просто без разбору нес все, что было на уме. Нетерпение шипит не хуже раскаленной сковороды. Хенджин с каким-то блаженным видом признается: – Не у тебя. Я был на днях с одним парнем. Ну ты понимаешь, что я имею в виду… – Уже представил, – рыком перебивает Чанбин, по-настоящему рисуя в воображении то, о чем несмело признается Хенджин. – Мы немного выпивали у меня дома. И когда я спросил, не хочет ли он послушать музыку, то он выбрал эту песню. Забавно, я думал, только ты торчишь от такой музыки. Завтрак проходит в неловком настроении. Чанбин тоже когда-то думал, что только он. Пока на одной из вечеринок, после удачного окончания ралли, где ему удалось занять первое место, не подошел поздравить телеметрик. У Чанбина на коленях сидело две шикарные девчонки, которые в перспективе должны были остаться с ним до утра. А этот парень протянул ладонь и сказал, что никогда не видел такого горячего пилота за рулем. И что ему понравилось работать в команде. Чанбин как сейчас помнит, что узкие плечи телеметрика обтягивала футболка с логотипом The Rolling Stones – красное на черном. Этот первый нерабочий диалог выглядел содранным из любого порнофильма. Но даже осознавая двусмысленность слов, нельзя было не удержаться: – Я могу прокатить тебя. Девчонки пошло смеялись, внезапно смущая телеметрика. И это только больше заверило Чанбина, что все идет как надо. Он был абсолютно трезв и, услышав в ответ «Но я уже собирался уходить», поднялся, оставляя вечеринку: – Значит, я отвезу тебя прямо сейчас. Как, ты говоришь, твое имя? – Минхо. Минхо обожал лиричную музыку, спорткары, животных, тишину и, спустя полгода, как он первый признался, – Чанбина. Чанбин не сомневается, что именно его встретил Хенджин. Какого черта все запутывается в такой клубок? * – Закроешь тут все? Вряд ли я успею. Уджин выпихивает дружелюбным пинком, под смех Сынмина. Тот несколько дней назад вернулся в мастерскую, на каких-то хитрых условиях договорившись с Чжиненом. Судя по тому, что они много перетирали с Уджином, его заслуга была немаленькой. Вероятно, финансово тоже. Чанбин напоминает про дубликаты ключей от офиса и мастерской и, наплевав на тянущее ощущение в колене, крутит руль. Ощущение, что впервые за два года закрываться будет Уджин, а не он. Привычный распорядок дня меняется, и вместо того, чтобы торчать под кузовом машины допоздна, открывать заправку ранним утром и наблюдать, как его коллеги приезжают на работу, уезжают вечером, Чанбин покупает себе новую футболку, чтобы пойти с Хенджином, как и обещал. Стоя в магазине, разглядывая ценники и размеры, со вздохом осознает, каким неудачником казался со стороны. Выпивка и работа – все, чем он занимался. Да, авария и потеря всех денег, собственного дела сильно ударила по жизненным принципам. Но Уджин прав: он мог заработать, сотрудничая честно. Еще год назад мог начать копить и вернуть собственный бизнес. Их договор с Чаном прописывал условия обратного выкупа, но Чанбин слишком злился, чтобы даже задумываться о том, как вернуть утраченное. – Ублюдок, – шипит он, примеряя новую одежду. – Ты ведь знал, что в договоре. Знал! Унизительно выслушивать от предателя-Минхо пожелание взять себя в руки. С их встречи прошло больше месяца, но обида проявилась поздним осознанием чужих мотивов. С Хенджином они встречаются уже около трассы. Зрители заняли места по периметру. Хенджин поначалу носится, созваниваясь с командой, отвечает на вызов Чжинена. И только когда первый пилот на Mitsubishi проносится по гравию, падает рядом прямо на траву и сообщает: – Я говорил о том, чтобы свалить из команды. Чанбин, я правда так хуево справляюсь с работой? Второй пилот поднимает приличное облако пыли, и вспышки фотоаппаратов успевают запечатлеть ключевой момент, перед тем как автомобиль заносит вбок. Через три минуты он выравнивается, но восторга у публики больше не вызывает. – Откуда я знаю. Но если у тебя по всем статьям такой провал, как со мной… – Отвали. Мудила неблагодарный. Хенджин обижается совершенно по-детски, чем забавляет и поднимает настроение. Следующий час оказывается достаточно захватывающим, и Чанбин не замечает, как увлеченно комментирует каждую проходку и стиль. Вокруг собираются еще несколько зрителей, кто-то предлагает принесенное пиво, разливает в честь знакомства, и от того, какое уважительное внимание сваливается на голову, расползается приятное чувство удовлетворения. Серая макушка мелькает среди толпы. На секунду Чанбин думает, что показалось. Но Хенджин бьет его локтем в бок и яростно шепчет на ухо: – Это он! Он! Тот парень с твоей песней! Смешно, замечает Чанбин. Хенджин провел с ним ночь, а даже имени не знает. С каких пор Минхо стал таким – бонус в бесконечную копилку незаданных вопросов. Минхо останавливается в нескольких метрах. Щурится от солнца и недовольно морщит нос, отчего становится похож на рассерженного кота. Он о чем-то говорит по телефону, бросает холодное: «Так замените ему подвеску и не заставляйте меня лично приезжать!». Разворачивается к подошедшему Чану, когда замечает их с Хенджином, сидящих поблизости. Чанбин неловко сжимает пластиковый стакан с остатками мутной жижи. На долю секунды кажется, что Минхо пугается или удивляется. Его лицо теряет привычный спокойный и надменный вид. Чанбин с досадой отставляет пиво, пока Минхо, не скрывая, оглядывает его с ног до головы. Их безмолвный диалог продолжился бы и дальше, но Хенджин подскакивает на ноги и кидается навстречу, выскальзывая из предостерегающей чанбиновой хватки. – Я искал тебя, – вместо приветствия начинает Хенджин, едва ли не кидаясь на шею своему объекту обожания и отталкивая опешившего Чана на несколько шагов. Минхо лениво проводит оценивающим взглядом и сводит брови. Уже становится жалко за предстоящий итог диалога. Чанбин не ошибается, потому что слышит шипение: – Меня? И зачем же? Попытки Хенджина пересказать их историю общения выглядят нелепо. С каждым новым словом Минхо звереет еще больше, а Чан посмеивается в кулак. Чанбин подходит в тот самый момент, когда ситуация накаляется до предела. – То есть ты хочешь сказать, что я был у тебя дома, но ты даже не знаешь мое имя? – Насмешка до ужаса обидная, а Минхо стоит с видом оскорбленной невинности. – Если предположить, что это правда, то с твоей стороны забыть его было большой ошибкой. Если же это попытка подкатить, то глупее я еще ничего не слышал. Так или иначе, как там тебя, Хенджин? У тебя нет шансов. – Брейк, ребята, – Чан со смехом становится посередине. Чанбин пожимает его протянутую руку и дергает Хенджина за плечо, чтобы тот забил на свою личную драму и тоже поздоровался. – У Минхо настроение ни к черту всю неделю, не обращайте внимание. Приятно видеть, что ты выбрался куда-то из мастерской, Чанбин. Да, уж приятно. Откуда это тупое чувство, что чужие люди следят за его жизнью больше, чем он сам? Поругаться хочется крепко, но вместо этого Чанбин выбирает другую тактику. – Я как раз хотел поговорить с тобой, Чан. О моей мастерской. В договоре есть пункт о выкупе. Мы можем его обсудить? Краем глаза Чанбин наблюдает за реакцией Минхо. Но тот продолжает писать что-то в телефоне, отвернувшись ото всех. Чан смеется: – Вполне. Приходи в офис? Мне нужно освежить в памяти наши условия, но… – Чан раскрывает руки. – С тобой я всегда готов к пересмотру. На взаимовыгодных условиях, конечно же. – Мы не можем поговорить об этом сейчас? Хотя бы в общих чертах. Минхо влезает нагло и бесцеремонно. Манит Чана и, небрежно повернувшись к Чанбину, ставит перед фактом: – Не можем. Во-первых, на это нет времени. Во-вторых, здесь не место, чтобы обсуждать дела, да и документов под рукой нет. В-третьих, – по Хенджину снова проходится подозрительный взгляд, – вы только что пили в компании с кем-то, кто не относится к твоему бизнесу. Ощущение, что Минхо специально бесит беспричинными требованиями, влезает в любой спор, который касается его лишь частично. И не сказать, что он не прав. Но его настойчивая забота бесит больше, чем вызывает одобрение. – Мы можем познакомиться, – жалостливо тянет Хенджин, с надеждой уставившись на Минхо. Случись подобное несколько лет назад, Чанбин врезал бы наглецу. А теперь остается сжимать кулаки и терпеть. Чанбин скрипит от злости зубами, он ненавидит за предательство и ревнует, несмотря ни на что. – Непременно, красавчик, – кивает Минхо. – Когда-нибудь в другой жизни и при других обстоятельствах. Чан, идем? Чанбин долго пялится в сторону уходящих. Те спускаются к трассе, сторонятся, чтобы не попасть под колеса. Минхо спотыкается на наклонной тропинке и приваливается к плечу Чана на несколько секунд. У Чанбина щемит в груди. Хенджин фыркает над ухом, дергается и скачет на месте, разобиженный всем произошедшим. Плевать на его дурацкие возмущения о том, что отшили, посмеялись, выставили кретином. Даже на бесконечные комплименты в сторону «идеального» стиля Минхо, его манеры держаться – плевать. Острые пальцы впиваются в плечо, и дьявольский шепот щекочет ухо: – Ты хочешь выкупить мастерскую? Давай заключим сделку? Я помогу тебе вернуть твой бизнес, а ты поможешь мне с Минхо? Я хочу его больше всего на свете, Чанбин!