[12 лет]
— Я не поеду, — мрачно проговорил Стон. — Вещи уже собраны, шаттл ждёт в порту, — меланхолично отозвался Спок. — Спок! Вошедший в гостиную Сарек застал идиллическую картину: теперь уже по большей части спокойный Стон едва ли не бегал кругами и возмущался, а Спок безмятежно внимал. — Приветствую, sa-mekh, — Спок адресовал отцу та’ал. — S'haile Сарек, — повторил жест Стон. — Переговоры с Землёй завершены, sa-fu. Правительство Звёздного Флота охотно примет вас. — Ну ещё бы, — Стон недовольно дёрнул ухом. — Это же люди… — Sa-telsu… — вздохнул Спок, серо-карие глаза опасно сверкнули. — Что я тебе говорил о дискриминации по расовому признаку? [sa-telsu — будущий супруг; суженный] — Не в этом дело, — махнул рукой старший вулканец. — Земляне сами не достигли почти ничего, но охотно тянут руки к чужим знаниям. — Люди — молодая раса, сын, — укоризненно проговорил Сарек. — Их век быстротечен, а разум неспокоен. Стон фыркнул, явно несогласный с такой постановкой вопроса, но спорить не решился. — Думай об этом с другой стороны, — вздохнул Спок. — С Терры ты вернёшься признанным специалистом с мировым именем. — Только поэтому я все ещё здесь, а не еду в лабораторию, — кивнул Стон, направляясь к выходу из комнаты. — Жду тебя в каре, Спок. Мира и процветания, S'haile! Проследив, как Стон завернёт за угол коридора, мальчик тряхнул головой и пристально посмотрел на отца: — Ты беспокоишься. — Это так очевидно? — Для меня — да, sa-mekh, — Спок подошел вплотную к мужчине, и Сарек, поняв без слов, опустился на пол подле него, позволяя маленьким ручкам обнять себя. — Беспричинное беспокойство нелогично. — Я знаю, — отозвался мужчина, осторожно пробегая рукой по длинным черным волосам. — Мы вернёмся через четыре месяца. — Знаю. Волна тепла поднялась изнутри и окутала Сарека. — На твоем месте sa-mekh, я бы беспокоился о другом. — Вот как? О чём же, сын мой? — О том, что второй твой сын дикий до неприличия, и ещё ни разу не видел людей нигде, кроме как на экране падда. — Да, — Сарек прикрыл глаза, и Спок фыркнул, почувствовав ехидство отца. — Но ты же не отступишь перед такой незначительной трудностью? — Мне предстоит новый увлекательный эксперимент, отец, — серьёзно кивнул мальчик. — Стон будет сопротивляться. — Пусть попробует. Сарек заранее посочувствовал старшему сыну. Зная энтузиазм и упрямство младшего… Ох, найдёт коса на камень…````````````
В приёмном покое Центральной Больницы Сан-Франциско было неспокойно. Начинающий молодой специалист (всего-то 24 года) Леонард МакКой, которого «благодарные» коллеги назначили негласно «опекать» новоприбывшего сотрудника, негодовал. Мало того, что новичок был вулканцем, так ещё и с успехом прикидывался зелёным остроухим айсбергом, цедил слова сквозь брезгливо поджатые губы и всем своим видом выражал презрение к окружавшим его живым существам. Окинув по прибытии Леонарда отсутствующим взглядом, целитель С’чн Т’гай Стон поинтересовался, где его рабочее место, и, коротко кивнув в ответ на полученную информацию, удалился, задрав нос. — Ой, можно подумать. Я врач, а не нянька! — разошелся Леонард. — Что он вообще себе думает, этот напыщенный гоблин… — Я приношу вам свои извинения за поведение моего tomasu. МакКой опустил голову. Снизу вверх на него печальными карими с серым ободком глазами смотрел маленький вулканец с косой до плеч. Леонард зажмурился и потряс головой. Это как это так? Разве не все остроухие носят одинаковые стрижки? И, нет… Не то… Что в приёмном покое Центральной Больницы Сан-Франциско делает вулканский ребёнок? — Ты потерялся? — неуверенно поинтересовался МакКой, и странный вулканец отрицательно покачал головой. — Что за «томасу» такое? — Родич. Мой… родич Стон немного диковат, — пояснил ребёнок. — Ещё раз приношу вам извинения. Он исправится, обещаю. — «Диковат» — это не то слово, пацан, — мрачно отозвался Леонард, настороженно наблюдая за странным вулканским ребёнком. — Он как с луны свалился. Ходит с такой зверской рожей, что зуб даю, у меня будет завал. Все пациенты от него побегут ко мне. Мальчик вздохнул и покачал головой: — Действительно, непорядок. Мы над этим поработаем. — Мы? — Леонард фыркнул. — Он что, тебя слушать будет? — Не будет — заставим, — вулканец тряхнул черной косой и вдруг хищно улыбнулся. — Не умеет — научим. Собственно, именно для этого я здесь: проследить, чтобы Стон не наделал глупостей. Живите и процветайте, доктор МакКой. Коротко поклонившись, маленький вулканец неспешно направился вниз по коридору. МакКой в шоке потряс головой — Надо же, а бывают и среди остроухих адекватные ребята, — пробурчал себе под нос простой сельский доктор, скрываясь в кабинете. — Только кто ж знал, что это дети.````````````
Через неделю в приёмном покое начался цирк. Неладное Леонард заподозрил, когда к нему вошел какой-то нервный мужчина и поинтересовался, насколько нормален доктор С’чн Т’гай Стон. Не «заносчивый», не «сноб» или «расист», а… «нормален». Не поняв юмора (он вулканец, уважаемый! Они не сходят с ума), МакКой выглянул в коридор. На двери кабинета остроухого на табло вместо графика записи красовалось: «Нам клизма думать и жить помогает!». Моргнув, Леонард хмыкнул. Рядом нерешительно переминалась с ноги на ногу какая-то дородная мадам. — Как-то странно он решил социализироваться, — пробормотал МакКой, огибая даму и протискиваясь в кабинет. — Я могу вам чем-то помочь? — чёртов отмороженный вулканец не мигая уставился на него. — Да, коллега, — кивнул Леонард. — Не поясните, что это за лозунг красуется у входа? — Не думаю, что понимаю… — Да что тут понимать, — отозвался МакКой. — Взгляните сами. Поднявшись из-за стола, Стон с непроницаемым лицом последовал за мужчиной и, выглянув наружу, замер, впившись взглядом в табло. — Эй, остроухий! — когда пошла вторая минута, Леонард невежливо ткнул вулканца в плечо. — Ты что, завис? — Переваривает, — отозвались откуда-то снизу… Ну да, тот самый мальчишка. С’чн Т’гай резко развернулся и немигающе уставился на него: — Ты! — возмущённо (ого! У этой глыбы льда есть эмоции?!) прошипел он. — Это твоих рук дело! — Моих? — отозвался маленький вулканец, попятившись. — Ну что ты! Разве я мог так поступить с тобой, tomasu? [tomasu — родич, сородич] — Да! — глухо рыкнув (!), Стон шагнул вперёд, но мальчишка резво нырнул куда-то вбок, подмигнул Леонарду, чем ввёл того в состояние близкое к ступору, и был таков. Доктор С’чн Т’гай остался посреди коридора, светя позеленевшими кончиками ушей. Один на один с толпой. — Вам бы к техникам, коллега, — наконец нарушил молчание, пришедший в себя МакКой. — Или вы согласны с написанным? Стон заторможено кивнул и, как сомнамбула, отправился в сторону лифтов, спиной ощущая любопытно-заинтересованные взгляды людей. Прибывшим техникам пришлось знатно потрудиться: неизвестный хакер использовал какой-то хитрый код, но с горем пополам надпись удалось убрать, и над дверью снова высветились часы и очерёдность приёма. С’чн Т’гай с видом оскорблённой невинности опять воцарился в своём кабинете под клятвенные заверения, что такого больше не повторится: файерволы будут надёжно защищены. Ага, как же! Держи карман шире! С этого дня подобные «диверсии» стали рутиной приёмного покоя. Каждое утро, стоило вулканцу войти в двери кабинета, проклятый график сменялся каким-нибудь перлом. Под смех очередного пациента доктор Стон зеленел, хмурился и снова шёл за техниками, которые возвращали информационное табло на место. Фразочки типа «Здоровых нет! Есть необследованные», «Врачи делятся на три категории: врач «от бога», врач «ну с богом» и врач «не дай бог». Угадайте, кто я?», «Хирург он как сапёр. Ошибается только один раз!» вереницей сменяли друг друга (Некоторые из них Леонард себе даже выписал). И всякий раз неподалёку мелькал вулканский мальчишка с косой до плеч. Народ, убедившийся, что диковинный целитель не был отмороженной сволочью, повалил валом. МакКой только головой качал, глядя на бесящегося коллегу, которому теперь некоторые пациенты ходили как на выпуск свежего любимого телешоу. Вулканец стриг ушами, зеленел, хмурился, но работу делал, и делал качественно, а табло… Ну, что табло… В конце концов, даже забавно. Ещё один забавный случай произошел на конференции, посвященной неврологии и расстройствам головного мозга, где Леонард обнаружил, что сидит аккурат рядом с вулканским коллегой и его маленьким родственником, который, видимо, и тут вознамерился не оставлять взрывного сородича без присмотра. Наблюдать за вулканцами оказалось намного интереснее, чем слушать докладчиков, которые, как на взгляд Леонарда, не то, что плавали в своих темах, а вовсе в них не разбирались. Поморщившись от очередного словесного пируэта коновала с трибуны, МакКой отчётливо уловил скрежет зубов с соседнего кресла. Целитель Стон бледнел, зеленел, стриг ушами; руки вцепились в подлокотники. Но, вот что удивительно, вулканец молчал. А ведь в отделении из него так и сыпались едкие комментарии относительно умственных способностей лаборантов, медсестёр, коллег и прочего персонала. Леонард тихонько постучал ногтем по деревянной ручке. Остроухие как по команде обернулись к нему. Беспардонно ткнув в неожиданно насупившегося целителя пальцем, мужчина вопросительно уставился на мальчика, качнув головой в сторону трибуны. Поняв смысл пантомимы, ребёнок округлил глаза и уголки губ тронула улыбка. Зашуршав складками одежд, он протянул Леонарду какую-то яркую упаковку. Мужчина моргнул и ехидно оскалился. На ярко-розовой обёртке значилось: «Q-FruitShock — суперклейкая тянучка». Знал он эту пакость. Как-то раз купил такое дочери, так та потом тоже несколько часов молчала, пока конфета, намертво склеившая челюсть, не рассосалась. Теперь хотя бы было понятно, почему остроухий молча выслушивал весь бред, который несли с трибун. Вот, например: — …Нами подтверждено, что терапия имеет внутреннее и внешнее применение. Таким образом, лечение психических расстройств при помощи урины собственной или детской… Леонард скривился. Да кто вообще пустил сюда этого полоумного шарлатана?! Со стороны С’чн Т’гай раздалось глухое рычание. Старший вулканец резко поднялся и, демонстративно облизнувшись, ощерился. — Действие ириски закончилось, — печально проговорил мальчик, глядя на то, как целитель Стон с решительным видом продвигается к трибуне. «Кажется, — развеселился МакКой, — Остроухий коллега сейчас проведёт для присутствующих мастер-класс по излечению психических отклонений посредством наложения рук».````````````
Руки Леонарда по локоть были в крови. Он отчаянно бился над черепно-мозговой травмой келлианца, но… проклятье! Он врач, а не волшебник! Келлианец выдал острую аллергическую реакцию на наркоз и пошло-поехало. Чтобы вскрыть трёклятому гуманоиду черепушку, нужен был наркоз, который убьет его быстрее осколка кости, засевшего в сером веществе. Замкнутый круг. Леонард отчаянно ругался, медперсонал бегал с ампулами, пытаясь в срочном порядке смешать хоть какой-то аналог, и не успевал. Трикодеры взвыли, сигнализируя о том, что вот-вот встанет сердце. — Прошу прощения, могу я узнать, что происходит? — раздалось из-за спины. Леонард обернулся и мрачно воззрился на доктора Стона, которого не пойми как пропустили в операционную. — Тахикардия, — коротко выдал МакКой, — непереносимость наркоза при общей черепно-мозговой. Кровоизлияние. Пытаемся удержать и смешать хоть что-то. Не вытащим… Вулканец покосился на приборы, флегматично оглядел полутруп на столе и ко всеобщему удивлению произнёс: — Позвольте-ка лучше мне, коллега. Не дожидаясь ответа, С’чн Т’гай обогнул одного из медбратьев и, сняв кипенно-белые перчатки, с которыми никогда не расставался, обхватил руками ладонь келлианца. — Разум к разуму, — проговорил вулканец и, глубоко вздохнув, закрыл глаза, замер. Через несколько секунд истеричный вой аппаратуры пошел на спад. Пульс келлианца выровнялся. — Оперируйте, коллега, — отстранено произнёс вулканец, не открывая глаз. — Опе… Да ты ума лишился, остроухий! — возмутился Леонард. — Шок снят. Не беспокойтесь. Боль — не более чем импульс мозга нервной системы. Я держу его разум. Действуйте. Несколько секунд Леонард напряженно смотрел попеременно то на вулканца, то на приборы, потом устало махнул рукой: — Если нас посадят, то в соседние камеры, гоблин! Приступаем. К его удивлению, операция прошла как по маслу. Пациент ни дёрнулся, ни пикнул, словно и впрямь находился в глубокой отключке. Более того, остроухий ухитрился вмешаться в процесс и точнее трикодера указать на несколько мелких осколков, засевших в мозговой ткани. К концу операции персонал, равно как и сам МакКой, готовы были готовы носить вулканского целителя на руках. Через сутки пришедший в себя и выживший вопреки всем прогнозам келлианец пронёс новость в народные массы, и люд повалил валом. Неожиданно для себя Леонард довольно неплохо сработался с остроухим. К концу месяца они уже понимали друг друга даже не с полуслова, с полувзгляда. К ним в госпиталь везли самые сложные, запущенные и безнадёжные случаи. Работая в связке, вулканский целитель и человеческий медик выдавали сто из ста, что не могло не заинтересовать прессу. Газеты и телевидение пели им дифирамбы, вознося до небес и так до безобразия раздутое (на взгляд Леонарда) эго С’чн Т’гай Стона, не забывая, впрочем, уделять внимание и ему. На фоне этого Леонард как-то пропустил приближение надвигающейся беды.````````````
МакКой мрачно взирал на очередную повестку в суд. На волне его успеха бывшая жена решила напомнить о себе и твёрдо вознамерилась сделать его самым несчастным мужчиной на свете (как она пообещала ему, когда бракоразводный процесс завершился). Как он не уговаривал, Джослин не желала униматься и явно вознамерилась отобрать у него помимо оставшихся грошей ещё и дочь. Вот чего ей спрашивается, не хватало? Он отдал бывшей жене их совместно купленный дом, каждый месяц отсылал большую часть зарплаты, с условием, что она позволит хоть раз в неделю видеться с Джоанной. Но, видимо, Джос не хотела размениваться на мелочи и собралась окончательно лишить его родительских прав. В суд Леонард шел как на казнь. Ничего хорошего мужчина не ожидал, увы. Ему доподлинно было известно, что Джослин спала с прокурором еще когда состояла в браке с ним. Шон Саммерс влачился за его женой уже не первый год, и теперь, когда Леонард ушел с дороги, мужчина почуял зелёный свет, распушил пёрышки и из кожи вон готов был выпрыгнуть. А ему, Леонарду, теперь расхлёбывать; воистину, женщины страшны в своём гневе. И месть их ужасна, даже если предлог надуман. Особенно, если предлог надуман. Так что, нацепив более-менее цивильный костюм, МакКой позвонил адвокату и потащился в зал под пытливые очи присяжных. Заседание проходило плохо. Старик судья Роберт Томпсон был акулой юриспруденции и не принимал на веру вообще ничего. Его интересовали только факты, а Адамс Брайс, адвокат Леонарда метался, краснел, бледнел, виновато косил на МакКоя и постепенно сливал процесс. Джослин победно сверкала глазами с места истца и обвиняла Леонарда во всех смертных грехах. Саммерс разливался соловьём, вещая о его играх в карты с друзьями по выходным, чему Джослин лично была свидетелем не раз и не два. Присяжные мрачно переглядывались, явно отдавая свои симпатии заплаканной женщине — матери-одиночке. Внезапно в зал вбежал растрёпанный пристав, чуть ни на первом варпе, рванул к судье Томпсону и что-то зашептал тому на ухо. Старичок моргнул, нахмурился и вперил тяжёлый взгляд в канцелярскую крысу Брайса: — Мистер Адамс Брайс! — проскрипел старик. — Да-да, Ваша честь? — нервно сглотнул адвокат. — Поднимитесь и покиньте трибуну. — Н-но… П-позвольте! Почему? — Брайс пошел пятнами. — Вы уволены. У подсудимого новый защитник, — пожал плечами судья. — Что? — возмутилась Джослин. — Мы можем узнать, кто именно? — перефразировал Саммерс. Дверь как по заказу распахнулась. Все присутствующие в зале обернулись. В дверях застыл… МакКой не удержался и протёр глаза … нет, не померещилось. Вулканец. Мягко ступая, остроухий в традиционном одеянии прошествовал вперёд и, подойдя к судье, изобразил какой-то жест, видимо, должный означать приветствие. — Уважаемые Присяжные, Ваша Честь, мое имя Шиван Ши’Ал, полномочный юрисконсульт t’khasi на Терре. С этого момента я буду представлять мистера МакКоя перед вами. — Это незаконно! — взвилась Джослин. — Вулканцы не могут вот так просто прийти в суд защищать человека! — Отрицательно, — покачал головой вулканец. — В законодательстве Терры не прописано к какой именно расе должен принадлежать адвокат, прокурор или судья. Процесс должен вестись в соответствии с буквой и словом закона планеты и страны, где слушается дело. — В самом деле, — кивнул Саммерс. — Мы ни в коем случае не оспариваем ваше право, мистер Ши’Ал. Но в том же законодательстве также прописано, что судебный защитник не может быть снят с должности и заменён в середине слушания без уважительной причины. Вулканец кивнул. — Верно. Таковая имеется. — Поясните. — Взяточничество, — отозвался остроухий. — Доказательства? — скрипнул Томпсон. — В полном объёме, Ваша Честь, — Ши’Ал запустил руку в рукав робы и, выудив флешку, выложил на стол перед судьёй. — Здесь представлены данные и выписки банковских операций мистера Брайса. В их числе перевод на крупную сумму от истицы. Присяжные переглянулись. Адамс позеленел. — Это б-было погашением долга! — выдал этот убогий; вулканец смерил его уничижительным взглядом. — М-мы с истицей давние друзья! — В таком случае, к озвученной причине вашего отстранения я могу добавить ещё и профессиональную непригодность, поскольку личная заинтересованность запрещена. Это приводит к предвзятости, — на этих словах Ши’Ал демонстративно покосился на Саммерса. Проследив его взгляд, присяжные зашушукались. Джослин побледнела. Прокурор покраснел: — Это голословное обвинение! — Какое обвинение? — невозмутимо поинтересовался остроухий, и вокруг раздались смешки. — Тишина в зале! — возмутился Томпсон, от души саданув молотком по столу. — Мистер Ши’Ал, мы приняли во внимание ваши доводы и приняли решение удовлетворить ваши требования. Вы готовы приступить к выполнению обязанностей? Остроухий степенно кивнул: — Несомненно, Ваша Честь. — В таком случае, объявляется пятнадцатиминутный перерыв! Суд и присяжные ознакомятся с новыми материалами дела и вернутся в зал суда для продолжения слушания, — возвестил судья. — Пристав, выведите мистера Брайса из зала. Ему будет предъявлено обвинение. Снова стукнул молоток, толпа загудела. Понурого Адамса едва ли не взашей вытолкали прочь. Саммерс рванул к Джослин, и та, отчаянно жестикулируя, стала ему что-то доказывать. Покосившись на сладкую парочку, Леонард поднялся навстречу прошествовавшему сквозь зал, как волнорез, Ши’Алу. — Я… — кашлянул мужчина, — не вполне понимаю, как такое возможно, чтобы вулканский юрист притащился в зал суда разбирать дело о лишении родительских прав. — Есть те, кому не безразлична ваша судьба, мистер МакКой, — отозвался вулканец. — Когда меня попросили помочь с вашей проблемой, я не нашел причин отказать. — …это… мой коллега? — настороженно поинтересовался Леонард. Ши’Ал кивнул. — Вы верно поняли. Ваш коллега поднял этот вопрос, и Oveh С’чн Т’гай велел мне появиться здесь. — Э-э-э-э… кто? — Oveh — достойный представитель, — пояснил вулканец. — Случаи присвоения этого титула очень редки. Им награждали за всю историю нашего народа лишь пять раз. Дважды посмертно. Каждый из именованных был поистине выдающейся личностью, оказавшей неоценимую услугу нашему обществу. Когда oveh высказывает пожелание, отказывать не принято. Леонард удивлённо покачал головой, но решил, что, пожалуй, подумает о странных традициях остроухих потом. — К тому же, — продолжил вулканец, — это не займёт много времени. — Не займёт? — Ни в малейшей степени. Мисс Картер совершила ряд крупных ошибок. Осталось только указать на них почтенным слушателям. — Угу, — скуксился Леонард; Брайс когда-то тоже начал с этого. — Доверьтесь мне, мистер МакКой. Нам хорош известен судья Томсон. Некоторым моим коллегам довелось с ним работать. Пожилой джентльмен ненавидит измены. А бывшая миссис МакКой вспыльчива и не сдержана. — А вы откуда знаете о том, что Джос ходила налево?! — Поговорил с вашими соседями. Удивительно, сколь охотно люди делятся новостями за чашкой кофе или чая о тех, к кому испытывают антипатию, — отмахнулся Шиван Ши’Ал. — Кроме того, мистер МакКой, я бы на вашем месте задумался о другом. — О чём? — буркнул Леонард. — У oveh есть для вас предложение. — А? — Oveh предлагает вам сменить место жительства и поселиться на звёздной станции Сигма вместе с дочерью, которой будет предоставлено бесплатное образование. Вам, в свою очередь, предлагается возглавить центральный госпиталь Сигмы. — Это за что же такие плюшки? — ошарашенно выдал мужчина под снисходительным взглядом остроухого. — Туда устроиться работать… Там же жесточайший отбор! — Поскольку проект Сигма еще молодой и находится в процессе развития, oveh остро нуждается в хороших специалистах. Oveh видел вас в деле и остался доволен. — А, ну да. Вот так просто. — Да, — кивнул вулканец. — Зачем усложнять то, что можно решить в считанные секунды? — Действительно, зачем… — пробормотал МакКой. Вернулся судья, присяжные расселись по местам. Ши’Ал, после кратких протокольных объявлений, взял слово, и Леонарду показалось, что на его глазах долбаный остроухий творит, мать его, магию. — Девочке будет лучше в полной семье, чем с отцом, который днями напролёт пропадает на работе! — с пеной у рта доказывал Саммерс; Джослин показательно рыдала. — Да, вы правы. Лучше остаться с матерью, которая ещё в браке не стеснялась беспардонно изменять мужу на глазах у ребёнка, — ровно отозвался вулканец, к полному изумлению присутствующих. — Как же мораль института семьи? — Не смейте обвинять меня в том, что мой муж бесчувственный чурбан! — возмутилась Джослин. — Я же тоже живая! Мне хотелось тепла, а Леонарда всё время не было дома! Да Джоанна уже начала забывать, как выглядит отец, её отец! — Работа мужа не может являться поводом внушать ребёнку, что её отец посторонний мужчина, — проговорил Ши’Ал. — Правильно ли я понял, что на момент расторжения брака и первого процесса истица уже состояла в любовной связи с другим мужчиной? — нахмурился судья Томпсон. — Ответчику, если не ошибаюсь, были вменены как раз такие обвинения. — Да, Ваша честь. Записи камер с автостоянки и показания свидетелей о поведении истицы прошу присовокупить к делу, — кивнул Ши’Ал, вручая судебному приставу ещё одну флешку. — Принято, — кивнул судья. — Протестую! Мы рассматриваем здесь дело о несостоятельности мистера Леонарда МакКоя как отца, а не личную жизнь истицы. — В браке не может быть только одной ответственной стороны. — Завести любовника в браке — это не преступление. Это всего лишь значит, что моей клиентке не хватало тепла. И я, как человек, могу её понять! — Нет, — отрезал вулканец. — Это значит, что человеческий вид подвержен полигамии. Но она не узаконена. — Протестую! Мистер Ши’Ал насмехается над самим институтом брака! — зашипел Саммерс. — Я делаю вывод из приведённых фактов. — Это лицемерие! — Нет, это логика, — припечатал Ши’Ал. — В чем смысл брачных клятв, если они не соблюдаются обоюдно? — Господа! К делу, — проскрипел старичок. — Разумеется, Ваша Честь, — степенно кивнул вулканец. — С вашего позволения, я продолжу свою мысль. Исходя из показаний и доказательств, истица практически была замужем за двумя мужчинами. С одной стороны, все присутствующие женщины, несомненно, оценят практичность этого шага. Вокруг раздались смешки. — И в современном мире это кажется справедливым. Но закон против полигамии тоже практичен, — проговорил Ши’Ал. — Если вы женщина, вы красивы и молоды, у вас щедрая душа, так почему бы не выйти замуж за безнадёжно больных из приюта, чтобы подарить им немного тепла? Или, если бы миллиардер мог жениться на тысяче женщин и объявить их иждивенками, чтобы уклониться от уплаты налогов, разве он отказался бы? Шиван Ши’Ал плавно шествовал по залу, приковывая взгляды. В отличии от Саммерса, вулканец не истерил. И не брызгал слюной. И уж точно чёткую и уверенную речь было не сравнить с маловразумительным блеянием Брайса. — Закон против полигамии морален и практичен. И в данном случае закон гласит, что брак — это союз двух разумных. Истица нарушила этот закон. А ведь он служит единственным щитом для таких людей, как мой клиент. Для таких, которые просто искренне любят свою половину. Ведь именно это и делал Леонард для мисс Картер. Мистеру МакКою было наплевать, сколько на мисс Картер косметики, наплевать, что она носит слишком узкие платья. Он не критиковал её. Не требовал, чтобы она нашла работу, не спрашивал, сколько она тратит, от него никогда не пахло чужими духами. Леонард МакКой просто был рядом. Взамен его жена подарила ему дочь. И теперь этот дар истица решила отнять вместе с частью совместно нажитого имущества. — Вы утрируете и выворачиваете факты! — бесился адвокат Джослин. — Это возмутительно! В этом нет смысла! — В самом деле. Ваша честь, Господа Присяжные, должен признать, что когда мне на стол легли бумаги по этому делу, я тоже посчитал его совершенно нелогичным. Пара рассталась. Машину и телевизор они поделили, но почему-то они так и не решили, что делать с ребёнком. Потому что, в отличии от машин и телевизоров, дети — не просто собственность. Это маленький человек, который живёт и дышит. Который любит нас безо всяких условий. И это в нашем жестоком мире. Неужели мы не можем желать детям такой же любви и тепла в ответ? Неужели вы не желаете Джоанне МакКой добра? Присяжные переглядывались, одобрительно кивая. — Что за вздор! — Джослин! — рыкнул Саммерс, стараясь пресечь выкрики, но поздно. Леонард вздохнул; Джослин понесло, и останавливаться она не намеревалась. МакКой мог поклясться, что проклятый остроухий удовлетворённо улыбнулся. — Я люблю свою дочь! — женщина подскочила и гневно уставилась на Ши’Ала. — Как вы можете! — Несомненно, вы её любите, — кивнул вулканец. — Именно потому вам отчаянно не хватает на неё времени. — Что? — Зато вам хватает времени пройтись по маникюрным салонам и бутикам днём, клубам и барам вечером, — припечатал Ши’Ал, и зал охнул. — Но… — Джослин замялась и побледнела. — Я просто веду активную социальную жизнь. Это не запрещено законом. — Нет, если ребёнок остаётся под присмотром. — Но Джо уже вполне может посидеть дома одна, — неуверенно продолжила женщина, поёжившись под направленными на неё взглядами присутствующих. — Нет, не может, — склонил голову вулканец. — Джоанне МакКой 7 лет. В постановлении комиссии о защите прав ребёнка сказано: дети до 13 лет в опасных местах должны находиться под присмотром взрослых. — Дома безопасно! — И вы, уходя, убираете все колющие и режущие предметы? Обесточиваете помещение? Прячете аптечку под замок? — Джо бы никогда не… — Так да или нет, мисс Картер? — холодно повторил вопрос вулканец. — …Нет? — Джослин умоляюще посмотрела на Ши’Ала и перевела взгляд на присяжных. Увидев неприязнь и непонимание на лицах тех, кто ещё тридцать минут назад сочувствовал ей, женщина окончательно растеряла свой запал. — Я… Джоанна… Она зрелый ребёнок… — Дети любопытны, — Ши’Ал развернулся к судье, сложив руки на груди. — От случайностей не застрахован даже взрослый. Не говоря уже о девочке 7 лет. И потому у меня вопрос к уважаемым Присяжным. У многих из вас есть дети. Кому вы доверите своего ребёнка? Матери, которая пусть и обеспечена, но не работает и проводит с любовником в клубах больше времени, чем дома, или отцу, который занят полезным делом и, кроме того, имеет возможность оставить ребёнка на попечение специально обученных сотрудников и тьюторов в детской комнате при клинике? Присяжные загудели. — Ответьте, Господа Присяжные. Нет, не мне, себе. Где вашему сыну или дочери будет безопаснее? И как мы будем смотреть себе в глаза, если разлучим отца с тем единственным даром, который у него остался в память о любви, если с ребёнком потом что-то случится? И, наконец, как отразится на девочке, на её моральном облике такой пример, подаваемый матерью? Как мы будем оправдываться перед нашими детьми, когда наши внуки, такие же невинные дети, как Джоанна МакКой, пойдут отдавать свое тело направо и налево в полной уверенности, что поступают верно, просто потому, что мы с вами это допустили? На этом у меня всё, Ваша честь. — Ваша Честь… — заикнулся было Саммерс, но Томпсон стукнул молотком по столу: — Довольно! Суд удаляется для принятия решения! Присяжные гуськом потянулись из зала. Ши’Ал ободряюще кивнул Леонарду и потянулись минуты ожидания. Наконец, Томпсон и Ко вернулись. Пристав объявил вердикт: — Суд ещё ознакомился с материалами дела и, приняв во внимание новые факты, вынес вердикт. Решение по делу о лишении родительских прав «Картер против МакКоя»: Джоанна МакКой остаётся под опекой отца. Леонард стоял как громом пораженный. Он просто поверить не мог, что так отвратительно начавшийся день может закончиться настолько прекрасно. На достигнутом вулканец не остановился, лично сопроводив МакКоя забрать Джоанну, опасаясь неожиданностей. Джослин не разочаровала и попыталась закатить скандал. Джо спряталась за спину приготовившегося ловить дурную супругу Леонарда, но не потребовалось. Женщина мешком рухнула на пол, а Шиван Ши’ал, философски пожав плечами, спрятал руки в рукава робы, пояснив, что от вулканского нервного захвата ещё никто не умирал, а мисс Картер пугала ребёнка. Вечером, уложив Джо, Леонард решил, что всё-таки в жизни иногда нужно что-то менять. Днём позже всё тот же невозмутимый Шиван Ши’ал помогал МакКою выправить документы для перевода на станцию Сигма по завершении рабочего года.````````````
Стон, недовольно притоптывая, ждал Спока на ступенях. Младший С’чн Т’гай, по его мнению, завёл себе дурную привычку сутками пропадать в человеческом городе. И Стона совершенно не заботило, что из них двоих Спок-то как раз более подготовлен к «выходам в свет». Сияющий хромированный кар затормозил у здания Вулканского посольства. Выбравшийся с пассажирского сидения мальчик невозмутимо обогнул пышущего недовольством Стона. — Где ты был? — недовольно поинтересовался старший вулканец, следуя за мальчиком внутрь здания. — Сегодня выступает группа, с которой я знаком с 6 лет, — в никуда произнёс Спок. — Писал несколько раз для них тексты, и музыку от скрипичной партии. — Группа? — Стон поджал губы. — Пусть группа. Но это не повод, чтобы… — Я написал им. Мы договорились встретиться, но… Тон, которым это было сказано, мгновенно отрезвил юношу. Он впервые видел невозмутимого sa-telsu таким… растерянным? Подойдя ближе, Стон осторожно тронул плечо мальчика: [sa-telsu — будущий супруг; суженный] — Не поделишься? — Вулканцы не зря ввели возрастной ценз на общение с короткоживущими, Стон, — отозвался Спок. — О чём ты? — не понял Стон. — Отношения с людьми не приветствуются для вулканцев младше 100. Это закон. Мне меньше ста. Сильно меньше. Старший вулканец нахмурился. Неужели Консул не рассказывал сыну? Видимо нет. — Это не правило, sa-telsu, скорее инстинкт родителей, — осторожно проговорил Стон. — Век терранцев краток, мы в сравнении с ними почти вечны. Дети до 100 очень эмоциональны. А ещё тебе ли не знать, что все t’khasi по натуре собственники. Особенно те, кого растили в клане, с полным осознанием того, кто они есть. Узы привязанности у детей образуются спонтанно, и утрата их… не слишком благотворно сказывается на психике. Бывало, что молодые t’khasi сходили с ума и начинали искать смерти, чтоб вернуть тех, к кому привязались. Поэтому контакты молодежи с людьми происходят строго под надзором старших. — Стон? — Спок, казалось, уже всё понял, но никак не мог уложить в голове. — Когда выступление? — поинтересовался старший вулканец. — Сегодня. В восемь, — отозвался Спок. — В «Night City Hall». Развернувшись, Стон глянул на часы. — Семь тридцать, — констатировал он. — Если поторопишься, то опоздаешь не на много. — Не думаю, что это хорошая идея, — нахмурился Спок. — Не думаю, что ты струсишь, — в тон отозвался Стон. Узы между ними резко натянулись, надсадно зазвенели, выражая крайнюю степень недовольства. — Пойми, у тебя другой случай, Спок, — проговорил Стон и умолк, стараясь подобрать правильную формулировку. — Ты сам наполовину человек, пусть и следующий kahr-y-tan. И, как любой человек, ты слишком сильно любишь жизнь, а суть kholinari не позволит совершать, в случае чего, необдуманные поступки. Спок моргнул, глянул на часы и сорвался с места, скрываясь в комнате. За дверью что-то загрохотало. «Sa-telsu?» — осторожно потянул за ниточку связи Стон. «Я ничего не успеваю!» — пришел ответ.````````````
Солист «Sable Qama» Маркус Уэйк пребывал в небывало-хорошем настроении. Сегодня. Сегодня их, его и ребят, ждал невероятно хороший день. Сегодня они встретятся с пятым членом их музыкального коллектива. Принц Полукровка неожиданно решил присоединиться к ним, ответив на постоянные призывы. Под вечер, когда они как обычно репетировали, пиликнул падд, сигнализируя о том, что в ящик упало письмо. Этот адрес знали немногие. Маркус хмыкнул, вспомнив, как услышал радостные возгласы Вейджа и Баста, которые подошли проверить, кто решил им написать. Прижившийся в группе исполнитель скрипичной партии и, временами, текстовик, писал, что окажется в Сан-Франциско как раз в день концерта. Его отношения с музыкантами складывались… странно. Первоначально просто занявший второе место победитель конкурса на лучший текст песни, который они с ребятами устроили, отчаявшись придумать хоть что-то к непокорной мелодии. Затем просто неожиданный знакомый по переписке, внезапно ставший другом. Текстовик и временами композитор… Принц Полукровка так и не сказал своего настоящего имени, не поделился подробностями о своем происхождении. Пользовался только этим почтовым адресом и ником. Сколько они его не уговаривали, Полукровка наотрез отказывался приехать увидеться вживую, порой просто переставая отвечать на сообщения, а тут… В общем, они договорились, что Принц заявится прямо на концерт и потом, незадолго до завершения, поднимется на сцену и сыграет с ними несколько композиций, аккомпанируя на скрипке в живую. В тот вечер они, наплевав на поздние часы, снова похватали инструменты. Времени было в обрез, а сделать нужно было много. Репетировали каждый день. Несмотря на то, что трудностей с музыкой и словами не появилось, времени все-таки было маловато. Ребята из кожи вон лезли, валясь с ног, но Маркусу казалось, что все это мизер. Он буквально тиранил группу, которую заставлял прогонять каждую песню по сто раз. Вейдж, Баст и Анна не роптали. Они тоже были согласны с тем, что в этот день, когда они наконец встретят их друга, все должно быть идеально. И, наконец, день Х настал. Это будет фурор, определённо, ведь никто из фанатов еще не был в курсе, что они задумали. Маркус хмыкнул. В 19.55 в Концертном зале было не протолкнуться. Огромное здание, похожее на стадион, было забито до отказа людьми в разномастной одежде. Пунктуально в 20.00 Маркус, Анна, Вейдж и Баст вышли на сцену и, подняв инструменты, начали выступление. «Sable Qama» начала свое выступление. Публика была заведена до предела. Как и задумывали, они играли сначала старые песни, постепенно переходя на новые композиции, написанные уже при участии Полукровки, прогоняя историю группы от начала до конца. Ближе к завершению вечера, неожиданно для всех, Уэйк поднял руку вверх, заставляя зал замолчать. — Вы все… — начал он после того, как воцарилась относительная тишина, — без сомнения в курсе, что «Sable Qama» активно сотрудничает с человеком, которого мы знаем под именем «Принц Полукровка». Раздались хлопки и выкрики. — Да, — подтвердил Марк. — Тот самый, кто написал для «Qama» ряд песен и неизменно присылает записи скрипичных партий. До этого дня мы не знали его лично, но недавно Принц списался с нами, изъявив желание предстать перед всеми нами во плоти! Толпа возбуждённо взревела. Декорации на сцене сменились на черно-желтые под яркий свет софитов и всеобщее внимание. — Принц полукровка, — торжественно выкрикнул в микрофон Маркус, — Добро пожаловать! Зал взорвался аплодисментами. Анна встала к синтезатору, Вейдж ударил в барабаны. Баст и Марк подхватили гитары. Чёткий, страшный, похожий на военный марш ритм заполнил зал. Народ притих. Маркус запел, следом за ним вступила Анна. Секунды проигрыша шли, но только вот сам представленный не появлялся. Зазвучала выставленная на минимум запись скрипичной партии. Не пришел. Песня закончилась, зал удручённо молчал. Люди негромко переговаривались. Вейдж и Баст оглядывали море лиц, словно еще надеялись на что-то. Вдруг, к полной неожиданности присутствующих, из колонок снова раздался звук скрипки. Только вот это уже была не запись. Играли явно где-то в зале.(Подсказонька: Abney Park — The Story That Never Starts)
— Да ладно? — выдохнул Вейдж. — Не обманул, чертяка? Анна сориентировалась быстрее остальных, подхватывая мелодию ритмичными хлопками. Следом за ней взялись за инструменты и остальные. Марк, выдохнув, начал петь. Взгляд мужчины обшаривал зал, пытаясь понять, откуда, где находится эта невозможная 1/5 их компании. Медленно толпа начала оборачиваться, постепенно расступаясь, давая дорогу. — Мать твою, это как? — негромко охнул Баст. На сцену медленно поднялся остроухий мальчишка лет тринадцати, с бровями вразлёт и чёрными волосами чуть ниже лопаток, верхняя часть которых была подхвачена в небрежный хвост. На лице не то татуировка, не то просто чёрный рисунок диковинных символов. В руках у него была белая электро-скрипка, по форме чем-то напоминавшая спиральный срез ракушки. В темноте начали загораться огни зажигалок. Сначала одна, две, а потом все больше и больше… Вскоре весь зал осветился маленькими огнями: люди приветствовали своего кумира. И после того, как стих последний аккорд, в зале несколько секунд стояла гробовая тишина, а затем публика буквально взорвалась хлопками и радостными криками. — Дамы и господа: Принц Полукровка! — весело закричала Вуд. Её слова утонули в ликующем рёве человеческого моря. Вейдж расхохотался: — Ну что, тогда напосошок и адью, господа? Анна кивнула, и Маркус с Бастом вопросительно уставились на мальчика. Тот улыбнулся и кивнул, поднимая смычок.````````````
После выступления, группа вместе с гостем засела в гримёрке, вооружившись пивом и газировкой. — Да ну брось! Вот не думала, что дети, прости Марк, способны писать такую музыку и тексты! — веселилась Анна. — Да иди ты! — фыркнул Маркус. — Угу, — согласился Баст. — Слушай… Нет, ну кто бы мог подумать, что… — Что ты совсем ещё пацан! — закончил фразу Вейдж. — Вейдж, балбес! — Анна отвесила ему несильный подзатыльник. — Мы ж такими же начинали. — Так ты поэтому не появлялся? Остроконечное ушко дёрнулось. — Поэтому? — переспросил мальчик. — Ну… ты ж ромуланец! А по законам Федерации вашего брата вроде как сразу арестовывают, да? — Да, — согласно кивнул Полукровка. — И именно по этой причине мы предпочитаем, чтобы нас называли Rihannsu. Не стоит лишний раз произносить слово «ромуланец». — Учтём! — Ага. При встрече, так непременно! — А как тебя зовут-то? — не утерпел Маркус. — Что? Ну интересно же, — смутился мужчина под осуждающими взглядами остальных. — Можете звать меня Ти-Сау, — помолчав, отозвался Полукровка. — Ти-Сау? Необычное имя. — Да нет. Обычное. — пожал плечами мальчик. — Так зовут любого, кто покидает наш звёздный сектор. — Ну, так не интересно! — зафыркала Анна. — А как же настоящее имя? — А настоящее не для внешнего использования… Они говорили и не могли наговориться ещё несколько часов. Полукровка сдержано отвечал, иной раз вежливо отговариваясь. И спрашивал, спрашивал, спрашивал. Создавалось впечатление, что жил он в четырёх стенах, и вот, впервые увидел мир за их пределами. Нет, ромуланец был начитан и умён, но непосредственность, с которой были заданы некоторые вопросы, вводила в замешательство. Под самое утро, когда Ти-Сау, тепло распрощавшись, уехал, в берлогу группы «Sable Qama» заявился их агент, Салли Семмеджер. Мужчина принёс с собой ворох сплетен, пиццы и свежих новостей, попутно включая телевизор и вещая что-то о небывалом успехе. — Ой, — ахнула Анна, застыв с открытым ротиком, глядя на экран плазмы. — Бл@ — поддакнул Вейдж, и Маркус ребят вполне понимал. В камеру ведущего утренних новостей безмятежно смотрел Принц Полукровка Ти-Сау, только теперь его волосы были заплетены в тугую косу, а с лица исчезли рисунки. Он стоял в дверях шаттла подле какого-то взрослого вулканца. — Сыновья Консула С’чн Т’гай завершили свое обучение здесь, на Земле, и теперь отбывают обратно на Вулкан. За эти четыре месяца старший С’чн Т’гай… — вещал голос за кадром. — Вот же, мать его! — охнул Баст. — Это что же, получается… — Мы, что, сегодня пили с вулканским князем? — ошарашенно закончил его мысль Вейдж. — Но ребят… а почему он нам соврал? — Ну, — неожиданно Маркусу стало весело. — Технически, не соврал. Он правда Принц Полукровка, если я правильно помню историю сотрудничества Федерации и Вулкана. О свадьбе их посла и красотки-учительницы трубили все газеты! Только вопрос, мы ему скажем, что знаем? Анна отрицательно покачала кудрявой головкой: бусины на косичках мелодично звякнули. — Это будет неправильно, парни. Как по мне, так Ти-Сау сам расскажет, когда сочтёт нужным… Или не расскажет. Переглянувшись, музыканты кивнули друг другу, вырубая телевизор и переключаясь на так ничего и не заметившего Салли.