Дазай мягко разжал объятья и отошёл к столу. Он отодвинул стул, словно приглашая Гин сесть. Что Акутагава и сделала. Осаму мягко улыбнулся, щуря глаза.
— Вот и хорошо, — тихо сказал он, открывая бутылку шампанского и разливая его по бокалам. С тихим шипением прозрачно-жёлтая жидкость наполнила сначала один, а затем и второй бокал. Дазай сел напротив девушки, поставив на стол бутылку и подняв свой бокал. Гин взяла в руки свой. Осаму произнёс тост. Раздался тихий звон бокалов, в этот момент казавшийся Акутагаве оглушительным, — Дазай и Гин чокнулись. Девушка с некой неохотой глотнула алкоголя, растворив им вставший в горле ком, и взглянула на суицидника. Тот уже осушил свой бокал и, подперев подбородок рукой, водил тонким пальцем по краю сосуда. Гин прерывисто вздохнула, чтобы начать речь. Осаму с любопытством посмотрел на девушку, своими карими глазами словно прожигая её.
— Дазай, я… — ей, наверное, стоило начать издалека, объясниться, как она пришла к такому решению, но Гин не сильна в выражении чувств словами. Дазай, опустив глаза, терпеливо ждал и молчал, давая девушке право выговориться, подливая шампанского и отламывая себе кусочек твёрдого сыра. По ощущениям Гин время словно остановилось, оно не хотело сдвигаться ни на секунду вперёд. Сердце девушки стучало, казалось, во всём теле. Осаму наверняка слышал её сердцебиение, и Гин оттого становилось ещё страшнее. — Я хочу переспать с тобой.
Осаму не поднимал взгляд. Акутагава успела тысячу раз пожалеть о своих словах, когда он вдруг произнёс:
— Уверена?
— Да, — ни капли сомнения, хотя секунду назад она уже была готова сбежать, лишь бы не видеть этого человека, застывшего в полном молчании на несколько мгновений. Дазай поднимает глаза и улыбается. Гин не может прочесть в его взгляде никаких чувств. Их словно затопило шоколадом, и теперь они растворились в нём, и им не суждено добраться до Акутагавы.
Осаму, приблизившись к Гин, подхватил её на руки и вовлёк в поцелуй. Одной рукой девушка обхватила его шею, а другой придержала подбородок, отвечая на поцелуй. Какое-то непонятное неудержимое чувство счастья захлестнуло Акутагаву. Она была рада такому развитию событий. Просто Гин было чуждо вот так сидеть за романтически оформленным столом напротив молодого человека. Девушка ощущала себя неловко, ведь в таких ситуациях надо говорить. Много-много разговаривать. А сейчас… А сейчас она заменит свои слова действиями.
Дазай опустил Акутагаву на кровать, усыпанную лепестками роз, чьё благоухание било в нос Гин. Девушка, приподнявшись на локте, тихо чихнула, наблюдая за Дазаем, зажигавшим свечи. Тот, закончив с освещением, повернулся к тумбочке и, открыв нижний ящичек, достал презерватив. От вида него Гин бросило в жар. Она сама не знала, почему так реагирует на всё это. Хотя Акутагаву понять можно. Всё же это её первый раз. С мужчинами до этого момента Гин не приходилось иметь любовных отношений, ведь всё это время она маскировалась под парня.
Осаму отложил на ту же тумбочку предмет смущения Гин и, приблизившись к девушке, нежно коснулся своими губами мягких губ Акутагавы. Она разорвала поцелуй и, вдохнув, тут же потянулась за новым, одновременно снимая с Дазая рубашку. Смущение куда-то улетучилось, поэтому, когда оголилось плечо суицидника, Гин позволила себе легонько укусить его и тут же поцеловать красноватый след на коже. Осаму зажмурился, и девушка тут же вовлекла его в новый поцелуй, окончательно снимая с суицидника рубашку. Он, не отрываясь от порозовевших губ, принялся исследовать исполосованными шрамами руками её тело сквозь платье, а нащупав застёжку, за несколько мгновений избавился от ненужного элемента одежды, оставив девушку в одних трусиках (лифчик она не носила), и, прекращая поцелуй, осторожно дотронулся бархатисто-нежной кожи. От касания Осаму по телу Гин пробежали мурашки возбуждения. Она рвано выдохнула ему в шею. Дазай навис над ней, заглядывая в серые глаза, и опрокинул её на спину, целуя ушко девушки и обдавая его горячим дыханием. Акутагава поймала его губы своими и потянулась к ремню брюк, но, коснувшись обжигающей холодом металлической пряжки, отдёрнула руки и вдруг отпрянула от суицидника. В её голове всплыло подозрение, что они делают что-то неправильно. Не растерявшись, Осаму притянул девушку к себе и, запустив руку в чёрные волосы, зашептал:
— Ч-ч-ч… Всё хорошо… Я не обижу тебя… — как будто утешает маленького ребёнка.
Гин сглотнула и опустила глаза, неловко целуя суицидника в ключицу. На нём нет бинтов. А на ней нет маски. В данный момент им нечего скрывать друг от друга. Избавившись от последней одежды, они оголили не только свои тела, но и души. Гин, всё же избегая смотреть ниже пояса суицидника, провела пальчиком по груди Дазая, а тот тихо выдохнул ей в макушку. Он дал ей время свыкнуться с новыми ощущениями, почувствовать тепло мужского тела и принять тот факт, что поворачивать вспять уже поздно, но это не так уж страшно. Осаму действительно не сделает ей ничего плохого, и в данный момент Акутагава осознала это. Девушка подняла глаза, в которых осталось лишь чуть-чуть тревоги и сомнения, которые тут же пропали совсем, когда она, обхватив шею суицидника, поцеловала его. Дазай вновь зажмурился, а потом, раскрыв хитрые карие глаза, мягко толкнул Гин на подушки и развёл ей ноги. Но переходить к главному он не спешил: сначала принялся поглаживать животик одной рукой, а другой смело сжал небольшую грудь девушки. Акутагава еле слышно охнула от неожиданности, но через несколько секунд её тело уже начало привыкать. Теперь девушка плавилась под ласковыми руками Осаму и лишь прерывисто выдыхала ему в шею. Он поцеловал пупок и вновь, только чуть сильнее, сжал грудь, заставив Гин выгнуться и приглушённо простонать. Застыдившись вырвавшегося из неё звука, Акутагава залилась смущённым румянцем и прикрыла ладонью рот. Дазай мягко убрал её руку с розовых губ, словно давая знак, что всё в порядке. Вдруг Гин ощутила руки Осаму на внутренней стороне бедёр и инстинктивно сдвинула ноги. Ни капли не смутившись, суицидник вновь развёл их и продолжил ласки, нежно целуя колено девушки. Акутагава задрожала от непривычного ей возбуждения и, приподнявшись на локте, подалась вперёд с намерением получить поцелуй. На секунду оторвавшись от своего дела, Дазай запустил одну руку ей в волосы, а другой взял девушку за подбородок и невесомо коснулся своими губами влажных губ Гин. Она, прикрыв глаза, медленно опустилась обратно на подушки, давая Осаму добро на дальнейшие действия. Тот воспользовался разрешением и, увидев, что соски девушки набухли, а на простыне рядом с промежностью Гин появился влажный след, вдруг выпустил Акутагаву, потянувшись за презервативом. Девушка невольно напряглась и зажмурилась, не желая наблюдать, как Дазай надевает средство контрацепции. Суицидник повернулся к девушке и улыбнулся, затем приблизился к ней и, пристроившись между ног девушки, нежно поцеловал её в лоб. Гин судорожно выдохнула, стараясь расслабиться, но безуспешно. Дазай вновь стал поглаживать её тело, целовать лицо и шею, мять груди, пока Акутагава наконец не обмякла в его руках. Осаму вновь поцеловал Гин в губы и, положив её руки себе на плечи и подоткнув ей под спину подушку, заставил девушку очутиться в полусидячем положении. Он приблизил член к промежности и медленно-медленно проник в Гин. Акутагава вздрогнула, вновь жмуря ставшие влажными глаза. Дазай лишь прошептал что-то ободряющее, погладив девушку по щеке. Та приоткрыла помутневшие глаза и с некой потерянностью взглянула на суицидника. Осаму мягко улыбнулся и, опустив глаза, продолжил движение. Наткнувшись на преграду в виде девственной плевы, суицидник замер, давая девушке привыкнуть и привести свои эмоции в порядок. Он погладил её по животу, коснулся губами уголка губ Акутагавы и вдруг неожиданно для Гин вошёл глубже, прорвав плеву. Острая боль пронзила низ живота девушки, слёзы брызнули из её глаз, и она вскрикнула и, толкнувшись руками в грудь суицидника, дёрнулась, порываясь вырваться, но Дазай крепко зафиксировал Гин, схватив её за плечи и вдавив в кровать, для верности припечатав нежным, но настойчивым поцелуем. Постепенно боль отступила, и девушка мягко толкнула суицидника, давая понять, что всё хорошо, и уже можно выпустить её. Осаму ослабил хватку и оторвался от нежных девичьих губ. Акутагава тихо всхлипнула и вытерла выступившие слёзы. Дазай вопросительно взглянул ей в глаза, и Гин кивнула: «Продолжай». Суицидник начал медленно двигаться взад-вперёд, постепенно увеличивая темп. Рваное дыхание Гин подстроилось под темп Осаму, а сама она, переборов в себе робость, стала подаваться навстречу движениям. Акутагава вдруг обнаружила, что ей нравится это. Она приподнялась на локте и, уставившись своими влажными глазами в глаза суицидника, с изумлением заметив, что там остатки разума светились совсем тускло — Дазай терял голову, как и сама Гин, — благодарно поцеловала его в висок. Дазай лишь прикрыл глаза и одними губами выдохнул что-то неразборчивое.
***
Гин проснулась, но не спешила открывать глаза. Вспомнив события вчерашнего вечера, она слепо пошарила рукой по второй половине кровати, но та была холодной. Гин пронзила догадка, что, возможно, ей это приснилось, и она резко распахнула глаза, подорвавшись с кровати. Стараясь удержать рвущееся из груди сердце, девушка тихим, подрагивающим от страха голосом позвала:
— Дазай?..
По комнате разливался свет от яркого утреннего солнца. Через закрытое окно с улицы не доносилось ни звука. В квартире были только тишина, спёртый воздух и Акутагава. Гин вздохнула и, свесив ноги с кровати, обнаружила, что она переодета в чистую футболку Дазая. Присмотревшись к комнате, она заметила, что постельное бельё тоже чистое, даже пахнет стиральным порошком. Это подтверждало вероятность вчерашнего вечера. Дазай бы не стал без причины переодевать Гин и менять постель. Акутагава встала и тихо, на цыпочках, словно боясь разбудить кого-то, пошла на кухню. На столе лежал довольно странный набор вещей: записка, рулон бинтов, маска и одежда Гин, флешка и… кольцо. Простенькое на первый взгляд, серебряное, а на внутренней стороне написано: «Моя». Что бы это значило? Акутагава взяла записку.
«Удачи тебе, малышка Гин! Люблю тебя! Заглядывай, если мимо будешь проезжать! : 3»
Гин улыбнулась, положила записку на стол и надела кольцо. Не на безымянный палец, разумеется! Потом Акутагава скинула футболку суицидника и, обмотав грудь бинтами, оделась. Надев маску и завязав волосы, она была окончательно готова. Сунув в карман флешку, девушка уже было хотела выбежать из квартиры, но вдруг остановилась, повернулась к записке и приписала в уголочке:
«И я тебя люблю, моя шоколадка»
Улыбнулась, довольная своим действием, и уже с лёгким сердцем покинула квартиру. Гин вышла из подъезда и побежала на место встречи с братом. Она увидела его сразу же за углом и остановилась, ожидая его реакции. Старший Акутагава был не один. Рядом с ним стоял ненавистный Гин Тачихара. Девушка, поджав губы, подошла к брату и, достав из кармана флешку, бросила её ему в руки. Акутагава кивнул и спрятал переданный ему предмет.
— Тц, Гин, что так долго? — пробурчал Тачихара. — Ну и доставил же ты нам проблем!
Девушка захотела приставить к горлу напарника нож, но не стала этого делать за неимением последнего. Тут она поняла, что всё теперь будет как обычно. Её работа, её брат, её товарищи — всё осталось прежним. Гин вернётся, и всё станет на свои места. И, как и всегда, в её жизни не будет его. Не будет Дазая. Не будет той прекрасной жизни вместе с ним. И всё, что осталось в память об этих днях, — это навязанная любовь к шоколаду и кольцо. Кольцо, которое Гин не снимет до самой смерти.
— Эй, ты что застрял? — окликнул девушку, разглядывавшую серебряное украшение на своём пальце, Тачихара. Она быстро сунула руки в карманы и ускорила шаг, обогнав рыжего мафиози и подбежав к брату. Тачихара лишь вздохнул и покачал головой, думая: «Странный этот Гин, никак не поймёшь, что там у него за тараканы в башке…»
