Яркий свет, освещающий под слоем тонкого стекла, украшенного лианами маленьких искусственных растений, лакированный маленький деревянный столик из дешёвого древесного материала, сейчас казался невыносимо противным от излишнего ослепляющего яркого, напоминающего длительную вспышку, сияния, так больно пронзающий и без того слабые глаза, в которых вместе с грязно-болотным мессивом плавали и окрашивали всё пропитанной гнилью кровью демоны.
Однако приятный запах только что приготовленного пулькоги, аккуратно расположенного на сочных листьях салата с хрустящими эноки помог спасти сегодняшнее впечатление от погоды и дня в целом. Рядом расположились кружка чая юджа и маленькая мисочка кимчи, которую Юко особо не хотела, но оно было щедро поднесенно молодой официанткой, чья радость казалась до невозможности «приторной».
— Здесь более менее вкусно, чем в других кафе, даже в круглосуточных супермаркетах еда и то вкуснее…– Юко устало и как-то слишком утрированно медленно приступает к еде, одним движением ломая палочки и тыкая кончиками инструментов в маленькую горку говяжьего мяса, показывая всем видом отсутствие аппетита.
Затем, девушка словно вспоминает о чём-то. Её болезненно-бледное лицо выражает искуственно высеченное на её мышцах и коже умиротворение, схожие с равнодушием. Однако, отчего то её брови опускаются и дело даже не в слишком остром кимчи. Дело было в чём-то…до боли родным. И отвратительным. Отчего то холодный булькающий бульон нэнмёна в миске напротив, казался сейчас тошнотворным. А кимпаб словно набит кусочками волокон волос и вырванных пальцев вместо морковки.
— полагаю, спустя три года, нам есть, о чём поговорить…
Цусима аккуратно кладёт в рот кусок мяса и слегка «посасывает» его внутри ротовой полости, высасывая приправленный травами сок некогда зарезанной коровы. Отчего то в голове всплывают ассоциации с лососем, которым всегда были украшены завтраки, красиво расположенным на только что горячем отварном рисе в прохладное утро, когда в окно слабо бьют ветви деревьев, а под котацу не находилось достаточно тепла для обогрева и половины ног. Юко признавала, что с отоплением дела в Корее обстоят лучше, нежели в родной Японии, где источниками тепла могли являться тёплые одеяла да стол, накрытый вязанной плотной шерстью скатерью. От воспоминаний на кончиках пальцев появился холодок, отдалённо похожий на противный зуд, царапающий тонкую и бледную плоть кожного покрова. Возможно, и сама кровь замерзала при размышлениях о громком ветре за плотными бежевыми шторами и о сквозняках, окутывающих пятки омерзительным холодом.
Юко тихо вздохнула и отложила палочки в сторону, изучая человека напротив, смотря с каким отчуждением и небольшой печалью. Такой печалью смотрят на тех, кто связан одной историей, длиной в целую сеть паутины боли и отчаяния. Но у Цусимы этот взгляд имеет огоньки чего-то кровавого в тишине пустого, неосвещаемого леса.
— ну так… Мицуо?..
***
Достоевский плавно проводит кончиками пальцев по форзацу книги, чуть царапая ногтём и как-то засматриваясь на подвёртку, красиво обрамлённую витиеватыми линиями с небольшими узорами маленьких листочков. Книга имела под собой величественный образ чего-то высоко значимого, грациозного, но эта был лишь сборник рассказов, не имеющий никакой сюжетной связи, кроме повторяющиехся слов о величии и трагедии. Фёдор тихо хмыкает, можно сказать, едва издаёт шипящий звук, исходящий из носа с громким выдохом, напоминающим то ли циркуляцию дыхания, то ли нескрываемую ярость.
Где-то отдалённо слышно крикливое пищание цикад на слабом фоне гудение мониторов с фиолетово-синим освещением. Гудки были монотонны, с редкими затишьями и такими же громкими трезвонами. Достоевский как-то задумчиво провёл искусанным пальцем по сухим губам с облезлой кожей и маленькими пузырьками, полными крови и неприятно лопающемися от каждого растяжения мышц и слов, столь ненужных, но изрекающих печать и холод.
Мужчина ощущал жгучий тупой дискомфорт в области поджелудочной вместе с неприятным зудом где-то в кишечнике. Оно булькало и кипело, резало и разрывало, растворяя умиротворение в кислоте желудочного сока с перемешенными каплями крови и слёз. Это «что-то» образовывало густую вонючую слизь с крапинками рвоты и слюней, покрывшихся плотной коркой содранной кожи с садинами, посыпанными солью. Прогорклый запах туманил мысли и рассудок, пока в тумане не образовался образ из ещё более удушливого запаха гнили и смрада. Фёдор сглотнул, как-то громко вздохнул, казалось, будто всхлипнул, и опустил взгляд.
Тёплая слеза небрежно капнула на руку Достоевского. Тот медленно и сосредоточенно всматривался в очертания маленькой капли, как она плыла по ладони и оставляя мокрые блестящие следы. Тошнотворно — солёные, столько же прекрасные, сколько и отвратительные.
Человек ищет не столько бога, сколько чудес…
Но даже и это он потерял.
***
— это правда удивительно, госпожа Цусима! — Мицуо чуть улыбнулся, восторженно смотря на Юко, пока та сглотнула немного напитка. Тогдашний мальчуган, а теперь привлекательный молодой человек, испытывал некий прилив радости, встретив по маленькой тропинке знакомые очертания лица, тонкие скулы, припухшие губы и длинных локонов молочный шоколад. Пусть Цусима сильно исказилась как внешне, так и внутренне, в воспоминаниях трёхлетней давности, Мицуо по прежнему невольно видит перед собой юную девушку старше его, с нежной улыбкой и блестящими от любви глазами. Тогда Мицуо и правда увидел искреннюю красоту очарования и робкой влюблённости, на которые способны родители, смотрящие на своих детей. В её глазах не было того наслаждения, запутанного тяжким узлом в паху и тяжёлым дыханием, её восхищение украшала нежность к маленькой девочке лет двенадцати, а также громкие крики и пустые глаза, когда в её руках маленькая тушка заледенела и выпустила трупной выдох, напоминающей треск костей и урчание кишечника с желчью где-то в глотке.
Мицуо многого не знал, и Юко надеялась, что эта тайна уйдёт вместе с обмякшей серой кожей и сгнившими органами, перемешенными с плесневой кашей и запекшейся кровью где-то в желудке. Цусима хотела думать, что её ложь плотно укрылась в грязно-пшеничных волосах с комками глины и острых осколков стекла, переплетённых в неряшливые косички с изорваннами бантиками. Цусима Юко молилась, что прошлая «она» умерла вместе с последним тихим «мама».
— я нашёл прекрасную работу в Корее, но не ожидал, что встречу вас… Ах! Боже, я забыл! У вас же здесь было собрание…– мысли Мицуо-куна спутались комком. Часть его знала, что Цусима появиться здесь и, возможно, искал её среди толпы и надеялся ухватить пальцами её тонкие руки, но что-то…не хотело её появления.
Горячий кусок мяса обжог язык, но Юко лишь сжала челюсть и проглотила пищу, чувствуя противное жжение где-то в груди.
— Да…мы…очень давно не виделись.
Девушка наблюдала, как Мицуо ловко обхватывает палочками кимбап и запускает рот. Юко внимательно изучала, как щёки парня то втягивались, то сдувались, как зубы рвали рис с овощами на части, измельчались и превращались в кашу, перемешанную со слюнями, отдающими тихим чавканьем. Цусима сжала в руках пищевые приборы и опустила взгляд вниз, но вывернутая селезёнка с булькающей кровью на её тарелке заставило мелко трястись каждой клеточкой и ниточкой нервов.
— столько времени прошло, вы…очень поменялись…я слышал, что произошло, это ужасно…— Мицуо сменил тон голоса на более обеспокоенный, где-то чуть слезливый, отчего девушка хотела
выколать ему глаза и заставить проглотить кусок маргарина закатить глаза и проигнорировать эти слова. Это всё неважно. Ничего никогда и не было важным. Все было изначально пустым, бессмысленным. Когда Юки последний раз вздохнула, жизнь более не являлась чем-то необходимым. Еда, вода, сон…
НЕТ СМЫСЛА НЕТ СМЫСЛА НЕТ СМЫСЛА НЕТ СМЫСЛА НЕТ СМЫСЛА НЕТ СМЫСЛА НЕТ СМЫСЛА НЕТ СМЫСЛА НЕТ СМЫСЛА НЕТ СМЫСЛА НЕТ СМЫСЛА НЕТ СМЫСЛА НЕТ СМЫСЛА НЕТ СМЫСЛА НЕТ СМЫСЛА НЕТ СМЫСЛА НЕТ СМЫСЛА НЕТ СМЫСЛА НЕТ СМЫСЛА НЕТ СМЫСЛА НЕТ СМЫСЛА НЕТ СМЫСЛА НЕТ СМЫСЛА НЕТ СМЫСЛА НЕТ СМЫСЛА НЕТ СМЫСЛА НЕТ СМЫСЛА
— я была готова к такому, не переживай…накоплю денег и может сделаю операцию…– девушка ощущала позывы тошноты с неприятными покалываниями в голове. Хотелось отдохнуть…хотелось умереть
— а?.. г-готовы?.. — Мицуо смотрел на Юко исподлобья, не поднимая лика с аппетитного блюда, однако соизволивший хоть взгляд свой поднять на собеседницу. Доктор как-то излишне театрально пробурчала что-то под нос, будто бы все, что сейчас происходит — её в край уже достало. Корея, кафе и Мицуо — то, что действует на нервы прямо здесь и прямо сейчас. Обвисшие растения, запах тушённой говядины и ноющая слепота. Автоматы с кипятком для лапши быстрого приготовления, кимчи и холод японских домов. Фёдор Достоевский и Йокогама.
— …пациент и так был не в себе от случившегося, потому его нападение на меня можно обосновать факторами, схожими на симптомы ПТСР, — Цусима приметила боковым зрением девчонку, разносящую на своём велике газеты. Её лицо было искривлено слезами, красным цветом щёк и дрожащим от всхлипывания носом.
Где-то на соседнем столике пьяная женщина начинает спорить с официантом. Мимо проходят молодая пара, договорившиеся «уединиться» в доме одного их них, пока родители в отъезде. По телевизору говорят прогноз погоды и повторяют один и тот же клип корейской поп-группы. Жизнь продолжает идти, даже если внутри тебя эта самая жизнь медленно гниёт и растворяется где-то в желудке, вместо со сложными органическими тканями и микроэлементами. Да, все идёт дальше, но ты остановился где-то в своей голове и это влияет на твоё существование.
— то…то, что произошло три года назад…
Цусима громко воткнула палочку в тарелку с салатом. Слишком сильно, что пищевые приборы чуть сломались, криво исгибались в другую сторону с небольшими трещинами с деревянными опилочками. Мицуо не вздрогнул, не шевельнулся, он знал реакцию. Он её ждал, сжал пальцами край стола и напрягся, ожидая громкого звука или действия. Иначе не могло и быть.
— …я думала, мы прошли через это, — она смотрела на него. Прямо. Не смыкая век. На него. Точно в глаза. Как дикая тварь на травоядное. Как консумент второго порядка на консумента первого…нет. Здесь и сейчас она — редуцент, приближающийся к гниющей плоти, к животным останкам, к разложившемуся мясу с обнажёнными торчащими костями и танцующими над ними мошками. Именно так и не иначе. Она не хищник. Она жадно обсасывает кашеобразную субстанцию и слизывает с губ желудочный сок. Она не без удовольствия принюхивается к еде и ловит экстаз от прогорклого аромата искромсанных органов и перемолотых костей с небрежно разорванными кусками кожи меха. Ей не нужна власть над Мицуо. Ей не нужен его страх. Ей нужно похрустеть его впивающимися в её десна шейными позвонками, проглотить остатки лопнутых глазных яблок и выблевать его волосы с зубами. Ей не нужно чувство победы и трафея. Цусима Юко хочет любоваться соцветием гниения и вдыхать запах цикличного тлена.
— Это по поводу Юко… я знаю, где её мать.
