Не влюбляйся, Красавица, Он картежник И пьяница. Он играет в рулетку, Ставя жизнь на кон. Не влюбляйся, Милая, Любовь – дело Гиблое. Сергей Есенин.
Руслан таскался за Юликом без нормальной на то причины. Они сдружились ещё в далеком детстве, и оба решили, что будут теперь лучшими друзьями. Хоть и оснований для этого не было никаких — разве что их обоюдная дрыщеватость. Юлий был слишком радостным, слишком добрым, уверенным в себе (и ещё так же уверенно таскался за каким-то сомнительным преподом по экономике, так же, как за Юлием таскался Руслан), а сам Тушенцов... Ну, сам Тушенцов это грустно и как-то не совсем в тему. Его только в музей и ставить рядом с истерзанными лицами тысяч фигур из древнего Рима. Рим Руслан, к слову, не любил. Он вообще ничего не любил. Кроме, разве что, (совсем чуть-чуть) Юлика. Может быть. Он не знал, да и не хотел быть в этом уверенным. Барный высокий стул недоверчиво под ним скрипнул, и сам Руслан стал недоверчиво поглядывать вниз, надеясь, что он не сломается под ним. Юлий пару раз шутил, что Руслан разжирел на дошираках, но Руслан ему не верил, потому что черты лица оставались такими же острыми, и ребра выступали, если вдохнуть чуть глубже, чем обычно. Но сейчас сомнения касательно лишнего веса дали о себе знать. Или же это все стулья такие. Он хмыкнул, потер переносицу и поднял взгляд, пытаясь выловить взглядом уже знакомую дрыщеватую фигуру в майке от адидас. На этот адидас Руслан уже смотреть не мог, хоть и сам грешил потрепанным жизнью трешером. Бог ему судья. Этот знакомый треклятый адидас маячил на достаточном расстоянии, но Руслан смог рассмотреть лицо Юлия. Из Юлия игрок в покер, наверное, ещё хуже, чем из Руслана попытка жизни радоваться, но тому очень захотелось. Руслан пожал плечами и пообещал вытащить его за шкирку, если он проиграет более двух раз. Юлий пообещал, что тогда уйдет сам. Юлик ловит на себе взгляд Руслана, резко смотрит в ответ и, внезапно, мягко улыбается и подмигивает. Раньше от этого у Руслана ноги подкашивались, и хотелось улыбаться в ответ. Но сейчас он это перерос и ему уже ничего не хочется от Юлика. Или, во всяком случае, он себя в этом убедил. Иногда Руслану казалось, что он сам по себе невозможен без какой-нибудь отчаянной потребности в ком-то или чем-то. Он думал даже начать пить. Потому что алкоголь всегда под рукой, в отличи от этого «эфемерного кого-то». Даже близкий Юлий не был рядом настолько, насколько нужно было Руслану. Нужно ли было ему понимание? Он не знал. Он и не хотел узнавать. Мало ли, что ему там нужно. Он фыркнул и схватил с барной стойки уже двадцать минут стоявший виски. Завис на секунду взглядом, а после выпил одним глотком. Так коньяк пьют только ебанутые. Потому что если не хочешь насладиться вкусом, то закажи себе водки. Но Руслан не хотел ни вкусом наслаждаться, ни водки. Поэтому решил, что никто его не изобьет за неправильную технику выпивания коньяка. Во всяком случае, он на это надеялся. Он опустил взгляд к низу, хоть и ощущал, что Юлий продолжал на него смотреть. Иногда ему казалось, что самому Юлику чего-то не хватало точно так же, как и Руслану. Возможно, они как-то неосознанно пытались добрать это друг от друга. Но что можно взять из пустого нутра? Только холод, который обмораживает пальцы и кисти рук. Сейчас Руслану кажется, что они оба — полые. Даже Юлий. Тем более Юлий. Иногда Руслану хотелось кричать. Иногда ему хотелось не заговорить больше никогда. Иногда ему хотелось попросить перед Юликом прощение за то, что у него не выходит быть таким доброжелательным и хорошим, как он. Руслан слишком грубый, слишком злой, слишком обиженный. На кого? Разумеется, на самого себя. И он не мог разрешить этот конфликт с самим с собой. Поэтому-то он и ругался со всеми, ненавидел большинство и очень много ругался. Потому что поругался сам с собой. « — Я неправильно живу. Вечно ругаюсь со всеми и очень поздно ложусь спать. — Тебе купить мелатонин? — Юлик, я не... я всё равно буду поздно ложиться спать. Дело не в этом. Это то же самое, что и твой бег за преподом по экономике. Это тоже, блять, самое, понимаешь?!» Юлик бегает за этим преподом, потому что он кажется умнее, веселее и более мудрым. Потому что он кажется Юлику ответом на все загадки. Руслан достает сигареты. На самом деле в нем не было ничего, кроме любви к алкоголю и презрительного взгляда. Но Юлик не верил Руслану. Он никогда ему не верил, и Руслан не мог его в этом обвинить. Он и сам себе практически не верил. Одно время они очень много и часто ссорились. Потому что Юлик думал, что в один чудесный день он достучится до Руслана и тот сможет расставить всё на свои места. Он, конечно, не смог бы, даже если бы и сам захотел. А он даже сам не хотел. Потому что тогда пришли бы новые проблемы и монстры. Возможно, даже страшнее тех, с которым приходиться уживаться сейчас. « — Как долго ты собираешься злиться на всех? — Пока не перестану злиться на самого себя. — Знаешь, Руслан, никто не сможет найти хоть какие-то чувства в других, если не сможет породить их в себе. Как ты можешь требовать от других понимания и любви, когда даже сам нащупать их в себе не можешь? Если ты не понимаешь этого, то твоя тупость равносильна твоей красоте. А ты очень красив, Руслан». Руслан фыркнул себе под нос и резко прислонил стакан к губам, но вовремя вспомнил, что он пуст. Злоба на себя, на Юлика, на кончившийся коньяк подобрались к самому горлу. Захотелось снова орать. На самого себя. — Эй, — чужие бледнющие пальцы вырывают стакан из его рук, — повторите пареньку, не видите, у вас тут скоро клинический случай будет. Звук стакана о барную стойку раздается в его голове эхом и Руслан едва не жмурится. Кто-то садится рядом с ним, и Тушенцов с трудом поднимает свою голову. Он хмурится. Стул под ним в очередной раз скрипит. Под этим мужиком — внезапно — нет. Но Руслан готов поклясться, что весит на прилично меньше его. Он узнает в нём соигрока Юлия. Только пять минут назад он сидел там, за столом, с абсолютно безразличным лицом и таким же абсолютной хитрыми глазами. Этот парень, что выиграл несколько партий. Это парень, что решил заметить злого Руслана. Он не успевает толком собрать свои мысли о нем, когда налитый стакан становится позади него, и чужая, внезапно, кажется, чересчур сильная рука, разворачивает его на этом долбаном скрипящем стуле так, что Руслан от страха навернуться отсюда, резко хватается за чужое плечо. Но так же резко убирает руку. — Чего тебе? — Руслан шморгает носом, недоверчиво поглядывая то на стакан, то на этого парня (мужика? Он не знает, сколько ему лет, эти рыжие все выглядит на девятнадцать, ебаные ведьмаки). — Трудно было не заметить твое огорченное еблишко, пацан, — его рука кладется на плечо, приобнимая, руша всё возможное и не очень пространство между ними. — Я Даня, а ты?.. — Что тебе на... — Хуевое имя. Не любили тебя родители, пацан, ой, не любили. Руслан хмурится и дергает плечом. Даня, внезапно, убирает руку, хотя он не похож на того, кто будет прислушиваться к чужому недовольству. Скорее тот, кто нарочно будет лезть, чтобы вывести из себя. Но он убирает свою руку. И Руслану хочется, чтобы он, всё-таки, её не убирал. За сегодняшний вечер, несмотря на наличие рядом Юлика, Руслану было чересчур одиноко. — Руслан. — Хорошо, Руся. — Я сказал Руслан. — Я сказал мне похуй. Руслан в ответ лишь фыркает. Справедливо. Как будто он мог хотеть чего-то большего. Или хотя бы ожидать. Какое там — тут лишь бы со стула не упасть, потому что Руслана начинает трясти из самого нутра, и он в безуспешной попытке выпивает налитый ему коньяк. Опять одним глотком. Даня молчит. Руслан этому рад. Или не очень. Иногда лучше слышать рядом с собой хоть какой-то голос, полный обвинений, приятнее, чем всепоглощающее равнодушие. — Ты чего не играешь? Выигрывал же вроде... — Не, дальше нельзя. Тут главное не увлекаться. Знаешь, это как с женщинами. Если очень долго с ними хорошо себя вести, то они начинают любить других. — Мне кажется, у тебя просто неудачный опыт. — Мне кажется, это у тебя никакого опыта нет, — Даня усмехнулся, слабо ударив ладонью по столу. — Женщины — они ничем не хуже мужчин. Когда всё становится слишком скучно и легко, надо искать что-то веселее и сложнее. Иначе в чем смысл? Руслан нахмурился, махнул рукой и отвернулся к пустому стакану. Опять шморгнул носом. Видно, заболел. Видно, опять. В этом феврале он вечно простужен и болен. Вечно то горло болит, то голова, то сердце... К последнему, вообще-то, претензий никаких быть не может. В последнее время ему всегда не очень. День другой, и Руслан выпрыгнет из окна. Вот такой у него обезбол. Надежный, точный и навсегда. И тогда Юлик припишет мелом, или, может, маркером каким хорошим, что-то вроде: «ты и вправду очень красивый и такой же тупой». Если у Руслана будет вообще могила. Он хотел бы чтобы его кремировали. Или вообще забыли и не стали бы морочиться с этими моргами, заключением гражданских актов и чем там ещё люди занимаются, когда кто-то умирает? — Твой дружок, да? Даня пихает в бок, в самые ребра — больно, блять — и тычит пальцем предположительно в Юлика. — Ну да. — Пусть не затягивает с этим. Не его это. Посмотри, какие у него глаза. — Какие? — Руслан смотрит на Юлика, пытается выцепить эти его глаза, а после непонимающе поворачивается к Дане, оказывается с ним неприлично близко, но едва ли это могло его сейчас волновать. — Как у тебя сейчас. Он хмыкает. Руслан пытается углядеть в этом оскорбление, но не выглядывает ничего, кроме херового комплимента. Потому что глаза у Юлия такие, что хоть с крыши падай. Добрые, наивные, чернющие — глядишься в них, как в зеркало. И каждый раз что-то новое находишь. Этим Юлий и страшен. Своей правдивостью и реальностью в нем отражающейся. Правде в глаза всегда смотреть страшно. У Руслана глаза абсолютно другие. По крайней мере, когда дело не касается баров и игровых клубов, не очень такого коньяка и рыжих наглых парней, названых Данями, или как там его... — Нормальные глаза. — Просто совет. Слушай, я что, плохого чего желаю? Просто говорю, чтобы не затягивал, а то потом вынесет из дома всё, что найдет. И твои почки, возможно, тоже, — он опирается локтями о стойку и лезет в личное Русланово пространство, дыханием кожу обжигая. Руслан моргает и ощущает, как жар к самым щекам подступает и дышать становится сложнее. Он моргает. — Он так, попробовать. — Проследи за его попробовать, — он едва щурится, изучает внимательно. Глаза у Руслана абсолютно другие. Выстрадавшиеся, выплакавшие, наглядевшиеся того, чего не видеть бы ему никогда, да поздно уже. Данила спрыгивает со стула, и Руслан, не раздумывая, хватает его под локоть. Недостаточно сильно, чтобы удержать, но достаточно для того, чтобы Даня остановился, посмотрев во все глаза. У сгиба локтя неприлично жарко. Он ощущает, как под подушечками пальцев бьется пульс чужой. — Ты... ты здесь часто? — у Руслана в глотке внезапно всё стягивается, внутри рта будто вяжет и говорить больно. — По пятницам, понедельникам и воскресеньям. Иногда вторник. Не скажу, что хотел бы тебя здесь ещё раз увидеть, но, — он оглядывает его с ног до головы, — если не будешь играть, только если. Руслан убирает свою руку, но Даня стоит ещё с несколько секунд, и только потом уходит. Руслан ощущает себя абсолютно ненормально. Но он не дает себе размениваться. Оплачивает счет, не задумываясь о сдаче (о чем потом пожалеет, он выживает на свою стипендию, и тут каждая копейка на счету) и, не раздумывая, быстро выходит из клуба, схватив на вешалке свою парку, даже не надевая её. На улице для зимы неприлично тепло, но холодно для одной майки. Холодный ветер беспощадно терзает разгоряченную кожу, особенно щеку — проводит клыками, кажется, рвет. Руслан касается своего лица ладонями. — Эй, ты что, забыл про меня? Чужая ладонь на плече как электрический разряд, но Руслан стоический терпит. Сглатывает и поворачивается к Юлику. На нём наспех надетая парка, криво закинутый на голову капюшон и абсолютно спокойный взгляд. — С тобой всё нормально? — он с подозрением косится, легенько трогает за руку и смотрит в глаза, заставляя в ответ смотреть и видеть там суровую правду. Суровая правда в том, что его страдающий взгляд и вправду не касается внезапно хитрых рыжих парней. — Надень парку, долбаеб, холодно же! — Юлик вырывает из каменной хватки чужих уже замерзших пальцев парку и заставляет к себе разверзнуться спиной. Руслан внезапно повинуется и пытается проморгаться. Потому что глаза внезапно режет. Юлик натягивает на него парку, и вместе с нормализацией температуры приходит разумность. — Да я просто... перепил. Хуево стало. Да, хуево стало. — Идиот ты, — Юлик отвешивает слабый подзатыльник и тянет к станции метро. Если они ещё не закрылись — Руслан перестал следить за временем фактически сразу. — Что от тебя Даня хотел? — Ты его знаешь? — Конечно, мы же играли вместе. — Да ничего, — Руслан покачал головой, засовывая руки в карманы, — просто поговорить хотел. Голову остудить. Слушай, Юлик, ты это... с покером не увлекайся чересчур. — Да я и не собирался, — он фыркнул. — Не по нашим средствам. Страшно же, хотя я кое-что сегодня ухватил, — Юлий улыбнулся, когда достал их кармана несколько крупных купюр. — Так что сегодня можно и на такси. — Лучше сегодня можно по нормальной еде, а не такси. Юлий рассмеялся, а после стянул с плеча рюкзак и запихнул деньги в кошелек.***
Утро понедельника встретило его еще не успевшим встать солнцем за окном и шуршанием за его спиной. Юлик редко прогуливал пары, но постоянно опаздывал. Как в нем могла сочетаться доведенная до крайности непунктуальность и ответственность Руслан не знал, но едва продрав глаза, он протянул кое-как руку к своему телефону. Разглядеть время получилось не с первой попытки, потому что заснул он ближе к четырем ночи, а время едва достигало семи утра. Руслан тяжело выдохнул. Надо же, Юлик сегодня не опаздывает. — Не идешь на пары? Руслан шморгнул носом и кое-как лег на другой бок, утыкаясь сонными, совершенно ничего не выражающими глазами в полуголого Юлика. Тот опустил взгляд к ремню, который пытался застегнуть, но после опять посмотрел на Руслана. — Какая первая пара? — голос у Руслана был едва хрипловатый и совершенно без эмоций, потому что ему всё равно, какая там первая пара. Он не пойдет на неё. — Политология. — В пизду. Юлик усмехнулся: он знал этот ответ заранее, и точное совпадение, на самом деле, уже не взывало прежнего задора, но Руслан выглядел сонно и впервые очень безобидно, и даже не тяжело. Ну, вы понимаете, да? На убитых изнутри людей тяжело смотреть. Потому что в их глазах даже не отчаяние — нет; это что-то намного более тяжелое. Что-то громоздкое, что по идеи не должно было помещаться не то что в теле, да даже в разуме психически здорового человека. Но Руслан был не из робкого десятка — то есть, не из психически здоровых, поэтому он был крайне тяжел для переваривания и усваивания его как личности. Юлий уже и не вспомнит, что послужило причиной таких резких изменений, была ли она вообще и когда всё поменялось. Но сейчас Руслан казался куда более нормальным, чем обычно, поэтому Юлик улыбнулся. Позволил себе улыбнуться. Онешко одобрительно кивнул, а Руслан снова повернулся на другой бок и заснул. В двенадцать дня на улице все еще не было солнца, потому что зима в Питере в принципе проходит как-то без солнца. Он перевернулся на спину, уставился в потолок и, тяжело выдохнув, закрыв глаза ладонью, чуть надавил на них. В голове снова проскочил образ вчерашнего Данилы. Или как там его звали, сейчас Руслан с трудом бы вспомнил об этом. Но вот его лицо — его он запомнил. Он убрал ладонь, уставился в потолок и проморгался. Мысли о Дане не выходили из головы. Руслану резко захотелось в этот чертов клуб еще раз. Неважно, сколько ему стоит там потратить денег на алкоголь, к которому он никогда не относился с особой любовью. Ему снова хочется увидеть его, ощутить увесистую ладонь на своем плече, ощущать чужое дыхание, когда он находится непозволительно для установленных норм приличия близко. Руслану, к слову, поебать на какие-то там абстрактные нормы приличия. У него есть одна норма — не сдохнуть к утру. Сегодня он её благоразумно выполнил, а дальше — делай что хочешь. К двум часам в их общую комнату залетел Юлик до ужаса довольный с пакетом из продуктового. Руслан, к этому времени так и не удосужившийся встать даже с кровати, меланхолично оглядел его, дернул бровью, и даже не пошутил. Не хотелось шутить. И есть не хотел. ничего не хотелось. Отчего-то его голова сегодня целый день была забита только предстоящим вечером и, возможно, встречей с Даней. Почему этот чувак с бледнющей кожей и чересчур цепкими пальцами смог его задеть — черт знает. Возможно, у Руслана просто давно не было новых знакомств. А возможно... он просто устал бегать за Юликом. Точнее, он устал за ним бегать уже последние месяца четыре, но ему казалось, что это лучше, чем ничего — поэтому продолжал вбивать себе в голову то, что ему это нравится. И бегать за Юликом, и Юлик ему нравится, и вообще — весь мир ему нравится. — Ты не будешь? Юлик удивленно приподнял брови. На фоне Руслана Юлик, конечно, выдавался более хорошим аппетитом, но и Руслан не был из тех, кто отказался бы от добавки. В двадцать с таким бешеным аппетитом они по-прежнему оставались дрыщами, но что-то подсказывало Юлику, что лет через пять это всё им аукнется. — Не, — Руслан отрицательно покачал головой, не сдвигая взгляда с экрана телефона. Не хотелось смотреть на Юлика. Не сегодня. Не сейчас. — Ты завтракал? — голос Юлия показался чуть более настороженным. — Да не хочу, тошнит чо-та. Юлий поставил пакет на стол, а потом резко повернулся к Руслану. Ждал, пока тот посмотрит на него в ответ, но не дождавшись, тяжело выдохнул. Юлий привык, что периодически Руслан выглядел так, будто у него кто-то умер, и он уже даже оставил попытки идти с ним в такие дни на контакт, потому что это было заведомо бесполезно. Казалось, в такие дни у Руслана все показатели падали на ноль, и тот вполне удачно стремился к чересчур иронизированной статуи какого-нибудь страдающего бога из древней Греции. Юлик меньше всего хотел бы его в этом обвинять, но иногда он уставал от этого. Юлий пожал плечами, повернувшись к Руслану спиной. — Почему ты спрашивал вчера про Даню? — спросил Юлик, доставая из пакета бутылку воду. Он повертел её в руке, разглядывая этикетку. — Просто. — Не ври. Ты никогда ничего не делаешь просто так. — Ты преувеличиваешь. Юлий тяжело выдохнул. Его плечи заметно опустились. Их взаимопонимание с Русланом стремительно падало к нулю. Не чтобы Юлик не хотел этого допускать, но... это оказалось куда больнее, чем он думал. Видеть, как человек, в которого ты некогда вкладывал душу, медленно теряется. И в себе, и в своей жизни. В последнее время, Руслан вел себя так, будто был обижен на Юлия. Он догадывался, на что именно. Всё это усугубилось, когда Юлий оставался у их преподавателя экономики, чтобы подробнее разобрать материал. Все трое прекрасно знали, что дело касалось только материла. Ничего больше учебников, конспектов и скучного бубнежа. Юлику нужна была помощь в этом предмете, а Юра готов был помочь. Он одернул себя. Да, он давно уже для него просто «Юра», а не Юрий Михайлович. Но дело по-прежнему касалось только конспектов. И тогда Руслан стал рычать на Юлика, ходить настороженной псиной и пытался выстроить какую-то эфемерную линию между ними, и как только Юлий её переступал — он обнажал давно наточенные клыки. Юлик поворачивается к нему. Руслан красивый. По-особому красивый. Но, блять, какой же тупой. Так глупо было обижаться на человека за то, что он не мог ответить на чувства тем же. Юлий правда пытался вытянуть из себя эту дряную любовь к его скулам и поникшим глазам. Он, правда, пытался, но он, что ли, блять, виноват, что у него ничего не вышло? Юлию хотелось выть. — Я не понимаю тебя, Руслан. Голос выдался судорожным, уставшим. От отчаяния Юлию хотелось рыдать. Глядя на Руслана ему хотелось рыдать. — Я хочу помочь тебе, но почему ты... — Я не принимаю ничью помощь, ты и так это знаешь. Юлий хотел открыть рот, как Руслан вскочил с кровати, схватил джинсы, пачку сигарет, которая у них на двоих и которую они скуривают очень-очень долго и поплелся к балкону. — Надень что-нибудь наверх. Там холодно. — Не там холодно, Юлик. Онешко пробило на жуткий озноб. Он сглотнул и прикрыл глаза, когда дверь на балкон закрылась. Он поднял взгляд на смятую кровать. Боль, переполнявшая его, резала саму грудную клетку. И он не знал, что с ней делать и откуда она взялась. Он был всегда уверен в том, что если Руслану приспичит уйти — он отпустит его. Возможно, его просто тешило это внимание Тушенцова, а теперь, когда его не стало — ему стало как-то... холодно. Как бы смешно это ни звучало. Не было больше людей, которые тёрлись бы о его ноги. Кто любил бы его. Был только материал по экономике. Боже, какая убогая история. Он смотрит на свои руки. Он видит, как они дрожат. « — Блять, Юлик, сколько можно курить, хватит, у тебя только одна пара легких, — он перехватывает чужие руки. — Мне так легче. — От чего тебе, блять, легче?! От дряни этой?! Слушай, я не знаю, какие там у тебя драмы, но... — его рваный выдох прервал речь. Он наступил кроссовком на упавшую сигарету. — Но? — Но сейчас всё начнется по новой. Мы же в Питере, у нас тут теперь своя квартира, университет, тут... уже не будет больно. Тут не будет так, как было там, — Руслан смотрел на Юлика так, как ещё никто и никогда. Даже мать родная. — Я сделаю так, что тебе больше не будет больно» Юлик усмехается. Они уезжали из своих родных городов. Юлий оставлял там все свои проблемы, драмы, недопонимания. Юлию тошно было от Питера, потому что здесь, казалось, было намного хуже, холоднее и более пусто. Тут было одиноко несмотря на рядом мечущегося Руслана, которого он видел третий раз в жизни. В первый — в детском лагере. Второй — когда Руслан приехал к нему на пару дней. И вот этот третий раз, который должен затянуться на... навсегда. И это глупое обещание в их второй день. Когда они сидели на кухне. Когда на улице ещё было тепло, и они оба надеялись на непонятно что. И это глупое обещание. Юлий усмехается. так почему же тогда моё сердце разрывается от боли за тебя, Руслан? столько защищал меня, что забыл о себе и о нас. Юлик закатывает глаза к потолку. Он судорожно выдыхает. Действительно. Так же красив, как и туп.***
К вечеру Руслан одевался под тревожный взгляд Юлика. Он ощущал его буквально на своей спине, но он все равно не собирался говорить ему правду. Он давно не говорит ему правду, поэтому сегодня это было бы совершенно нормально. — Ты скажешь, куда ты идешь? — Просто в бар ближайший. Хочется выпить. — Ты не любишь пить. — Да, но бэйлис охуенный. Это что-то выше алкоголя, понимаешь? — Ну, тогда я с тобой. — Нет. Руслан покачал головой, хватая ветровку со стула. Он видел, как напряглись плечи Юлика, и как взгляд вмиг ожесточился. Как жаль, что для Руслана это уже почти ничего не значит. — Я хочу побыть один. Юлий смиренно кивнул, наблюдая за Русланом из-подо лба. Тишина, которая сгущалась между ними, была всё тяжелее и тяжелее с каждой прошедшей секундой. Когда дверь за Русланом захлопнулась, Юлик, внезапно для себя, расслабленно выдохнул. Напряжение с его плеч ушло. И боль как-то незаметно растворилась. Он откинулся на свою кровать, нащупал рукой телефон и включил первую попавшуюся песню. Может, им и вправду будет легче, если они будут... одни.