Change my mind

Кофе в стаканчике давно остыл, но Лэйни не может заставить себя допить его. От одного запаха ежевичного сиропа её мутит. Толпа журналистов гудит, как растревоженный пчелиный улей: пресс-конференция Гарри Стайлса, приуроченная к выходу его второго альбома, должна вот-вот начаться. Лэйни всё-таки делает глоток холодного кофе и едва не закашливается. — Последние годы он вообще не дает пресс-конференций, — щебечет девушка в бирюзовом платье, хоть сейчас на подиум. — Удивительно, что в преддверии его тура и осеннего выступления на ежегодном показе Victoria's Secret он сделал исключение! Лондон замер в ожидании одного из самых неоднозначных событий модного сезона. После провокационного заявления дизайнеров бренда о том, что модели plus size уже вышли из моды, а модели-трансгендеры VS не нужны, толерантное модное сообщество всколыхнулось возмущением — крайне лицемерным, как по мнению Лэйни. Ей кажется, что большинство модельеров, которые вслух высказывают свою поддержку как ЛГБТ-сообществу, так и бодипозитиву, на самом деле втайне соглашаются с Эдом Разеком и Моникой Митро, считая, что показывать на подиуме моделей, не подходящих под стереотипные критерии 90-60-90, означает провалиться с треском. Не то чтобы Лэйни покупала белье в бутиках Виктории Сикрет — оно ей попросту не нужно, зачем тратить лишние деньги, если по соседству есть Intimissimi, где простые лифчики и удобнее, и по качеству не уступают. И не то чтобы она — ярая защитница бодипозитива, однако считает, что люди любой комплекции и размера хотят быть красивыми и счастливыми, и отказывать им в этом, прикрываясь устаревшими модными стандартами — грубо и лицемерно для бренда мирового масштаба. «Черт возьми, да выйдите вы из своих лимузинов на улицы! — возмущается она, читая модное заявление дизайнеров VS в сети Интернет. — Оглянитесь вокруг! Вы продаете белье разных размеров, но выпускаете на подиум Беллу Хадид и Кендалл Дженнер, единственных, на ком ваше чертово белье сидит идеально! Почему бы не поиметь смелость признать, что ваша продукция — не для всех?» И не то, чтобы Лэйни действительно волновала судьба бренда — пусть он хоть развалится, плакать она не будет. И Лэйни понимает, что люди, вообще-то, врут. Делают это постоянно, с удовольствием, прикрываясь мировоззрением, которое на самом деле не поддерживают. Но это не значит, что ей это нравится. Не значит, что она смирилась с бесконечной ложью. И, возможно, именно поэтому на пресс-конференции одного из самых знаменитых плейбоев в мире — о, разумеется, он утверждает, что каждый раз влюбляется в женщину не за её модельную идеальную внешность! — она торчит посреди всех этих разодетых и надушенных журналисток в комфортной для себя одежде. Любая женщина имеет право выглядеть так, как она хочет, разве нет? Холодный латте выброшен в мусорное ведро, когда прибывших журналистов начинают рассаживать по местам. Вообще-то, Лэйни приходит сюда как фотограф, а репортером от их издания на пресс-конференцию отправилась её подруга Надин, но какая разница? О Гарри Стайлсе Надин знает только, что он существует и что когда-то пел в группе One Direction, и поэтому честно собирается плевать в потолок всю пресс-конференцию, чтобы потом сляпать короткий отчет для журнала с парой фотографий и сообщением, что мистер Стайлс, как обычно, отвечал на вопросы туманно и философски. Лэйни подготовилась к пресс-конференции лучше Надин - случился идиотский приступ перфекционзима. Она изучила, что говорят о нем поклонники и те, кто его знает — в основном это были похвалы и слова о его искреннем отношении к людям. Она даже посмотрела и прочитала несколько старых интервью, чтобы понимать, какого человека ей предстоит ловить в объектив. Почти всегда, собираясь фотографировать чье-нибудь интервью, она старалась изучить человека, насколько это возможно. Старалась понять, на какие вещи он реагирует тем или иным образом, чтобы быть наготове и поймать в кадр нужную ей эмоцию. Лэйни понятия не имеет, как работают другие фотокоры, но сама работает именно так, всегда. И, наблюдая за Гарри, Лэйни не могла не признать, что даже через экран на неё подействовало обаяние Стайлса: он, возможно, не был идеальным красавчиком или атлетом, но что-то в его внешности и в его манере держаться подкупало и завораживало. На пятом видео Лэйни сдалась и закрыла Youtube, но кое-какое представление о характере мистера Стайлса составить она успела. Гарри Стайлс, определенно, умный человек, и это легко заметить: то, как он ставит на место зарвавшихся журналистов, у Лэйни вызывает восхищение, хотя ей не нравится в этом признаваться. Очевидно, он начитан и достаточно эрудирован, чтобы рассуждать о вещах, в которых интервьюеры, заточенные на вытаскивание сенсации любой ценой, не очень-то разбирались. И он достаточно смекалист, чтобы своим ответом поставить в тупик даже тех, кто разбирался. Лэйни думает: понимают ли большинство из журналистов здесь, в этом зале, с чем им придется столкнуться? Гарри Стайлс очарователен и улыбчив, открыт к диалогу, и вместе с этим — заперт на все замки, и ключа к ним не подобрать. Он призывает относиться к людям с добротой и сам же первый бывает примером такого отношения, если верить фанатам и другим источникам, которые она изучила. В какой-то степени это вызывает у Лэйни уважение… однако в некоторых его словах она чувствует фальшь, как в неверных нотах идеально сыгранной сонаты. Осознает ли сам Гарри эту фальшь, когда говорит толстенькой и некрасивой фанатке, что она прекрасна? Понимает ли он, что девочка, засиявшая от его слов и поверившая в себя, выйдет после встречи с ним в мир, который вовсе так считать не будет? И её сияние померкнет от первых же гадких слов, которые она услышит в свой адрес. Мир всё ещё идет к признанию того, что все люди — разные, и каждый прекрасен по-своему, но попробуйте убедить в этом её одноклассников? Гарри Стайлс говорит, что каждая женщина красива, но его послужной список за последние десять лет включал в себя только идеальных моделей с подиумов, самых сексуальных девушек в мире — ангелов «Виктория Сикрет». Лэйни понимает: его личная жизнь никого не касается, кроме него самого. Только не является ли с его стороны лицемерием говорить, что любая женщина прекрасна, а потом раз за разом выбирать тех, кто выглядит как отфотошопленная фотография, ожившая кукла Барби? Быть может, иногда промолчать бывает лучшим выходом. И можно ли считать Гарри сторонником феминизма (как он сам называл себя иногда), если в итоге выбирает он тех, кто выгодно рядом с ним смотрится? Эта мысль ворочается у Лэйни на подсознании, скребется и мешается, постепенно формируясь в вопрос, который она вряд ли решилась бы когда-нибудь задать. К черту, она всего лишь фотограф, а не репортер. Пусть журналисты и стараются. Она вытаскивает из сумки камеру, подлаживает настройки и делает пару кадров «на пробу». По крайней мере, эти фотографии точно повысят её портфолио в рейтинге. И, быть может, она наконец-то сможет уйти в Rolling Stone. Занятая настройкой фотоаппарата и своими мыслями, Лэйни не сразу замечает, что шум в зале будто разом выключается, но для того, чтобы присутствующие разразились аплодисментами. Подняв глаза от экрана камеры, Лэйни видит, как трое мужчин занимают свои места за столом. Двое из них постарше, а третий… третий — это Гарри Эдвард Стайлс. В мятном костюме — кажется, он выступал в нём на одном из показов Виктория Сикрет пару лет назад, — с отросшими, спадающими на плечи вьющимися волосами, после полугода затворничества в студии он кажется куда более взрослым, чем Лэйни видела на Ютубе. Мужчина, рядом с которым стоит табличка «Джеффри Эйзофф», стучит по микрофону пальцем, кашляет, привлекая внимание. — Всем доброго дня! — он улыбается. — Добро пожаловать на пресс-конференцию, посвященную выходу нового альбома Гарри Стайлса «Medicine». У нас есть всего полчаса, поэтому постарайтесь тщательно обдумывать свои вопросы. Спросить что-то у Гарри у каждого из вас будет лишь одна возможность. По рядам журналистов проходит взволнованный шепот. Гарри тоже улыбается, мелькают чуть кривоватые, белые зубы. — Я очень рад вас всех видеть, — произносит он в микрофон. Голос у него хриплый и низкий, и в его спокойной, уверенной интонации прячется что-то, отчего Лэйни вздрагивает, и смутное, непрошенное ощущение тепла селится где-то за ребрами. Она раздраженно щелкает затвором, уже зная, что кадр получится неудачный. Как жаль, что фотографам нельзя сходить с места и перемещаться по залу! — Вообще-то я не люблю пресс-конференции, но в жизни надо попробовать всё, правда? Лэйни прищуривается, выверяя следующий кадр. Щелчок затвора, и на карте памяти сохраняется снимок с широко улыбающимся Гарри Эдвардом Стайлсом. Возможно, его даже можно будет использовать в статье. — Леди и джентльмены, пожалуйста, ваши вопросы, — Джеффри приглашающе ведёт рукой. Лэйни готова к Аду, разверзшемуся на Земле. И опыт её не обманывает. — Мистер Стайлс, почему такое провокационное название? — Надин решает всё-таки «отстреляться» перед начальством и задает банальный вопрос, наверняка записанный в блокнотах у большинства присутствующих. — Гарри, скажите, вы писали песню «Medicine» о мужчине или о женщине? — Правда ли, что половина ваших песен на альбоме будет посвящена Кико Мидзухара? — Вы так редко выступаете на премиях, но выбрали для своей промо-кампании показ Victorias' Secret, почему? Гарри отвечает вежливо, с неизменной улыбкой. Название и правда провокационное, но разве вся наша жизнь не есть провокация, вызов? Хотя бы перед самим собой. И каждому из нас нужно лекарство, которое излечит в минуты слабости, любовь — не самый плохой вариант. Каждая песня посвящена конкретному человеку, но никто из вас об этом никогда не узнает. И есть ли разница, мужчина это или женщина? — Так всё же, почему VS? — настаивает мужчина-журналист, бейджик на груди которого, Лэйни специально оборачивается, чтобы проверить, гласит: он пришел от Cosmopolitan. — Разве нет других модных показов и модных брендов? Гарри откидывается на спинку стула. Видно, что вопрос ему не нравится, что он понимает, к чему клонит этот репортер, и хотел бы избежать разговора. Он явно понимает, что остальные уцепятся за его ответ, и вопросы понесутся по накатанной. Лэйни тоже это понимает, и тем интереснее услышать, как извернется Гарри Стайлс. Какой ответ он придумает. — Думаю, вам известно, что я не только сольный артист. У меня подписан контракт с модным домом Gucci, — он прикасается к нижней губе указательным пальцем, снова подается вперед, выискивая в толпе журналиста, настаивавшего на ответе. — Мне нравится находиться в атмосфере фэшн-показов, однако не все бренды устраивают такие яркие и впечатляющие шоу, как это делают Victorias' Secret. Это настоящий рок-концерт в мире моды, так почему бы не стать его частью, если любезно приглашают? Разве вы бы отказались? — А, может быть, это связано с вашей помешанностью на моделях, работающих на VS? — не отстает журналист. Гарри едва заметно хмурится. Лэйни щелкает затвором, ловя на карту памяти минуту его растерянности и напряжения. Вот оно, вот. Что-то человеческое за его сияющей голливудской улыбкой. Что-то настоящее. Если оно вообще было. — Следующий вопрос! — Джеффри избавляет его от возможности отвечать. Лэйни не очень-то понимает, как относиться к бездумному поступку журналиста из Космо, хотя он и помог ей сделать стоящий кадр. Скорее всего, на пресс-конференции Гарри Стайлса этот парень больше никогда не попадет, но свой кусок славы он урвал. Возможно, видео с его вопросами и реакцией Гарри уже расходится по социальным сетям со скоростью Интернет-вируса. Гарри Стайлс кажется абсолютно спокойным. Уверенным, что он выкрутится из любой ситуации — десятилетний опыт общения с репортерами не пропьешь и не просрешь. Но, когда тот парень спросил про послужной список моделей, давно ставший притчей во языцех, Лэйни готова была поклясться на Библии: Гарри внутренне напрягся. И, возможно, у него в голове замигала неоновая лампочка, предупреждающая об опасности. Лэйни ощутила это секундное напряжение, как свое собственное. А в следующее мгновение опустила камеру. И подняла руку. Нет, она не надеется, что на неё обратят внимание — кто она, к черту, такая? Всего лишь фотограф. Но Джеффри тыкает в неё пальцем. — Ваш вопрос? Во рту у неё пересыхает. В голове молоточками бьется отчаянная мысль: что я делаю? Что я делаю? Чтояделаю, чтояделаю, чтояделаю, чтоя…?! Она может чувствовать, как Надин таращится в её спину. Лицо Гарри у неё перед глазами расплывается. — Насколько мне известно… — Лэйни не узнает своего голоса. Она вообще понятия не имеет, откуда в её голове сформировался этот вопрос? Из её бесконечного возмущения политикой Виктория Сикрет? Из её желания понять, была ли в Гарри Стайлсе та фальшь, которую она чувствовала, или ей только чудилось? — Насколько мне известно, вы призываете всех относиться с добротой к другим людям. Но как ваша философия вообще может сходиться с политикой бренда Victorias' Secret, которые делают вид, что не существует девушек других размеров, кроме S? На самом деле, она хотела спросить не совсем это. Видите ли вы других женщин вокруг себя, кроме тех, что влезают в четвертый американский размер? Считаете ли вы их достойными своего внимания, или вы только и делаете, что лжете, пусть и во благо? Вранье во благо — всё равно вранье. Лэйни точно знает это, с тех ещё пор, когда мать соврала ей, что отец её погиб в автокатастрофе, хотя на самом деле он был жив и здоров и жил себе в Висконсине с другой семьей. Знает, что врать — значит, ломать кому-то картину мира, а потом удивляться, что этот самый мир жестко ставит на место. Думаете ли вы о том, как больно потом окрыленной вашими словами девушке осознавать, что мир не так прекрасен, а большинство людей готовы опустить её лицом в дерьмо? — Я не думаю, что мое мировоззрение обязательно должно как-то сходиться с политикой Victoria Secret, — мягко отвечает Стайлс, но по его тону Лэйни чувствует: возможно, он знает, что на самом деле она хотела спросить, какой смысл скрывала за своими словами. И ему это не понравилось. — Я — артист, приглашенный выступить на шоу, а не дизайнер и не официальный представитель бренда. Я могу думать и поступать так, как хочу, а они вольны проводить свое промо, как считают нужным. Лэйни знает: ей стоит прикусить язык. До крови и прямо сейчас. Возможно, откусить его совсем. Всё это — не её работа и не её дело. Но где-то в глубине души взметывается возмущение: он так и не ответил на вопрос! Он извернулся так, чтобы выставить её дурой. — Тогда почему бы вам не последовать своим собственным законам? — она понимает, что ходит по тонкому льду, и он трещит под её ногами. — Например, не снять в вашем клипе обычную девушку с улицы, а не какую-нибудь модель? Или не сделать её лицом вашего мерча? Гарри сощуривается, цепко вглядываясь в лицо Лэйни. Чуть склоняет голову, и на его губах играет улыбка. — Вы считаете, это необходимо? — голос, бархатный, низкий, обманчиво-мягок, но Лэйни людям не доверяет, а уж Гарри Стайлсу — тем более. Он мог извиняться перед собакой, которую случайно задел на улице, но кто скажет, как он на самом деле относится к людям? Где заканчивается искренность и начинается «отношение с добротой», превратившееся в слоган? У Лэйни есть много ответов на его вопрос: да, она считает, это необходимо. Да, каждая женщина хочет почувствовать себя красивой, даже если она не подходит под мировые стандарты. Да, каждая женщина заслуживает признания, улыбок и счастья, а не бесконечной гонки за идеалами, насаждаемыми подиумом и обществом. — Достаточно, — объявляет Джеффри, лишая её возможности ответить, и, возможно, спасая её задницу. — На этом всё, дамы и господа. Лэйни подхватывает камеру. Её пламенный порыв прошел, как не было его, и теперь она чувствует только жгучий стыд. Она слышит, как обсуждают её журналистки, что были готовы восторженно смотреть в рот Гарри Стайлсу, и понимала, что по голове её редактор за эту эскападу не погладит. У неё горят щеки, пока она, поджав губы, убирает фотоаппарат в сумку. Твою мать, её наверняка уволят теперь! Что ей стоило держать язык за зубами, дуре набитой? Почему она не могла просто, блять, заткнуться?! Она даже не была воинствующей феминисткой, не ходила на все эти митинги и дурацкие собрания, оно ей двести лет не прилетело. Кто её за язык вообще потянул? Почему она не поимела мудрость, чтобы молчать и засунуть своё никому не нужное мнение себе очень далеко? Кому вообще важно, что её возмущает лицемерие, хотя она давно должна была бы с ним смириться? Кто виноват, что она всё ещё считает, что может изменить… пусть не мир, но хотя бы чье-то мировоззрение? — Мисс, — один из организаторов пресс-конференции подходит к ней, и Лэйни вздрагивает. Сейчас ей сообщат, что появляться на мероприятиях их компании она больше не сможет. — Пойдемте со мной. — Зачем? Это странно. Если её хотят выгнать, то зачем так вежливы? — Мистер Стайлс изъявил желание поговорить с вами с глазу на глаз.