It's so quiet here And I feel so cold This house no longer Feels like home.*
14 августа 1976 год Великобритания Капли дождя прилипали к окнам великолепного мраморного зала на втором этаже особняка Малфоев и с любопытством наблюдали, как десятки волшебников в траурных мантиях и платьях медленно передвигались по залу. Кто-то из них был мрачен, тих и бледен. Кто-то утыкал нос в платок и судорожно всхлипывал. Другие негромко переговаривались между собой, изображая на аристократических лицах печаль, дабы скрыть истинные любопытство, удивление, а порой неподдельный интерес. - Он был так молод! Сорок шесть - разве это возраст? - драматично прошептала Вальбурга Блэк, картинно прижимая к груди руку. - Ужас! Как же тяжело будет Амадей! Вероятно, Люциус как никто поддерживает мать в столь трудный час! - Изра Лестрейндж округлила и без того огромные глаза и, легким движением поправив локон чёрного волоса, выпавшего из причёски, оглянулась на хозяйку дома. Амадей Малфой стояла буквально в метре от беседующих и вполголоса разговаривала с невысоким мужчиной с залысиной и маленькими усиками. Лицо у Амадей выражало скорбь и печаль. Глаза же сияли азартом, какой горит во взгляде женщины, явно получающей удовольствие от разговора с мужчиной. Некоторые гости не скрывали своего хорошего настроения. Они улыбались, переговариваясь с такими же, как они, пили алкоголь, что-то бурно обсуждали и с любопытством оглядывались в сторону дверей, ведущих на балкон. Сейчас массивная дверь была распахнута настежь, и зал был наполнен приятной прохладой, немного успокаивающей горюющих и облегчающей страдания тех, кто прибыл на похороны хозяина особняка словно отбыть повинность. На балконе стояла девушка в не длинном чёрном платье из мягкого бархата. По спине её водопадом струились белоснежные волосы и рассыпались на талии языками белоснежного пламени. Длинными тонкими пальцами она держалась за каменные перила и смотрела в ту сторону поместья, где о скалы разбивались вдребезги морские волны. Разгоняясь, они налетали на каменных гигантов, будто желая навсегда отдаться этим безжизненным великанам, безропотно принимающим их страдание, а затем, после того, как воздух сотрясался от громких их криков, они возрождались вновь, собираясь воедино из тысячи мелких брызг. Амали Малфой, опираясь на холодный камень и глядя, как мечется море в своей безнадежности, понимала его бушующие волны, и каждый удар о скалы отдавался в ее сердце болезненным мучительным эхом. Два дня назад, будучи за тысячи километров от каменных перил этого балкона, знакомого с детства сада и бушующих волн, Амали Малфой впервые испытала теперь такую знакомую боль. Директор школы волшебства и чародейства Ильверморни мадам Патфут, грузная женщина преклонных лет и стального характера, ранним утром вызвала Амали в свой кабинет. Присев рядом со студенткой на диванчик в кабинете директора, мадам Патфут сгребла своей медвежьей рукой ладонь девушки и пыталась как можно мягче сообщить Амали шокирующую новость. - Мисс Малфой, мне очень жаль. - она замолкла на мгновение, подбирая слова. - Амали, ваш папа... Он умер. Это был первый удар о скалы. А следом, буквально через пару минут, стало известно о том, что Мэри Грэй, лучшая подруга Амали, была найдена убитой в ее, Амали, кровати. Мэри не должна была умереть. Ее обожаемая жизнерадостная Мэри! Это был второй удар о скалы. Через час в школе появился брат, Люциус. Амали с ним никогда не ладила, но сейчас ринулась в объятия, радуясь, что встретила хоть одного близкого ей человека. Люциус, надо отдать ему должное, сестру поддержал и свою холодную надменность оставил для других. Он забрал сестру в Англию, в особняк Малфоев, и через день уже были организованы похороны. Амали и счесть не могла, сколько волшебников подходили к ней на похоронах, скорбно жали ладонь в бархатной перчатке и пытались сказать какие-то слова, но Амали их даже не слышала. Мать, Амадей Малфой, за весь день не сказала ей и слова, она прятала нос в белый платок и демонстрировала всем маску глубокой скорби, то и дело поправляя складки своего роскошного платья из чёрного бархата. И вот теперь Амали наконец сбежала от всех, чтобы не видеть оскалы якобы сочувствующих родственников, хотя, возможно, среди них и были несколько человек, действительно переживающих из-за смерти Абраксаса Малфоя. Все же стоять спиной к этой траурной массе чистокровных и величественных волшебников было легче и, если бы не просьба Люциуса остаться, Амали бы давно уже убежала прочь в самое любимое место всего поместья - сад. ...1964 год... - Тебе нравится, малыш? - маленькая ладошка держит отца за указательный палец, вторая ручка тянется к нежно-розовому бутону и не сдерживает желания дотронуться до него указательным пальчиком. Бутон, ощутив прикосновение любопытства, слегка вздрагивает и в следующий миг раскрывается розовой нежностью десятков лепестков, одаривая девочку чудесным ароматом. Амали восхищенно взвизгивает и смотрит на папу снизу вверх. Отец улыбается, садится на корточки и обнимает малышку сзади. - Я посажу для тебя самый красивый сад! Здесь будет много роз, красных, белых, розовых, синих, жёлтых... Ангельское личико светлеет, синие глаза горят предвкушением и восхищением. - И это будет мой сад, да, пап? - Это будет твой сад, малыш. Наш сад. - ...1971 год... - Эй, ну ты куда сбежала? - Абраксас смотрит на дочь сверху вниз. Амали, сурово поджав губы, устремила взгляд в одну точку - на сорванный бутон красной розы в руках. - Мама сказала, что я ей не дочь! - ком в горле предательски сдавил заготовленную речь, а по щеке скатилась вниз соленая обида. Абраксас тяжело вздыхает и присаживается на землю рядом с дочерью, откидываясь на ствол дерева, под котором та и сидела. - Мама просто устала. Это все от нервов, малыш. Она очень тебя любит! Амали отворачивается, вытирая слезу и отчаянно всхлипывая. Абраксас тянется к дочери и прижимает к себе. Знакомое тепло. - Ты мой самый главный человечек в этом мире, Амали. Не переживай ни о чем, слышишь? ...1973 год... - Ты целовалась в саду с Сириусом Блэком? - Абраксас не суров, не зол, не обижен. В глазах его нет разочарования, и Амали это видит. - Нет, папа, мы не смогли поцеловаться, потому что Сириус Блэк - отъявленный козел! - и она вскинула брови совсем так же, как ее мать. - Но ты любишь этого козла? - улыбается отец, наблюдая, как щеки дочери вдруг приобрели красноватый оттенок. - Нет. Просто он единственный хоть как-то подходит под заявленные мной параметры мужчины, с которым я хочу быть! Абраксас снисходительно улыбается, мысленно представляя, как сажает Блэка пятой точкой в розовый куст. - Амали! Можно? - Амали вздрогнула и обернулась. Воспоминания мгновенно погасли, вернув девушку в мрачное настоящее. В проходе стоял высокий мужчина с чёрными, как смоль, волосами. Он нерешительно улыбался Амали, как бы показывая своей улыбкой тёплую доброжелательность, прошение потревожить сокровенные мысли и пониманием того, что, если Амали откажет, он все поймёт. Но она бы ни за что не отказала этому человеку. Единственному, кто был так нужен ей в эту минуту. Она смотрела на него сквозь завесу слез и в следующую секунду разревелась навзрыд, судорожно кивая и протягивая руки к гостю. - Моя малышка! - он подошёл к ней и широким жестом притянул к себе, утыкаясь носом в шелковые волосы. Амали ощутила знакомый аромат: кожа, дерево и ветер. Да, Альфард Блэк даже на похороны лучшего друга приехал на мотоцикле. - Я так рада тебя видеть! - она крепко обняла мужчину, как это делают дети, обнимая того, кто им очень дорог и кого они совсем не хотят отпускать. Альфард сделал то, что делал всегда, обнимая крестницу - он накрыл ее голову своей широкой ладонью и по-отцовски поцеловал в макушку. - Я не успел на похороны, малыш. Прости. - он крепче прижал ее к себе, словно пытаясь забрать все страдания и переживания. Амали всхлипывала, утыкаясь носом в чёрную рубашку, и Альфард болезненно морщился. Она была гораздо больше для него, чем крестной дочкой, он любил ее той любовью, какой любят своих родных детей, и каждое вздрагивание ее округлых плеч, отдавалась в нем разрядом боли и отчаяния. Он тоже скорбил. Он любил Абраксаса, ведь они были лучшими друзьями на протяжении тридцати лет. Тридцать лет дружбы. Сейчас уже так не дружат. Гости, по началу обратившее своё внимание на развернувшуюся сцену, уже не смотрели на них двоих. Они скорбили дальше или делали вид, что скорбят. Появление Альфарда в этом доме породило волну удивления, а затем возмущения: как так, предатель крови заявился без приглашения в дом, где, пожалуй, я этот момент была сконцентрирована львиная доля чистокровнейших и благороднейших волшебников ближайших стран? Но Альфард хоть и был предателем, но он был богатым предателем и бизнесменом, от которого зависело материальное положение почти половины присутствующих. К тому же, все знали о их дружбе с Абраксасом, так что даже Амадей, увидев его подъезжающим к особняку на байке, только презрительно вздернула свой ухоженный мышиный носик и скорее направилась в глубину зала, дабы не встречаться с незваным гостем. Впрочем, Альфарда это устраивало. Он просто хотел найти Амали. - Прошу тебя, давай уедем! - голос у Амали охрип, был тусклым и словно ей не принадлежал. «Звенит мой колокольчик», всегда говорил Абраксас, когда слышал дочь. Сейчас бы он ее голоса не узнал. - Могу отвезти тебя в одно местечко. Тебе точно понравится.***
...1964 год... Маленькая ладошка дотрагивается до ледяного металла и водит по гладкой поверхности, ощущая, как дышит железный зверь, синие глаза наполняются слезами от восхищения, а зрачки расширяются, когда зверь издаёт тихий фыркающий звук. Амали оборачивается к отцу и восклицает: - Хочу! Папа! Купи мне такой! Абраксас смеётся. У него невероятно красивый смех. Так смеются актёры Голливуда, да он и сам похож на одного из них. Высокий, крепкий в плечах, невероятно элегантный, он словно сошёл со страниц глянцевого журнала. Белоснежные волосы, зачёсанные назад, широкая улыбка, низкий тембр и неисчерпаемое обаяние делали его любимцев десяток, сотен женщин, но его сердце принадлежало лишь одной, и она сейчас смотрела на него снизу вверх, сцепив крошечные пальчики между собой так, что те почти посинели. - А не рано тебе такую игрушку покупать? - Абраксас присел на корточки, и Амали подошла ближе к нему, обвила ручки вокруг мускулистой шеи и прижалась своей персиковой щечкой к щетине отца. Абраксас в эти минуты готов был пищать от восторга. - Нет. Мне совсем не рано. - невинно ответила она, хлопая длинными ресницами и глядя то на папу, то на желаемую «игрушку». Альфард стоял чуть поодаль. Он только что возился внутри свой машины и сейчас вытирал руки о какую-то старую тряпку, с улыбкой поглядывая, как крестница буквально разводит отца. Все женщины одинаковые. Даже если им всего 4 года. - Красотка, ты же до руля не дотянешься. - усмехнулся Альфард, откидывая тряпку. Амали пару секунд смотрела на крёстного отца, словно оценивая сказанное, потом взглянула на байк, а следом выдала: - Можешь не покупать! Возьмём байк Альфарда! Абраксас, откровенно говоря, заржал, глядя на то, как увеличились глаза друга. - Абраксас, купи дочери мотоцикл! Не разрушай детскую мечту! Они долго ещё смеялись в тёплой неге августовского вечера. Сидели на веранде, глядя, как огонь в камине рисует причудливые тени. Малышка Амали полулежала на коленях у Альфарда, обнимая огромную руку двумя своими крохотными. В тот вечер пахло моторным маслом, железом, горелым деревом, и Амали, цепляясь за руку Альфарда и ощущая себя в абсолютной безопасности проваливалась в сон. Амали крепко обнимала Альфарда, утыкаясь носом в кожаную куртку. Такое знакомое чувство защищенности. Умиротворение, словно весь мир замер на некоторое время, и ничто не может нарушить это глобальное спокойствие. Только с отцом и Альфардом было так. Теперь только с Альфардом. Амали не знала, сколько времени они уже мчат по трассе, да и знать она не хотела. Для неё это были блаженные минуты. Скорость напрочь выметала из головы все лишнее. Она словно сдирает с души все то, что не может там удержаться, а рёв мотора отлично заглушает боль. Все же, какие бы ни были придумала способы быстрых путешествий вроде трансгрессии или использования летучего пороха, ничто не заменит полёта на метле или поездки на байке, как в случае с Альфардом и Амали. Все же маглы могут делать то, чего очень недостаёт некоторым волшебникам. Они остановились на заправке в поле. Августовский вечер, напоённый запахом дождя, приобретал серовато-голубой оттенок и рисовал на небе причудливые темные фигуры, нависающие над полем помпезной декорацией. Пока Альфард заполнял бак, Амали купила два дешевых кофе в пластиковых стаканчиках и хот-доги, обильно политые кетчупом. Впервые в жизни Амали была на такой заправке, когда ей исполнилось 5. Тогда был знойный июльский день, пахло полынью, и Амали понятия не имела, зачем ее отцы остановили машину возле каких-то непонятных штуковин со шлангами, но уже через пару минут она с азартом смотрела, как отец наполняет бак бензином. А потом Альфард принёс три горячих хот-дога. Сегодня Амали купила только два. - Ты моя прелесть! - улыбнулся Альфард, откусывая от хот-дога громадный кусок и запивая его горячим кофе. Амали выпачкала свои изящные тонкие пальчики в кетчупе и теперь не знала, обо что их вытереть. Альфард поймал себя на мысли, что ещё пару лет назад крестница бы их просто облизала. Но не сейчас. Сейчас его кроха превращается в девушку. Изящную и обаятельную, так похожую на свою мать. Так что он просто направил палочку на ее запачканные пальчики, и те в миг стали чистыми. - Ой, спасибо! Мне ещё год нельзя будет ей пользоваться! - улыбнулась Амали. Голос у неё по-прежнему был сиплый, но в нем уже чувствовались искорки обожаемого Альфардом характера. - Ну так что, куда ты меня везёшь? - Амали сделала глоток кофе и взглянула на Альфарда. Тот дожевал свой хот-дог, допил до конца уже холодный эспрессо и наконец ответил: - В «Унылый краб» . Марсú по тебе скучает. Амали на секунду задумалась. Унылый краб. Так называлось место, где Амали провела львиную часть своего детства. Красивый каменный дом на берегу моря. - Надеюсь, ты меня не бросишь там? - нахмурилась Амали, задумчиво глядя в свой стаканчик. Альфард усмехнулся. - Брошу. Но не одну. У меня там гостит кое-кто. Уж поверь, эти черти кого угодно вернут к жизни. И он осекся, понимая, какую глупость сморозил. Впрочем, Амали сделала вид, что не ощутила нового прилива боли. - И кто эти черти? - деланно весело спросила она и залпом допила остатки кофе, лишь бы заглушить внезапно накатившие слезы. - Есть один черт и его компания. Сириус Блэк. Засранец. По... - Амали подавилась остатками кофе. - ...мнишь его? Амали кивнула сквозь неистовый кашель. Конечно, она помнит Сириуса Блэка. А кто ни помнит свою первую любовь?