Общага. 3 сезон

Джеймс взглянул на часы одним глазом и отказался ему верить: было едва ли девять утра, но кто-то настойчиво и бесстрашно колотил в дверь. — Не понял... – сказал Джеймс и приподнялся на локтях. – Эй, муж, там кто-то пришел! Но муж беспробудно спал после смены, и к его железной голове скотчем были крепко примотаны беруши. Дверь снова загрохотала под чьим-то напором; пока агрессивно настроенный Джеймс перебирался через свою вторую половину, в открытое окно влетела маленькая глазастая кукла. — Не понял, – повторил Джеймс и пошел открывать. — Привет, посидишь с Эл? – Хизер бросила на него быстрый взгляд поверх зеркальных очков. — Ты время видела? Хиз пожала плечами и слегка подтолкнула вперед малышку Элль. Самый громкий – и, впрочем, единственный – человеческий детеныш Сайлент Хилла, которому по осени предстояло поступление в начальную школу, протянул к Джеймсу ручки. — Дядя Курочка, ты поймал мою куклу? – спросила она, оказавшись на почти двухметровой высоте. — Дядя Курочка? Не понял... – по выражению лица Джеймса Хизер догадалась, что, если бы не присутствие ребенка, чапалаха ей было бы не избежать. — Все на работе, а папа застудил поясницу, – сказала она и закинула в прихожую мягкий рюкзак с кроличьими ушами. – Там игрушки, раскраски, сок и таблетки. Утреннюю она уже приняла, вторую дашь в полдень, третью – после ужина, как обычно... — Прекрасно, – Джеймс усадил Элль на шею, – Алекс тоже что-нибудь застудил? — Папа с мамой поедут фоткаться, потому что у мамы давно не было постов в инстаграме! А еще папа купит мне новую куклу «лол»!!! – последние слова Элль проорала Джеймсу в ухо, отчего он стал выглядеть еще счастливее. На столе с жалобным звоном разбился забытый с вечера бокал. — Она шутит, мы едем подавать документы. В школу, да, детка? Элль была еще слишком мала, чтобы как следует понимать намеки и бессовестно лгать, поэтому Хиз поспешила скрыться в машине, так и не дав дяде Курочке возможности исправить ситуацию. Когда Хизер уехала, Джеймс отнес девочку на диван и вручил ей пульт от телевизора: — Подождешь? Сделаю нам сэндвичи. — Я опять разбила стакан, – Элль виновато указала пультом на стол. – Дедушка говорит, что я могу поранить кого-нибудь в школе. — Детка, твой дедушка застудил спину в +35 – по-моему, это не тот человек, которого стоит слушать. Стеклянной посуды в Сайлент Хилле, однако, оставалось все меньше. — Он сказал, что в школах стеклянные доски. — Сколько ему, девяносто? Никто уже не пишет на доске, – Джеймс на секунду засомневался, – скорее всего. Брось, я тоже бью посуду, когда ощущаю радость или злость – не припомню, чтобы кто-нибудь пострадал. Он лукавил: шрамов на теле его супруга за годы совместной жизни значительно прибавилось, не в последнюю очередь, благодаря именно этой экспрессивной привычке. — У тебя тоже дурная посредственность? – Элль проследила за тем, как черный пакет с осколками, бряцнув, исчез в мусорной корзине. — Что?.. Ах, нет, у меня уникальная наследственность. Как и у тебя. А если ты и это слышала от Гарри, то ему стоит задуматься, ведь ты его внучка. Ну-ка вспомни, чему тебя учил Уолли? — Считать до двадцати одного? — Нет. «Каждый человек – особенный... — ...и каждый имеет право быть собой»? – на лице Элль снова заискрилась улыбка. — Ну точно. Кто-то носит одновременно яйца и каблуки, у кого-то вместо головы – медный казан, а мы с тобой всего-то бьем посуду. Помоги-ка мне, – Эл с завидной прытью подскочила к кухонной тумбе, – никак не могу открыть шоколадную пасту. Девочка недоуменно посмотрела на гигантского взрослого, протянувшего ей новую, еще не вскопанную ложкой, «Нутеллу». Она покрутила ее в руках, попробовала отвернуть тугую крышку, а потом опять беспомощно подняла глаза. — Скверно, Эл, нам придется делать сэндвичи с арахисовым маслом! Фу, – оба, не сговариваясь, изобразили самые недовольные в мире гримасы. – А ведь кто-то может просто представить её без крышки... Проснуться с петухами – Генри и Уолтер ведь уже на работе, да? – и не поесть шоколадной пасты! Прямо ложкой и, может быть, даже без хлеба... Крышка с громким хлопком отлетела, оставив банку под ненадежной защитой круглого куска фольги, от которого Элль быстро избавилась вручную. — Мне нельзя открывать банки мозгами, мама будет орать, – радостно сказала она. — Сколько её помню – все время орала, ничего нового, – Джеймс протянул ей ложку, – к тому же, маме совсем не обязательно знать об этом, так? Я не выспался, вполне мог не доглядеть. Или даже забыть дать тебе таблетку – кто знает? — Я терпеть их не могу, мне от них всегда хочется спать. А еще они противные, как... как арахисовое масло. Джеймс снова поморщился, чтобы выразить солидарность страшным горестям, выпавшим на долю несчастного ребенка: — Отвратительно! Надеюсь, «Нутелла» позволит нам забыть об этом кошмаре. Давай поступим так: я приму душ, позавтракаю – ты ведь оставишь мне немного? – и мы поиграем во что-нибудь. Как тебе идея? — Дядя Генри научил меня играть в Underlords, ты умеешь? — Впервые слышу, – сказал Джеймс, и Элль перемазанным ртом поклялась обучить его всему, что знает.