Останемся здесь, пока не закончится этот дождь

      Маленькое поселение на границе Киригакуре третий месяц омывают холодные проливные дожди. Края, что некогда слыли своей плодородностью, затоплены серым небом. От бесконечных капель, сколько ни старайся, не скроешься, не спрячешься, и вода здесь, не впитываемая перенасыщенной влагой землёй, доходит до самых щиколоток. Генма морщится, согревая озябшие ноги лёгким потоком чакры, и, покачивая на нижней губе сенбон, осматривает дома, расположенные на широкой поляне. Их, погрязших в образовавшемся болоте, всего четыре. Старые ровные доски, сложенные в низкие постройки, осырели и потемнели, крыши просели, а от длинных вьюнков, обрамляющих стойки веранды, не осталось ничего, кроме стеблей.       – Здесь я бы и сам справился, – обладатель шарингана так же, как и Ширануи, заостривший свое внимание на лишённом красок пейзаже, прячет в карманах форменного жилета ладони и тихо шмыгает.       – Сам бы ты везде справился, не сомневаюсь, – специальный джоунин тяжело выдыхает, когда капля дождя приземляется на кончик его носа. – Миссия с тобой, знаешь ли, не моя прихоть.       Он разворачивается и широким размеренным шагом направляется в дом – пятый, находящийся на самой вершине холма. Единственное место, пострадавшее от обилия осадков меньше всего, тонет в объятиях зелени. Из небольшого окна на землю проливается жёлтый свет, который исчезает, стоит только обитателю комнаты бросить на поверхность пола очертание своей тени. Если подумать, Ширануи редко когда доводилось выходить на миссии с Какаши – может быть, раза два, а может, всего единожды – да и после смерти Минато он предпочитал не тревожить давнего товарища, а ещё предпочитал, чтобы не тревожили его самого.       – Раз мы вдвоём в этом забытом Ками месте, стоит поспешить, – нагнав специального джоунина, Хатаке смыкает не скрытое тканью протектора веко в лёгком прищуре и стряхивает со своих сандалий грязь. – Ты знаешь, чем раньше мы здесь разберёмся…       «Тем скорее вернёмся домой», – Генма хмыкает, смакуя на кончике языка то, что Копирующий решил оставить невысказанным, и в ответ на слова едва заметно кивает. В действительности возвращаться обратно в Конохагакуре не сильно хотелось. Расследовать это дело каждый из них мог самостоятельно – ранг не высокий, справился бы даже чуунин, – но приказам Хокаге перечить не принято. Ширануи, в общем-то, было всё равно, с кем и что выполнять, кроме того, находиться с Какаши оказалось довольно спокойно. Сослуживец по большей части был одиночкой, как и он сам, задания выбирал затяжные, подальше от родного селения. Работать с ним было легко – жаловаться не приходилось, да и разговаривать тоже, если на это появлялась служебная необходимость или взаимное желание. От детского упрямства Хатаке не осталось и следа, в Ширануи же его не было с самого начала. Здесь они могли быть одновременно порознь и вместе, рядом, но каждый сам по себе. И сейчас эти двое, шагая плечом к плечу, растворялись в тишине, как капли в луже под их ногами.       Дойдя до цели и открыв дверь, Генма вошёл в помещение. Мужчина средних лет, что нанял их, так же, как и два часа назад, сидел над свитком, внимательно его изучая. На вытянутом, слегка морщинистом бледном лице царило полное сосредоточение – тёмные брови образовали складки на переносице, нижняя губа была неосторожно прикушена. Его жена видела беспокойный сон за створками сёдзи, то и дело всхлипывая.       Шиноби прошли вглубь просторной комнаты на очередном её болезненном стоне, сели за стол напротив своего заказчика, молчаливо требуя к себе внимания.       – Всё началось в конце июня, – не отрывая внимательного взгляда от письма, произнёс мужчина. – Почва в наших краях всегда была плодородной, и многие, кто слышал об этом, приезжали сюда, осматривались. Некоторые так и остались здесь в надежде заработать на ведении хозяйства.       Он огладил поверхность свитка сморщенной ладонью и на некоторое время замолчал, словно подбирая слова, дабы ненароком не выдать из себя лишнего. По крайней мере, именно так казалось Ширануи.       – Раньше наш дом был единственным на поляне. Стоял себе одиноко на вершине холма, пока земледелие процветало. Дожди всегда приходили вовремя, а потом ни с того ни с сего деревню стало заливать со страшной силой. Словно кто-то обрушил на нас свой гнев, проклял за неведомые нам самим грехи. Обвинить в этом, конечно, некого. Сельчане – люди простые и добрые, занимаются тихо своим делом, соседям жить не мешают. Вот только пропал наш ребёнок, тогда-то я и обратился за помощью к вам.       – Ребёнок?       – Да, мой младший сын. Родился несколько дней назад, а потом взял и исчез. Будто растворился в воздухе. Вечером жена оставила его ненадолго и вышла покормить овец. Такое случалось раньше, мы всегда покидали детей без опаски, да и далеко не отходили. Если бы он заплакал, тут же услышали бы. Но в тот день вокруг была тишина, тяжёлая и давящая, только капли дождя, отбивающие им одним известный ритм, нарушали её. И когда Такана вернулась в дом, постель была пуста, а возле входной двери валялся грязный мешок. Больше никаких изменений.       Генма напрягся немного, на лице Какаши же не выразилось ни одной эмоции. Он слушал заказчика, глядя на свечи, стоявшие на подоконнике, и смотрел на них так, словно это было единственным интересным предметом в старом осыревшем доме. Хозяин жилища продолжал свой рассказ в том же тоне, а специальный джоунин, впитывая в себя информацию, вновь и вновь мысленно соглашался с товарищем. Здесь Копирующий действительно мог справиться сам, зачем же тогда Сандайме понабилось его, Ширануи, тревожить?       – Согласно свиткам, которые передались мне по наследству, это всё проделки ёкаев, однако что делать с этим, мы совершенно не знаем. Что там говорить, мы даже не знаем, существуют ли они на самом деле. В конце концов, нам читали эти письмена как сказки, не более, – он тяжело вздохнул и растёр свои виски, наверняка чувствуя от происходящего усталость. – Жена не встает с постели, отказывается есть и пить, и я её понимаю, но также понимаю, что сына не вернуть. Если верить легендам – иных объяснений происходящего нет, – то оказавшееся захваченным демоном навсегда потеряно. Это как бросить в бездонный колодец камень – ты знаешь, где он лежит, но никогда его не достанешь.       – Значит, мы должны сделать так, чтобы дожди в вашей деревне прошли? – поинтересовался Какаши, не отрывая взгляда от высокого пламени.       – Да.       Ширануи, заслышав в голосе Хатаке едва заметные ноты насмешки, прикрыл глаза. Он видел – оглашённая земледельцем просьба товарища откровенно забавляла. Опытные шиноби способны на многое, но влиять на погодные условия им не подвластно, как и не подвластно останавливать дожди. «Ведь он даже не беспокоится о сыне», – подумал про себя Генма. Это значит, что мужчина верит письменам и желает, чтобы его жена тоже поверила и перестала страдать из-за потерянного дитя.       Заказчик отдал им свиток, сказав, что в нём есть вся информация, и проводил их в единственное оставшееся свободным помещение. Комната была просторной, но довольно пустой, без излишеств – на деревянных половицах расстелены два светлых футона, возле окна широкая тумба и небольшой стол. Генма поджёг тонкий фитилёк, и Какаши принялся читать, даже не раздевшись, специальный джоунин же, напротив, снял с себя мокрый форменный жилет и лёг в подготовленную для них постель. Снаружи со всей силы отбивал свой ритм ливень, точно проверяя прочность крыши, и, если не считать эти отголоски, в доме стояла глубокая тишина. Ширануи она не тяготила, но когда продолжительность молчания достигла половины часа, находиться здесь стало невыносимо.       – Ты хоть вслух читай, Какаши, – встретившись взглядом с Копирующим, он тихо усмехнулся. – Скучно.       В желтоватом свете лицо сослуживца выглядело ещё более уставшим, чем в свете дня. Складка под открытым глазом отливала синим, молодой мужчина заметил вокруг тёмного ободка несколько лопнувших капилляров.       – Почитаю, если дашь время.       Они вновь замолчали, и Генма, решая больше не лезть, полностью отдался своим размышлениям. Хатаке не всегда думал о том, о чём хотел показать остальным, так представлял себе молодой мужчина. Даже сейчас, глядя в свиток, он казался отстранённым и подавленным. Внимательный взгляд соскальзывал с поверхности листа, останавливался на определённой точке и, через некоторое время, возвращался обратно, вновь сосредотачиваясь на письменах. В голове Генмы проскользнула мысль о том, что этот человек, наверное, пережил слишком многое, гораздо больше, чем он сам, и, возможно, часто говорил себе об этом, оставаясь в полном одиночестве.       – Будешь так смотреть, никакого чтения вслух, Ширануи, – заметил Какаши с толикой насмешки. – Я серьёзно, перестань пялиться.       И специальный джоунин, промолчав в ответ на замечание, перестал. Потому что под неизменной маской, правый уголок губ Хатаке потянулся вверх, рождая усмешку. Потому что тишина облюбованного дождями дома его не тяготит.       Через несколько мгновений – прошло совсем немного, по подсчетам молодого мужчины, – Какаши отложил свиток на стол и разделся. Развесил сырые вещи на тумбе, лёг на футон и внезапно выпалил:       – Мы останемся здесь, пока не закончится этот дождь.       Ширануи этих слов откровенно не понял, но, бегло осмотрев лицо сослуживца снова, не стал возражать, вместо этого поднялся, развернул кладезь с информацией и сел читать, лопатками ощущая на себе взгляд товарища.       В свитке говорилось о ёкаях, насылающих на селения холодные ливни. Такая разновидность демонов зовётся «Амэ-онна». «Неряшливая женщина, вся мокрая от дождя», – специальный джоунин попытался представить это, но ничего не вышло: перед глазами, как назло, был Какаши, переживший два часа под бесконечностью леденящих капель. На картине, подкинутой Генме воображением, пепельные волосы обладателя шарингана были немного взлохмачены. Согласно легенде, эта женщина насылает дождь и крадёт младенцев, родившихся в ночь, когда осадки достигают своего предела. Она похищает детей и забирает их с собою в объятия тьмы, где выпивает из них души и превращает в себе подобных, тем самым освобождаясь от проклятья.       Ширануи протирает свои веки тыльной стороной ладони, вспоминая Сарутоби, который послал его в это место, и всё ещё не понимает причин. В конце истории мелкими иероглифами написано, что непогода закончится через три дня после похищения новорождённого. Прочитав это, Генма осознаёт, наконец, что хотел донести до него Хатаке, который, вероятно, не имея возможности заснуть, потягивается за подсумком и достаёт из него потрёпанный сборник «Ича-Ича».       Они останутся здесь, пока не закончится этот дождь. Одновременно вместе и порознь, рядом, но каждый сам по себе. Ширануи ложится обратно, поворачивается на бок и тихо выдыхает, прикрывая глаза и ощущая, как со спины медленно подкрадывается сон и тело расслабляется. Он мысленно благодарит Ками за то, что Какаши, держащий сомнительное творение одного из легендарных Саннинов в ладонях, запамятовал о просьбе почитать «вслух», пока Амэ-онна где-то недалеко выпивает душу из младшего сына их странного заказчика.