Отыщи меня по глазам

У каждой истории есть начало и эта, без шуток, тоже имеет своё — нелицеприятное, отвратительное, но всё же начало, с которым пришлось мириться и которое пустило свои уродливые корни так глубоко. Всё светлое начинается в детстве и там и же заканчивается, потому что Эйс не может припомнить момент в своей жизни, когда что-то действительно было настолько хорошо по меркам ребяческого восторга, который затем обязательно вспоминаешь с грустной теплотой после, слава богу, окончания начальной школы, средней и всего того ужасного, что идёт в дальнейшем в парочке абсолютно любых сериалов от Нетфликса. Алкоголя у Эйса не было, зато были омерзительные отношения со сверстниками, которые в начальной школе ещё не казались такими ужасными: когда ты собственное имя от волнения пишешь через букву «S», это не страшно, на тебя ещё не столько обращают внимания, сколько игнорируют, называя странным. Младшая школа в этом смысле отлично перекликается с колледжем, потому что там до Эйса ровно также никому нет ни малейшего дела. Проблемы начинаются с переходом в среднюю, когда гормоны ударяют в голову, а держать кулаки при себе становится всё труднее: Эйс не умеет сдерживаться — ни в словах, ни в действиях. Он ведется на провокации, он переживает кризис всего внутри себя и его раздражают люди, он не хочет видеть никого из них даже близко рядом с собой (Луффи всегда приятное исключение). Он ввязывается в драки, он бьет сгоряча и сыпет едкими оскорблениями, настраивая весь коллектив против себя своим же вызывающим поведением. Одноклассники терпеть его не могут, а учителя — тем более. В их глазах он только привлекает внимание, он хулиган и задира, которого лучше обходить стороной. У Эйса есть репутация (злобного ублюдка, но всё же есть) и она чертовски влияет на его положение в этом условном обществе, состоящего из таких же неконтролируемых подростков, только с Эйсом всё значительно хуже, он держит на расстоянии своих одноклассников и способен укусить до крови, если почует от них хоть какую-то угрозу, а угрожать Эйсу сродни почти настоящему самоубийству и это знает каждый, кто общался с ним хотя бы немного. Эйс напоминает дикого зверя — нелюдимый, озлобленный, а выразить протест через кулаки или слова никто ему здесь не может: от ударов Эйса жжёт скулы и пухнет разбитая губа. Он держится одиночкой и бросает мрачные взгляды исподлобья, создавая впечатление человека надменного, смотрящего на всех с высока. Он не общается ни с кем в этом месте, а на занятия ходит ещё реже… естественно, дружить в такой ситуации с ним невозможно совершенно. Эйс ужасен. Просто худший из худших, но он никому не признается (даже самому себе), что боится, и это никогда не станет смягчающим оправданием, но он всё равно до мурашек по спине и ноющего желудка страшится быть отвергнутым, этого режущего плоть каленым ножом людского равнодушия, а хуже — внимания. Потому что, когда Эйс становится заметен, когда его истинные цвета пробиваются наружу, а сам он начинает существовать, мир отвечает на это угрозой, заталкивая его глубже под толщу ледяной воды. Туда, где легче думать, что его нет, ведь подобные ему, не люди — выродки, существовать не должны: они портят картину мира, а ещё зачем-то просят себя любить. Будто они обычные дети, жены, отцы. Будто за их спинами не клеймо позора, а руки их предков не испачканы в крови. У Эйса за спиной не клеймо — крест. И он не хочет себя любить. Быть злым проще. Эйсу не приходится отрывать кусочки доброты от своего собственного израненного сердца, ведь единственный, кому он мог её дать — Луффи, его младший брат. И для Эйса это привычно, потому что так будет всегда — он, Луффи и весь мир, который Эйс готов посылать к чёрту снова и снова, и так ещё множество раз. Его не уважают, но боятся. Желают за спиной навернуться на лестнице и разбегаются по углам, стоит только ему подойти. Эйс чувствует, что отбил себе место, но это было лишь начало дешевого спектакля под названием его жизнь, а вся кульминация остается ещё далеко (на самом деле нет) впереди, и Эйс не был готов к тому, с чем ему придётся столкнуться и за что он будет отвечать перед людьми. Переход в старшую школу перечеркивает абсолютно всё, и Эйс не замечает, как из охотника вдруг превращается в забитую жертву, что понятия не имеет, кто вообще желает ей зла. Его окружают бесцветные ряды одинаковых лиц — они смеются, перешептываются и косятся на Эйса с гадкой усмешкой, не скрывая своего презрения, потому что теперь они не боятся, теперь они могут это делать, ведь анонимность дала им шанс ответить на горящий удар, не запачкав свои кулаки. Они не лезут в драку, но Эйс каждый раз умудряется возвращаться домой с разбитыми в кровь костяшками и нет никакой уверенности в том, что он точно наказал того самого, правильного обидчика. На его телефон приходят сообщения с неизвестных номеров — пачками, их так много, что Эйс не успевает удалять. Они все разные по характеру, но вызывают одинаковый эффект — боль. Боль острую, тупую, яростную, такую, что хочется разорвать себе грудную клетку, лишь бы не чувствовать всё это. Эйс не знает, куда направить свою злость, потому что обезличенные тексты не дают никакого представления о том, кто желает ему смерти и быть «выебанным в тёмном переулке грязными бомжами». Все хотят, чтобы он исчез. Затем появляются фотографии. Сделанные исподтишка, украдкой, они уничтожают Эйса, потому что он не знает о них до самого конца, не знает, что его и всю его жизнь вывернули наизнанку, дабы жестоко поглумиться над единственным фактом его бесполезного существования. Восприятие искажается, а любому действию добавляется скрытый подтекст, чаще всего — умышленный. Они смеются над тем, что он бедный, что носит одежду в собственных заплатках и ворует горелую запеканку из школьной столовой домой. Потому что есть нечего, ведь, когда вашу названную семью почти приперают к стенке бандиты, грозясь выставить на улицу, а головы закопать под деревом, как-то не особо думаешь об этичности и гуманности своих поступков. О, нет. Ты думаешь о том, как выжить и не впутать в это своего младшего брата, потому что с него хватит просто участвовать в этом, а сталкиваться лицом к лицу с теми, кто может голыми руками стащить с ребенка скальп… Эйс пойдет на всё, чтобы не допустить этого. Эйс привык к такой жизни, и Луффи привык, у них не оставалось иного выбора, кроме как приспособиться и извлекать из этого выгоду, учась вместо литературы и математики подделывать документы и врать с абсолютно невозмутимым выражением лица. Ничего из этого, конечно, Луффи не умеет, он настолько простодушен и открыт, что Эйсу почти противно от себя самого… он-то вписался в жизнь преступника идеально, словно влитой. Будто грязные гены дают о себе знать вкупе с абсолютной дикостью неприрученного зверя, который рычит за каждую крошку хлеба, сметая их со стола в ладонь, боясь, что даже это… даже это у него отнимут. Он всегда настороже, оглядывается по сторонам и заглатывает еду кусками, готовый в любой момент сорваться с места, и, наверное, со стороны это смешно, если не знать всей сути дерьмового контекста. Смешно и по мнению тех, кто каждый день сливает посты в группу, обличая всю сущность Эйса с её абсолютно неприглядных сторон. Эйс не может точно сказать, как долго продолжается вся эта вымученная травля, потому что в своих оскорблениях они уже повторяются, чередуя «выродков» и «пидоров» друг за другом, но Эйсу всё равно тошно до искрящей рези в покрасневших глазах. Сообщения со временем затихают, зато обстановка в классе накаляется до предела, будто все разом узнают какую-то мерзкую тайну, даже не догадываясь, что подступили настолько близко к правде, которую Эйс умело скрывает почти всю свою гребаную жизнь. Эйс помнит, как однажды, придя утром в школу, он замечает на своей парте жирную надпись маркером «ублюдок преступника». Эйс понятия не имеет, как они докопались до этого… до Гол. Д. и Роджера, но ведь реальность заключается в том, что на самом деле они и не знали. Никогда. Просто все почему-то решают, что такой ребёнок не мог родиться в нормальной семье. Такой, как Эйс — дефектный, агрессивный, почти что сумасшедший и очень-очень злой. На мир, на себя — на всех. Конечно, «все» волнуют одноклассников больше, потому что Эйс одним своим присутствием коптит им небо и бесконечно мозолит глаза. Поэтому версии его происхождения меняются чуть ли не каждый день — от отца наркомана до матери шлюхи. Родителей у Эйса всё равно нет. У Эйса тогда появляется единственная возможность направить свой гнев в хоть какое-то конкретное для этого русло. Он бьёт чужие лица прямо в кабинете, на полу, не жалея собственных кулаков, не разбирая и не думая, кто перед ним и стоит ли вообще это делать. Сознание Эйса твердит, что стоит. Ему так больно, что хочется заглушить это чувство обреченности кровью. Чужой. Видео с дракой попадает в интернет, просочившись за пределы маленькой группы, где волей случая собираются все обидчики Эйса или те, кого он обижал сам: в начальной школе, в средней, а потом… они все оказываются здесь. В одном месте. В одном классе. Эйс просто не замечает, не придает этому должного значения, а они ненавидят. Тихо, затаившись, они мстят коварно, отвечая за каждый удар и царапину в два раза сильнее, потому что болит. И у Эйса болит. Вот здесь, скребет прямо под сердцем и готово сыграть на ребрах звонкий похоронный марш. Лучше бы тебя задушили в младенчестве. У них есть право. Другое дело, колесу нет разницы, кто виноват, а кто нет. Оно набирает оборот и пылает жарким огнём, потому что ненависть в этой бесконечной цепочке порождает лишь ненависть. Эйс знает это как никто другой. Он, кажется, успевает насолить всему городу. На него жалуются продавщицы, охранники, родители и даже соседские собаки не пускают во двор — рычат, лают, будто пытаясь выжить со свету, а ведь… Псы видят мертвых. Хочешь, они покажут тебе дорогу в ад? Эйс не прав. Чертовски не прав. Дед говорит что-то такое, но слов почему-то не разобрать — для Эйса сейчас всё, как в грязной дымке тумана. Он смотрит на настенные часы в кабинете директора и сломанная кукушка кажется ему донельзя забавной. Они похожи. Эйс тоже сломался. Эйс правда не знает, как ему быть. Никто не учил его контролировать свой гнев, никто не объяснил ему, как не быть мудаком, если все вокруг мудаки. Он просто ребенок, которого выбросили на обочину жизни и сказали ползти. И Эйс пополз. Так, как умеет — сбивая кулаки в кровь, ненавидя себя и каждого человека вокруг. Потому что мир первый откликнулся на его существование своим бессердечным «лучше бы ты никогда не рождался», и Эйс действительно не понимает, почему он сам должен быть добр к нему. Этот день отсчитывает ту самую точку отправления в ад, и даже никакие псы ему не помогут, потому что Эйс наконец-то узнает, что почти два года бывшие и нынешние одноклассники травили его в своей группе, а он даже представить себе такого не мог. Для Эйса становится огромной ошибкой отвечать им комментариях и пытаться заставить удалить. А что удалять? Вся жизнь Эйса здесь запечатлена на фотографиях — постыдных, неловких, смущающих, таких, которые хочется сжечь и никогда больше не видеть, потому что легче удалить жизнь Эйса, чем избавиться от этого позора. Эйс кожей чувствует отвращение, когда видит своё собственное почти голое тело на снимке… его скомпрометировали в раздевалке, сделали это украдкой, а затем выставили сюда… Посмеяться. Ведь смешно. Эти дурацкие застиранные трусы с дыркой по шву, которые Эйс никак не мог заштопать — они всё время расходились, а тогда у него просто не было выбора, нужно ведь хоть что-то надеть. Это во многом обыденная ситуация, если ты живёшь от подачки до подачки, да и если нет… оно случается. Когда у тебя плохой день или ты встаешь не с той ноги. Зубной пасты не оказывается, а горячую воду отключают. И ты идёшь — разбитый, пытаясь пригладить растрёпанные волосы, думая о том, насколько свежая твоя толстовка, вытащенная из стиральной машины или корзины для грязного белья. Так бывает, просто никто не говорит и стыдить за это не нужно, совсем нет, а теперь… оно здесь. Висит, как флаг с десятками комментариев, и Эйса высмеивают просто за то, что он человек. Что он может выглядеть ужасно, глупо, неаккуратно есть или кусать ногти от волнения. Что он не выглядит идеально… да чёрт возьми, никто не выглядит идеально, только искусственные модели на блестящих глянцевых обложках. И они неидеальны. Никто. У Эйса нет денег. Он не может просто взять и перестать «травиться жирной дешёвой едой». Не может перестать носить одну и ту же кофту, потому что она кажется вам «стремной». Эту кофту ему подарил младший брат. Да, она с гребаным Микки Маусом, но Эйсу насрать. Луффи сделал это (сам почему-то решил вырезать и клеить принт), и Эйс действительно ценит его труды. Очень. За этими фотографиями нет историй. На них просто ужасный Эйс, который делает ужасные (обычные) вещи. Но ведь… Стыдно. Так стыдно, что хочется по шею вколотить себя в землю. Окаменеть, превратиться в жалкое ничто, только бы не существовать в этом конкретном отрезке времени, и Эйс желает стереть себя отовсюду, вновь стать серым пятном, на которое не обращают внимания, ведь тогда… Тогда бы не было бы так гадко, омерзительно и чувство такое, когда хочется сбросить кожу и расцарапать ноющее болью это бесполезное тело до крови… У Эйса внутри всё переворачивается. Самое, наверное, отвратительное, когда Эйс натыкается на записи, где подписчики этого гадюшника пытаются угадать, кто же его соулмейт. Конечно, никаких здравых рассуждений здесь нет и в помине, люди просто скидывают фотографии бомжей или животных, что вызывает у Эйса такой приступ боли, словно тупой нож, который некуда всадить. Эйс ощущает себя абсолютно беспомощным, потому что не может ответить ударом на удар. Когда они писали оскорбления на парте, видимо, позабыли, осмелели, что настоящий Эйс такого обращения с собой ни за что не потерпит. Что настоящий Эйс не груша для виртуального битья, а сейчас… он слаб. Он ничего не может с этим поделать. Его личные сообщения кишат угрозами и призывами сдохнуть. Они, обидчики, отправляют картинки, как правильно резать вены, если Эйс-таки захочет осчастливить всех и наконец-то выпилиться. Эйс просыпается с этим каждый день, и сердце его болит от нарастающего стресса и расшатанных нервов. Он не справляется. С разбитым об стену телефоном и удаленным аккаунтом становится легче дышать. Не на много, но Эйс чувствует это фальшивое облегчение, словно петля на шее только начинает затягиваться туго. Он почти смог закончить год (дед постарался и от Эйса на время отцепились), но в какой-то момент он узнает, что создателя группы — его бывшего одноклассника со средней школы, выгнали с работы (не сложно догадаться, что слухи о травле распространились во все щели и дошли до чужого предполагаемого начальства). В старшую он так и не пошёл. Со стороны кажется, что этот инцидент навсегда остался в прошлом, но для Эйса в общении с людьми всё становится ещё хуже… он окончательно разучился доверять. Эйс смотрит на окружающих диким пуганным волком и в худшие дни даже обыкновенное «спасибо за покупку» он воспринимает в качестве потенциальной издевки. Потому что все здесь знают, кто он такой. Любое проявление доброты или внимательности было и остается для Эйса самым страшным ночным кошмаром. Он справился с чужой ненавистью, ведь никто не может ненавидеть его сильнее, чем он сам, а любить… Эйс не знает, что с этим делать. Просто не верит, как не верит в Санта Клауса и Зубную Фею. Его соулмейт, к слову, такой же нереалистичный персонаж. А ещё Эйс узнает, что человеческая месть страшна. Бывший одноклассник, отличавшийся крайней злопамятностью, почему-то до фанатизма убежден, что именно Эйс виноват во всех неприятностях его жизни, но единственное, что сделал Эйс — разбил ему нос за слова «твоей матери стоило сделать аборт». Колесо ненависти дает свой новый оборот, и Эйс в итоге приходит к тому, где он есть сейчас. У входа в здание колледжа, держащий в руках телефон с сообщением от человека, который бесцеремонно влез в его жизнь и почти что засовывает своё сраное мнение обо всём этом прямо ему в глотку? Нет. Сейчас Эйс там. Там…. Где комната наполняется едким дымом, а хлипкая дверь горит, объятая языками красного пламени. Эйс стучится, бьется изо всех сил, как раненная птица, но никто не слышит. Не хочет его слышать. Запах бензина застревает в легких, а дышать… дышать больше не легко, совсем нет. Будто и не было разбитого телефона и этой якобы жизни с чистого листа. Потому что прошлое всегда настигает Эйса, где бы он не находился и как хорошо не прятался. Оно здесь. Следует за ним чёрной тенью и болезненно отправляет сознание, потому что первыми словами в его жизни стали не «мама, папа», а «зачем я вообще родился?». На самой границе разума, когда плотная дымка затуманивает взор, а ноги подкашиваются, Эйс… понимает. Понимает и сожалеет о многих вещах в своей жизни, хотя больше всего на свете он хотел, чтобы его смерть не была соткана из отвратительной жалости к самому себе, но она есть… Ему больно, что он такой неудачник, больно, что больше не увидит своего младшего брата, а ещё больно… нет, он сожалеет, что так и не успел за все гребаные восемнадцать лет хоть сколько бы нормально пожить. Всё, что он делал — это сбегал от самого себя в отчаянных попытках приткнуться хоть куда-то, ведь место своё он так и не нашёл… Эйс сожалеет о своём рождении. Его сердце сгорает, как кусок бумаги. Бам! На сцену падает занавес.

***

Гудящая толпа проскальзывает мимо, а Эйс — понурый, мрачный и абсолютно разбитый, словно по нему проехались блядским грузовиком несколько раз и растащили все внутренности по дороге, садится на ступеньки перед входом и запускает пальцы в волосы, не отводя пристального взгляда от экрана своего телефона. Чувство такое, будто всковырнули старую зажившую рану (она никогда не заживала, лишь пульсировала, изредка напоминая о себе и выливаясь в непрошенные стыдливые комплексы), и Эйсу мерзко от накативших ощущений, будто он грязный, запачканный жидким дерьмом с головы до ног. Эйс закусывает губу. Руки его дрожат от клокочущей внутри ярости и хочется, так сильно хочется разбить этому ублюдку лицо прямо здесь, прямо сейчас, потому что это уже не смешно. Куда ты, блять, полез. fireFist: что за полотно воды я только что прочитал? у тебя лимит идиотских шуток горит и теперь ты решил поиздеваться надо мной через ЭТО? не смешно, знаешь. нихуя, ни капли. почему я должен вникать в твое бессмысленный поток соплей и верить, что у тебя правда где-то в жопе взыграли невероятные чувства? построил из себя добрячка и хватит. ты какого хера вообще решил, что можешь лезть в мою жизнь со своей сраной помощью словно ты мне кем-то являешься?? ты никто. тебе захотелось посмеяться? смейся. тут целая группа смешных картинок, оборжаться можно. в порядке ли я говоришь? чувствую себя ОТВРАТИТЕЛЬНО, я устал от твоей убогой лжи за эти пять минут. совсем заняться нечем кроме как выдумывать такую хуйню? мне помощь твоя не нужна ты понял. МНЕ ВООБЩЕ НИЧЬЯ ПОМОЩЬ НЕ НУЖНА ЗАВАЛИТЕСЬ И ОСТАВЬТЕ МЕНЯ В ПОКОЕ. Эйс нервно стучит ногой, пока его собеседник по ту сторону экрана печатает ответ, заставляя каждый нерв, каждую клеточку тела Эйса накаляться в давящем на плечи ожидании… чего-то, видимо. Чего-то важного. Dragon Claw: я не собираюсь смеяться. Я не собираюсь делать тебе больно. Если ты действительно в порядке, я только рад. Честно. Но я знаю, кто ты такой (ну как бы… ты понимаешь, в каком смысле) и через что тебе пришлось пройти. Это правда, что я ни разу не встречал тебя в жизни, но… что мешает мне помочь? Я не хочу навязываться, не хочу, чтобы ты чувствовал себя неуютно от моих сообщений. Мы можем… просто говорить. Я хочу, чтобы ты знал, ты можешь написать мне в любой момент, если почувствуешь себя плохо. Любая мелочь. Хоть сгоревший тост или порванная рубашка. Нет ничего стыдного в том, чтобы рассказывать о своих чувствах. Эйс, я никто, но буду просто пустотой, в которую ты можешь кричать. Я отвечу. — Сукин сын... Эйс почти надрывно скулит после этих слов. Он поднимается со ступенек, и голова идёт кругом, а звуки улицы болезненно давят на виски, заставляя Эйса жмурится и держать ладонь на взмокшем от волнения лбу. Мир пульсирует, как большой оголённый нерв, то вспыхивая яркими красками, то вновь становясь серым, унылым, таким, в котором живёт Эйс. Всегда. Он бесцельно бредет по улице, сжимая в руке телефон. Сообщение так и светится, будто маяк, единственный фонарь в пустом тёмном переулке, но Эйс… не хочет. Не хочет ему доверять. Он не останавливается, на ходу печатая ответ, в глубине души желая, чтобы телефон случайно упал в лужу или провалился в канализацию. Случайно. fireFist: ты бы ещё через лет пять пришёл. это было давно и больше меня не волнует. а теперь отъебись. Dragon Claw: знаешь, жертвы изнасилования или абьюза годами не говорят о своих проблемах, держа всё в себе. Люди с депрессией могут смеяться в последние часы своей жизни, а потом их находят повешенными у себя в квартире. Эйс раздражённо фыркает. fireFist: нашел что сравнивать. мои проблемы это мои проблемы. резать вены я не собираюсь. Не собирается. Эйс просто до сих пор не знает, зачем вообще он живёт. Dragon Claw: опять занимаешься обесцениваем. fireFist: иди к черту. Эйс доходит до светофора, когда телефон вновь противно пищит, уведомляя о новом сообщении. Надо бы сменить звонок, а лучше обновить чёрный список. Dragon Claw: что сейчас вокруг тебя? Эйс замирает, пропуская толпу вперёд и недоумевающе пялится в экран, пытаясь отыскать здесь какой-то скрытый подвох. fireFist: что? Dragon Claw: что ты слышишь? Звуки приятные? Раздражающие? fireFist: ты нормальный? звуки как звуки. выйди на улицу и послушай что ты доебался до меня. Dragon Claw: не могу. Dragon Claw: просто скажи. Эйс оказывается на другом конце дороги, перейдя пешеходный переход, но… всё ещё не понимает. Что этому парню нужно? Он вертит головой, однако, ни малейшего осознания даже близко не приходит: Эйс слышит это каждый день, для него здесь нет ничего особенного. fireFist: да не знаю я. машины ездят. гудит всё. Dragon Claw: тебе не нравится? Эйс закатывает глаза. И вновь стоит вопрос, почему он вообще до сих пор отвечает ему? fireFist: машины? нравятся наверное. Dragon Claw: ахах, это здорово, а звуки? fireFist: да что тебе эти звуки покоя не дают. трындит всё как залупа, а машины здесь вряд ли обновлялись с прошлого десятилетия, так что они похожи на престарелых дедов. типа как кашляют, причмокивают и плюются дымом. конечно слушать такое полный отстой. У Эйса глаза чуть не лезут на лоб, когда он читает новое сообщение. Dragon Claw: ВХАХАХАХХАХХАХАХ БОЖЕ. Мне так в жизни ещё никто обстановку не описывал. Если я когда-нибудь напишу свою книгу, обязательно возьму тебя соавтором. Эйс раздражённо шипит и сует телефон в карман: почему этот ублюдок смеётся над ним? В другой ситуации он бы отреагировал иначе, но сейчас, когда всё его прошлое буквально разворошили и выкопали наружу, как сгнивший труп на дне могилы… Эйс напряжен куда больше обычного. Кончики ушей вспыхивают огнём, словно опять… горят со стыда. Эйс чешет затылок — неловко, а ещё хочется огрызнуться, но Эйс почему-то сдерживает себя в самый последний момент. Он толкает дверь магазина и тенью просачивается в маленькое обшарпанное помещение. Чуть не влетев в клейкую ленту, на которую ловят мух, Эйс осторожно крадётся между полок — сказываются рефлексы, когда в одно время он не покупал — воровал. Денег в кармане завелось чуть-чуть, а старые привычки остались и не выбить их никакими угрозами: Эйс до сих пор ощущает себя загнанным в ловушку зверем. Желудок отзывается болезненным рычанием, когда Эйс проходит мимо десятков видов мяса и сосисок в пищевой пленке. Иногда Эйсу так хочется есть, что думается — он съест эти сосиски и в обычной упаковке, сырыми, как конфеты или мармелад, хотя последние несколько лет сладости перепадают не так уж и часто, но Эйсу каждый раз обещают, что всё обязательно станет лучше, когда они расплатятся с долгами… Он слышит это так много, что уже давно перестал верить. Жизнь в их доме то пестрит красками фальшивого богатства (Эйс помнит, как однажды попробовал кокос и омара), то в холодильнике нет ничего, кроме замороженных полуфабрикатов, и, как можно заметить, последний вариант событий встречается куда чаще, потому что сомнительные дела банды идут на спад, а Дадан всё больше хочет осесть и уже наконец-то заняться собой, в чём Эйс совершенно не думает её винить, потому что ему бы тоже не помешало попробовать себя в подобном… хоть в чём-то. Эйс ведь даже не знает, чем мечтает заниматься по жизни. Предыдущие два года выдались кошмарные, и Эйс помнит, как Луффи буквально не вылезал от Санджи, потому что в их доме настолько не было ничего, что Эйс внезапно обнаружил в себе таланты к готовке. Естественно, существенно они ему нигде не пригодились, но научится сочетать разные виды еды с чем угодно, что съедобно, в условиях их среды оказалось на удивление пригодно. Бутерброды с сахаром и маслом, например, спасали Эйса каждый чёртов раз, когда он готов был лезть на стенку от голода, а так мастерски варить макароны с сыром не удавалось в их семье ещё никому. Сейчас ситуация не сказать, что лучше, но Эйс хотя бы видит в глаза фрукты (он слишком пристрастился к бананам в молоке), но чувство недоедания сопровождает его постоянно и хочется наивно думать, что когда-нибудь станет лучше, но нет. Эйс знает, что не станет, но он смирился и в каком-то убогом для мотивации смысле… ему плевать. Он не думает о том, что будет завтра, просто живёт сегодняшним днём. Стянув с полки несколько пачек дешёвых макарон и литр молока, Эйс бредет к пустой кассе, выкладывая своё скудное добро перед только что появившимся продавцом. Тихо. Эйс сжимает в кулаке несколько смятых купюр и мелочь, пока продавец возится с кассой, пытаясь заставить её работать. Не получается. Эйс нервно бьёт ногой по полу и вдруг неожиданно для себя… слышит. Слышит, что в магазине вовсе не тихо: гудит холодильник, тикают настенные часы, а удары его собственного сердца сейчас кажутся такими громкими, что отдают в барабанных перепонках. Он удивленно пялится на продавца и чувство такое, будто сейчас Эйс может услышать чужое дыхание напротив, настолько оно шумное и тяжёлое. Эйс выходит из магазина рассеянный, чуть не забыв у кассы сдачу. Он… не понимает. Звуки. Они повсюду, почему он только сейчас обращает на это внимание? Его телефон разрывается от сообщений, и Эйс недовольно цыкает. — Вот заебал. Он открывает диалог и щурится, вчитываясь в текст. Dragon Claw: Эйс? Dragon Claw: ты не обиделся, надеюсь? Dragon Claw: если что, я не над тобой смеялся. Извини. От сердца как-то… отпускает. Эйс смаргивает, скользя пальцами по экрану, а внутри всё стучит-стучит. От волнения. От нервов и недопонимания, но… fireFist: мне вообще плевать. Чуть-чуть, но не плевать. Dragon Claw: знаешь, что я предлагаю? fireFist: больше никогда мне не писать? я согласен. Эйс почти кожей чувствует, как его собеседник смеётся сейчас. Dragon Claw: давай знакомиться заново. По-моему, мы пропустили эту часть. Знакомиться? У Эйса мурашки бегут по спине, а к горлу тут же подступает давящий тяжёлый ком. Один раз. Один раз в своей жизни Эйс слышал эту фразу, когда Луффи, будучи несносным сопляком решил подружиться с хмурым мальчишкой по имени Эйс, с ним, и три месяца преследовал его и в дождь, и в снег, и в самый жаркий летний зной. «Меня зовут Луффи. А тебя?» Dragon Claw: меня зовут Сабо. Что насчёт тебя?