Отыщи меня по глазам

DANGERous_Fish: не могу поверить, что ты сделал это. Кресло под ним отдается жалобным скрипом, когда Сабо резко поворачивается, цепляясь за край столешницы свободной рукой, другой же подтягивая ноутбук ближе к себе, чтобы в ту же секунду заинтересованно приклеится взглядом к экрану, в один клик открывая сообщение от своей лучшей подруги Коалы. Dragon Claw: сделал что? Уголки губ легким движением тянутся вверх, и в полупрозрачном отражении монитора застывает его смазанное яркими бликами розоватое округлое лицо. Сабо щурится от солнечного света, вчитываясь в предложение, машинально расчесывая пальцами спутанные блондинистые пряди на голове. DANGERous_Fish: «мы живём в одном городе, давай встретимся». Не ты ли говорил, что в жизни туда не вернешься? После всего. Сабо едва напрягается. Будь Коала здесь, она бы привычно скрестила руки на груди или больно потянула за щеки, а её лицо… Представить совсем не трудно — оно выражало бы стойкое раздражение, будто говоря одним своим видом: «Сабо, ты полный идиот», а хмурые брови и ямочка на лбу уж слишком хорошо всплывают в дырявой для столь тщательных манипуляций памяти Сабо. Он горазд забывать даже самые простейшие вещи, но то, с каким выражением отчитывает его Коала, выбросить из головы оказывается делом не реальным: когда Коала говорит, её рот двигается быстро, резко, словно ей не хватает воздуха и она вот-вот задохнется, особенно, если задыхаться она будет от возмущения, когда Сабо сделает очередную неразумную хрень. Все люди говорят по-разному. С разными эмоциями, жестами, а их интонации читаются по губам и во взгляде, который Сабо ну совсем не любит куда-то отводить: от стыда, смущения или чужой неловкости — он смотрит прямо, даже, когда ему неуютно, потому что знает, что не услышит, если напротив вдруг случится нечто ужасное. Ему нравится общаться по сети, это открывает невиданное количество возможность, но единственный факт того, что он не видит лица своего собеседника, заставляет Сабо чувствовать себя несколько скованно — он понятия не имеет, о чём незнакомые люди в его переписке думают. Сабо просто не способен представить, какую эмоциональную окраску может нести в сообщении одно и то же словосочетание: сарказм, похвала или просто дружеский жест? Те, кто слышат, обычно выделяют её голосом в своей голове, но Сабо отзывается лишь одинокая до тошноты пустота, где мог быть... где мог быть, но его нет. Драматично, но не настолько, чтобы Сабо в самом деле предавал этому значение в конкретный сегодняшний момент. Dragon Claw: во-первых, ты всё утрируешь, перечитай внимательней. Я лишь предложил свою потенциальную компанию в будущем, а сейчас мы просто общаемся. DANGERous_Fish: и это ты называешь общением? Фотки собак, которые ты ему шлешь через день, а он игнорит их, потому что не хочет тебе отвечать? Вау, Сабо, ты пал так низко. Сабо шумно выдыхает, не слыша этого в своих собственных ушах: опять Коала всё драматизирует. И гиперболизирует. И вообще много чего «зирует», заставляя Сабо раздумывать над причинами своих поступков. А ведь они идут от сердца. От сердца! Dragon Claw: ты не права, он мне отвечает. Иногда. Он написал «ахах» и ему нравятся большие собаки. DANGERous_Fish: после такого ты просто обязан взять его в мужья. Dragon Claw: скажу всем, что нас свели собаки. Позову одну в качестве тамады. DANGERous_Fish: раз за разом убеждаюсь, что беды у тебя не только на голове, но и В ГОЛОВЕ. DANGERous_Fish: и, боже, этот разговор становится через чур собачьим. DANGERous_Fish: но я всё равно не понимаю, зачем тебе это нужно. Dragon Claw: Я к нему в друзья не набиваюсь, а некоторые вещи, о которых я думаю, тебе не особо понравятся, но дело здесь совершенно в другом. В Эйсе, наверное? Не знаю, у меня такое чувство… аргх, это сложно, я без понятия, как его описать. Сабо уверен: Коала по ту сторону экрана сейчас закатывает глаза от его сообщений. DANGERous_Fish: ты уж постарайся. Сабо устремляет взгляд к потолку: постарайся! Как здесь постараться, когда за три недели они так и не узнали, что каждый из них в итоге хочет друг от друга, потому что у Эйса проскальзывают моменты искренности, а Сабо действительно нравится разговаривать с ним, но в остальном... Это похоже на крик в бездонное озеро, ведь до Эйса так сложно, так невыносимо сложно достучаться и ничего нельзя с этим поделать. Сабо тянется к клавиатуре, намереваясь ответить, но уже спустя пару секунду быстро принюхивается, как ищейка потому что нос его внезапно ловит ароматы чего-то потрясающе вкусного, но и... Сабо морщится: в ноздрях стойко заседает резкий запах корицы, от которого хочется яростно чихнуть, что Сабо почти и делает. Он оборачивается через плечо, замечая под дверью шевелящуюся блеклую тень. Ага, завтрак. Либо пряничный маньяк, тут уж как повезет. Сабо открывает дверь ровно в тот самый момент, когда горничная тянется к ручке, и они оба испуганно вздрагивают, не ожидавшие столь точного временного совпадения. Поднос трясется у девушки в руках, но, к счастью, ей удается сохранить равновесие (не душевное: она звонко шмыгает носом, а весь её внешний вид создает впечатление, что работает она здесь только первый день и совсем не намеревалась ронять завтрак для постояльцев-иностранцев прямо у них под носом). — Простите, — шепчет горничная на не очень чистом английском, но Сабо её не слышит. Он понимает: по тонкой полоске поджатых губ и опущенным плечам. По этому приклеенному к граненному стакану взгляду и покрасневшему кончику носа, когда хочется, чтобы всё вокруг исчезло и ты просто мог наконец-то дышать. Сабо едва машет у горничной перед лицом, привлекая столь необходимое сейчас внимание (для кого-то это может показаться грубым, но Сабо не может просто взять и сказать). Девушка сдерживается, очень старается, теребя свой новенький фартук короткими стертыми пальцами. Сабо аккуратно забирает поднос, которой она держала только в одной руке, а затем, немного подумав, широко улыбается, не зная, как иначе выразить свою благодарность. «Ты молодец». У горничной краснеют щеки — то ли от стыда, то ли от смущения. Сабо мягко кивает головой, отпуская девушку умыться, а сам закрывает дверь, держа свой многострадальный завтрак сейчас с особой внимательностью. Комнату наполняет аромат свежей выпечки, и у Сабо тянет в желудке от быстро нарастающего чувства голода. Кондиционер едва шумит, создавая прохладу, но Сабо знает, что она обманчива: за окном — душно, сухо, улицы полны тяжёлых запахов и пыли, что оседают глубоко в воздухе, не давая нормально дышать. Он ставит поднос на стол и наливает в узкий стакан свежий апельсиновый сок из графина. Сабо как-то особо задумчив, его брови сведены на переносице, а губы поджаты в тонкую сухую нить. Он размышляет над словами Коалы, но здравого объяснения всё никак не находит: Сабо привык действовать порывами, сиюминутными желаниями, пока они ещё горят и наполняют сердце хоть какой-то ощутимой в этом мире значимостью. Он небрежно заваливается в кресло, пока Коала печатает, и, всё бы ничего, но её ответ заставляет Сабо подавиться только что взятой в зубы булкой, настолько это оказывается неожиданным ударом хитрой лисы исподтишка. DANGERous_Fish: ты опять ешь одни углеводы на завтрак? Сабо бьет себя кулаком в грудь, откашливаясь, ведь несколько кусочков попали прямо в горло и теперь больно царапают, не давая сглотнуть. Он фыркает и пишет ответ с едва проскальзывающим раздражением. Больше напускным, чем настоящим, но Коала иной раз бывает слишком «старшей сестрой». Dragon Claw: ты следишь за мной? DANGERous_Fish: каждый день. Не сплю ночами, только о тебе и думаю. Сабо тянет губы в улыбке. Dragon Claw: это похоже на флирт. DANGERous_Fish: а ты похож на девушку? Dragon Claw: окей, я понял, но с эстетической точки зрения? У меня мягкие волосы, не отрицай. Прежде, чем Сабо успевает допечатать второе сообщение, Коала перебивает его своим: DANGERous_Fish: барашек Шон. Сабо закатывает глаза. Dragon Claw: нет, только не снова. Коала посылает порцию смайликов, высовывающих язык, на что Сабо только хмыкает. DANGERous_Fish: ты мне так и не ответил. Сабо неторопливо откусывает булку, запивая горько-сладкую корицу мякотью свежего апельсина. Dragon Claw: по поводу? DANGERous_Fish: по поводу твоего Эйса. Dragon Claw: он бы мне руку отгрыз за такие слова. DANGERous_Fish: ха-ха. А если серьёзно? Dragon Claw: а что такого? Взглянем на это с профессиональной стороны. Я в фонде помощи состою или где? Эйс в прошлом затравленный подросток, сейчас — молодой человек с кучей комплексов. Разве мы не помогаем таким, как он? DANGERous_Fish: да, но… Сабо, психологические проблемы совсем не твой профиль. Одним неосторожным словом ты можешь сделать ему только хуже. Сабо выдыхает, откидываясь на спинку кресла. Решение слушать чужие проблемы в самом деле оказалось спонтанным, но Эйс, к счастью или нет, абсолютно не воспринял благородные намерения Сабо всерьез. Он не пытается показывать свою истерзанную душу наизнанку, несмотря на попытки Сабо выкрутить на максимум всё имеющееся у него в запасе чувство искренней внимательности. Иногда Эйс смеется, например, с особенно удачной шутки, но в остальном это напоминает партизанское молчание в недружелюбной чаще страшного дикого леса. Dragon Claw: я не собираюсь заниматься вскрытием чужой черепной коробки, если ты об этом. Я лишь хотел, чтобы он не думал, что может встретить недопонимание с моей стороны. Что он не одинок в своих чувствах, а моя помощь — это не только разговоры в интернете, я мог бы подыскать ему хорошего специалиста. Точнее, боже, разговоры у меня только здесь, в реальности это довольно… затруднительно. DANGERous_Fish: Сабо, я знаю. Не первый год близки. Ты потом напиши ему о себе. Сабо закусывает губу, перечитывая сообщение Коалы несколько долгих раз. Напиши о себе. О себе, да? Помощь для Сабо всегда была и будет чем-то ощутимым, физическим, что можно потрогать. Он не способен говорить, не способен утешать или слушать, ведь он, чёрт возьми, не слышит, поэтому реальные поступки до сих пор воспринимаются им как нечто более ценное, что стоит дороже обыкновенных человеческих разговоров, но ведь, если задуматься, это совершенно не так. Эйс... он правда не такой. Не такой, как Сабо, которому слова-опровержения о своей «дефектности» слышать не нужно — он знает, он понимает, сделайте уже что-то новое и просто возьмите его за руку, потому что даже собственные родители отказывались это делать, брезгуя пересекаться с маленьким уродцем в их огромном особняке с высоченными белеными потолками. А Эйса вот... Эйса травили несколько лет, и это до отвращения обыденная ситуация в подростковых кругах, на которую даже внимание порой не заостряют — ну дети и дети, кому они вообще могут причинить реальный физический вред и душевную боль? Но Сабо не уверен, что это всё, что он знает об Эйсе — ни черта он не знает, и это чувство упущение не дает спокойно дышать, ведь чернота, что прячется у него на сердце куда глубже, намного глубже, чем Сабо может себе вообразить. Dragon Claw: мне просто кажется, если я не помогу ему сейчас, упущу из своей жизни нечто очень важное. DANGERous_Fish: ох, ты непробиваемый. Сабо улыбается, а сердце стучит быстро-быстро, разливая по венам непонятное чувство легкости и бесконечного подъема. Коала выходит из сети, а Сабо, порывшись в почте ещё около десяти минут, закрывает крышку ноутбука, разминая затекшие плечи и шею простыми круговыми движениями. Он вытаскивает из под стола походный рюкзак, но совсем не для прогулки: Сабо здесь по работе, пусть и неофициальной, но фонд их вполне реально существующая организация, которой руководит Драгон — человек довольно скрытный, но обладающий неплохим состоянием. На его деньги спонсируется «Революционная Армия», а ещё совершаются благотворительные вложения в приюты и бедные страны. «Революционная Армия» держится на исключительном энтузиазме и людской доброте, собирая вокруг себя с помощью объявлений, роликов и сайтов тысячи волонтеров из разных уголков Земли. Десятки уходят... чёрт, уходят так много, что Сабо не успевает считать, но, как и в любой системе, чистый процент остается — пусть и не большой, но значимый, ведь это та самая категория людей, что искренне желает помогать окружающим. Никто не хочет остаться без поддержки — сломленный, разбитый и глубоко обиженный на себя и на жизнь... здесь их много и каждый имеет свою историю. Сабо тоже. Коала права — оказывать психологическую помощь и разбираться с чужими проблемами совсем не его профиль. «Революционная Армия» — это система, что делится на множество мелких подсистем специальной узкой направленности, где числятся не только активисты, но и вполне реальные психологи и психиатры, которых, конечно, в меньшинстве, но они есть и они безумно ценны. Революционная Армия специализируется на абсолютно разношерстных вещах, вплоть до открытых демонстраций и пикетов, призывающих закон к действию, чем являются той ещё головной болью для не желающей признавать их борьбу верхушки правительства. У революционеров великое множество социальных блогов на тамблере и инстаграме, где в основном собирается большое количество подростков и молодых людей (студентов или тех, кому ещё нет тридцати), и уровень отдачи здесь, наверное, самый высокий, потому что люди общаются, обсуждают и поддерживают друг друга прямо в режиме онлайн. У Сабо, кстати, есть один такой блог, связанный с глухотой, где он порой рассказывает о своей жизни и как это вообще происходит у тех, кто родился или был лишен из-за обстоятельств возможности слышать окружающий мир. Существует и внушительная перечень телефонов доверия по самым разных вопросам, мест (это, в основном, чьи-то квартиры), где можно временно пожить, если нет возможности прямо сейчас найти себе постоянное жилье, а также реальная помощь со специалистами для людей, столкнувшихся со многими формами психологического и физического насилия. Конечно, ничто не может работать идеально, ведь это просто люди, у которых часто встает главным вопросом нехватка средств и обыкновенных эмоциональных ресурсов. Выгорают порой даже самые стойкие, а сам факт обращение в Революционную Армию не дает никаких сто процентных гарантии, что они обязательно тебе помогут. И у них бывают провалы. Много провалов. Много жизней, что они не успели спасти и это камнем висит на шее, сковывая любые попытки и дальше помогать хоть кому-то, потому что... а вдруг опять? И Сабо всегда старается дистанцироваться от такого, понимая, что копаться в чужих мозгах у него не выйдет совершенно, но... сорвался. Глупо, эгоистично и очень по-геройски сорвался. Он в организации второй человек после Драгона, может разъезжать, где захочет (на это выделяют финансы) и помогать в масштабе, не думая о чувствах одного конкретного человека в общей толпе несчастных голодающих. Бывает так, что с кем-то начинаешь общаться и как-то проще (но между тем и куда сложнее) видеть знакомое лицо среди десятков таких же изможденных лиц, которым ты носишь еду, совсем не понимая, что они вообще о тебе говорят. Сейчас Сабо в Индии и уже успел оценить местные ужасы обстановки, где соседство с крысами в трущобах — абсолютно нормальное дело. Он пробудет здесь ещё три месяца, раздавая предметы первой необходимости малоимущим семьям, беженцам, ставя согласованные вакцины вместе с настоящими врачами и помогая экологии на плантациях быстрорастущих деревьев. Да, такое тоже есть. Сабо мог бы записаться на программу обмена культурного опыта, но вряд ли в его положении это в принципе является возможным. Перед отправкой Драгон заставил его сделать столько прививок, сколько Сабо вообще за свою жизнь не делал — малярия, брюшной тиф, менингит и гепатит А. От одних только названий сердце останавливается, и, если честно, первые несколько дней Сабо чувствовал сильный невроз и мыл руки почти каждые двадцать минут, просто соприкасаясь с воздухом. Потом отпустило. Полтора месяца в городе, полтора — в деревне возле Гималаев со спальным мешком и традиционными индийскими блюдами. Сабо не жалуется, он любит открытый воздух, но не особо любит работать руками, однако, это отличный шанс посмотреть на горы и навестить парочку местных храмов. Что будет потом — Сабо не знает. По окончанию трех месяцев ему выделили почти насильный отпуск, потому что Сабо загнал себя настолько, что вообще забывал есть. И спать. Не спал он очень много, доведя себя до короткого обморока прямо в кабинете Драгона во время отчета. Кто бы что ни говорил, а комплекс перфекциониста-отличника работает у него на максимум и очень даже стабильно, когда этого никто не требует. Спасибо родителям, что в свое время так замечательно постарались, вылепив из сына помешанное на идеальности нечто. Именно поэтому он чувствует себя потеряно, не зная, куда бы приткнуться и выплеснуть накопившуюся энергию, которая точно появится, пока он будет бездельничать дома после завершения не особо длинной индийской поездки (Сабо хотел провести там целый год, но даже вариант на шесть месяцев Драгон отказался рассматривать, чем жутко огорчил уже настроенного на комнатную революцию Сабо). Уделить время себе? Звучит, как отличная идея, почему бы никогда не воспользоваться ею. А ещё можно неплохо помучить себя, заимев предлог попинать обгорелые доски своего фамильного особняка, где случилось нечто очень страшное, но Сабо до сих пор кажется, что это всё было просто одним кошмарным сном. Так ведь... не бывает. Проклятый дом его семьи должен стоять там, где стоял веками, и Сабо кажется, что он забыл нечто очень-очень важное. Пробел в его памяти между огнем и стенами больницы зияет светящейся дырой, не давая увидеть всю картину целиком, что скрывает от его взора нечто уродливо-неприглядное, что маленький Сабо ни за что не хотел бы знать. В случившимся виноват только он, иначе ведь никак, правда? И предлог у Сабо есть. Ворчливый, хмурый, но очень тревожный предлог, которого Сабо не против был бы навестить даже без всяких посторонних мыслей, но так уже сложилось, так уж совпало. Сабо искренне жаль приплетать Эйса в свои собственные проблемы, но он столь удачно живет в этом городе, что Сабо почти обманул сам себя. Сабо приедет, если Эйс захочет. Обязательно будет искренним, он сможет, потому что Эйс ему приятен, он зацепил, засел где-то под кожей взглядом своих чёрных глаз (Сабо помнит их ещё с фотографией в той омерзительной группе, которую сейчас можно найти только в старых интернетных архивах). Мрачные, смотрящие куда-то в бездну и почти лишенные жизни, эти глаза сплошь наполнены осязаемым разочарованием и тупой, как лезвие каменного ножа, грубостью и болью… ты только руку протяни, почувствуешь, как на легкие сотнями игл давит чувство неполноценности и глубочайшей вины. У Эйса в груди кровоточащая рана и мир сжёг его сердце как кусок бумаги. У Эйса по венам течет не кровь — ненависть, и Сабо отчего-то так сильно боится к нему опоздать. И если все ожоги Сабо видны на теле, то Эйс сгорел изнутри, превратившись в грязный уродливый пепел на дне залитого водой костра. Он держится на последней ниточке, и стоит кому-то поднести губы ближе, чтобы дунуть ради забавной шутки... пепел развеется над землей вместе с жестоким ветром, словно его никогда и не было. Словно не было никакого Эйса и той ужасающей жизни, через которую ему в своё время так некстати пришлось пройти. Сабо думает над этим уже какое-то время. Три недели или три месяца… что изменится, если он будет рядом? Ничего. Сабо не чувствует вспышек, дрожащих от волнения пальцев, но Эйс… будто привычный. Усталый, замученный и шутит дурацкие шутки. Сабо хватает трёх недель, чтобы свыкнуться. Он ступает по узким улочкам, и резкий запах пряностей моментально ударяет в нос, заставляя поморщиться от чересчур контрастных ощущений между стенами отеля и этим специфичным духом индийского балагана, что царит прямиком за ним. Всё вокруг застывает с каждым новым шагом, будто смотришь немое кино, но пленка отчего-то цветная и кадры меняются слишком быстро: люди открывают рты, их лица искажаются нелепыми гримасами, но Сабо слов не слышит — читает по губам, по жестам. Он идет медленно, но твёрдо, слегка касаясь пальцами облупленных фасадов домов и выкрашенных для веселья (которого здесь, признаться, не хватает) в яркие цвета деревянных заборов. Кожа ощущает высохшее дерево и можно почувствовать, как мелкие занозы колют, стремясь забраться поглубже и причинить ощутимую боль. Но Сабо всё равно проводит руками, ищет опору, стараясь не подходить слишком близко к оживленной дороге — не заметит, не услышит. Такое уже бывало. Для Сабо не существует ни голосов, ни песен, а все человеческие звуки начинаются и заканчиваются на широко отрытом рте и ряде неплохих белоснежных зубов. Для Сабо не существует уличного гула и рева старых моторов, который сопровождает почти каждый шумный квартал в любом городе и в любой стране. Дорожный трафик походит на игру в тетрис, где Сабо наблюдает, как машины одна за другой выстраиваются по полосам и едут стройной шеренгой, жаль только, что в этой увлекательной игре нет никакого саундтрека. Он видит, как люди размашисто хлопают в ладони, вытягивают губы трубочкой и подносят к ним пальцы, чтобы привлечь внимание кого-то по ту сторону дороги или в окнах на втором этаже. Сабо знает, что они свистят, но не понимает, как именно. На что это похоже? Всё вокруг наполнено бесконечной какофонией шума, но для Сабо это лишь пожизненный беззвучный режим, заботливо выставленный кем-то ещё при самом его рождении. В голове не слова — вспышки из образов и тягучих как резина мыслей. Они состоят из запахов и ощущений, из того, что Сабо запомнил пальцами, чего коснулся и запечатлел жадным до новых красок воспоминаний взглядом. У него нет звуков, но есть цвета. Вкусы, тепло ладоней и яркое полотно моментов, что ухватили и сохранили в памяти развеселые голубые глаза. Сабо весь состоит из чувств. Его руки хотят мягко трогать, утешать и защищать. Его ноги проходят десятки километров и даже в напряженных мышцах ощущается немое удовлетворение, потому что они позволили ему оказаться там, где Сабо сейчас действительно нужен. Сабо не слышит смех, но видит ямочки на щеках и покрасневшие лица. Сабо не слышит «спасибо», но чувствует, как его хлопают по плечу — твердо, искренне, вкладывая в этот жест всю свою благодарность. Сабо не способен сказать «я счастлив», но улыбается так, что сводит скулы и слёзы блестят в помутневших глазах. У Сабо отняли кусочек солнца, поэтому он засиял так ярко, чтобы никто не заметил липкую чёрную дыру, что иногда тяжелым камнем, подобно грязной кляксе, маячит где-то за его сильной спиной. Иногда Сабо жалеет, что не слышит голос в своей голове. Он протискивается в душный автобус, и призрачный образ своего неуловимого соулмейта заставляет всё внутри сжаться, затрепетать, потому что мысли эти накрывают с головой так не вовремя, так не к месту, что у Сабо неприятно шевелится прямо на сердце. Он прижимается к дверям, зная, что это опасно, но разве есть выбор в ситуации, когда салон здесь полностью забит живыми человеческими телами, которые дышат, потеют и ненароком отвешивают короткие удары своими вытянутыми локтями прямо Сабо в плечо? Трудно сделать даже лишний вдох, но Сабо честно уверен: если поднять голову и посмотреть в окно, обязательно можно увидеть кого-нибудь на крыше, и ситуация эта до ужаса обыденная, что остается только смириться. Сабо скользит заинтересованным взглядам по местным жителям (тут в основном они), и вновь в голове стучат десятки вопросов — что они слышат? Что слышат вокруг и в своей голове? Чьим голосом эта девушка читает книгу? А чьим ещё только учится мыслить годовалый малыш? Сабо интересно просто до дрожи, до горящих глаз и учащенного пульса под горячей огрубевшей кожей. Если бы он слышал, в его мыслях звучал бы голос его соулмейта. Сабо, конечно, воображал, как он или она может выглядеть, но, откровенно говоря, совсем скоро понял — ему безразлично. Пол, национальность, уровень достатка. Высокий, полный, с бородой или кучей веснушек. Мужчина или женщина… да какая разница, если ты находишь и тех и тех абсолютно привлекательными? Сабо просто хочет знать, что он есть. Что он счастлив и, как минимум, улыбается себе в зеркале хотя бы немного, хотя бы чуть-чуть, потому что мысль о том, что его родственная душа страдает, делает образы в голове Сабо серыми и на какой-то короткий миг очень-очень несчастными. Сабо ничего не может сделать, не может сказать ему, что он важен и ценен. Что Сабо в любом случае рад его существованию и жалеет лишь об одном — он оставил свою родственную душу одну. Одну без голоса в голове с самого её рождения. Сабо не испытывает к своему соулмейту любви и не ждет их встречи с этим почти фанатичным нетерпением. Он не знает, что это за человек, о чём он думает по вечерам и какой пакетик чая заваривает в крутом кипятке. Сабо не знает, какая у него улыбка, чем пахнут его рубашки и кусает ли он ногти от волнения перед важным проектом. Сабо не знает, любит ли его соулмейт жаренное мясо, холодные ночи и пушистых собак. Сабо не знает, какой его соулмейт в гневе, хмурит ли он брови и сжимает кулаки, а может… а может кричит и жутко вспыхивает, как спичка, а затем остывает и виновато тупит взгляд. Как он выглядит, когда плачет? Как будет вести себя, если Сабо его утешит? Крепко стиснет в своих объятиях и мягко, едва касаясь, будет перебирать пальцами волосы на его затылке, мечтая прошептать сейчас все самые важные слова на свете? Сабо хочет знать, сухие ли у его соулмейта губы? Горячая кожа и жгучие… жгучие чёрные глаза. Сабо дергается, представляя это. Единственное, что он хочет сделать — извиниться перед своим соулмейтом, а ещё… А ещё Сабо не важно, как выглядела бы его родственная душа, но веснушки… пожалуй, ему очень нравятся веснушки. Сабо улыбается — искренне, с каким-то внутренним трепетом и едва проскальзывающей нежностью на тонких губах. Он цепляет пальцами телефон из кармана и набирает сообщение одному единственному человеку. Dragon Claw: мне нравятся твои веснушки. Сабо пишет это безо всякого смущения, словно так и должно быть, и нет в этом чего-то неправильного, вызывающего двусмысленные вопросы... Сабо просто делает, потому что захотел. Потому что Эйсу сказать очень просто, и Сабо рад любым моментам подобной искренности, словно ему не приходится насильно отводить взгляд... словно сейчас он может смотреть прямо, не разрывая с Эйсом невидимый зрительный контакт. Для Сабо отчего-то не представляется никакого труда вообразить в своей голове сгорбившийся в плечах образ Эйса с поджатыми губами, что угрюмо изучает экран своего телефона, не желая (или не решаясь) напечатать хоть что-то в ответ. Сабо довольно хмыкает, когда Эйс спустя несколько минут колебаний, выдает короткое: fireFist: ты себе мозги отморозил? Сабо тихо фыркает. Dragon Claw: здесь жарко. fireFist: тогда отжарил. Dragon Claw: я по работе, так что у меня нет выбора. Посочувствуй мне, тут ужасная толкучка. fireFist: здоровья погибшим. Dragon Claw: надеюсь, ты позаботишься о церемонии. Укажи на эпитафии, что я был очаровательным и добрым. fireFist: ты хотел сказать самодовольным? Dragon Claw: о, я очень доволен собой. Не забудь написать о моём прелестном носе. Кстати, у меня отличное обоняние. fireFist: оно позволит тебе учуять моё нежелание отвечать тебе сейчас? Dragon Claw: нет, я чувствую, что дело в другом. fireFist: ты меня отвлекаешь, завали. Dragon Claw: упс, извини. Что-то случилось? fireFist: почему сразу должно что-то случится? Dragon Claw: это один из вариантов, я просто предполагаю. fireFist: я пытаюсь спать окей? Сабо почти хлопает себя ладонью по лбу: проклятые часовые пояса, у Эйса сейчас глубокая ночь! Dragon Claw: спокойной ночи? fireFist: ага, если бы. Dragon Claw: видимо, всё же случилось. fireFist: если ты ничего не смыслишь в уголовном праве не пиши сюда. Сабо чуть не давится воздухом — заявление это оказывается чересчур внезапным. Dragon Claw: БОЖЕ НЕТ. Dragon Claw: кто тебя заставил? Dragon Claw: в жизни не поверю, что ты сам. fireFist: естественно не сам, как будто мне это всралось. ещё и завтра подрываться рано. Dragon Claw: я разговариваю с нечастным студентом Эйсом, надо это задокументировать. fireFist: эйс уже без пяти минут военный. Dragon Claw: я бы сказал, что тебе пойдет форма, но не уверен, что ты будешь этому рад. fireFist: ты уже это сказал. fireFist: и бля мне нужно закончить, не дергай меня. на эту херню давали полтора месяца, а я вспомнил только сейчас. Dragon Claw: типично. Извини. И, кстати, ты сам отвечаешь. fireFist: ты дрындишь у меня под ухом. Dragon Claw: выключи звук? fireFist: ага, чтоб я уснул. меня рубит как тварь. Dragon Claw: может, поспишь немного? fireFist: если меня выпрут, это конец всему. так что нахуй сон. Dragon Claw: справедливо. Dragon Claw: военный звучит… неприветливо. fireFist: это ебаный флот. если мой старик заберет меня туда, я навсегда сгнию в море и никогда не вернусь домой. fireFist: так что от это хуйни зависит моя жизнь. хотя подобным выродкам обычно с ней по дефолту не везет, но ладно. скребусь как могу. У Сабо перед глазами мелькает зелень и цветные тряпки на веревках между покосившимися домиками на бедной местности. В сердце что-то сжимается и делается вдруг так больно, почти невыносимо, что хочется беспомощно скулить и зарыться с головой в землю. Оно скребет, царапает, подступает к горлу тяжёлым комком, не давая вдохнуть и закрыть глаза ладонями, лишь бы не видеть. И чувства эти знакомые, ещё из детства, но Сабо понимает, что они не его. Сейчас точно. Dragon Claw: оу, Эйс… не говори так. fireFist: забей. Dragon Claw: всё хорошо, никакой ты не выродок. В груди у Сабо расползается чужая невидимая дыра и лёгкие жжет не огонь — лава. Эйс не отвечает достаточно долго, но из сети не выходит — молчит. Должно быть, нервно стучит пальцами по крышке телефона и рассеянно отводит взгляд. Думает, примеряет, ищет подходящие слова. Сабо успевает проехать пару остановок и даже вдохнуть полной грудью на несколько коротких минут, когда в автобусе делается не так тесно и становится возможным расслабить напряженные плечи. Эйс что-то печатает и снова стирает, будто не решаясь сказать… довериться. fireFist: забей я сказал. Внутри у Сабо что-то глухо обрывается и с треском падает вниз. Он видит, словно наяву, как Эйс тяжело вздыхает и запускает пальцы в свои растрепанные пряди, нервно скребя ногтями по черноволосому затылку. Почему-то кажется, что он всегда так делает, когда чувствует себя сконфуженным, но Сабо понятия не имеет, откуда он знает всё это. Dragon Claw: мхм, ладно. Но ты у меня на мушке, я готов тебя комфортить. fireFist: избавь меня от этого. Dragon Claw: нееееет. Я обнимательный и плюшевый. Ты попался. fireFist: почему я вообще отвечаю тебе… Dragon Claw: потому что… fireFist: хоть одно слово про драконов и я стреляю в шашлык. Dragon Claw: нет, это всё моё природное очарование. fireFist: пиздец надо тебя заблокировать. Dragon Claw: не стоит! Dragon Claw: вдруг меня здесь задавят, а ты так и не узнаешь. fireFist: только ради этого. Сабо закусывает губу, едва сдерживая улыбку: Эйс вовсе не плохой, просто очень сильно запутался. Dragon Claw: можно вопрос, который тебе не понравится? fireFist: рискни печенкой. Dragon Claw: почему ты так просто оставил свой прошлый ник? Нет, конечно, огненный кулак — это безумно круто, но огненному кулаку Эйсу повезло на этом сайте чуточку меньше. Не боишься, что тебя, ну... Сабо чувствует почти осязаемое раздражение через экран своего телефона. fireFist: потому что он мне нравится, в чём проблема? не собираюсь я из-за каких-то ублюдков прятаться по углам как крыса. Dragon Claw: ты смелый. Или глупый, но Сабо добавляет это лишь мысленно. Dragon Claw: ещё вопрос? fireFist: ты что почемучка сраная? Dragon Claw: я уже говорил, что ты порой выдаешь очаровательные оскорбления? Dragon Claw: ладно, в этот раз простой. Ты сказал, что не хочешь в море из-за службы, а в целом… оно тебе нравится? Сабо на миг закрывает глаза, отдавшись ощущениям, чувствуя на губах привычную горечь ветра. Море. Море предстает умиротворяюще и кажется таким невозможно далёким, будто и не пару лет, а совсем другая жизнь. Цепкими щупальцами сознание окутывают мысли о предзакатных лучах солнца и запахе соли у самого края берега. Песок там размытый, влажный, а если ступить, обязательно останутся глубокие следы, которые вскоре наполнятся водой и скользкими зелёными водорослями. Сабо чувствует, как от копчика до самых корней волос, волна приятно покалывающих мурашек перетряхивает все его тело. Хорошо. Сабо буквально вырывает себя из накативших ощущений и опускает взгляд на экран своего телефона. fireFist: море? никогда не думал об этом. Сабо улыбается так, что ямочки проступают на горячих щеках. Dragon Claw: очень. Море безумно красивое. И опасное. А ещё больше ни в каком другом месте ты не чувствуешь себя настолько свободным. По-настоящему. fireFist: тогда было бы здорово его увидеть. Сабо почти не контролирует себя, пальцы сами скользят по клавиатуре, быстро набирая слова. Dragon Claw: хочу показать его тебе. Он вдруг ощущает себя настолько легко, что выскакивает из автобуса почти вприпрыжку, на секунду забыв об осторожности и внимательно оглядеться по сторонам. Сабо пихает телефон в карман шорт, оставив сообщение Эйса безо всякого ответа, потому что внутри произошёл какой-то безумный взрыв, тысяча фейерверков из чувств разом окрасили небо в цвета всего спектра, а Сабо распался вместе с ними на атомы, стал ничем, почти космической пылью, чувствуя такую необузданную свободу, будто у его ног сейчас оказался целый океан. Он идёт по грязным улочкам, сдерживая глупую, радостную улыбку и нет в нём никаких сил сохранить мягкое спокойствие на повеселевшем лице, потому что… Эйс хороший. Сабо правда хочет, чтобы он знал это. Сабо тенью проскальзывает за жёлтые кирпичные постройки, на ходу поправляя перекрутившуюся лямку тяжёлого рюкзака за спиной. Он ориентируется больше по запахам, чем видам, потому что весь ландшафт в этой местности до боли однообразный: низкие домики, выцветшие тряпки вместо дверей и серые, понурые лица, смотрящие на него то ли с мольбой, то ли с завистью. Сабо не очень понимает, но он здесь, чтобы помочь. Он всегда это делает. Оказавшись на небольшой площади, Сабо несколько долгих секунд не выходит из тени, собираясь с духом, а затем машет рукой, и губы его растягиваются в широкой улыбке. Сабо здесь нужен, Сабо здесь знают. Дети — тощие, с едва выпирающими позвонками, они не понимают ни слова по-английски, а Сабо понятия не имеет, о чём здесь говорят все вокруг. Любой непосвященный иностранец в чужой стране оказывается глухим для местной речи, но лишь для Сабо это чувство постоянно, не покидает его даже в собственных знакомых краях. Но здесь общаются иначе. Здесь говорят на языке чувств и жестов, кривых улыбок и блестящих счастливых глаз. Сабо усаживается на пыльные ступеньки, и его моментально обступает маленькая гудящая толпа. Содержимое рюкзака идёт по рукам — хлеб, яблоки, обеды в бумажных конвертах, всё это исчезает буквально на глазах, потому что голод в трущобах жесток и беспощаден до обреченного страха и торчащих из под смуглой кожи хрупких детских костей. К Сабо осторожно подсаживается девушка и на вид ей лет семнадцать, но она уже прижимает к груди раскрасневшегося новорожденного ребёнка, замотанного в какие-то не очень чистые тряпки. Она что-то говорит, но Сабо смотрит на лицо младенца, искаженное в немом просящем крике, и внутри что-то переворачивается, жуткий холод сковывает всё его тело. Сабо тяжело сглатывает и переводит взгляд на девушку. Она лишь разводит руками и скованно показывает на свою едва прикрытую грудь. «Молоко пропало». Сделать вдох сейчас становится так невероятно трудно. Сабо роется в рюкзаке и твёрдой рукой передает девушке плотно запакованный свёрток, хотя внутри у Сабо всё содрогается, крутит от ощущений собственной липкой беспомощности. Он обещает себе — когда он появится здесь в следующий раз, обязательно приведет с собой врачей, потому что сейчас они в другой части города, занимаются вакцинацией и ставят для местного населения необходимый перечень жизненно важных прививок. Он выходит из переулка, когда небо окрашивается в холодные оттенки синего, а рваные нити облаков тянутся далеко за черноту горизонта. На сердце у Сабо пустота, а всю радость будто выскребли, вытащили ложкой из напряженной груди и жестоко втоптали подошвой ботинок в пыльную грязную землю. Он рискует каждый раз, когда спускается сюда: болезни, крысы, а ещё кто-то может захотеть ограбить неплохо обеспеченного иностранца, что так бросается в глаза золотом своих волос, но… Сабо не может перестать. Не может просто забыть, закрыть глаза, сделать вид, что всё хорошо и он живёт в бесконечной сытости и ощутимом достатке. Он-то живёт. А другие нет. У Сабо с детства слишком обострённое чувство справедливости и желание наказать безучастных к чужим проблемам жадных толстосумов, имеющих средства, но не имеющих сердца. Поэтому он здесь. Сабо возвращается в отель глубокой ночью, когда город уже погрузился в беспокойную дрему, прерываемую лишь невнятными криками с другой стороны улицы и визгом автомобильных шин. Это походит на несколько часов из жизни бродячей собаки, которая резко вздрагивает во сне, боясь, что её прогонят с облюбованной теплой картонки обратно — туда, где сырая обреченность вяжет желудок и холод липнет влагой к дрожащему изможденному телу. Сабо быстро скидывает кроссовки и, прежде, чем зайти в комнату, протирает их влажной тряпкой, а затем аккуратно ставит на место. Сабо тот ещё беспорядочный неряха, но здесь это является необходимыми мерами санитарии, ведь нести грязь в комнату, где он живёт (а ходил Сабо по действительно неприятным по своей обстановки местам) — глупо и чересчур опрометчиво. Сняв с себя всю одежду и засунув её в машинку, Сабо решает оставить неприятную стирку на утро, потому что заниматься этим сейчас… никаких человеческих сил на такое не хватит. Он проводит в душе около часа, соскребая мочалкой грязь и запахи улиц, в тайне мечтая содрать свою собственную кожу, потому что чужой страх и немая обреченность въелись ему удушающей колючей проволокой по самые кости. Сабо подставляет голову под обжигающий поток воды, и плечи его слегка подрагивают: он изо всех сил старается удержать рвущиеся наружу чувства, закусывая губы и крепко жмуря покрасневшие отчего-то глаза. Сабо опустошен и разбит, ниточки его души каждый раз болезненно рвутся и сердце трещит по швам, и некому, некому сказать: «чёрт возьми, просто возьми и остановись уже». Прохлада номера и свежесть хрустящей простыни успокаивают, и Сабо позволяет себе хоть немного, но расслабиться, отпустить. Раскинуть руки в стороны, глубоко вдохнуть полной грудью и наслаждаться долгожданной тишиной, но не тишиной, которые звуки — Сабо это безразлично, а той тишиной, где ты остаешься наедине со своими собственными мыслями, которые, пожалуй, пугают, но не больше, чем то, что происходит у него за окном. На тумбочке что-то звенит, и Сабо, слегка задремавший от накатившей усталости, открывает глаза, не слыша — видя на потолке яркий свет от загоревшегося экрана своего телефона. Уведомление? Ох, или... Неужели сам написал? Он открывает диалог, и лицо его почти трескается от улыбки, что внезапно расплывается вместе с мягкой радостью на тонких губах. Да, это старое оповещение, Сабо потом отключил телефон, но делается на душе так приятно, словно Эйс в самом деле сделал свой первый самостоятельный шаг… в его сторону. fireFist: звучит странно. fireFist: зачем тебе показывать мне море? можешь картинку из гугла скинуть, но в реальности этого никогда не произойдет. Взгляд у Сабо рассеянный, ленивый. Dragon Claw: потому что я жутко устал, а море и болтовня с тобой даёт мне отличный повод расслабиться. Создается ощущение, будто Эйс уже караулит над их перепиской, ведь ответ приходит чуть ли не сразу, и Сабо вдруг находит это до ужаса забавным. fireFist: с чего вдруг? Dragon Claw: с того. Я сейчас вредный, поэтому не спорь, у тебя нет шансов. Dragon Claw: лучше скажи, как с зачётом или что там у тебя? Нести цветочки на твою казнь? fireFist: иди ты. Сабо только хмыкает. fireFist: последняя пересдача. ну как бы мне всё… пиздец, если завалю. Dragon Claw: я бы помог, но в подобных вопросах абсолютный пень. Вот если будет нужен совет по литературе, обращайся. fireFist: у меня из литературы только сраный кодекс сша. Dragon Claw: увлекательное чтиво. fireFist: я даже не понял как пролетел. препод просто влепил мне смотрено и сказал прийти на следующую пересдачу. якобы высший балл уже не поставит, но послушать послушает и на том спасибо. сказал это с такой рожей, будто я смыл все свои грамоты отличника в унитаз, настолько он РАЗОЧАРОВАН. Dragon Claw: ну мало ли. Вдруг ты гордость всего колледжа. fireFist: ХА У Сабо на губах играет слабая улыбка, он будто наблюдает всё это в прямом эфире, разморенный болтовней Эйса, который усиленно жестикулирует, хмурится и широко открывает рот, показывая, как сильно он возмущен пренебрежительным (хоть и удачным касательно оценки) отношением лектора к самому Эйсу. Возможно, даже пародируя, потому что на громком слове «РАЗОЧАРОВАН» Эйс бы театрально закатил глаза и возвел руки к потолку — вот такое серьёзное упущение, он бы точно знал, как грамотно изображать трагедию. И вообще… Эйс удивительно откровенен сегодня, даже не замечая, что делится с Сабо подробностями своего дня, которые до этого выуживал неохотно, предпочитая хмуро отмалчиваться на все наводящие вопросы Сабо касательно своей жизни. Звёзды что ли в ряд сошлись или ещё чего произошло, но Сабо нравится, когда Эйс искренен в своих настоящих эмоциях. С ним, если честно, не бывает по-другому. Если злиться, то злиться с чувством, а другого Сабо практически не видел и ему радостно, что Эйс по крупицам, но даёт этого коснуться, с каждым новым днём подпуская Сабо чуточку ближе. Dragon Claw: ещё два «ха-ха» и ты посмеешься. Успех. Сегодня мы даже разговариваем дольше, чем полчаса. fireFist: разве? Dragon Claw: угу. У тебя хорошее настроение? fireFist: нихуя. просто так совпало. Сабо задумчиво водит пальцем по крышке телефона, чуть постукивая. Dragon Claw: мне нравится вот так с тобой говорить, Эйс. Когда ты не пытаешься скинуть меня с воображаемой скалы. fireFist: а воображаемая ли она. Dragon Claw: АХАХА. Окей, засчитано, ты пошутил. теперь я так загоржусь собой, что не увижу собственного носа. fireFist: загордишься? Dragon Claw: ну, растормошил тебя. Чаще всего ты просто меня игноришь. fireFist: я не знаю, что тебе отвечать. и зачем. Dragon Claw: что зачем? fireFist: всё это. ты написываешь мне уже три недели, вкидывая какую-то рандомную хрень. Dragon Claw: собачки были хороши. fireFist: да. Так просто, так глупо, но так трогательно… Сабо не уверен, что сейчас не пищит, закусив губу в попытках НЕ улыбаться, но выходит паршиво, настолько паршиво, что Сабо вынужден закрыть лицо руками, пряча в обожженных ладонях свои покрасневшие от радости щёки. Эйс ответил слишком честно и слишком прямо. Тут, признаться, и сердце может остановиться, настолько это приятно. Dragon Claw: О БОЖЕ Dragon Claw: лучший день в моей жизни. fireFist: как просто у тебя с этим. Dragon Claw: а у тебя нет? fireFist: не бывает абсолютно лучших дней. А с Эйсом не бывает абсолютно просто. Dragon Claw: ага. Особенно, когда становишься старше. Всё в полутонах, а иной раз, чтобы испытать радость, сначала нужно чем-то пожертвовать. Отчетами в работе, например, за которые утром влетит, но сегодня ты съешь мороженку и посмотришь свой любимый сериал на диване по телеку. Тоже своеобразное счастье. Я склонен цепляться к мелочам в хорошем смысле этого слова. fireFist: ты не смотришь в масштабе. Dragon Claw: нет, смотрю. И именно поэтому концентрируюсь на чем-то попроще тревожных самокопаний. Они важны, не подумай, но я не хочу позволять моему настроению управлять моей жизнью. Я стараюсь быть сильнее этого. fireFist: я уже ничего не хочу. Dragon Claw: у нас первый вечер откровений, я бы отметил это. fireFist: ты портишь атмосферу. Dragon Claw: а ты настроился изливать мне душу? Ого, ты так ещё не делал. fireFist: нахер мне это надо. просто размышляю. Dragon Claw: о чём-то конкретном? fireFist: мне уже тошнит от тебя и от всего. Dragon Claw: хочешь поговорить об этом? Я, конечно, не специалист, но выслушать могу. fireFist: не хочу. занимайся своими делами. Dragon Claw: на сегодняшний день я их закончил. Так что теперь весь в твоем распоряжении. fireFist: ужасно. fireFist: мне не нужны твои советы. и помощь твоя не нужна, предлагай её тем кто больше этого стоит. Dragon Claw: о, так вот в чём дело. Я понимаю эту фишку, сам от неё страдаю, как проклятый. Dragon Claw: думаешь, что заслуживаешь поддержки меньше, чем голодные беспризорные дети в трущобах? Сабо ощущает почти на физическом уровне, как в животе тугим узлом расползается вина и болезненный стыд, но опять… Эти чувства не его — чужие, и Сабо так странно ощущать их, словно он способен говорить вслух, словно безжизненные буквы на экране телефона стали эмоциональными, ощутимыми. Словно их можно... потрогать. Они здесь — выжжены на ладонях, под сердцем, отзываются на мучительную боль Сабо своей, сворачиваясь в испуганный комок и давая начало совершенно новой, ещё не написанной истории, которой только предстоит обрести здесь настоящую форму. fireFist: ты только что ответил на свой вопрос просто сопоставив эти две вещи. fireFist: конечно блять. так что не смей предлагать мне помощь в такой ситуации, моё дерьмо не идёт ни в какое сравнение с тем, что происходит вокруг. Dragon Claw: рад, что ты признался в наличии у себя проблем. fireFist: ни в чём я не признавался. Dragon Claw: а, так тебе нужно отпилить руку или заразиться смертельной болезнью, чтобы заслужить сострадание и нормальное отношение? fireFist: о чём ты? Dragon Claw: знаешь, очень многие уверены, что, пока ты не находишься при смерти и не лезешь в петлю, всё в порядке, ты просто симулируешь ради внимания. Это ведь нельзя подтвердить, может, тебе просто грустно. Ага, грустно. Как будто грусть — это плохое чувство. Как будто плохо хотеть внимание к своей проблеме, нужно сидеть тихо и по возможности никого не задевать. Конечно, везде есть рамки разумного и использовать людей в качестве постоянных жилеток, ну… не хорошо, согласись. Но мы ведь не об этом говорим. fireFist: я тебя не понимаю. почему ты говоришь такие ненормальные вещи? Dragon Claw: нормальные как раз. Просто все привыкли сравнивать чужие проблемы с более худшим сценарием: «у тебя проблемы? А в Индии дети голодают!». Так вот. Я здесь. И дети здесь голодают, но от собственных заморочек мне легче не стало. Наоборот. Теперь я думаю о том, что у меня голове неполадки и вокруг, опять же, голодают дети. Всё наслоилось, как коржи на торт, а я не особо справляюсь. Тяжко. fireFist: всё равно я думаю, что ты сравниваешь несопоставимые вещи. Dragon Claw: Эйс, я не сравниваю. Это не конкурс «у кого проблема хуже». Не обесценивай свои чувства, потому что нет разницы, заноза у тебя или перелом — это всё боль, а с болью не нужно мириться. Их беззвучные голоса обрываются, как линии электропередач — искрятся, трещат, а затем яркой вспышкой лопаются изнутри, как лопается и это мнимое ощущение контроля над ситуацией, словно до нынешнего момента собственную ненависть хоть как-то удавалось держать в руках, а теперь… а теперь она показала свою уродливую голову, скребя костлявыми пальцами по черепной коробке, отбивая ритм «ты не достоит этих слов», потому что у ненависти на каждое проявление доброты есть своё убедительное мнение, в которое поверить куда проще, чем в искренность заученных выражений незнакомой доселе поддержки. И хочется сбежать, хочется сорваться криком, но у Сабо в ушах не стоит беспорядочный звон — он видит только Эйса и тянет к нему ладонь, потому что изо всех сил старается помочь. Тянет осторожно, боясь спугнуть, словно даёт понюхать руку голодному зверю, а зверю-то не мяса не хватает — ласки. Зверь хочет, чтобы люди больше не били его палками. Сабо нежен, осторожен и очень внимателен. Он штопает раны на сердце Эйса тоненькой золотой иглой, бережно прикладывая к нему мягкие разноцветные заплатки, чтобы больше не было больно, чтобы нити больше не рвались по швам. Dragon Claw: тебе больно, Эйс? Спрашивает это, вонзая острие иглы в сердце, сшивая вместе собственную поддержку и чужое недоверие. Нити шёлковые, а от иглы вовсе не больно, но внутри у Эйса всё равно расползается чёрная кривая дыра. fireFist: каждый день. Dragon Claw: и нет совсем ничего, что могло тебя радовать? fireFist: есть. Dragon Claw: тогда хорошенько запомни это. Сейчас скажу банальщину, но… вещи, которые тебя радуют, могут стать особенными, если придавать им должное значение. Можно расстраиваться абсолютно из-за всего, это не сложно, я знаю, но куда сложнее выдохнуть и сказать: «да, это делает мне больно, но я уже пережил сто процентов своих плохих дней». fireFist: это реально банальщина. Dragon Claw: ну я старался! Мог бы хотя бы сделать вид, что проникся. fireFist: пх. Dragon Claw: пх? Ты только что издал «пх», мне не показалось? fireFist: на самом деле это… нужная банальщина. Dragon Claw: ого, стоп… fireFist: заткнись, я пытаюсь… блять. Dragon Claw: так тебя пробрало? fireFist: в каком-то смысле. Dragon Claw: вау. Я точно собой горжусь. Шить Сабо не умеет, но отлично жонглирует словами поддержки. fireFist: можно вопрос? Брови у Сабо чуть ползут вверх — день и правда не обычный, это действительно пишет Эйс? Dragon Claw: конечно. fireFist: три недели ничего не значат, но… тебе бывает неплохо со мной разговаривать? Dragon Claw: неплохо в смысле… Мне бывает радостно, весело, интересно. Мы вроде не особенно полоскаем друг другу мозги, так что это просто нейтральное общение. fireFist: говори прямо. Dragon Claw: а, окей. Ты неплохой собеседник. fireFist: что-то бы поменялось, если бы тебе некому было кидать фотки собак? А вот это звучит странно, хоть Сабо и каким-то шестым чувством начинает понимать, куда именно Эйс клонит и это направление… пугает. Что именно он хочет сказать? Dragon Claw: мне бы некому было кидать фотки собак, хах. Знаешь, я не считаю, что абсолютно каждое общение должно иметь глобальный масштаб. Иногда вы просто… списываетесь время от времени или пишите друг другу каждый день, но ваш разговор приятен в поверхностной плоскости, если ты понимаешь, о чём я. fireFist: не совсем. Dragon Claw: ну, это как… вы хорошие приятели. А у хороших приятелей обычно бывают хорошие дни. Dragon Claw: у тебя есть кто-то важный для тебя? fireFist: есть. но я не могу говорить ему о многих вещах. Dragon Claw: потому что важен, да? fireFist: ну. Dragon Claw: я понимаю. За некоторые мысли моя лучшая подруга прополощет меня в стиралке, но я точно знаю, что могу доверить ей почти всё на свете. Что для тебя сейчас приоритет? fireFist: приоритет? Dragon Claw: могу стать хорошим приятелем, но важные люди всё ещё останутся при нас. fireFist: то есть… я просто могу тебе написать? в этом смысле? У Сабо внутри теплеет бархатистым умиротворением и чувство такое, будто он касается дикого огня, с каждым разом подступая всё ближе, где пламя не такое горячее, но окутывает всего тебя с головой, согревая и защищая. К Эйсу подойти нельзя — сгоришь, но Сабо кажется, что на какой-то миг, едва-едва, но у него получается дотронуться до чужого огня руками и не превратиться в несчастную кучку пепла, потому что, знаете... Один огонь не может уничтожить другой. Dragon Claw: ага. Я тебе перечислю все виды своей обожаемой выпечки, а ты мне скажешь, какого цвета твои любимые носки. fireFist: ужасно [2] Dragon Claw: ПХХХХХ. Dragon Claw: естественно, я выслушаю тебя, если нужно. Стану ещё одной маленькой причиной, чтобы тебе было радостно в эти каждые дни… ну, когда больно. А ещё я не хочу, чтобы ты возненавидел море, так что учись давай! fireFist: я так устал. И в этом нет усталости от учебы или от прошедшего дня. По венам ядовитым плющом разливается апатия, пуская корни глубоко в кожу, и Сабо понимает, чувствует, потому что на какой-то момент не способен даже дышать. Dragon Claw: я тоже, Эйс. Мы с тобой оба заморочились. fireFist: давай без обязательств? Dragon Claw: в каком смысле? fireFist: я вообще не уверен в том что делаю, очень большая часть меня не хочет с тобой общаться, потому что… Dragon Claw: подозрение? fireFist: да, типа того. у меня нет гарантий тебе доверять да и не хочется, если честно. Dragon Claw: буду просто парнем, живущем в твоем телефоне. Понял, принял. Меня это устраивает. fireFist: класс. Dragon Claw: ты можешь мне не открываться, но позволишь помочь, если будет плохо? fireFist: не знаю. Dragon Claw: как скажешь. Меня тоже иногда прорывает, так что даже не отрицаю, что иной раз мне понадобится выговориться или типа того. Покажу на своем примере, что это нормально, если тебе вдруг захочется со мной поделиться. fireFist: всё что я хочу сказать — сегодня я сделал очумелый сэндвич с курицей и съел его в одно рыло. Dragon Claw: ААААААААА Dragon Claw: БОЖЕ Dragon Claw: это преступление. Это было неожиданно. Запрещено быть таким неожиданно милым. fireFist: всё я кончился. fireFist: по-моему я только что сдох. Dragon Claw: это подействовало сильнее, чем откровенные разговоры? fireFist: да, боже блять. Dragon Claw: я готов каждый день слушать про твои наполнители для сэндвича, если это так сильно тебя пробирает. В следующий раз положи туда оливки. fireFist: пиздец. fireFist: это пиздец, я сейчас выброшу блядский телефон в окно. Dragon Claw: полегче с ним. fireFist: я правда только что написал тебе про гребаный сэндвич? Dragon Claw: в этом и смысл приятельства, Эйс. Мы тут… говорим о сэндвичах. Много сэндвичей. Делаем выбор в пользу лучшего варианта, а потом обсуждаем, под какой фильм этот сэндвич удачнее съесть. fireFist: я с трудом могу вспомнить название хоть какого-то фильма и у меня дома нет оливок. Сабо пытается улыбнуться, но его собственная рука дрожит у него на глазах. Мелко, не больно, Сабо не холодно или страшно, это просто… чувство. Просто постороннее чувство, которого не должно быть в его организме, но оно есть и вызывает череду недоумевающих вопросов. Сабо смотрит на свою ладонь, будто видит её впервые, и эта дрожь не доставляет никакого дискомфорта, лишь ощущается жутко странно, как инородное тело где-то в ухе или вроде того… Чёрт. Сабо вдруг криво усмехается. Дрожит ведь не он. Dragon Claw: Эйс, тебя трясет? fireFist: ты играешь в экстрасенса? опять? Dragon Claw: нет, я серьёзно. Это странно. Сабо кладет телефон себе на живот и мягко проводит другой рукой, той, что почему-то не дрожит по обожженным костяшкам подрагивающей ладони, словно пытается успокоить, хотя это звучит и выглядит так глупо… Возможно, у Сабо развился нервный тик. fireFist: у меня вертится на языке вопрос, но меня вытошнит если я напишу его сюда. fireFist: я вообще с трудом сейчас разговариваю с тобой. Dragon Claw: тебе, кажется, хочется послать меня очень сильно. И одновременно не хочется. Господи, что за мутные ощущения. fireFist: завязывай с этим. Dragon Claw: да это не я, это ты. Dragon Claw: господи, Эйс. Что ты хочешь спросить? fireFist: когда мы не списываемся, разницы особой нет? Dragon Claw: ну да. fireFist: а когда списываемся, тебе чуточку прикольнее чем если бы мы не списывались вообще? Dragon Claw: ага. Я уже отвечал на это. fireFist: и ты чувствовал вину потому что прошёл мимо тогда? Dragon Claw: в каком-то смысле. Я не считаю, что всё это было правильно, я бы хотел тебе помочь и уверен, что ты не заслужил подобного. Никогда не заслуживал. В глубине души ты хороший человек, Эйс. fireFist: ты не можешь этого знать. Dragon Claw: мне достаточно того, что есть сейчас. fireFist: и ты три недели строчил почти в стену… почему? Dragon Claw: мне нравилось, когда ты реагировал и смеялся. Это даже не рабочий интерес, мне хотелось вызывать у тебя приятные ощущения от этого диалога, так что я просто писал забавные штуки, когда выпадала такая возможность. fireFist: то есть… со мной не хуже, чем без меня? Dragon Claw: ты имеешь в виду… без тебя хуже, чем с тобой? К чему ты клонишь? fireFist: я не верю, что ты искренне со мной общаешься. Dragon Claw: но? На какой-то момент во всём чёртовом мире от Индии до Америки повисает глухая тишина, и сейчас её ощущает даже Сабо, для которого все эти эмоции (чужие) кажутся такими инородными, непривычными... Почему он вообще ощущает то, что ощущает Эйс? Разве это нормально или Сабо настолько устал, что вообразил себе нечто подобное, когда думал, что всё это он делает зря, а теперь... Теперь оно имеет смысл. Теперь оно важно, потому что в какой-то странной плоскости важен для Сабо и Эйс. Эйс молчит долго. В этот раз действительно. Сабо успевает подняться с кровати и теперь нервно стучит ногой по полу, ожидая, что Эйс скажет и как сильно изменится после этого его восприятие в глазах, наверное, самого Сабо. Что Эйс позволит ему узнать. Ещё никогда чужой ответ не волновал его сердце так сильно, ведь Сабо искренне хочет, чтобы Эйс… чтобы этот хмурый Эйс с веснушками и жгучими чёрными глазами, у которого в груди дыра, заполненная болью и саморазрушением… чтобы Эйс хоть на миг, но почувствовал себя счастливым. Сабо готов ради этого сорваться с места и взять билет на ближайший рейс. fireFist: скажи, ты хочешь чтобы я жил? Озарение. Внутренности у Сабо болезненно рвутся на кровавые лоскуты, а картина в голове начинает складываться в единый уродливый пазл, и выглядит всё это так, будто Сабо касается руками собственного отражения в искаженных красках мутного озера... Они похожи. Они так похожи, что Сабо становится тошно. Вспышка. Дыхание — шумное, сбивчивое, его так трудно, так трудно контролировать, что легче позволить себе задохнуться, потому что такие слова... Действие. ... Такие слова ранят глубоко в сердце, выворачивая его, словно кожаный мешок наизнанку — трясут, измываются, причиняя ощутимый физический вред. Им обоим. Обоим сейчас так больно, что хочется расцарапать ногтями грудную клетку, чтобы там, под ней, перестало это биться, заводя мотор жизни каждый гребаный отвратительный день. Но ведь надо. Надо, нужно, разбивая дрожащие ладони в кровь, и Сабо знает, что он сильнее... Что сейчас у него куда больше метких и значимых слов. Больше, чем те, которые Эйс не должен о себе говорить, потому что он не заслужил такие мысли ничем в этом жестоком проклятом мире. Сабо готов ручаться за это. Он печатает, точно понимая, что хочет сказать. Единственные слова, которые можно написать в такой ситуации, но и слова, которые идут из собственной израненной души, покрытой грубыми затянувшимися шрамами. Сабо уверен в том, что говорит. Dragon Claw: боже, Эйс… конечно. Конечно я хочу, чтобы ты жил.