Сказка о Дьяволе

      Перед ним стояла бледная худая девушка в изумрудном платье с высоким воротником-стойкой. Красный кожаный корсет был затянут очень туго и напоминал чехол, чёрные как смола волосы убраны в тугой зализанный пучок. Её светло-серые глаза были похожи на мутное стекло, и взгляд был невидящим, будто она смотрела сквозь него. — Это моя дражайшая племянница Вера, — приторно протянул Властимил, положив свои костлявые ладони на хрупкие плечи девушки, — Дорогая, поздоровайся с нашим великолепным графом. — Рада встрече с вами, Ваше Сиятельство, — голос девушки был холодный, неживой. — И я тоже... Вера, — после секундного молчания ответил Люцио, — поцеловав её руку в знак приветствия. « Да она же ледяная!» — промелькнуло в голове у графа. — На прошлой неделе я отсылал вам несколько работ моей племянницы. Надеюсь вы оценили уровень мастерства. Не сомневайтесь, ваш портрет будет возведён в ранг произведений искусства! — Я и не сомневался, судья. — Ах, это так прекрасно! — захлопал в ладоши в Вальтсомил, — Не откажете ли вы в удовольствии отобедать с нами, Ваше Сиятельство? Графа передернуло от мысли о трапезе одним столом с этим мерзейшим созданием, но если это поможет укрепить доверие Властимила, то пару часов можно и потерпеть. К тому же ему не придется страдать от его общества в одиночку. — Конечно, отказать вам было бы величайшей бестактностью, — Люцио через силу улыбнулся.       Радостный судья засеменил в большой зал. Там было так же холодно, темно и сыро, как и во всём поместье, а ещё отовсюду слышалось шипение отвратительных червей. Как Властимил может восхищаться этими уродливыми созданиями? Хотя от них все же есть прок — с ними бои в Колизее намного интереснее. Тяжелая обсидиановая дверь, украшенная змеями, переплетающихся друг с другом, громко и протяжно скрипнула. Свет едва проникал через длинные узкие окна, отчего в комнате царил полумрак. Посреди зала стоял огромный стол из чёрного дерева с золотыми ножками, ломившийся от всевозможных яств. Здесь и запечённый с яблоками и апельсинами кабан и жареный осётр с брусничным соусом, тушеные артишоки и трюфели. И это только то, что граф успел разглядеть. Люцио льстило, что судья всеми силами старался впечатлить его, но куда потом это все денется? Хотя, скорее всего скормит своим ненаглядным червям. — Прошу к столу, Ваше Сиятельство!       От приторности слов Властимила сводило челюсти. Граф кивнул и опустился на деревянный стул витиеватой спинкой. В зал вошли слуги, похожие на привидения — бледные как смерть, в чёрных одеждах. Они кружили вокруг стола разливая напитки подавая новые блюда. Судья радостно щебетал о том какая его племянница одарённая, каждый раз стараясь завести беседу о его ненаглядных червях. Однако Люцио резко менял тему, ибо ему было противно даже думать об этих гадких существах. Весь вечер девушка сидела молча уставившись в тарелку. Отвечала лишь только если её спрашивали, и то холодно и скудно. — Когда вам будет удобно начать работу? — обратился граф к Вере. — Ой, она прибудет во дворец этим вечером, — широко улыбнулся Властимил, — А значит готова начать на рассвете. Люцио смирил судью строгим взглядом. Девушка не проронила ни слова, графу казалось что напротив него сидит не человек, а восковая кукла. — Что ж, был рад пообщаться, — мужчина поднялся и вышел из-за стола, — Благодарю за радушие Властимил, но меня ждут дела. — Уже уходите Ваше Сиятельство?! — вскричал судья, — Почему так скоро? — Государственные дела не требуют отлагательств. Вам ли не знать, — граф небрежно поклонился и поспешил к выходу.       Он едва ли не бегом покинул поместье Властимила и поспешил обратно во дворец.       Стоило Вере перешагнуть порог замка, как Люцио сразу невзлюбил её. Он всячески пытался завести с девушкой разговор, даже кричал на неё, но казалось, что ей было все равно. Подливал масло в огонь постоянно сновавший за графом по пятам Властимил. Мужчина несколько раз едва не разорвал судью на куски голыми руками, поэтому тот поспешно вернулся в своё поместье, дабы не гневить судьбу и графа. «Неужели она такая же как и Нади?! Холодная, бесчувственная дрянь! Этот её снисходительный тон и постоянное молчание! Одну Надю я смогу вынести, но две это уж слишком! Завтра же прикажу отослать её обратно к этому червелюбу! Будь эта девчонка хоть трижды гением, я её надменность не потерплю!» — в очередной раз клялся сам себе Люцио. <       Однако стоило Властимилу скрыться за дверью, как от холодного равнодушия Веры не осталось и следа. Она начала засыпать графа вопросами, заводила с ним беседы на всевозможные темы и всюду следовала за ним хвостиком. Поначалу граф даже пугался такой резкой сменой характера. Но вскоре все очень быстро понял: «Так это все был маскарад для чрезмерно опекающего дядюшки? Боги, теперь я хочу, чтобы она снова стала холодным бездушным привидением», — рассуждал про себя граф, игнорируя очередные расспросы девушки. — Зачем вам все это? — раздраженно спросил граф. — Чтобы писать портреты нужно владеть не только кистью, но и психологией. Чем лучше ты знаешь человека, тем достовернее его изобразишь. А вам нужна картина, отражающая все ваше, — художница едва слышно хихикнула, — Великолепие. — Для этого не обязательно крутиться вокруг меня денно и ночно. Или вы уже потеряли голову от моего величия? — он приблизился к лицу девушки и попытался провести ладонью по её щеке. — Я бы с радостью, — она резко дернулась сторону, — Да вот только у меня к вам чисто деловой интерес. Ни больше ни меньше. Ликующее выражение на лице графа вмиг сменилось на угрюмое. «Неужели он обиделся? — удивилась художница, — Люцио женатый человек, как у него совести хватает бегать за чужими юбками? Интересно, а графиня догадывается, что её супруг любит играть в Дон Жуана?». — Утром я жду вас в своей мастерской, — Вера поклонилась и направилась в свои покои, оставляя за собой аромат сандала и бергамота.        Люцио хотел бросить в неё какой-нибудь едкой остротой, но не стал. Странно, ведь он никогда не отказывался от возможности оставить язвительный комментарий. Досталось всем его подданным. Особенно он любил насмехаться над консулом Валериусом. Бедолага в гневе столько бокалов разбил, проливая любимое вино на мраморные полы, а оно было недешевым. За бутылку-другую можно купить приличный домик у моря.       Покои графа были отделаны красным шелком и бархатом. Даже лунный свет, едва пробивающийся из-за шторы окрашивался в красный. На белом пушистом ковре мирно посапывали две борзые. Люцио мягко улыбнулся и потрепал одну между ушами. Борзая лениво потянулась, подняла голову и, увидев хозяина вскочила на лапы и радостно завиляла хвостом. — Мерседес, моя милая девочка, — ласково приговаривал мужчина зарывшись пальцами в шелковистую шерсть. Вдруг он почувствовал резкий тычок в бок, — И ты тоже, Мельхиор? — пёс поднялся на задние лапы, уперевшись в грудь хозяина, — Я едва не забыл на сколько же ты у меня большой, — с улыбкой усмехнулся граф, поцеловав его в лоб.       Казалось, что Люцио любил своих собак больше чем кого-либо из людей. Он позволял им все: свободно передвигаться по дворцу ( если беготню и оголтелый лай можно назвать передвижением), есть с графского стола и спать с ним в одной постели. Ещё бы, он сам вырастил их, тренировал каждый день, сделав идеальными телохранителями. Но прежде всего они были для него семьей, которую он потерял в 18 лет. До сих пор его преследуют жуткие воспоминания о том, как мать едва не вспорола ему глотку. До сих пор он вскакивает по ночам в холодном поту, проклиная тот день когда согласился на эту чёртову сделку. Только Мерседес и Мельхиор были свидетелями стенаний графа.       Несмотря на брак, Нади потребовала раздельные покои, в её стране были свои понятия супружеской жизни. Граф попытался возразить, но Сатринава сделала все по-своему, что ужасно разозлило его. В первую же неделю их совместной жизни граф показал жене свой скверный характер во всей красе. Но она всегда отвечала на очередную остроту холодным безразличием. Когда Люцио попытался применить к ней силу — графиня поклялась, что он к ней никогда не прикоснется, а если попытается, то обнаружит перед стенами дворца сотни тысяч войнов Патакры, которые не остановится, пока не насадят его голову на пику.        Ночь выдалась жаркой и душной. Горячий воздух иссушил горло и легкие, боль огненным кольцом сжала голову. Воспоминания, до ужаса казавшиеся реальностью, оживали в кошмаре. Он снова чувствовал как острие копья упирается ему в шею, видел презрение в холодных как сталь глазах матери, снова предательски колотится сердце. И в очередной раз он просыпался с криком и не в силах снова заснуть, глядел в потолок, проклиная свою беспомощность. Едва солнечные лучи пробились через тяжелые бархатные шторы, Люцио вскочил с кровати и принялась собираться для позирования. Сперва нужен парадный костюм. Обычно его подбирают специально обученные придворные, но сейчас весь замок кроме поваров спит, а что жалкий конюх смыслит в красоте? Граф выбрал багровый фрак, вышитый золотыми нитями, белые атласные брюки и тяжелый кожаный пояс с золотой бляшкой. Мужчина глянул в зеркало и поморщился — бессонные ночи ему явно не к лицу. Под глазами залегли темные круги, делая взгляд серых глаз тяжёлым и уставшим, эти изъяны непозволительны для правителя Везувии. Приведя себя в порядок, мужчина последний раз взглянул в зеркало и нежно улыбнулся, увидев как Мерседес блаженно растянулась поперёк кровати, а Мельхиор ютился на самом краю.