Сказка о Дьяволе

      Граф вышел из покоев, тихо закрыв за собой дверь. Было темно, догорали факелы, тлеющие угольки напоминали капли крови. Но запах дыма совсем другой. Здесь он пахнет корицей и пачули, а на поле боя он пах порохом, железом и горелой плотью. Этот смрад не забудешь вовек.       Мастерская Веры находилась в садах рядом с фонтаном. Властсомил специально выклянчил этот участок, чтобы его драгоценная племянница смогла рисовать там цветы и деревья. Естественно, там были собраны самые редкие виды растений и не запечатлеть их было бы настоящим кощунством. Выйдя из дворца, Люцио вздохнул полной грудью — нет ничего прекраснее предрассветной прохлады. Солнце медленно поднималось, окрашивая облака и крыши города в алый. Начали просыпаться птицы. Граф шёл быстрым шагом, минуя фонтан из белого мрамора, клумбы с пестрыми лилиями, и вот, наконец, очутился напротив маленького коттеджа, стоящего в тени глицинии. От сладкого душистого аромата Люцио замутило. Граф постучал. Один, второй, третий раз и вот он уже изо всех сил барабанил по резной двери из красного дерева. Выругавшись, мужчина вошёл внутрь, теперь графу поплохело от резкого запаха лака. — Ты за ночь оглохнуть успела? — рявкнул правитель Везувии, закрыв нос ладонью. Ответа не последовало, — Эй! Я для кого позировать пришёл?! — граф вошёл в первую попавшуюся комнату. Начали слезиться глаза, — Ты решила отравить меня этой мерзкой вонью?       Он уже успел возненавидеть эту отвратительную душную мастерскую. Его бесило огромное количество исписанных холстов, валяющихся то тут то там, заляпанный краской и угольной пылью пол и этот невыносимый запах лака. Люцио с отвращением повернул дверную ручку и вошёл внутрь. Кажется, Вера ещё не пришла. « Как она посмела заставить меня придти сюда раньше?! — мужчина побагровел от гнева, — Пусть только явится — я измажу на её личико все краски, что здесь есть!». Вдруг граф остановился как вкопанный — среди запахов масла, красок и расплавленного воска чувствовался свежий и чистый аромат... Белых роз? Может это галлюцинации, вызванные этой нестерпимой вонью? Люцио быстро зашагал вглубь комнаты и увидел на столе около окна букет свежесорванных белых роз. Ошеломлённый граф подошёл чуть ближе, кажется эти цветы только что распустились. «Даже роса не испарилась!» — с легкой улыбкой заметил он, коснувшись лепестков. — Я слышала, что это ваши любимые цветы, — подала голос появившиеся словно из воздуха девушка. Художница выглядела очень непривычно: темные пряди выбивались из тугого пучка, на подоле изумрудного платья виднелись пятна грязи. Словно она бежала до мастерской через рощу. Неужели она сама нарвала цветов для Люцио? Щеки графа вспыхнули румянцем. — Что? Это? — он демонстративно фыркнул, поправляя волосы , — Этот жалкий веник не достоин моего великолепия. Его ведь ты собрала не так ли? — его губы искривились в ехидной улыбке. — Вы так мило стараетесь нагнать как можно больше пафоса там где не нужно, — засмеялась Вера. Люцио едва не поперхнулся от возмущения. — За подобную дерзость я могу тебя казнить! — граф приблизился к художнице в плотную, гневно сверкая глазами. — Вы хотите устроить настоящий скандал? — Вера изогнула бровь, — Убить ни в чем неповинную девушку, к тому же племянницу судьи, за одну неосторожную фразу? — Я смотрю, ты прямо-таки напрашиваешься , — процедил сквозь зубы мужчина, сжимая золотой кулак. — Ну-у... , — наигранно протянула Вера, — Если вы так считаете... — Давай уже поскорее закончим этот цирк! — рявкнул мужчина, поднявшись на подиум.       Художница едва слышно хихикнула и начала приготовления. Для начала достала из-за ширмы холст и установила его на большом деревянном мольберте расписанном вручную витиеватыми узорами. После этого она достала из резного дубового шкафа сундучок и несколько медных емкостей для масла. Вдруг девушка хлопнула себя по лбу и вновь вернулась к шкафчику, достав оттуда несколько пузырьков с вязкой сильно пахнущей жидкостью. Художница вытащила тюбики, разложила их по цветовым градациям и затем замешала все нужные оттенки и соединения на большой деревянной палитре, на которой остались следы не засохшей краски. И делала она это размеренно, словно специально тянула время. Затем она взяла в руки карандаш и маленький перочинный ножик с ажурной ручкой. А после долго искала свою любимую кисть, чем едва не взбесила Люцио, ведь у неё и так куча кистей. — Искусство не терпит спешки, — цокнула языком Вера, — Если хотите корявый этюдик в один присест — бога ради. Идите просите бродягу, что калякает на площади за медяк. Но если вам нужен настоящий парадный портрет, да ещё и в полный рост — тут уж извольте потерпеть. Империи не за недели строились, уж вы-то это обязаны знать. Граф громко фыркнул и демонстративно закатил глаза. — Так, а теперь выпрямите спину и посмотрите вон туда, — художница указала на залитое светом окно. « Ты ещё смеешь мне приказывать?!» — в мыслях негодовал мужчина. — Хотя нет... Пожалуй вам стоит полностью развернуться. Он резко повернулся лицом к девушке и крепче сжал шпагу. — Голову чуть вправо, пожалуйста, — раздался голос из-за мольберта. «Я тебе её сейчас откручу!» — выругался про себя правитель Везувии. — Не шевелитесь! — голос девушки дрожал от восторга, — Просто великолепно! Глаза графа расширились от удивления.       Она с ювелирной точностью выверяла пропорции его лица, удивляясь насколько оно безупречное. Мужественное не лишенное изящества, рисовать его одно удовольствие. Что говорить о теле? «Сложен как бог» — это точно про Люцио. Идеальную тишину нарушали шуршание карандаша по холсту и еле слышное бормотание девушки. Художница и не заметила как закончила набросок, ей даже стало немного грустно, что нельзя ничего добавить или поправить все просто прекрасно. Но только Вера взялась за кисть, как за дверью послышался топот и громкий лай. В мастерскую вихрем влетели две огромные белоснежные борзые, они пробежали мимо ошарашенной художницы и метнулись прямо к графу, сбив его с ног. Девушка вскрикнула и отбросила в сторону палитру. Собаки радостно скулили, облизывая лицо хозяина, а Люцио, он... Улыбался? Не просто улыбался, а хохотал в голос, стараясь успокоить разбушевавшихся питомцев. Вера раскрыла рот от удивления. Заметив выражение лица девушки, Граф поднялся на ноги два раза хлопнул в ладоши. Борзые притихли и тут же послушно сели на пол. — Прошу извинить меня за эту сцену..., — Люцио смущенно отвёл взгляд в сторону, — Я сейчас же прикажу им уйти. — Нет-нет-нет! — запротестовала художница, — Я вижу как хорошо вы их воспитали, поэтому они нам ничуть не помешают. — Это шутка? — граф не смог скрыть удивления. — Вовсе нет, — мягко улыбнулась она. Одна из борзых подошла к Вере и уткнулась носом в её живот, девушка охнула от удивления. Люцио наблюдал за всем с легкой ревностью и каким-то другим, новым и определенно приятным чувством. Художница осторожно положила ладонь между ушей собаки и подняла взгляд на Люцио, тот коротко кивнул в ответ. Девушка зарылась пальцами в мягкую шелковистую шерсть, приговаривая: — Кто самое милое существо на свете? Это ты! Это ты славная..., — слегка запнулась Вера. — Мерседес, — с легкой улыбкой закончил мужчина. — Красивое имя. Как и она сама, — кивнула Вера. Вдруг она мотнула головой и, взяв в руки кисти, вздохнула, — Думаю нам стоит продолжить. Вы ведь хотели закончить портрет как можно скорее.       Граф сморгнул и молча вернулся на подиум. Все это время борзые сидели тише воды, ниже травы будто их тут и не было вовсе. Мерседес уснула в плетёном деревянном кресле, свернувшись калачиком, отчего напоминала огромную пушистую подушку; а Мельхиор ни на секунду не отходил от хозяина, буравя художницу взглядом.       Вера взяла в руки кисти, палитру и начала наносить краску на холст. Сначала она брала чистые цвета большой широкой кистью. Наносила их быстрыми, широкими мазками, затем она брала кисти поменьше и постепенно добавляла больше масла, отчего слои становились тоньше и прозрачнее. Это помогало лучше прописать тени, передать объём и полутона. Девушка закончила первую прописку и отошла на несколько шагов назад, оценивая свою работу и , кивнув, выглянула из-за холста: — Думаю пора устроить перерыв. Вы наверняка устали. Граф вздрогнул и неуклюже спустился с подиума. У него невероятно затекла шея и поясница. Люцио мотал головой туда-сюда, стараясь унять жуткую боль в мышцах. Мельхиор поплёлся следом за ним. — Может заварить вам чай? — спросила Вера, вытирая кисти, — Есть с бергамотом и... Вроде где-то осталось немного жасминового. — С чего это вдруг такая забота? — огрызнулся Люцио, — Хотите таким образом заполучить должность придворного художника? — Это банальная вежливость, — немного опешила девушка, — доставая из маленькой тумбочки две фаянсовые чашечки, — И почему вы так удивляетесь, когда о вас кто-то хочет заботится? Щеки Люцио на миг стали пунцовыми. — Потому что никто и никогда будет добр к кому-то просто так. — Вы так в этом уверены? — Вера засыпала в чай заварник. В воздухе повис нежный аромат бергамота и жасмина, — А если человек хочет быть добр к кому-то просто так? Без стремлений к личной выгоде. — Тогда этот человек жалкий недальновидный глупец! — хмыкнул мужчина скрестив руки на груди. — А может просто кому-то уделяли слишком мало внимания и заботы, — тихо вздохнула художница, протянув графу чашку. Тот сначала посмотрел на девушку, потом в чашку и с недоверием поморщился. — Решила отравить меня? Вера закатила глаза и сокрушенно вздохнула. — От моего чая ещё никто не умирал, клянусь вам. Граф нахмурился, взял чашку из рук девушки и поднёс её к губам. Сделал глоток, ещё один и через пару секунд чашка была совсем пустая. Не успел он и глазом моргнуть, как перед ним уже стояла довольная художница с чайником в руках. Девушка молча наполнила кружку графа до краев и отставила чайник в сторону. Люцио пил жадно, большими глотками, впившись в чашку обеими руками, словно ребёнок, волнующийся за свою любимую игрушку. Допив, граф с шумом поставил кружку на деревянную тумбочку. Он бросил взгляд на девушку, но через секунду отвернулся. Повисло неловкое молчание. — Мне кажется, стоит выйти на свежий воздух. От духоты может разболеться голова. Да и ваши друзья будут не прочь развеяться.        Люцио кивнул и как ошпаренный вылетел из мастерской, борзые с оголтелым лаем помчались за ним. Девушка покачала головой и и зашагала следом за графом. Снаружи было прохладно и свежо. Полуденное солнце едва пробивалось через густую листву акаций. Чистый воздух приятно обжигал лёгкие. Художница сладко потянулась и, пританцовывая, устремилась вглубь рощи. Граф сидел под раскидистыми ветвями ивы, а собаки мирно посапывали у него под боком.       Девушка же порхала по полянке словно бабочка, собирая цветы: дикие нарциссы, ромашки и фиалки. Она двигалась легко и непринуждённо, ей не мешал ни длинный подол платья, ни туго затянутый корсет. Люцио сперва смотрел на Веру с осуждением: « Взрослая дама, а ведёт себя как дитя! — но потом поймал себя на мысли что смотрит только на неё, как ловко она маневрирует между деревьями, что как срывает цветы, будто не касаясь их вовсе, — Да что это такое?!». Возможно мужчина понимал, что не может позволить себе подобные вольности, в отличии от этой глупой художницы. Он граф — правитель Везувии, а граф не скачет козликом по полянке. Хотя и племянницы судей должны иметь хоть какие-то рамки. Люцио вздрогнул, когда тонкие руки коснулись его головы. — Это что ещё такое?! — зарычал он сорвав с себя... Венок? Художница улыбаясь смотрела на раскрасневшегося графа. — И зачем все это? Продолжаешь играть в добросердечную? Заканчивай уже этот глупый спектакль! — Вы так резко реагируете на любое проявление заинтересованности и заботы, — вздохнула Вера, — Хотя всем своим естеством требуете внимания. Он побагровел от гнева. Что эта девчонка может о нем знать?! Она тут всего пару дней! Да и как она смеет говорить с графом в таком тоне?! Её следует проучить. Она должна знать своё место! Люцио поднялся на ноги и угрожающе навис над девушкой: — Не испытывай мое терпение, дорогая, а то вдруг с тобой приключится несчастье? — он провёл золотой рукой по её щеке, немного оцарапав кожу, — Дядюшка Властимил будет так убиваться, когда узнает, что его драгоценную племянницу растерзали собаки.       Мельхиор угрожающе зарычал и двинулся прямо на онемевшую от страха художницу. Мужчина держал пса за золотой ошейник, но что мешает ему отпустить его и позволить разорвать Веру на куски? Девушка дернулась и с ужасом посмотрела на графа. Да! Наконец-то в её глазах появились что-то кроме наигранной заботы. Она медленно попятилась назад, а затем со всех ног бросилась во дворец.       Граф потрепал Мельхиора между ушами. Странно, но он не чувствовал должного ликования, вкус «победы» отдавал противной горечью. Неужели это вина? А ,собственно, за что? Эта дуреха сама напросилась. Она зашла слишком далеко, даже Надия не позволяла себе такого. Мерседес подняла голову и посмотрела на хозяина. На секунду графу показалось, что-то её глазах промелькнуло осуждение. — Не смотри на меня так! — нахмурился Люцио. Борзая демонстративно отвернулась, — Я ни в чем не виноват! Это она первая полезла ко мне. Этот чай и дурацкий венок... Я не просил её об этом! — Мерседес даже не дернулась, — Ты слышала как она со мной говорила? Это неслыханно! Я требую к себе внимания! — граф карикатурно повторил голос художницы, — Нонсенс! — он скрестил руки на груди и повернулся лицом к Мерседес, та даже ухом не пошевелила, — Ты меня вообще слушаешь? — всплеснул руками Люцио, — Хочешь, чтобы я перед ней извинился?! — борзая и фыркнула и боднула хозяина в грудь, — Хорошо-хорошо! И что прикажешь делать?