В черноте твоих глаз тогда, и самоубийство, и гроб, и эпитафия.
Вскоре, (точнее сразу) это прошло, и ты продолжил спокойно слушать меня. Но обреченность и искренность твоих переживаний, еще долго не выходили у меня из головы. Я знал тебя настоящего. Но в тот момент с Майкла Уилера словно сдёрнули маску, (которой, по факту, для меня никогда не существовало) открыв наготу чувств. С таким лицом ты бы мог падать с большой высоты, а я имел честь наблюдать за твоим падением, быть его виновником. С этого момента утекла пропасть времени. Это было перед тем, как Майкл Уилер ранил, а после смиренно ждал. Ты отдалился. Нашел новые точки соприкосновения с Эл. Я честно презирал твою попытку избежать боли. Представляешь, в некоторые моменты мне даже показалось, что я люблю тебя больше! Абсурд. В очередной день твоей занятости, я провалялся на кровати с утра до ночи, и не мог выдавить из себя ничего. Ни грусть, ни злость, ни радость. И почему-то ревновал тебя. Упс! Это звучит слишком громко. Но я не могу представить лучшего друга в виде любовника. Ты так отдалился, что я начал сомневаться в нашей бесконечной связи. Помнишь тот сумасшедший день? Когда я облачился в волшебника. Когда меня переполнял восторг, и уголки губ разъезжались каждую минуту. Когда вы сделали мне очень больно. Висела ущербная луна. Я ворвался в стену дождя, переполненный отчаянием, безнадежностью тяжелого горя. Я хотел сжечь этот вечер и тебя. Ты бы знал, какие страшные мысли навещали мою раненную голову! Я разъяренно крутил педали вдоль полосы высоких сосен, их иглы сверкали бусинками дождя, в свете моего фонаря. Я дышал, как мог. Я ловил ногами землю, потому что небо падало. Происходил мир. Я впитывал его пальцами, когда рвал нашу общую фотографию. О, нет, этого всего не уместить. А никого тогда не было рядом! Не желаю, Майк, когда-нибудь почувствовать тебе, как мозг, и все его продукты, окольцовывают твою душу словно ржавой колючей проволокой, кислород кажется отравленным газом, а присутствие мира и жизни вокруг и внутри давит масштабом и темнотой. Ты за мной не поехал. Ты бы знал! Ты бы знал, как страшно мне было, и как страшен был я в своём одиночестве! Ты за мной не поехал, и это подкосило мою веру больше всего.Мы больше не дети, Майк, хорошо! Но неужели у нашей дружбы был срок годности?
Я лежу в своей комнате, комфортно подоткнув одеяло под голову, и вспоминаю. В общем, даже самых искренних и правдивых изречений в любви не хватит, (или они не подойдут по смыслу) чтобы хотя бы близко проявить очертания того, кем ты являлся для меня. Или чем? Единственной верой, способной удержать меня, дать почувствовать важность моей мысли, моих действий, дать мне в руки меч истинной любви, (или слепой преданности) чтобы защищать тебя от губящего исхода любых событий. Почему я не плачу? Неужели сквозящая пустота это всё, что способны вызвать у меня мысли о тебе теперь? Мы отдавали друг другу себя без остатка. Мы были одним целым. Ты меня предал. Я любил тебя больше. «В моей жизни много людей, которые стоят того, чтобы потратить на них время. И один человек, с которым я хочу иметь общие часы, отведенные на всю жизнь» — Помнишь?Сукин ты сын.
Ладно, прости. Я не чувствую ничего. Даже когда вижу, как ты пружинистой походкой идешь к Хопперам. Опять. Мне было хорошо с Макс. Тебе приятно это знать? Не волнуйся, лишь на один вечер, когда звезды собрали нас в старкорте, на новых сиденьях кинотеатра. Мы были вдвоем на последнем сеансе, не считая той безымянной макушки на первых рядах. Тебе интересно, как так совпало, что мы взяли билеты на один и тот же фильм, на ближние места, да еще и договорились встретиться? Лукас отказался, а я просто был одинок. Фильм был о космосе. Он впечатлил нас. И фильм, и космос. Макс тарабанила по мне ладонью, с раскрытым ртом и широко распахнутыми глазами, когда пошли титры. Я не смог сдержать улыбки. После, на парковке, когда эта быстро повзрослевшая, под влиянием Билли, наверное, девочка, курила, я опять чувствовал. Слабый свет фонаря и вечерняя прохлада, компанию нам составляли несколько чужих, горящих угольков. Все было так правильно и по-настоящему, моя душа разливалась по серому асфальту, и текла вдоль земли, желая охватить всё. Курящие подростки словно были и декорациями, и нашими товарищами одновременно. С прищуром Макс смотрела на чёрные очертания крыш домов вдалеке, её какие-то непослушные волосы обрывались четкой линией, торчали завитками. Мои ноги приросли к асфальту и не хотели двигаться. Но сигарета неумолимо, как время, тлела, и у этого нереального мгновения был конец, поэтому я впитывал его, в первую очередь, визуально, одновременно жадно снуя глазами и стараясь сохранить душевное спокойствие. По дороге домой мы как дети, перекрикивали друг друга в своих догадках. Чёрная материя, отсутствие всего, пустота, взрыв звезд, космическая пыль, атмосфера, облака, недра земли, заговоры, неизученность мозга, интеллект, люди, чувства, жизнь. Я родился заново. Я вспомнил о тебе. Я простил тебя, и захотел горячо обнять.Но в тот вечер Макс мне была дороже.
Прости?
Мне очень больно смотреть на наши фотографии, и я позорно отвожу взгляд. И возвращаю. И отвожу. И возвращаю. Не верится, что это мы. Я начинаю плакать, и это пугает. Сейчас ты холоден, это не мой Майк. На фотографиях ты… Ты… Прости. Тысячу раз прости. Ты значил для меня слишком много, чтобы так просто отпустить тебя. Ты значил для меня все самое лучшее. Я и не знал, что можно так сокрушаться перед человеком. Что мы, куски плоти, можем так чувствовать. Небо опять падает, стены давят, руки начинают дрожать. Я беспомощно хлюпаю носом и продолжаю резать глаза этими глупыми, бесполезными, устаревшими, но такими родными фотокарточками. Где мы были вместе. На понятие о конце, я смиренно качаю головой. В день отъезда тебя хватает на сухое полуобъятие и ранящее пока. Эл жмется за твоей спиной, шатая тебя за локоть. Ты абсолютно безэмоционален.Тихо, Уилл. Еще рано.
У Макс слезятся глаза, и это меня трогает. Её руки неожиданно тактично влетают под мои. Порывисто, в нужде, горько. Я не должен извиняться, что оставляю её тут, верно? Тогда почему мне так хочется? Дастин и Лукас не поскупились на ободряющие слова. Эл помахала рукой. А ты стоял как истукан, с выпяченной нижней губой и сведенными к переносице бровями. Я вспомнил манеру твоих движений, дерганная птица. Твои веки словно пластмассовые, как у старых кукол, ездят вверх-вниз быстро-быстро. Все твое лицо постоянно в движении, но сейчас ты замер, как каменное изваяние. И я хочу крикнуть тебе в лицо самые неприличные слова которые знаю. Мы тронулись, ты стоишь. Макс машинально сделала пару шагов в сторону нашей машины. Стыдливо утирает слезы. Я отвернулся, потому что больше не мог их контролировать. Почему белая толстовка, которую ты оставил у меня с концами месяц назад, теперь на мне? Почему я собираю с неё чёрные завитки твоих волос, и моё сердце сжимается, а щеки горят? Стремительно машина увозит моё, чужое, тело, оно трясётся в плаче, лицо всё мокрое. Я так разочарован, я так разбит. Пейзажи плывут цветными бликами, мама наверняка обеспокоенно бросает на меня взгляды.Я тебя ненавижу. Я тебе благодарен.
Мне было 14, а я уже ударился о примитивность и жестокость жизни. Я начал сомневаться, что ты меня помнишь. Думать, что если случайно встретимся, ты меня обойдёшь. С твоей холодностью во мне что-то умерло. Я начал уничтожать память, чтобы вытравить тебя, Майкл Уилер, как паразита, из моей головы. Но ты возвращался каждый раз с горячей болью, напоминая мне, что я человек, и чувствую глубоко.Поэтому, последний раз, спасибо.
Уходи, пожалуйста.
Уходи.